Увлекшись своими мыслями, я не заметила, как небо закрыли тяжелые серые тучи. Вдалеке раздавались раскаты грома, но дождь пока только накрапывал, лишь собираясь пойти в полную силу.
Эти капли промочили волосы Бруно, но его одежда осталась сухой.
Вскочив ему навстречу, я не смогла двинуться с места, так и осталась стоять у стола, а он прошел к дивану и сел на него, положив ногу на ногу.
Он молчал, а я не могла заставить себя спросить, просто смотрела на него, ожидая новостей как приговора.
— Удо жив, — он произнес это коротко и глухо, как будто даже зло.
Пол качнулся под ногами, и я наконец сорвалась с места, бросаясь к нему и снова начиная дышать.
— Ты его нашел?
— Нет, — Бруно поправил манжету и, наконец, посмотрел мне в глаза.
За эти несколько часов его лицо осунулось и казалось заострившимся, как будто он смертельно устал.
Я остановилась перед ним, отчего-то не решаясь касаться.
— Что это значит?
— Я нашел место, где он встретился с Вильгельмом, — он растер виски ладонями, и вдруг как будто отмер. — Налей мне выпить, Мира.
Просьба оказалась неожиданной, но тон, которым она была произнесена, заставил что-то в груди тяжело сжаться и заныть. Казалось, что прямо сейчас Бруно нуждался в моем участии не меньше, чем я — в его, и такое доверие заставило меня двигаться, направиться к столику, на котором стоял графин с коньяком, но молчать.
— Спасибо, — приняв стакан, он не отпустил мою руку, а увлек на диван, вынуждая сесть рядом.
Ему потребовалось три мелких глотка и еще почти две бесконечно долгие минуты, чтобы собраться с силами, а я разглядывала его профиль и боролась со странным ощущением. Как будто передо мной был совершенно чужой, но вместе с тем, хорошо знакомый человек.
— Удо солгал тебе, когда сказал, что возвращается в Столицу. Нам обоим солгал, — поставив стакан с коньяком на колено, он смотрел в пространство перед собой, а не на меня, и сейчас это, вероятно, было благом. — Он ехал на встречу с бароном Монтейном. Собирался прикончить его, но не хотел придавать это огласке. Это делает ему честь.
Бруно качнул головой, и в этом движении было и удивление, и уважение, и злая ирония, которой я прежде за ним не замечала.
— Что это за история с его второй женой?
Я спросила просто ради того, чтобы заговорить и избавиться от мучительного наваждения, вызывающего колючие мурашки по спине. От иллюзии того, что прямо сейчас рядом со мной сидел мой муж.
Вероятно, Бруно почувствовал, насколько мне неуютно, потому что наконец повернулся и стиснул мои пальцы.
— Все нормально, Мира. Это я. Просто не в лучшем из своих настроений.
Его голос и взгляд смягчились, и я наконец смогла протолкнуть на вдохе проклятый тяжелый ком, застрявший в горле.
От странного, ничем не объяснимого облегчения хотелось броситься Бруно на шею, и чтобы взять себя в руки, я забрала у него стакан и встала, чтобы наполнить его снова, а заодно и взять второй для себя.
— Не стоит больше, мне еще ехать.
Эта новость обожгла спину как удар кнута, но я заставила себя не обернуться сразу.
— Тебе еще нужно хоть что-то мне объяснить.
Он засмеялся так хрипло, будто у него пересохло в горле.
— Да в тебе проснулась герцогиня Керн.
Полыхнув взглядом в его сторону, я вернулась к дивану и протянула ему стакан.
— Рассказывай. Ты обещал.
Напоминание о данном слове было почти что запрещенным приемом, но мое терпение было на исходе, да и Бруно не мешало взбодрится.
Одарив меня не менее едкой улыбкой, чем та, что была адресована Удо минутами ранее, он все же повернулся ко мне.
— Вторая жена герцога была младшей дочерью графа Лэйна. Я полагаю, ты знаешь, кто это.
— Очень богатый, очень знатный, очень давно приближенный к королю человек?
Бруно кивнул, сделал еще один глоток.
— Да. Вильгельм барон, но принадлежит к обедневшему роду. Граф никогда не позволил бы ему составить партию для своей дочери, а между тем Одетта его любила. Удо об этом знал. Вильгельм приезжал к нему, просил отказаться от этого брака. Насколько мне известно, даже встал на колени. Но это не помогло.
Я вспомнила спокойное и гордое лицо Монтейна, и мне в очередной раз стало не по себе.
— А дальше?
— Дальше? — Бруно посмотрел на меня немного удивленно, словно не ожидал, что я захочу знать продолжение. — Одетта подчинилась воле отца и вышла за герцога Керна. Через восемь месяцев ее не стало. Вильгельм поклялся отомстить. Признаться, даже я не воспринял всерьез его угрозы — он был хорошим фехтовальщиком, но совсем не умел колдовать. Однако, как мы видим, у него появился хороший стимул научиться.
Он продолжал говорить загадками, а из миллиона возникших у меня вопросов в висках и затылке настойчиво пульсировал только один. Самый неважный.
— Что значит — даже ты?
Бруно хмыкнул, посмотрел на коньяк в своем стакане, а после покачал головой.
Он очевидно ходил вокруг да около, не находя слов, чтобы рассказать о самом главном, и я сжала губы, вынуждая себя смириться и еще немного потерпеть.
— Ты сказал, что Удо жив, но ты его не нашел.
— Место всегда помнит, — губы Бруно дрогнули, а в голосе послышалось нечто, подозрительно похожее на благодарность. — Они встретились, но Удо рассчитывал либо на честный, либо на откровенно бесчестный бой. А Вильгельм оказался умнее.
Он допил оставшийся коньяк залпом, встал, чтобы вернуть сстакан на столик, а вернувшись, опустился на колени передо мной, чтобы удобнее было заглянуть в глаза.
— Я пока не знаю, что именно барон сделал с ним. Это похоже на какое-то проклятие. Наказание, которое будет длиться годами. До определенной степени это справедливо, Удо в самом деле сломал ему жизнь.
— Не превратил же он его в жабу, — мой голос дрогнул, а шутка получилась глупой, но мне отчаянно хотелось держаться хотя бы за что-то.
Слушать дальше, а не закрыть уши руками, спасаясь от правды, оказавшейся хуже, чем я могла предполагать.
— Если только в особенно отвратительную, — уголки губ Бруно дрогнули, но за попытку я была ему признательна. — Нет, он остался собой, но что-то изменилось. Это письмо он написал тебе уже после. Твой муж был не тем человеком, с которым допустимо промедление, Мира. Взяв десять минут, чтобы написать записку перед дуэлью, он скорее использовал бы это время для того, чтобы убить противника.
— Мне говорили, что он не гнушался пользоваться своей силой против тех, кто подобными возможностями не обладал.
Я говорила правду, но губы предательски онемели. Бруно потянулся, положил теплую ладонь на мое лицо и мягко растер их большим пальцем.
— Тебе еще много чего расскажут. Ты знаешь, каким он был. Найдется множество желающих облить грязью герцога, который не способен спросить за эти слова. Не слушай никого кроме себя.
О да, я знала, каким человеком был мой муж. И Бруно знал тоже. Однако сейчас он делал все, чтобы не позволить мне отзываться, и даже думать об Удо плохо.
— Ты сказал, что он жив, но говоришь о нем в прошедшем времени.
— Я говорю так, потому что это, по всей видимости, уже не тот Удо Керн, которого ты знала, — он произнес это так твердо, что я задержала дыхание вновь.
Если Удо жив, рано или поздно он должен будет вернуться в замок. Если он изменился…
— Я все равно не понимаю.
— Я пока тоже не до конца, — убедившись, что я сохраняю самообладание, Бруно снова сел рядом. — Но я постараюсь узнать. Как минимум разыскать его и поговорить с ним. Не знаю, сколько это займет времени: несколько часов или дней.
— Ты так уверен, что он станет говорить с тобой.
На этот раз лицо Бруно дрогнуло заметно, и ему потребовалась почти минута, чтобы взять себя в руки.
— С кем еще ему говорить, если не со мной.
В этой короткой фразе было столько непонятных мне, потаенных, но искренних чувств, что я невольно опустила глаза, чтобы ненароком не увидеть и не услышать лишнего.
Что бы ни связывало этих двоих, оно явно было сильнее любой вражды, разницы в положении и недопонимания.
— Мира.
Он коснулся моего лица снова, и я послушно посмотрела ему в глаза. Такие же темные, как небо за окном.
— Я не могу объяснять сейчас. Время уходит, а оно, судя по всему, дорого. Мне нужно его найти. А еще нужно, чтобы ты при этом была в безопасности. Пообещай мне, что не выйдешь за стену, пока я не вернусь.
Это было настолько неожиданно, что я только растерянно моргнула, не зная, что сказать в ответ.
Бруно склонился ближе, удерживая меня взглядом.
— Это важно. Ни письмо от меня, ни записка от Удо, ни странные сны, — ничто из этого не считается. Я лично скажу тебе, что ты можешь покинуть замок, и ты будешь видеть меня наяву, как сейчас. Пообещай.
Он не пугал меня, не говорил прямым текстом о возможной опасности, но теперь мне стало так же страшно, как было в его доме в лесу в тот момент, когда я кожей чувствовала приближение Удо.
— Что если ты не вернешься? Если уедешь и пропадешь, как он? Если тоже встретишь кого-нибудь по дороге, а потом вдруг изменишься и не посчитаешь нужным ввести меня в курс дела? Мне до конца жизни сидеть здесь, как в монастыре?
Жестокие и глупые слова срывались с губ сами собой. К моему собственному неудовольствию, они были предвестниками внезапно подступившей истерики, и я заставила себя умолкнуть, но было поздно.
Глаза Бруно опасно сузились, а потом он подался вперед и поцеловал меня глубоко и грубо, так откровенно и влажно, что я сначала задохнулась, а потом уперлась ладонью ему в плечо, чтобы оттолкнуть.
— Ты рехнулся⁈
— Не беспокойся, покушаться на уединение скорбящей вдовы мне некогда тоже, — он странно, мимолетно и шально улыбнулся, а после погладил мою щеку снова. — Я все тебе объясню, раз уж твой муж в самом деле не потрудился. И я точно вернусь. Разыщу его, а потом отвечу на все твои вопросы, даже самые неприятные. Но обещай мне, что не покинешь замок.
Глядя на него, я медленно кивнула, прежде чем успела все взвесить и прийти в полное согласие с тем, что делала.
— А люди? Что мне сказать им? Что делать все это время?
— Продолжай писать письма, — Бруно заправил выпавшую из моей прически прядь волос мне за ухо. — Пиши всем, кому нужно, но пока не отправляй гонцов. Вели сшить для тебя траурное платье. Держись естественно, прекрасная Мирабелла. У Удо было достаточно врагов, чтобы весть о том, что он остался в живых могла навредить ему.
Я вздрогнула, как будто меня окатили ледяной водой, потому что это было правдой. Вильгельм Монтейн был честным человеком, воспользовавшимся законным правом на свою месть, но сколько было других?.. Похожих на герцога Керна, но не похожих на него.
Проведя ладонями по лицу, я стерла слезы, которых на самом деле не было, и встала.
— Тебе в любом случае нужно переодеться в дорогу. Я распоряжусь на кухне.
— Мира.
Теперь в его голосе слышались тревога и предупреждение, и уже направившись к двери, я развернулась, кивнула ему спокойно и уверенно.
— Я поняла. Я останусь в замке до твоего возвращения.
Покидая библиотеку, я подумала о том, почему Бруно говорил именно так — о том, что вернется один, но не о том, что они вернутся вместе, — но не позволила этой мысли вынудить меня задержаться.
Он несколько раз повторил мне, что времени нет.
Коротко отдав необходимые указания служанке, я поднялась в свою комнату и сняла со спинки стула сумку, с которой бежала ночью через лес. Казалось, это было так давно, много лет и событий назад.
К тому моменту, когда я спустилась во двор, переодевшийся и заново собравший волосы в хвост Бруно уже проверял стремена. В небе сверкали молнии, и хотя дождь все еще не пошел, это было вопросом ближайшего времени. Он не собирался откладывать свой отъезд, пережидая непогоду, и я стиснула зубы, заставляя себя удержать лицо и не отвлекать его лишними словами и мыслями.
— Вот, возьми это.
— Герцогиня, — он произнес этот коротко, с очевидным предостережением и почти официально.
Я покачала головой, пресекая любые неуместные возражения.
— Герцог оставил это мне. Я не возьму на себя смелость сейчас распоряжаться большим, но тебе это может понадобиться.
Бруно посмотрел на сумку с сомнением, а после странно ухмыльнулся и закинул ее на плечо.
— Благодарю. А ты помни, что обещала.
Обнять его на прощание мне захотелось так сильно, что пришлось сделать шаг назад.
Вместо ответа я просто кивнула, но Бруно в очередной раз понял правильно. Садясь в седло, он выглядел спокойнее, чем час назад, и наблюдая за тем, как он покидает замок, я почти уверилась в том, что все действительно будет хорошо.