Соблазн

Глава 5

Бруно понял не просто сразу, а почти пугающе правильно.

Ничего не сказав ответ и уж точно не насмехаясь, он уложил меня на спину и склонился сверху, целуя на этот раз медленно и нежно, так, что я закрыла глаза, вовлекаясь в это поцелуй. Один из лучших у моей жизни.

Оказалось, что он умел не просто целовать, а делать это с тончайшими оттенками интонаций, передавая прикосновениями больше, чем можно было бы выразить словами.

Его ладонь без спешки скользила по моему телу — он как будто изучал меня заново, и в этом тоже не было ни пренебрежения, ни снисходительности, хотя его удовлетворение, почти торжество я чувствовала кожей.

Когда он приподнялся, я сама потянулась навстречу, провела ладонями по его плечам и груди.

Касаться его в ответ оказалось приятнее, чем я ожидала — кожа была тёплой и пахла ветром и тёплой листвой. Он весь пропитался своим лесом, но теперь это не казалось мне ни забавным, ни странным.

Не торопясь снимать с меня рубашку, он гладил бедро уверенно и ласково, словно обещал что-то самому себе или на что-то решался.

Как будто можно было придумать безумство большее, чем он уже совершил.

Я только медленно и глубоко выдохнула, когда он сдвинулся ниже, поцеловал в живот, но на этот раз через ткань рубашки, а потом еще ниже, и еще.

Это было приятно, будоражаще и так безопасно, будто тепло, исходившее от камина, он подменил собой.

Теперь, когда мое согласие стало прямым и очевидным, я позволила себе расслабиться в его руках и просто наслаждаться, и почти сразу же поплатилась за это, спохватившись слишком поздно.

Встав на колени перед кроватью, Бруно уже вел губами по моей лодыжке, когда я поняла, как все это выглядит, и что он…

— Тшш, — стоило мне приподняться, он сжал мою щиколотку сильнее, вынуждая подчиниться не столько словам, сколько жесту. — Лежи смирно.

Затаенный смех в его голосе не то правда был, не то мне послышался, и этого мне хватило, чтобы снова его почти возненавидеть, послушно опускаясь обратно.

— Что ты делаешь?

— А ты совсем не догадываешься?

Теперь он улыбнулся уже очевидно, и так выразительно, что я почувствовала, как начинают дрожать руки, и отнюдь не от того, что я оперлась на них, чтобы лучше его видеть.

— Не смей.

— Или что?

Не дожидаясь моего ответа, от поцеловал чуть ниже колена, а потом двинулся вверх, ведя губами по внутренней стороне бедра.

Щеки обожгло, а в груди встал новый ком от уверенности, с которой он это делал, от неотвратимости того, что он не остановится, и…

Это было невыносимо. Невозможно даже на уровне фантазии.

В реальности же Бруно уверенным жестом отвел мое колено в сторону, лишая тем самым меня возможности даже дышать, погладил раскрытой ладонью и тут же повторил путь руки языком.

— Не надо! — сорвалось быстрее, чем я успела понять, что говорю.

Не думая останавливаться, он прихватил кожу губами в таком месте, что мне пришлось вцепиться пальцами в простынь.

Сердце колотилось как бешеное, а голова кружилась уже не от вина.

— Ты свихнулся, черт тебя побери?..

Я сама не понимала, спрашивала или утверждала, но одно знала точно: смотреть ему в глаза я после этого точно не смогу.

Бруно выразительно фыркнул в мое бедро, и придержав второе колено, чтобы я не вздумала дернуться, поцеловал еще выше.

Мерзавец все чувствовал, и ему нравилось — и то, что я начинала дрожать, и то, что не могла собраться с силами, чтобы оттолкнуть его.

— Какой пыл, герцогиня… Определенно, да.

Одним уверенным движением завернув подол, он двинулся выше, и руки подломились. Я упала на спину, бестолково цепляясь за уже смявшуюсь ткань.

От первого же прикосновения меня выгнуло — слишком оно оказалось ярким, бесконечно постыдным. Он, черт его возьми, и правда, смотрел, но я не предполагала, что…

Сжав мои колени сильно, до новой волны дрожи, с которой я не могла справиться, Бруно притянул меня ближе, снова погладил ладонью живот, а потом губы сменил язык, и мне показалось, что на этот раз молния попала прямо в меня.

— Нет! Пожалуйста.

Я резко выпрямилась, сжала его волосы, не особенно надеясь на сколько-нибудь внятный ответ, но он и правда остановился.

Сидя перед ним в той же безмерно открытой и непристойной позе, я наблюдала, как он выпрямляется и тянется навстречу.

Оказалось, что смотреть на него прямо у меня очень даже получается — просто потому, что он надежно удерживал взглядом.

Обхватив меня за талию, Бруно притянул еще ближе, провел пальцами по моим губам.

— Ты так пугаешься, как будто он и правда тебя ни разу не раздевал.

Это было уже всерьез, без тени недавнего веселья, а короткий поцелуй в подбородок помог мне отмереть.

— Он никогда не смотрел.

Этого должно было оказаться достаточно, чтобы он понял, и он кивнул, подтверждая, что в самом деле так.

— Если бы я предполагал, что герцог такой дурак, похитил бы тебя раньше.

Он гладил мою спину, успокаивая, и я постепенно начинала дышать ровнее, хотя и держалась по-прежнему за его плечи.

— А разве ты меня похитил?

— Разумеется. Если посмотреть на ситуацию чуть иначе, получается, что ты в каком-то смысле платишь выкуп за возможность уйти отсюда однажды.

Серьезность в его голосе была настолько безупречной, что я невольно улыбнулась, хотя и чувствовала, что у меня дрожат губы.

— Ты сумасшедший.

— Да. Кто-то когда-то мне об этом уже говорил.

Лица Бруно я не видела, потому что он ласкал губами мою шею, но его ответную улыбку угадала безошибочно.

Его рука вернулась на внутреннюю сторону моего бедра, но теперь он гладил так мучительно медленно, но столь очевидно, что я не могла ни пошевелиться, ни возразить.

— Ты пахнешь травами, — он провел губами по моей щеке к виску, и мне оставалось только закрыть глаза, растворяясь в его голосе. — Ты принимала меры, чтобы не понести от него…

Что-то внутри екнуло и предательски оборвалось, но злость и страх на то, что кто-то раскрыл мою тайну, улетучились, не успев оформиться.

Пальцы Бруно на моей ноге сжались сильнее, и я распахнула глаза, не понимая причины.

Он уже лежал на мне, и я слышала, что его сердце колотится почти так же, как мое.

— Я обещала быть верной женой, но не матерью его детей.

Судя по всему, что я успела увидеть и услышать, это должно было его позабавить, но он оставался убийственно серьёзен.

— Думаешь, он не догадался бы рано или поздно?

Это был хороший вопрос, меня саму он занимал много бессонных ночей к ряду.

— Я рассчитывала исчезнуть до того, — самый безопасный ответ из всех, что я могла дать и ему, и себе, потому что о том, что сделал бы со мной Удо, убедившись, мне думать трусливо не хотелось.

Бруно, по всей видимости, придерживался того же мнения, потому что его пальцы сжались крепче, как будто он намеренно хотел оставить на мне синяки.

Как ни странно, ничего пугающего или неприятного в этом не было, а потом я и вовсе забыла о его странной реакции, когда он склонился ниже, смял губами мои губы.

— Слушай внимательно, герцогиня. И запоминай. У тебя очень красивые ноги. Длинные, стройные. И в отличие от твоего мужа, не сумевшего насладиться этим, я не идиот. Сейчас я сделаю с тобой все, что считаю нужным. Губами, языком, пальцами. А ты будешь лежать смирно и просто получать удовольствие. Это понятно?

Каждое его слово обжигало, заставляло волоски на шее вставать дыбом.

— Не слышу ответа.

— Да.

Я согласилась прежде, чем успела опомниться, и на губах Бруно заиграла улыбка победителя, которую невозможно было спутать ни с чем другим.

Он сдвинулся ниже, и мне пришлось снова вцепиться в простынь, в самом деле сгорая от стыда — потому что его самого ничего не смущало, от того, с какой непоколебимой уверенностью он развел мои колени шире.

— Ты в самом деле никому не позволяла такого? Даже дома? Не могу представить, чтобы хоть кто-нибудь из окружающих тебя мужчин этого не хотел.

Первое же прикосновение его языка, горячее и влажное, выбило из груди весь воздух, и все мои силы ушли на то, чтобы не вскочить и не оттолкнуть его.

Впрочем, на этот раз Бруно ответа и не требовал — он в самом деле увлекся своим занятием. Как и обещал, пробовал по-разному, то легче, то настойчивее, и я потеряла счет времени.

Кровь стучала в висках, тело дрожало от силы незнакомых ощущений, и когда его голос не заглушал все прочие звуки, я отчетливо слышала собственное тяжелое, перемежаемое короткими стонами дыхание, хотя и очень старалась молчать.

Это было так хорошо, что быстро стало наплевать на все возможные устои и правила, на собственные представления о том, что допустимо, а о чем невозможно даже помыслить.

Бруно знал, что делать так хорошо, как будто мог подслушать мои мысли. Он уверенно и сильно придерживал за бедра, не позволяя мне отстраниться ни на минуту, даже когда я начала метаться под ним, и чем тяжелее и чаще дышала я, тем настойчивее становились его движения.

— Хватит, пожалуйста… — я облизнула губы, таращась бессмысленным и плывущим взглядом в потолок.

Сдалась, когда счет времени потерялся окончательно, и это стало невозможно.

Он в самом деле остановился. Подался ко мне ближе, не забыв при этом положить ладонь туда, где только что были его губы.

— Мне остановиться? Правда этого хочешь?

Не понимая толком, что делаю, я обхватила его за плечи и сжала его бедра коленями точно так же, как сжимала немногим ранее на шкуре.

— Не могу больше…

Признаться в этом так прямо оказалось на удивление просто, и словно в награду за такую смелость Бруно снова поцеловал меня в шею, провел по ней языком.

— Тогда чего же ты хочешь, Мира? Скажи.

Мне оставалось только запрокинуть голову, подставляясь этим прикосновениям и надеясь, что он и дальше будет таким же понятливым.

Вот только Бруно, добившись своего, жалеть меня больше не собирался.

Он медленно двигал ладонью, постепенно сводя меня с ума, и тихо засмеялся на ухо, когда я с протяжным тихим стоном подалась навстречу.

— Ну же, герцогиня. Ты только что отдавалась мне так, будто всю жизнь только об этом и мечтала. Чувствуешь, где моя рука?

Единственная связная мысль, на которую меня хватило, была о том, что раньше, хотя мне и было мучительно стыдно, он хотя бы молчал.

Будучи не в силах сказать это вслух, я укусила его в плечо.

Хрипло засмеявшись, Бруно двинул ладонью резче.

— Давай, Мира. Скажи. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

От этого фамильярного, простого, допустимого разве что для самых близких обращения голова начинка кружиться ещё сильнее, и задыхаясь, я сжала вместо простыни его волосы.

— Ты уже делаешь это. Можешь сказать.

— Пожалуйста, — я почти простонала это, едва слышно и коротко, не добавив «Подавись, сволочь» только потому, что раскалённый воздух, которого отчаянно не хватало, опалял грудь.

— «Пожалуйста» — что?

Бруно слегка, совсем не больно, прикусил мой сосок прямо через намокшую ткань, и его пальцы оказались во мне.

Меня тряхнуло от того, как этого было мало.

Теперь он молчал, только двигал ими мучительно неспешно, целовал меня легко и беспорядочно, куда придётся, и дышал так тяжело и заполошно, что выносить всё это дольше не стало никаких сил.

— Войди в меня. Хочу, чтобы ты был во мне.

То ли небо все-таки рухнуло на землю от того, что я это сказала, то ли это оказалось настолько хорошо.

— Слушаюсь, госпожа, — он выдохнул это мне на ухо горячо и смазано, и убрал руку.

Ощущение пустоты оказалось настолько мучительным и острым, что очередной мой стон превратился почти в скулёж.

Под веками жгло, но смотреть на Бруно сейчас было невыносимо, — даже не помня себя, я помнила о том, что он все это видел. То, как я металась под ним, как бесстыдно разводила колени в стороны, уже откровенно прося его…

Теперь тяжесть его тела не казалась мне пугающей. Напротив, я с безоглядной радостью вцепилась в его плечи и прогнулась в спине, когда он толкнулся в меня нетерпеливо, сильно, так, словно извелся сам, добиваясь этой просьбы от меня.

В этот раз он не давал мне привыкнуть, не уговаривал, не требовал открыть глаза. только двигался ритмично и сильно, так, чтобы я не могла не пошевелиться, ни толком вдохнуть. Только продолжать хватиться за него, уже без слов демонстрируя свое полное согласие на все на свете.