Глава 4

Первым звуком, пробившемся ко мне из реальности, стало потрескивание дров в камине.

Бруно выпустил меня из объятий и встал, и просто из упрямства я приподнялась вслед за ним.

Лихорадочно натягивать платье, изображая, что ничего не случилось, было глупо, поэтому я просто подтянула колени к лицу, села удобнее, перекинув волосы вперед.

— Значит, ты трахнул герцогиню, и можешь считать, что жизнь удалась?

Благородной даме не пристало заговаривать первой сразу после, но вместе с тем, благородной даме не пристало и отдаваться леснику так, как это делала я немногим ранее.

Вернувшийся из кухни Бруно одарил меня очередной выразительной улыбкой.

— Я говорил, что в моей постели не было герцогинь. А это мы еще не исправили.

Щеки обдало новой волной жара, и чтобы хотя бы попытаться скрыть это, я отвернулась к камину.

— Идиот.

На самом деле причин отворачиваться у меня было сразу две.

Точно так же, как и я, он не потрудился одеться, и я поймала себя на том, что разглядываю его внимательно и откровенно бесстыдно. Сильные ноги, прямую спину. Член.

Он оказался чертовски хорош собой, и это делало все произошедшее еще хуже.

Хуже самой мысли о том, что он действительно добился от меня всего, чего хотел, но сдержал при этом каждое свое слово.

— Тебе нужно поесть. Сколько ты бегала по лесу? — вернувшись обратно ко мне, Бруно поставил между нами грубо сделанный деревянный поднос.

Мясо, запеченный картофель, вино.

Обычная еда, к которой я привыкла в отцовском доме, но не одобренная Удо.

При виде всего этого я почувствовала, что и правда голодна как зверь, но отчего-то кусок не лез в горло.

Не хотелось признаваться в таком даже самой себе, но отчасти дело было в том, что он вел себя… нормально. Никаких плоских шуток, никаких испепеляющих взглядов и двусмысленных интонаций. Как будто мне и полагалось сидеть голой на полу в его доме, и ничего предосудительного и постыдного в этом не было.

Как будто я была просто уважаемой гостьей, а не женщиной, которую он только что…

Стараясь не подавиться этой мыслью, я просто ему в отместку потянулась к бокалу.

— Долго.

Голос, к счастью, прозвучал ровно, но чем-то я все же себя выдала. Или Бруно просто почувствовал, потому что, ничего не больше не говоря, он переместился мне за спину, обнял, уже привычно положив ладонь на живот, и прижал к себе.

От этого собственнического захвата сердце оборвалось и потянуло тяжестью внизу живота.

— Зачем ты вышла за него?

Он коснулся плеча невесомым и ласковым поцелуем, и я замерла на мгновение, не донеся бокал до губ, потому что, помимо нежности, в этом прикосновении была… благодарность?

— Зачем тебе это знать?

— Просто интересно, — он потянулся за своим бокалом, и при этом прижался ко мне еще крепче. — Вы же очевидно не пара. Когда он привел тебя, я думал, ты в него влюблена. В этом не было бы ничего странного, он все же герцог. При этом еще и молод и красив.

«Не красивее, чем ты», — эти слова я успела проглотить вместе с вином.

И правда, при некотором общем сходстве, — высокий рост, светлые волосы и светлые глаза, — благородный герцог проигрывал неотесанному леснику по всем параметрам.

Впрочем, по поводу неотесанности конкретного лесника я вынуждена была признать свою ошибку. Если он так обращался со всеми женщинами, бывающими здесь, я начинала понимать, почему они выстраивались в очередь.

Так или иначе, Удо в любом случае был всего лишь моим прошлым, а он — нежданным, но очень приятным, как выяснилось, приключением.

— Я вообще не хотела выходить замуж. Меня все устраивало и так: аптека, сад, знакомые люди вокруг. Но у отца дела пошли не очень.

— Думаешь, вмешался герцог Керн?

Я пожала плечами, делая еще один небольшой глоток:

— Едва ли. Я не из этих мест, это не его земли. Зная его, я предположила бы, что он мог сделать это с помощью магии, но мы познакомились позже, зачем бы я была ему нужна.

— Зачем-то, очевидно, нужна, — поцеловав меня в другое плечо, Бруно ответил со странной задумчивостью и подвинул поднос с едой ближе.

— Значит, ты хотела спасти дела отца?

— Скорее, снять с него лишнее обременение в своем лице, — наконец решившись, я все же потянулась к мясу. — Содержать еще и взрослую дочь всегда накладно, а герцог Керн вполне мог себе эти траты позволить.

— Но ты, конечно же, ничего не знала о его репутации?

Прожевав первый кусок и найдя вкус отменным, я все же повернула голову, чтобы видеть своего собеседника хотя бы краем глаза.

— Конечно же, я знала все, что говорят о нем. Что он уморил двух предыдущих своих жен, и что пьет кровь девиц, оказавшихся на его ложе. Что он жесток и груб.

— Но тебя это не остановило?

— У меня был не слишком большой выбор, — отпив еще вина, я принялась за картошку. — Либо он, либо стареющий мерзавец с горбом. От такого не получилось бы быстро овдоветь. К тому же, отец говорил, что моя мать перед смертью поставила для меня хорошую защиту. Я рассчитывала, что мне это поможет.

Учитывая, как часто я выводила Удо из себя, став герцогиней Керн, только это мне, по всей видимости, и помогло, но об этом Бруно было знать не обязательно.

Он слушал внимательно, даже жевал медленно, как будто боялся отвлечься.

— И что ты планируешь делать теперь? Вернешься к отцу?

— Нет. Так мое замужество потеряет всякий смысл. К тому же, там Удо найдет меня в два счета. Пока что он мой муж, и у него есть право потребовать, чтобы я вернулась. Или увезти обратно силой.

Сытость наступила быстро, а от вина начала приятно покруживаться голова, и не особенно задумываясь над тем, что делаю, я откинулась на плечо Бруно. Просто для удобства я пристроила ладонь на руку, которой он меня обнимал.

— Значит, будешь жить самостоятельно.

— Я взяла достаточно денег для этого.

— Да, я помню. Ты предлагала поделиться.

Теперь это казалось настолько нелепым, что я почти засмеялась, и тут же затихла, потому что его ладонь не сильно, но с очевидным нетерпением сжала мою грудь, а губы коснулись подставленной шеи.

— Ты…

— На два дня ты моя, помнишь? — Бруно осторожно прикусил мочку моего уха, и понизил голос почти до шепота. — Полностью в моей власти. И я по-прежнему намерен вести себя как грубое животное, и трахать тебя так, как мне вздумается, пока не попросишь пощады.

Прежде чем я успела хоть как-то отреагировать, он отвел мои волосы с лица, перебросил их на бок так, чтобы они больше ничего не прикрывали, но закрыли мне обзор. Так, чтобы в поле моего зрения не осталось ничего, кроме него.

— Тебе ведь нравится, когда я называю это именно так, да?

— Мне не нравится, что ты не можешь делать это молча. Поэтому ты обычно молчаливый? Устаешь трепаться в спальне?

— Насчет спальни тебе только предстоит узнать, — он засмеялся коротко и так довольно, будто услышал ровно то, чего хотел и ожидал.

Напоминание о том, что мы делали это прямо на полу, едва не на пороге, обожгло новой волной смущения, но Бруно не дал мне задуматься об этом как следует — подхватил на руки и понес в уже знакомую комнату.

— Мне нужно умыться.

Попытка была откровенно слабой, но мне хотелось выгадать хотя бы пару минут, чтобы…

Неожиданно, но он послушался и отпустил. Вернее, усадил на кровать так бережно, что я забыла укусить его в ответ на короткий поцелуй в губы.

— Вода по-прежнему в тазу.

Здесь не было ни халата, ни покрывала, и стараясь не смотреть на Бруно, я кое-как завернулась в его рубашку, — ту самую, которую, кипя от негодования, срывала с себя несколькими часами ранее.

Часами ли?

Вода и правда оказалась теплой, и приводя себя в порядок, я постаралась думать о том, что же все это значило.

Все время, что мы были знакомы, Бруно представлялся мне наглым и самоуверенным простаком, вершиной мастерства которого было освобождать зайцев из силков.

Однако сдержать колдовство герцога Керна было слишком непростым и слишком опасным делом.

Каким образом ему это удалось?

Когда он успел согреть воду, если все время был со мной?

Почему, зная, чья я жена и что Удо может с ним за это сделать, он брал меня так, будто я принадлежала ему по праву и нарочно старался оставить на мне свой след?

Нет, не брал.

Трахал.

Остановившись перед зеркалом, я провела ладонями по лицу, стараясь успокоиться, и выяснилось, что вид у меня был совершенно дикий — волосы как будто стали еще чернее, а глаза сверкали зеленым, как у разъяренной кошки.

Нужно было отделаться и от этого проклятого слова, и от желания застонать при самой этой мысли — не пощадив мою гордость, Бруно сумел сделать так, чтобы я сама этого хотела.

С Удо и правда никогда не было так. Он не спрашивал, был ли кто-то до него, не интересовался, нравится ли мне то, что он делает. Просто несколько механических движений — обязанность жены перед мужем.

Откровенной боли, за исключением пары пощечин в самом начале нашей супружеской жизни, он не причинял, но всякий раз думал о чем-то своем. Двигаясь во мне, мыслями он был очень далеко, и мне казалось, что ему и вовсе все равно, я это или любая другая.

В первые несколько раз меня это уязвляло, после я сочла это благом. Пользуясь моим телом, муж не претендовал на большее и не требовал от меня ничего, кроме беспрекословного подчинения. Когда в моей голове родился план побега, стало легко выполнять и это.

Бруно же хотел от меня совсем другого. Не оставив мне выбора, кроме как отправиться с ним в постель, он, тем не менее, был сосредоточен на мне, смотрел, казалось, в самую душу, и все про меня знал.

Или так удачно угадывал.

Поняв, что непривычное ощущение влаги внизу живота уже не имеет к умыванию никакого отношения, я поспешила натянуть рубашку и выйти из ванной.

Даже не подумавший одеться за время моего отсутствия Бруно терпеливо ждал, полулежа на вызывающе широкой кровати, и, понимая теперь, для чего она ему нужна, я едва не вспыхнула снова.

На столике рядом стояло недопитое нами вино — он явно намеревался расположиться здесь надолго и с комфортом, и я поймала себя на том, что начинаю злиться на него снова — за то, что сама поторопилась вернуться, за то, что уже была готова.

А еще за то, что не собиралась задавать ему сейчас ни один из возникших у меня вопросов.

Увидев меня, он сел и протянул руку. Я сжала его пальцы бездумно и поразительно для меня самой естественно, оперлась коленом о простынь, стараясь не думать о том, как выгляжу сейчас.

— Ты очень красивая, — он ответил на мои мысли так быстро и четко, что я вздрогнула.

В таком положении Бруно смотрел на меня снизу вверх, держал за талию по-хозяйски, и вместе с тем, очень бережно, и я чувствовала, как растерянность и злость застывают холодным комом в горле.

Когда он наклонился, приподнял подол рубашки и коснулся губами моего бедра, я вздрогнула снова и сжала его волосы, потому что это было чересчур. Слишком откровенно, слишком будоражаще, как молчаливое обещание — одно из тех, которыми он не бросался просто так.

Снова поняв меня пугающе верно, он вскинул взгляд, но теперь уже смотрел внимательно и серьезно.

— Если тебе неприятно, скажи. Я остановлюсь.

Он не шутил.

Каким-то непостижимым образом я знала совершенно точно: если скажу, он ко мне больше не притронется. Нашу сделку можно будет считать состоявшейся, мою часть договора выполненной, и мне никогда больше не придется извиваться от страсти под чужим мне мужчиной, от которого можно ожидать чего угодно. Не придется сгорать от стыда под его взглядом и до боли кусать губы, чтобы не сказать ему ничего лишнего.

Я молчала, глядя на него в ответ, и ладонь Бруно двинулась с бедра выше. Он гладил мое тело под рубашкой, как будто заново приучал к себе, а потом склонился снова и поцеловал в самый низ живота.

— Бруно.

Его имя оставило странный привкус на губах, как нечто чужое и диковатое, но такое манящее.

Он среагировал, застыл, выпрямившись так, будто мы и правда собирались светски побеседовать.

— Ты все же хочешь что-то мне сказать.

Это был не вопрос, а предложение.

От него я тоже могла прямо сейчас отказаться.

Вместо этого я погладила его по голове снова — чуть неловким непривычным жестом, пропустила между пальцами густые светлые пряди. Скользнула большим пальцем по виску, обвела крылья носа.

Он не мешал мне, не делал ничего, просто смотрел так, что этому взгляду в самом деле невозможно было сопротивляться.

— Да.

Я сказала это коротко, отчетливо и просто, предоставив ему понимать так, как он посчитает нужным.

Загрузка...