Джастина разбудили доносящиеся с кухни соблазнительные ароматы. Это его удивило, но потом он вспомнил, что в доме гостья.
Интригующая гостья…
Он быстро соскочил с кровати, привычным жестом натянул джинсы и поспешил вниз — босой, с рубашкой, перекинутой через плечо.
Гостья оказалась ранней пташкой. Удивительно, как у нее хватило сил подняться ни свет ни заря, если знать, в каком нервном состоянии он ее вчера вечером оставил.
— Доброе утро! — сказала Кристина, заметив его в проеме дверей. — Электричество включено. Ну разве это не чудо?
— Действительно чудо, да еще какое! — Заметив тарелку с ветчиной, Джастин воровато нагнулся и стащил кусочек.
На Кристине все еще был его белый халат, хотя, судя по влажным блестящим волосам, она успела принять душ. Отсутствие косметики только подчеркивало классические черты ее лица и придавало соблазнительную выразительность и чистоту огромным серым глазам.
Джастин и не подозревал, что простой запах мыла, исходящий, от женского тела, может оказаться таким прекрасным.
У меня нет оснований доверять ей, напомнил он себе. Она не постесняется соблазнить мужчину ради дешевой сенсации. Сделает тебя «человеком сезона» и солидно на этом заработает.
Кристина по-прежнему была занята завтраком, не подозревая о мрачных размышлениях Джастина. На минуту оставив включенную вафельницу, она тщательно мыла в раковине клубнику; кофе уже был сварен, сок разлит.
— Хорошо ли вам спалось?
— Прекрасно. Правда, было ужасно неловко, что я лишила вас комнаты, но впервые в жизни мне довелось спать на такой удобной кровати, чуть не сказала — колыбели.
— Спасибо, мне это приятно слышать.
Начав завтрак со своей любимой ветчины, Джастин встал, чтобы налить себе кофе. Он так был неловок, что рубашка, перекинутая через плечо, отлетела на другой конец стола. Глаза Кристины остановились на его обнаженной груди, и девушка покраснела. Поймав на себе испытующий взгляд Джастина, она смутилась.
— Слава Богу, в кухне тепло, мне бы не хотелось, чтобы вы замерзли.
— На этот случай есть дрова, — последовал ответ.
Джастина позабавила столь трогательная заботливость о его полуголой персоне.
А может быть, она просто чувствует себя немного не в своей тарелке…
Нет, эта девушка не из тех, кто теряется в незнакомом месте, подумал он про себя. Со своими волнистыми после душа волосами, серыми, устремленными на него глазами она способна была мгновенно воспламенить его.
Джастин усердно поглощал душистую ветчину, стараясь заглушить нахлынувшее желание. И все-таки она по-прежнему казалась ему весьма подозрительной. И в самом деле: ты находишься в чужом доме, в обществе незнакомого мужчины с репутацией убийцы и ведешь себя так безмятежно, будто имеешь дело с другом или близким родственником.
— Итак, — повторил Джастин, — вы спали хорошо.
— Как мертвая. Хотя заснула не сразу.
— О, это уже похоже на правду. И вас не беспокоило, проснетесь ли вы живой на следующее утро?
— Откровенно сказать, нет. По крайней мере, после некоторого раздумья я совершенно успокоилась.
— А почему же? Ведь я вам сообщил, что меня подозревают в убийстве. Неужели вас это не поразило?
— Помилуйте, вы же отлично знаете, как я была поражена.
— Скорее я увидел, что вы могли бы стать при известных обстоятельствах превосходной актрисой.
— Актриса я или нет, но я вам полностью доверяю, Джастин Магнуссон. Именно поэтому, как вы могли заметить, я предпочла ваше общество, вместо того, чтобы блуждать в снегах.
— Что же заставило вас поверить мне?
— Я поверила вам потому, что, несмотря на грубость и оскорбительный тон при нашей первой встрече, вы меня спасли от гибели, после того, как я, обессиленная, проведя несколько часов в ледяной машине, могла умереть от охлаждения. Когда я очнулась в теплой постели, мне показалось, что я вижу волшебный сон. Вы меня отогрели, поместили в свою комнату, дали свои вещи… Такая доброта вряд ли свойственна убийцам.
— Убийцы могут быть и вежливыми, мисс Кеннеди.
— При чем тут вежливость? Я поняла, что человек, проявивший такую отзывчивость, несмотря на отвратительные манеры, не может быть убийцей. А кроме того, вы до сих пор находитесь на свободе, стало быть, суд вас оправдал, — заключила Кристина.
— Ничего особенного я для вас не сделал! — заскромничал Джастин. — Итак, решив, что я не убийца, вы спокойно отправились спать, не проявив ни малейшего любопытства?
— Перестаньте паясничать! Вы не хуже меня знаете, как я была ошеломлена. Я гналась за вами через весь коридор, а вы захлопнули дверь, чуть не прищемив мне нос!
— Неужели я себе это позволил, — сокрушался Джастин. — Взял да и не пустил в комнату, где я сплю, красивейшую женщину, на которой не было ничего, кроме моего халата, и которая сама рвалась в дверь? Трудно себе представить такую оплошность с моей стороны!
Кристина с упреком взглянула на него и принялась за только что приготовленные вафли.
— Спасибо, — сказала она.
— За что?
— Как за что? Вы же только что назвали меня красивой.
— О, разве вам никогда не говорили этого другие мужчины?
— При первой нашей встрече я не произвела на вас никакого впечатления. Вы сказали, что скорее дадите мне замерзнуть на пороге дома, чем пустите внутрь.
— Я вас толком не разглядел тогда. — В этот момент оба неожиданно подумали о том, как хорошо, что у них появилась наконец возможность хорошенько разглядеть друг друга. — Я неточно выразился. Я хотел сказать, что, в самом деле, тогда не разглядел ваше лицо, — оправдывался Джастин.
В ответ Кристина застенчиво опустила свои диковинные ресницы.
— Будьте добры, передайте мне тарелку.
Джастин подал тарелку и налил себе кофе.
— Не перейти ли нам на веранду? Здесь несколько темновато.
Поставив чашки с кофе на стол, Джастин с удовольствием расположился в удобном кресле около окна. Кристина принесла тарелки, расставила их и направилась снова на кухню.
— Куда вы опять уходите?
— За стаканами для сока.
— Я их сам принесу.
Кристина села за стол, а Джастин пошел за соком. Вернувшись, он опять забрался в кресло, подобрав под себя ноги. Они сидели так близко, что его колено касалось ее бедра. Джастину было хорошо — так приятно чувствовать Кристину рядом. Он безумно желал ее. Он не мог припомнить ни одной женщины, которая настолько возбуждала бы его. Видеть ее лицо, улыбку и ямочки на щеках, просто говорить с ней, слушая ее мелодичный голос — это было непередаваемо прекрасно!
Но короткая идиллия мгновенно кончалась, как только возникала все та же навязчивая мысль: все ложь, притворство, не может она быть такой открытой и правдивой, какой представляется.
Джастин откинулся в кресле, вглядываясь в снежную пелену за окном и потягивая отлично приготовленный ею кофе.
Снег продолжал падать из сплошь затянутого серыми облаками неба. Буря не утихала, но из окна происходящее казалось волшебно прекрасным, хотя и грозным зрелищем.
Джастин заметил, что девушка наблюдает за ним, и улыбнулся:
— Люблю бурю.
— Я тоже. Если только сама не попадаю в ее ледяные объятья.
— Не думал, что все оказалось таким трагичным, а вы были на краю смерти.
— Но весь этот кошмар уже в прошлом. Сейчас я просто блаженствую. Но вчера я почти потеряла надежду на спасение.
Мирно беседуя, они кружили вокруг да около, Джастин невольно спросил себя; что это, осторожное прощупывание друг друга или искренний разговор.
Джастину хотелось продолжать беседу, чтобы понять наконец, насколько она искренна и правдива.
— Я вас так сильно напугал?
— Еще бы!
— Это когда я пытался застрелить вас из своей лопаты? — в который раз насмешливо спросил Джастин.
Кристина залилась краской стыда, ей не хотелось в его глазах казаться трусихой с больной фантазией.
— Вы были такой воинственный, готовый решиться на самое страшное.
Джастин взял с тарелки вафлю, откусил от нее, затем, перестав есть, стал смотреть, как она кладет в рот клубнику.
Ему вдруг страшно захотелось стать одной из этих ягод.
Тут же он остановил себя. Нельзя так распускаться и давать волю необузданному воображению. Он стал опять замкнутым и серьезным, сосредоточившись на поглощении вкусных вафель. Глядя на застывшее, неподвижное лицо Джастина, Кристина не могла понять, в чем причина такой перемены в его настроении. Да она и не ведала, какие чувства его обуревают. Но и она не далеко ушла от Джастина. Кристина была во власти сладостных ощущений, которые вызывал в ней этот красивый, статный и влекущий к себе человек.
За свою жизнь она побывала на многих пляжах самых модных курортов и видела немало обнаженных мужских атлетических торсов. Но в оголенной груди Джастина было что-то колдовское. С момента его появления этим утром он пробудил в ней страстную женщину, жаждущую безраздельной близости с ним. В мыслях она уже принадлежала ему!
Джастин был только что из-под душа, свежий, гладко выбритый. Широкие плечи и играющие под гладкой кожей мускулы рождали ощущение человека, вобравшего в себя силу этой благодатной земли, от этих лесных просторов, которые он любил с юности.
Его безукоризненно вылепленная природой фигура была совершенна. Темные волосы кудрявились на атлетической груди, сужаясь книзу и уходя темным мыском под ремень джинсов…
Кристина вовремя спохватилась, что неприлично долго смотрит на него, и незаметно отвела глаза, охваченная не покидающим ее томлением. Но Джастин не заметил, что женщина беззастенчиво любуется им, хочет его. В этот момент он, к несчастью, смотрел в окно и говорил о надоевшей непогоде.
Джастин вновь обернулся к своей гостье, взял свою пустую тарелку и встал.
— Вы сыты? — спросил он, нагибаясь за ее прибором.
— Конечно!
Джастин увидел на ее тарелке сиротливо лежавшую вафлю.
— Не очень-то вы голодны.
— Я ела.
— Да, я заметил. Клубнику.
Было что-то совсем необычное в его взгляде, что согревало ее и вселяло сладкую надежду.
— Еще кофе? — спросила она, подхватила пустые стаканы из-под сока и поспешила на кухню.
Джастин последовал за ней, чтобы поставить грязную посуду в раковину. Вернувшись, Кристина начала разливать кофе, а когда оглянулась, Джастин опять стоял рядом.
— Вот мы и позавтракали, а вы так и не сказали мне очень важного для меня о вчерашнем вечере.
— Да, — согласилась она.
— Почему же?
— Я же говорила вам, что вы не дали мне этой возможности, не впустив меня в комнату. Ну что мы все время ходим по замкнутому кругу?!
— Это было вчера. А сейчас уже сегодня.
Кристина запнулась, но потом все-таки отважилась спросить.
— Вас обвиняли в убийстве?
— Да, — сказал Джастин. — Ни за что не поверю, что вы не поняли этого еще вчера. Я думал что, проснувшись, найду вашу дверь забаррикадированной изнутри. Вместо этого вы храбро спустились вниз, чтобы приготовить завтрак. Почему?
— Уж по крайней мере, не потому, что я репортер, и мне поручено сделать корреспонденцию, которая обессмертила бы ваше имя, дорогой Калиостро! — раздраженно ответила Кристина.
Если бы она только могла, ушла бы немедленно, но Джастин стоял перед ней, как скала, его могучая грудь преграждала ей путь.
— Дальше! — потребовал он.
— Если бы вы собирались убить меня, вы бы уже давно это сделали, — убежденно сказала она, — и это я вам уже говорила. Не пойму, почему вы заставляете меня повторять вам одно и то же до бесконечности!
— Да, сделал бы. — Джастин на мгновение прикрыл глаза, но уже в следующую секунду его взгляд, холодный и острый, остановился на ней. — Но может быть, я люблю растягивать удовольствие. Возможно, я хочу поймать вас в ловушку, окутать паутиной доверия, и лишь потом…
— Вот именно: может быть! — ледяным тоном проговорила Кристина. И вдруг она взорвалась: — Кто дал вам право так издеваться надо мной! Ведь это жестоко и несправедливо!
— Но все же, почему вы доверяете мне?
— Потому что я все проанализировала, не забыв о самой простой логике. И не верю, что вы человек с уголовными наклонностями. А впрочем, едва ли это истинная причина моей веры в вас. Доверие — это скорее область интимного, которое дается извне, доверие это то, что возникает интуитивно. Вчера вечером я до смерти перепугалась, вы этого определенно добивались. Но потом я поняла, что не боюсь вас. Проснувшись, я ощутила, что нахожусь в безопасности, потому что со мной ничего за эту ночь не произошло. Вы были честны со мной, но даже и не в этом дело. Я доверяю вам, и все тут! Никогда не поверю, что вы могли быть убийцей, никогда, понимаете?
Кристина замолчала, словно силы ее оставили. Джастин все еще смотрел на нее, затаив дыхание и не двигаясь. «Дышит ли он вообще?» — подумала она.
— Я никого не убивал. Это признание вас убедит?
— Что вы хотите сказать?
— Если я ограничусь этим, вы мне по-прежнему будете доверять?
— Я же уже сказала, что я вам доверяю. Скажете вы или не скажете что-то еще, от этого ничего не изменится.
Кристина пододвинула к нему кофе, и пальцы Джастина накрыли ее руку, по которой словно пробежал огонь. Она осторожно высвободила ее из желанного плена и, собрав посуду, прошла к раковине. Он снова оказался рядом.
— Я сам все сделаю, — настаивал Джастин.
— Нет, я, — заупрямилась Кристина.
— Я сказал…
— Мы что, так и будем спорить из-за этой несчастной посуды? — взбунтовалась Кристина.
Сейчас ей хотелось одного: быть от Джастина подальше. Но как только она отдалялась от него, ей хотелось прижаться к Джастину всем телом.
— Давайте на время оставим в покое эту проклятую посуду.
— Прекрасно!
Они вызывающе смотрели друг на друга.
— Что вы хотите делать? — спросила Кристина.
Джастин с трудом сдерживал себя. Не говорить же ей, что ему на самом деле больше всего на свете хочется обладать ею здесь, сейчас же, его терпение иссякало… Но он пытался убедить себя, что его самое горячее желание — заставить ее сказать правду. И вместе с тем ему хотелось бы так же безоглядно довериться ей, как и она. Он не мог не признать, что уступает Кристине в твердости, что его подозрительность — болезненна, хотя и объяснима.
— Музыка. Я хочу послушать хорошую музыку, — раздался голос мужчины.
— Это было бы превосходно. Поставьте то, что вы любите, а я пока помою посуду.
— Великолепно!
Он исчез, и через несколько минут Кристина услышала прелестную мелодию, разлившуюся в гостиной. Очевидно, в кухне находились колонки, связанные с проигрывателем.
Закончив с посудой, Кристина обернулась — Джастин уже был в гостиной.
— Ну, что теперь? — спросил он.
Джастин весь подобрался, точно тигр, крадущийся по саванне, — во всяком случае, такое впечатление он на нее производил.
Кристина непроизвольно подняла руку, словно защищаясь от какой-то опасности.
— Я могла бы уйти в вашу комнату, если я вам мешаю слушать музыку.
— И запереться в ней?
— Я этого не говорила.
— Вы мне не мешаете.
— Тогда…
— Тогда можно было бы поплавать в бассейне, — неожиданно предложил Джастин.
Странный переход к бассейну, подумала Кристина.
— У меня нет купальника. Уезжая из дома, я не предполагала, что в разгар зимы мне предстоит купание.
Он по-прежнему не отводил от нее глаз.
— Тогда, может быть, сыграем в шахматы? Вы играете в шахматы?
— Да.
— Замечательно. Я схожу за доской, авы принесите, пожалуйста, еще кофе.
Кристина решила вылить холодный кофе и сварить новый. С чашками дымящегося ароматного кофе она вошла в огромную гостиную инашла Джастина сидящим за шахматной доской перед массивным, облицованным гранитом камином. Сняв с дивана две большие подушки, чтобы было к чему прислониться, Джастин ждал ее.
Он не предложил гостье право первого хода: поскольку сидел лицом к белым фигурам, то сразу же пошел конем.
Кристина, как робкий игрок, начала с пешки. Джастин ответил тем же. Вскоре она догадалась, что он собирается играть ферзем. Кристина немедленно отправила в бой черного ферзя. Джастину не стоило труда обыграть Кристину, если б она не нащупала возможности надежной обороны.
Джастин играл быстро. Слишком быстро, заметила она. Его легкость и стремительность могли привести и к опрометчивости. Играя спокойно, вглядываясь в расстановку фигур, Кристина могла получить шанс на благополучный исход.
Через пятнадцать минут она съела его слона и коня, зато он лишил ее ладьи, трех пешек и безжалостно преследовал по всему шахматному полю ее черного ферзя.
— Не слишком-то вы задумываетесь над вашими ходами, — укоризненно заметила она.
Джастин недоуменно взглянул на нее, удивившись, что она осмелилась критиковать его.
— Вообще-то я не очень большой любитель шахмат, — сказал он.
— Тогда нечего и играть.
— Да, конечно. Но надо же чем-то заняться. Чтобы голова и руки не оставались без дела. Ходите!
— Я не могу играть, когда мною командуют, — возмутилась Кристина.
И быстро сообразила, как уберет его ферзя, изящно и красиво. Она давно уже не практиковалась в шахматах, поскольку единственным ее партнером в игре был и оставался Роджер, ее двоюродный брат.
Кристина самодовольно улыбнулась и сделала свой ход.
Джастин наконец соизволил взглянуть на доску. Он полулежал, опершись на локоть. Огонь, пылающий в камине, освещал его обнаженное по пояс безупречно красивое тело.
Приподняв воротник махрового халата, Кристина спрятала в нем разрумянившееся лицо. Ей хотелось зарыдать. Она всеми силами старалась избавиться от его чар. Ей расхотелось играть в шахматы, стало безразлично, будет звучать музыка или нет. Она мечтала только об одном: прикоснуться к его лицу. А тут эти шахматы!..
— Ваш ход, — сказал Джастин, разглядывая Кристину.
Он любовался ее лицом, губами, пышными волосами. Его ненасытные глаза не переставали ласкать всю ее — с головы до ног…
Кристина наклонилась над доской и одним ходом смела его ферзя.
Джастин, удивленный такой атакой, откровенно растерялся. Кристина скромно потупилась и не удержалась от торжествующей улыбки.
— Где вы научились так хорошо играть? — спросил он.
— У своего родственника, Роджера, — охотно ответила она. — Роджер Дориа — двоюродный брат. Он славный парень, и мы с ним большие друзья.
Не зная, как избавиться от его вопрошающего взгляда, она, чувствуя, что у нее не выдерживают нервы, разоткровенничалась:
— У меня несметное полчище двоюродных и троюродных братьев, а Роджер взял на себя роль «старшего брата», поскольку я в семье единственная девочка. Пожалуйста, скажите хоть что-нибудь. Почему вы молчите и не сводите с меня глаз?
— Роджер Дориа! — обрадованно вскричал Джастин.
Кристина кивнула, не понимая, что могло так приятно удивить Джастина.
— Вашего двоюродного брата зовут Роджер Дориа?
— Да.
— Роджер Дориа из Уорвика, штат Массачусетс.
— Да, — сказала Кристина, изумленная его странной настойчивостью.
— Почему вы мне не сказали об этом раньше?
— Я сказала! Я с самого начала говорила, что еду к моему двоюродному брату.
— Да, но вы не уточнили, к кому именно!
— Вы ни за что не желали верить мне и ни о чем не спрашивали, — дрожащим голосом напомнила Кристина.
Ей стало не по себе. Он казался таким … потрясенным. Что такого мог сделать Роджер, если одно упоминание его имени вызывает в этом человеке столь сильное волнение? Роджер чудесный парень, а его жена Сью просто очаровательное существо.
— Насколько я понимаю, вы знаете моего кузена.
На секунду ей показалось, что шахматы сейчас взлетят в воздух, такое напряжение воцарилось в гостиной. Но Джастин вдруг с облегчением рассмеялся:
— Да, я знаю Роджера!
— Вы с ним имели дело? Он причинил вам какие-то неприятности? — со страхом спросила Кристина.
Джастин покачал головой. Никогда раньше Кристина не видела его глаза такими сияющими, а лицо таким просветленным и открытым, как будто маска недоверия и подозрительности слетела с него.
— Нет, я просто симпатизирую Роджеру. Так же как и Сью.
— Вот и прекрасно. — Она пыталась понять, в чем причина такой разительной перемены. И вдруг ее осенило: он получил наконец неопровержимое доказательство того, что она не лжет. — А-а, теперь я понимаю, что вас обрадовало и успокоило.
— Что вы понимаете?
— Теперь вы готовы поверить в правдивость моих объяснений. А я-то думала, что вы храбрый и сердечный, тонко чувствующий человек!
— Да, я сейчас вам верю. Не понимаю, почему вы рассердились. Вы только что дали мне серьезные основания, чтобы верить вам.
— Почему-то мне не потребовалось уймы фактов и подробных доказательств, чтобы поверить вам, мистер Магнуссон. Я почти сразу увидела в вас порядочного человека, на которого можно положиться. А вы до последней минуты и не думали доверять мне, я для вас по-прежнему оставалась неразборчивой в средствах журналисткой, которая пробралась в ваш дом с риском для собственной жизни, чтобы заполучить сенсационный материал. Вы не верили, что я…
— О, да, конечно! Зато мы оба теперь можем успокоиться и радоваться тому, что узнали друг друга. Теперь мне известно, что Роджер — ваш двоюродный брат…
— Я же вам доверяла!.. — твердила обиженным голосом Кристина.
— Не надо больше сердиться, — сказал он умиротворяюще, — может быть, вам просто не пришлось испытать в жизни столько разочарований, как мне.
Но все еще рассерженная Кристина опустила взгляд на шахматную доску и быстро двинула вперед ферзя.
— Шах!
Джастин взглянул на доску и закрыл короля конем.
— Моя жизнь не была сплошным праздником, мистер Магнуссон.
Кристина сделала ход слоном.
— Шах, — повторила она. Он ладьей съел ее слона. Она же теперь играла очертя голову, сама не зная почему. Кристина понимала одно: сидеть с ним рядом и хладнокровно переставлять фигуры, взвешивая каждый ход, ей не по силам Его близость сводила ее с ума. Она начала метаться: то ей хотелось отодвинуться от него как можно дальше, то наоборот, приникнуть к нему, ощутить его сильное, литое тело.
Не отрывая взгляда от доски, она сделала ход пешкой. Джастин решительно двинул своего коня.
— Шах!
Кристина вгляделась в расстановку фигур:
— Да, все правильно, вы выиграли.
— Я не сказал «мат». Я сказал «шах».
— Глупая игра. Я сдаюсь. Джастин взглянул на нее и улыбнулся.
— Сдаетесь?
Кристина огорчилась. Она предвидела его комбинацию, но это не имело никакого значения. Ей не хотелось играть, она была слишком взвинчена. Кристина не могла внимательно следить за передвижением фигур на доске, чувствуя, как смотрит на нее Джастин.
А она не могла оторвать взгляда от его освещенной груди. Огонь, пылающий в камине, освещал обнаженный торс мужчины, к которому ее неудержимо влекло. Это было какое-то изнуряющее душу и тело наваждение.
— А вот теперь действительно мат, — сказал он торжествующе.
— Да, вижу.
— Не хотите ли сыграть еще партию? — спросил Джастин.
Глаза его в отсветах алого пламени казались необычно яркими. Его гладкая кожа отливала темной бронзой.
— Нет.
Всем своим существом Кристина ощущала исходящее от него тепло и наслаждалась этим чувством. Джастин же внимательно наблюдал за ней, за каждым ее движением.
— Не хотите ли посмотреть фильм? — от растерянности Джастин не знал, что еще предложить.
— Нет!
Он как-то стыдливо улыбнулся. Глаза его отливали синевой и казались немного грустными.
— А может быть, хотите заняться любовью? — спросил он неуверенно.
Кристина онемела: с такой обескураживающей простотой было сделано это рискованное предложение…
Улыбка Джастина оставалась печальной, но глаза умоляли… Дрова в камине по-прежнему трещали.
Ей следовало сказать «нет». Это было бы так просто.
Но ей хотелось того же. Это была ее мечта, которая томила ее почти с того самого мгновения, как она увидела Джастина, очнувшись в его спальне.
Отставив в сторону шахматную доску, Джастин поднялся. Не отводя от нее глаз, приблизился к ней, осторожно ступая по мягкому ковру.
Положив руки на ее плечи, он опустился на голени и зарылся лицом в ее волосы, и потом она почувствовала, как его губы мягко касаются мочки ее уха.
— Не волнуйтесь, — сказал он тихо, — За вами еще остается право сказать «нет».
Право сказать «нет»… Этого она не скажет, подумала Кристина.
Она почти не знала Джастина, и он ей признался, что его до сих пор подозревают в убийстве.
И тем не менее, она ему верила. И она желала его…
Горячие, нежные поцелуи осыпали ее шею, дразнили мочку уха… Зачарованная Кристина сидела неподвижно, не сопротивляясь его ласкам.
— Кристина! — прошептал он севшим от волнения голосом.
Она крепко обвила шею Джастина руками. Он приподнял ее лицо и заглянул в глаза.
— Да! Именно этим я хотела бы заняться, — сказала она. — Именно этим!
Новый поцелуй — дерзкий, страстный, вызывающий в ней доселе неизведанные сладострастные ощущения.
Она не встречала в своей жизни мужчин, подобных ему, никогда ни в ком не ощущала такой неудержимой, полыхающей страсти.
И весь этот вихрь чувств разбудил в Кристине один его поцелуй. Его губы играли с ней, то удаляясь, то снова прижимаясь к ее губам, каждый раз даря ей новое, неведомое ранее наслаждение.
Белый бархатный халат упал с плеч, открывая все тело для поцелуев, когда она осталась обнаженной, распростертой на белом бархате. Джастин поднял ее на руки.
Глаза их встретились.
— Пойдем наверх, — не допуская никаких возражений, сказал Джастин. — Не хочу, чтобы в самый первый раз мы любили бы друг друга на полу.
— Какое это имеет значение? — удивилась Кристина, которой было все равно, где он будет обладать ею.
— Имеет. Для меня.
По-видимому, и в самом деле имело. Он нес ее по лестнице, а она не отрываясь смотрела в бездонную синеву его глаз. И верила ему! И была права. Она хотела знать о нем все, и ничто не могло бы поколебать ее веры в Джастина.
В спальне он положил ее на черные атласные простыни, ласкающие кожу. Это необычное черное шелковое ложе еще больше возбуждало ее.
Она услышала звук расстегиваемой молнии, джинсы оказались на полу, а сам он — рядом с ней. Он сомкнул ее в объятиях, и они переплелись как лианы на сбившихся темных как ночь простынях. Он опять начал осыпать ее поцелуями, тело Джастина прижалось к ее телу, он неистово ласкал ее, и Кристина почувствовала, как она тонет в черноте атласа. Его покрытая мягкими кудрями волос грудь дразнила своим прикосновением ее упругие груди, их бедра тесно сомкнулись, и между ними она ощутила трепещущую мощь его мужского естества.
Но и теперь он продолжал целовать ее — бесконечно и ненасытно. А потом поцелуи прекратились, и взгляд остановился на ее обнаженной фигурке, и он чуть отстранился от нее. Он провел пальцем непрерывную линию от изгиба ее губ по высокой тонкой шее и ниже — по всему стройному телу, он гладил ее груди с набухающими от его прикосновений сосками, к которым он жадно припадал ртом… Он гладил ее спину, подтянутый живот, медленно приближаясь к темному треугольнику между бедер… И вот она уже задохнулась от его желанной и все же неожиданной смелости, подавленная новой волной сладостных ощущений, постепенно впадая с ним в единый ритм томительных движений.
Она уже не шептала его имя — оно громко срывалось с ее уст, и вдруг он приподнялся над ней и увидел глаза Кристины — любящие, подернутые поволокой и все еще что-то вопрошающие…
Он сжал ее в объятьях изо всех сил, нежно шепча: «Кристина!». Джастин застонал от переполнявших его чувств, припал губами к трепещущей жилке на шее, и снова начал повторять ее имя.
Кристина в ответ заключила его в свои объятия, прижимаясь все сильнее и ближе. «Пожалуйста…» — молила она, зарывая пальцы в его волосы, соскользнув на спину… такую обвораживающую… даже если просто к ней прикасаться.
Его руки снова опустились, касаясь мягких влажных лепестков ее сокровенного лона, бережно лаская их. Поймав ее жаждущие соития глаза, он овладел ею. Она содрогнулась от счастья полного соединения с ним, и весь мир перестал для нее существовать…
За окном выла метель, и падал снег. А их сжигало чистое пламя страсти.
Кристина тонула в шелке, погружалась в его черноту неудержимыми порывами его тела… наступил момент, когда у нее уже не было сил ни двигаться, ни касаться его, а только смотреть и смотреть в синие глаза…
А потом их сплетенные тела, казалось, охватило внезапной новой неудержимой волной страсти. Она с готовностью откликалась на каждое его движение, ее бедра чутко двигались в лад с его телом, задыхаясь, она повторяла его имя. Джастин схватил ее руки, их пальцы соединились, его тяжелое тело возносилось над ней, все глубже проникая в ее женское естество.
Кристина почти теряла сознание от этих сладостных мук. Вдруг он словно взорвался внутри нее, и мириады звезд вспыхнули на черном бархате зимнего неба. Буря острейших ощущений и чувств заполнила ее существо… а потом все вокруг покрылось непроницаемым мраком.
Кристина закрыла глаза, отдаваясь последним содроганиям. Она боготворила мужчину, подарившего ей небывалое наслаждение земной любви.
Джастин лежал рядом с ней, и когда она открыла глаза, мир все еще оставался черным. Мир черного шелка. Ощущение, которое Кристина не забудет до конца своих дней.
Джастин коснулся ее подбородка, и она подняла свой взгляд к нему. Он нагнулся, легко касаясь ее губ своими. Синие глаза с восторгом пробежали по ее прелестному телу.
— Это было куда лучше, чем играть в шахматы, — только и мог сказать Джастин.
Увидев, как щеки Кристины залил румянец смущения, он засмеялся и поцеловал ее еще раз.
— Джастин… — обратилась к нему обессиленная, но счастливая женщина.
— Я тебе сказал, что ты ослепительно красива, а? — спросил он с нежностью.
Кристина улыбнулась, смущенно опуская ресницы. Он и в самом деле оказался редким по своей предупредительности и гостеприимству хозяином. Даже сейчас, после всего, что произошло, он старался, чтобы она чувствовала себя как можно лучше. Но она и без его усилий чувствовала себя особенно уютно, потому что оказалась в одной постели с ним по своей воле — скорее, непреодолимому желанию.
— Ты знаешь, — сказал восторженно Джастин, — что ты прекрасна на этом черном атласе?
— Я знаю, что ты неотразим на фоне черного шелка, — ответила она, успев соскучиться по его прикосновениям и ласкам.
Он был так божественно гармоничен, что это приводило ее в состояние какого-то экстаза… Развитая, играющая мускулами, с кудрявой порослью грудь, такая восхитительная на ощупь. Стройные сильные ноги — мускулистые, с железными икрами. Прекрасной формы руки — с удлиненными тонкими пальцами. Видно, природа особенно постаралась, создавая такого совершенного мужчину.
— Твои темно-синие глаза на черном фоне волшебны, — вновь заговорила Кристина.
— В самом деле?
— Да.
— Ты невероятная женщина!
Он казался очень серьезным. И, главное, искренним. И это было так важно для нее.
— Ты часто… говоришь так? — спросила она.
Она хотела только искренности, чтобы они до конца могли быть близки, без единого намека на сомнения. Но быть ближе, чем только что… Это казалось почти невозможным.
— Никогда и никому прежде, клянусь тебе! — ответил Джастин.
— Никогда и никому? — переспросила Кристина.
— Никогда и никому, — торжественно повторил Джастин.
Подняв ее руку, он поцеловал самые кончики ее пальцев, прошелся по ним языком, и она, кожей рук почувствовав его дыхание, содрогнулась от нового приступа страсти.
— Согласись, — взмолился он, — что это куда лучше игры в шахматы.
— Это в миллион раз лучше игры в шахматы, — подтвердила она.
— Отлично, — сказал Джастин, медленно опускаясь на ее хрупкое, разомлевшее тело. — Хочешь сыграть ее одну партию?
— В шахматы?! — с притворным возмущением спросила Кристина.
Джастин не ответил, но она хорошо знала, что не о шахматах идет речь. Потому что он уже целовал ее…
А значит «игра», на которую он намекал, уже возобновилась…