Соблазн

Глава 14

К тому моменту, когда я умылась и, надев платье, спустилась в библиотеку, Бруно успел не только расположиться на диване в ожидании меня, но и достать на кухне тарелку с мясом и овощами, и наполнить стаканы так и оставшемся стоять на столике коньяком.

— Готов поспорить, ты еще и ничего не ела в последние дни.

— Мне было не до того.

Он не стал соблюдать приличия, поднимаясь мне навстречу, а я остановилась перед ним с твердым намерением получить от него сегодня все обещанные мне ответы.

Мы и правда как будто вернулись на исходную точку, и, скользя по мне внимательным взглядом, Бруно тоже это ощущал.

Понимал, вероятно, много больше моего, и взвешивал, пытался просчитать, к чему это может привести.

— Ты нашел Удо?

— Да, — он медленно кивнул. — Нашел.

Он не торопился продолжить, но не мучая меня, а подбирая слова, и желая помочь ему, я решила, что сама буду спрашивать.

— Дом в лесу, да? Оставив меня здесь сходить с ума от неизвестности, вы оба все это время были там?

Это была скорее попытка расшевелить его, чем упрек, но Бруно будто отмер, посмотрел мне в глаза с таким пылом, что я едва не попятилась.

— На том доме стоит хорошая защита, она была ему нужна. Тебе в самом деле ничего не угрожало, я просто хотел перестраховаться.

Он и правда был вымотан, если отвечал настолько всерьез, и взяв со стола стакан, я подала его Бруно, но сама садиться не стала.

Пройдясь по комнате, я оперлась о стол, чтобы лучше видеть его, но не давить, находясь слишком близко.

— Барон Монтейн заверил меня, что он жив, здоров и способен отвечать за свои поступки. Это правда?

Сделав небольшой глоток, Бруно снова задумчиво кивнул, а потом поставил стакан на свое колено.

— Расскажи мне, что он тебя сказал.

— Разве Удо не сказал тебе то же самое?

— Хочу проверить, насколько их версии совпадают.

Это было умно, и, одобрительно хмыкнув, я сходила за своим стаканом, а после вернулась к столу.

— Он сказал, что проклятие, наложенное им на герцога, не угрожает ни его здоровью, ни его разуму, но заставит его в полной мере чувствовать то, что чувствовали другие рядом с ним. Боль, беспомощность, страх…

— … Вина, — Бруно закончил за меня.

Оставаясь предельно серьезным, он сопровождал каждое мое слово коротким кивком, но взглянул на меня только теперь. — Да. Он хотел, чтобы герцог Керн прочувствовал свою вину передо всеми, кого отправил на тот свет и чьи жизни сломал. И ему это удалось.

Я поверила Вильгельму безоговорочно, но все равно когда Бруно подтвердил его слова, мне снова показалось, что пол уходит у меня из-под ног.

— Еще он сказал, что они с Удо поговорили после. Что он рассказал ему о моем побеге и попросил передать записку для меня.

— Он был готов обсуждать условия развода, но настаивал на том, чтобы ты дождалась его в замке именно потому, что ехал на встречу с Монтейном, — осушив свой стакан одним глотком, Бруно встал, чтобы налить еще и мне, и себе. — Удо та еще сволочь, но он хорошо разбирается в людях. Того, что он сделал этому человеку, не забывают и не прощают. От Вильгельма почти четыре года не было никаких вестей, чего от него можно ожидать, он не знал, и не хотел, чтобы ты попала под удар.

Руки предательски дрогнули, и мне пришлось сначала поставить стакан, а после вцепиться пальцами в столешницу, унимая эту неуместную дрожь.

Удо, защищавший меня.

Удо, накануне серьезной дуэли прочесывавший лес, потому что я была там и могла в самый ответственный момент подвернуться под руку.

Проклятый, потерянный, впервые в жизни побежденный Удо, оказавшийся во власти своего врага, но подумавший о том, чтобы меня успокоить. Отправить мне не способное насторожить письмо, а короткую на грани издевательства записку очень в своем духе.

Прижав ладони к вискам, я постаралась снова начать дышать ровно, а заодно и как-то уложить все это в своей голове.

— Почему он не вернулся? Почему согласился объявить себя мертвым? Вильгельм таких условий не выставлял. Он мог бы…

— Зачем? — Бруно спросил негромко и спокойно, и я наконец смогла сфокусировать на нем взгляд.

Тонко чувствуя момент, он не подошел ко мне, не попытался обнять, но я наконец смогла опустить руки, собираясь с мыслями.

— Подумай сама, Мира, что он мог бы тебе сказать? Что ты могла сказать ему? Лучшего варианта, чем твое вдовство, у вас просто не было. Даже в этом новом состоянии он не смог бы отпустить тебя, а ты, чего доброго, и сама бы осталась. Ты не из тех, кто ударит лежачего.

Он говорил правильные, справедливые вещи, вне зависимости от того, чьи мысли сейчас излагал, Удо или свои, но от этого было не легче.

— Он ведь никогда… — я осеклась, не зная, как закончить эту мысль, и оттолкнулась от стола, чтобы снова начать мерить библиотеку шагами.

Такое благородство не могло иметь ничего общего с герцогом Удо Керном. Поступки, подобные тем, что совершил сам, он считал лишь лживой данью, отдаваемой написанным высоким слогом романам. Он смеялся над ними и презирал, и никогда бы…

И тем не менее, он сделал то, что сделал, а мне сомневаться в мотивах его поступков не приходилось. Не после того, что рассказал мне Вильгельм Монтейн и прямо сейчас подтверждал Бруно.

— Ты все-таки была влюблена в него?

Он спросил тихо и мягко, самим своим тоном давая понять, что не настаивает на ответе, и я застыла у окна, обхватив свои плечи руками.

Снаружи был разбит небольшой сад. Кусты сирени качали ветками на небольшом ветру, а луна над ними взошла очень высоко и красовалась в самом центре доступного мне для обзора клочка неба.

— Конечно же, была. Он появился так неожиданно, буквально ворвался в мою жизнь. Красивый, умный, дерзкий. Настоящий герцог. Сложно было не влюбиться.

Именно из-за этой глупой влюбленности я так слепо верила, что большая часть ходивших о герцоге Керне слухов ложь.

Поэтому же я рвалась прочь из его замка и от него самого так отчаянно.

Горько и унизительно было признавать, что обманулась, что оказалась такой же доверчивой и глупой, как многие другие, и все сложилось не так, как мне мечталось и казалось на первый взгляд.

Признаться в собственной слабости Бруно оказалось удивительно легко. Особенно — не глядя на него.

А он, в свою очередь, снова меня удивил.

— Удо многие любили. И простые девушки, и благородные дамы. Герцогиня Анна, его первая жена, была очень дальней, но родственницей короля. Она была счастлива, снимая с него сапоги, когда он возвращался из поездок.

Он снова не пытался меня утешать, но я слушала его, и стыд постепенно переставал жечь щеки.

— Я слышала об этом. Обе покойные герцогини были высокого происхождения. Тем более лестно для меня было, что он женился именно на мне.

— Ты хочешь знать, почему?

Тон Бруно не изменился, но этот вопрос прилетел мне в спину камнем.

Я развернулась, окинула его, все так же сидящего на диване, долгим взглядом, и медленно подошла ближе.

— Для начала я хочу знать, что, черт побери, произошло в лесу. Вы что, подрались?

Сама идея об этом казалась абсолютно безумной, но Бруно вдруг засмеялся очаровательно и искренне, откинув голову на спинку. Как будто остался очень доволен моим предположением.

— Совсем немного. Удо даже под проклятием остается собой, а значит, случаются моменты, когда привести его в чувство может только пара тумаков. Если тебя хоть немного это утешит, я первым не начинал.

Продолжая смотреть на него, я стиснула пальцами подол, потому что больше всего на свете в эту минуту мне хотелось швырнуть в Бруно первым подвернувшимся под руку предметом.

К его же собственному счастью, это он тоже понимал, потому что перестал наконец смеяться.

— Удо мой младший брат.

Не то чтобы я совсем не ожидала подобного, но колени все равно подогнулись, и я опустилась в кресло, стоящее у стола.

— По отцу или по матери?

Упереться взглядом в отполированное дерево было проще, чем выдержать взгляд, которым Бруно прожигал меня.

— И то, и другое. У нас одни родители. Но они решили сделать так, чтобы обо мне никто не знал.

Посмотреть на него в ответ мне все равно рано или поздно пришлось бы, и я подняла голову, чувствуя, что подогретая нетерпением злость окончательно уступила место растерянности.

— Как это?

Бруно хмыкнул, и как будто отпустил меня. Пробежав глазами по освещенной лишь несколькими свечами большой комнате, принялся разглядывать стакан, который по-прежнему держал в руках.

— Наша мать была из мещан и не соответствовала отцу по положению.

— Так же, как я Удо?

— Да. Старый герцог поклялся скорее отречься от него, чем допустить эту свадьбу. Отца отправили в Столицу, нашли для него службу, обязывающую оставаться там неотлучно. Мать, поняв, что беременна мной, уехала так далеко, как сумела добраться. Когда дед умер, а отец стал волен жениться на ком хочет, встал вопрос, что делать со мной. Мне было два года, и нужно было либо признать меня и всю жизнь затыкать рты тем, кто шепчется о том, что герцог Керн благородно воспитывает непонятно от кого прижитого незаконно рожденного ребенка. Либо найти для меня хорошую кормилицу и няньку, и сделать вид, что меня не было вовсе.

Он говорил об этом так просто, без обиды и злости, лишь со сдержанной иронией, и с каждой новой фразой у меня начинала сильнее кружиться голова.

— Это жестоко.

В попытке вернуть равновесие я поднялась и взяла свой стакан, чтобы сделать пару глотков.

— Это просто герцог Керн. Любой из них, — Бруно пожал плечами так, словно все сказанное им ничего не значило. — Удо, которого ты знала, не был таким уж плохим человеком, Мира. Хотя тебе и сложно будет в это поверить. Просто меня воспитывали нормальные люди, а его — наши родители. Разница в этом.

Я не бралась гадать, что именно помогло ему расслабиться, выпитый коньяк или возможность сказать, наконец, правду, но взгляд его совершенно точно смягчился.

— Поэтому ты поселился в этом лесу. Ты рассказал Удо, и…

Бруно качнул головой, призывая меня остановиться.

— Нет. Он всегда обо мне знал. В детстве мы много времени проводили вместе. До тех пор, пока он не начал взрослеть, и вещей, в которых мы расходились, не стало слишком много. Скажу тебе больше, дорогая Мира, под конец жизни на нашего отца напала несвойственная ему сентиментальность. Он должным образом оформил все бумаги, необходимые для того, чтобы подтвердить мое право на имя и титул. Признаться, я ожидал, что Удо их сожжет, но он уверил меня, что они хранятся в запертом на ключ ящике стола в его кабинете. Я еще не проверял.

Коньяк, показавшийся мне чистым спиртом, обжег горло так сильно, что мне пришлось прижать к нему ладонь.

— Значит, законным герцогом Керном все это время был ты.

— Но мы с Удо распределили обязанности несколько иначе, — он коротко улыбнулся мне, и даже на расстоянии я заметила складки в уголках его глаз, какие появляются после тяжелых переживаний и огромной усталости. — Так было проще для всех. Я мог продолжать жить так, как мне удобно, а он получил то, к чему его готовили с детства.

Их заподозренное мною и так внезапно подтвердившееся родство объясняло все: и решительность, с которой Бруно спорил с моим мужем, и то, как надежно он мог защититься от его колдовства. Даже то, что Удо не прикончил его на месте, застав со мной.

— Поэтому он женился на мне? Я напомнила ему о матери?

Бруно наконец поднялся с дивана. Он направился не к столику, а ко мне, и по мере того, как он приближался, у меня сердце уходило в пятки.

— Последние десять, а то и двенадцать поколений герцоги Керны были первостатейными мерзавцами. Сейчас на свете тоже живет достаточно людей, желающих проклясть этот род. Одну из них звали Магда, — он понизил голос, потому что остановился вплотную ко мне, и говорить громче нужды не было. — Во время службы в Столице отец не жил монахом. Он много чего пообещал ей, и многого ее лишил, когда она потребовала от него выполнения данных обещаний. Она покинула потом Столицу, вышла замуж за простого, но хорошего человека, купца. Я разыскал ее, когда мне было семнадцать. Нанялся простым работником в ее дом. Ушел, когда ее не стало.

Не имея сил смотреть ему в лицо, я смотрела в распахнутый ворот рубашки и не могла понять, чье сердце сейчас стучит громче, его или мое.

— Она так и не узнала, кто ты?

— Нет, я ей сказал. За год до ее смерти. Как ни странно, она меня не прогнала.

Если уж я просила правды, мне предстояло выслушать ее до конца, и собравшись с духом, я задала следующий вопрос:

— Что ты имел в виду, когда сказал «проклясть род»?

— То, что она нас прокляла, — ладонь Бруно легла на мою щеку, и я все же подняла глаза. — Она так и не смогла стать матерью, и того же пожелала всем Кернам. Не иметь детей, не продолжить род. Я хотел попытаться исправить хоть что-то, искупить его вину.

— Но она отказалась отменить свою волю?

Губы Бруно сжались так сильно, что я почти задохнулась в очередной раз.

— Я так и не смог ее об этом попросить. Надеялся, что она предложит сама, потом стало слишком поздно. В целом, ни меня, ни Удо это особенно не беспокоило — что нужно молодому мужчине больше, чем гарантия того, что его похождения не будут иметь последствий?

Шутка вышла не самой удачной, но я все равно улыбнулась, а пальцы Бруно на моем затылке вдруг сжались сильнее.

— Так было, пока Удо не женился в первый раз. Долг герцога перед родом — оставить наследника. Анна умерла вскоре после того, как узнала о своей беременности. Без видимых и потаенных причин. То же самое случилось с Одеттой Лэйн. Удо не пил их кровь, не питался их молодостью, как болтают в народе. Большей части девиц, пропавших, по слухам, после визита в его спальню, попросту не существовало. Как, впрочем, и той, кто могла бы сделать его отцом.

Он был очень внимателен и серьезен, а его рука на моей щеке — такой горячей, что я накрыла ее похолодевшими пальцами.

— А я?

Непонятно чему улыбнувшись, Бруно погладил меня ребром большого пальца.

— А тебя он видел во сне. Мы оба видели. Красивая дочка апрекаря и потомственной ведьмы, способная зачать и родить ребенка от герцога Керна.

Он продолжал гладить, а я приоткрыла губы, чтобы проще было отдышаться и продолжать смотреть ему в глаза.

— От герцога?..

— От любого из нас. Признаться, я не думал, что, похоронив двух жен, Удо на такое решится, но он уехал на два месяца. А потом вернулся с тобой. Разыскав тебя, он сделал все, чтобы дела твоей семьи пошли неважно, и ты была заинтересована в браке. Поэтому я взял с него слово, что ты узнаешь только лучшую его сторону. Он даже искренне старался это слово сдержать, но получилось как получилось. Ты оказалась умной девочкой и сделала все, чтобы беременность не наступала. А потом и вовсе сбежала в лес.

— Значит, так он меня нашел… Пришел к тебе, потому что больше мне было негде спрятаться… — на фоне всего остального это казалось сущей безделицей, но говорить об этом было проще, чем об остальном.

— Я поставил тебе хорошую защиту. Из-за нее ты плутала по лесу до тех пор, пока не пришла прямо ко мне. Мне оставалось только тебя встретить. Удо понял, когда потерял тебя из виду.

Он наклонился и вдруг коснулся губами кончика моего носа.

— Ты в самом деле была ему очень нужна. Думаю, со временем он научился уважать тебя, но делал это очень по-своему.

Волна чудовищного холода поднялась по спине, и я снова сжала руку Бруно.

Нового герцога Керна, если быть точной.

Молчание становилось глухим и тягучим — он не торопил меня, а я изо всех сил старалась оформить в слова хотя бы одну из десятков крутящихся в голове мыслей.

— Что мы будем делать теперь?

В конце концов, только это прямо сейчас и было важно.

Бруно хмыкнул и притянул меня ближе, вынуждая прижаться к своему плечу.

— Мы — ничего. А вот ты на рассвете отправишь гонцов с теми письмами, которые, я надеюсь, написала. Потом возьмешь парадную шпагу мужа, ту, что инкрустирована агатами, и организуешь торжественное и красивое прощание с герцогом Удо.

Его план полностью совпадал с моими собственными мыслями, но теперь, помимо них, было слишком много всего другого.

— А ты?

Вывернувшись из его объятий, я снова заглянула Бруно в лицо, и едва не содрогнулась от того, как сильно он сейчас был похож на своего брата.

Только глаза не голубые, а серые. Темные, жуткие, но почему-то совсем не страшные.

— Ты хочешь знать, смогу ли я спать спокойно, зная, что он скитается где-то совсем один со своей виной, вынужденный отказаться от имени и скрывать свое мастерство, чтобы ненароком себя не выдать?

О да, это было именно то, что я больше всего желала знать!

И он сформулировал это лучше, чем я сама смогла бы.

От ответа Бруно сейчас зависело так много, что я ждала его, не думая больше ни о чем на свете.

К его чести, он не заставил меня ждать слишком долго.

— Он согласился взять деньги. Надеюсь, ему не хватит сумасбродства отдать их первому же встречному бродяге. Эти земли ему действительно придется покинуть, слишком многие здесь знают его в лицо.

Это было ни «да», ни «нет», и настолько в духе самого Удо, что, забыв о том, что мгновением ранее прирастала к полу от страха, я обняла его за шею.

— И как далеко ты сможешь следить за ним?

Бруно снова улыбнулся только уголками губ, но я чувствовала, что он испытал не меньшее облегчение, чем я сама.

— Дальше, чем он думает. В конце концов, старший из нас двоих я.