Созвездие верности

Глава 18

Дети сдержали свое обещание. И Куин, и Майкл отправились на занятия в летнюю школу. Они вместе выполняли домашнюю работу, вместе готовились к тестированию, помогали друг другу писать рефераты. И оба скучали по Сикстусу, жалея о том, что его не было рядом, дабы поддержать их добрым словом, советом.

На пятый день после отплытия отца Румер заскочила за ними после школы, чтобы всем вместе наведаться на ферму. Она приехала на Мыс из своего офиса и остановила машину напротив коттеджа Зеба. Высоко в небе парил поморник, таская рыбешек из бухточки Винни. Румер загадала желание, чтобы Зеб вышел на крыльцо, – а вдруг, это как раз тот самый поморник, которого они спасли? Она вытянула шею, пытаясь рассмотреть в окне силуэт Зеба. Они не виделись с тех пор, как он целовал ее на кухне. Сидя в своем авто, она прикрыла глаза. Всю прошлую ночь Зеб снился ей. Они сидели вдвоем на крыше и созерцали синее-пресинее небо. Вниз срывались солнечные лучи, окрашивая кроны деревьев в золотой цвет. Держа Зеба за руку, она испытывала неземное блаженство. Но как только она повернулась в надежде поцеловать его, он вдруг испарился; слышался лишь язвительный смех Элизабет, эхом отдававшийся среди деревьев.

Дети забрались в кабину ее грузовичка, и, глянув на поморника в последний раз, Румер выехала на дорогу.

– Как дела в школе? – спросила она.

– Хорошо, – ответила Куин.

– Неплохо, – сказал Майкл.

– Да уж, это самый полупустой ответ из всех, что я когда-либо слышала, – улыбнулась Куин.

– В каком смысле?

– Ну, ты же знаешь старый вопрос… когда ты смотришь на стакан, то, как по-твоему: он наполовину пуст или наполовину полон?

– А есть разница? – спросил Майкл.

– Ну, – сказала Куин, – разница большая. Ответ говорит о твоем мировоззрении. Вот кто ты, например: оптимист или пессимист?

Румер ощутила, как у нее участилось сердцебиение. Куин, сама не подозревая, в точности выразила ее состояние – Румер целую неделю избегала Зеба, думая о том, что пошло не так в их отношениях, и пытаясь унять разгоревшееся внутри жгучее пламя желания.

– Я наполовину полный человек, – заявила Куин. – Но это сейчас, раньше все было иначе. Когда мои родители утонули, я была наполовину пуста. Меня тошнило от всего вокруг. Летние дни были чересчур жаркими, зимой было слишком холодно; мне разонравилось мороженое, а если мы шли в кино, то всегда на тот фильм, который мне не хотелось смотреть…

Вполуха слушая Куин, Румер размышляла о себе. Отец говорил ей, что и школьники многому могут научить своих преподавателей, и в который раз он оказался прав. Зеб был здесь, он снился ей каждую ночь, лето неумолимо пролетало – но Румер все еще продолжала жить прошлым, терзаться от старых обид и свершившегося тогда предательства, не обращая внимания на магическую золотую нить. Игнорируя его самые настоящие поцелуи, его самые настоящие слова.

Она завезла ребят в «Парадайз Айс-Крим», где они прикупили себе мороженого, чтобы побаловаться сладким по пути до фермы. В приемнике звучала их любимая музыка, и Куин громко подпевала. Майкл крутил ручки кондиционера и люка в крыше кабины. Потом они принялись болтать об уроках и домашней работе.

И вот Румер свернула на подъездную дорожку к ферме и едва не испытала шок: Эдвард сидел на крыльце рядом с какой-то женщиной.

У нее были светлые волосы, она была одета в легкое платье цвета барвинков. Румер узнала ее по прогулкам в Художественном музее Блэк-Холла. Энни Бенц, куратор зала американских импрессионистов – сильная, умная, симпатичная. Идеальная пара для Эдварда, подумала Румер, ощутив странный приступ облегчения вперемежку с разочарованием. Должно быть, Эдварду надоело то, как она с ним обращалась, и поэтому Румер стало ужасно стыдно.

– Кто это? – спросил Майкл.

– Одна из знакомых Эдварда, – ответила Румер.

– Но ведь он же твой приятель, – поддразнивая Румер, сказала Куин. – Ты не ревнуешь?

– Нет, – тихо ответила Румер. – Нисколько.

– Я тебя понимаю, – Куин призадумалась. Румер могла бы поклясться, что видела искры, которые высекали мыслительные процессы в ее голове. И девчонка изрекла: – По-моему, Эдвард ни наполовину пустой, ни наполовину полный. Он просто серединка на половинку. Ни то ни се…

Майкл хохотнул, тайком поглядев на нее.

– Куин, как это человек может быть просто «серединкой на половинку»? Посмотри на его ферму – она огромная. У него есть лошади, коровы, хлева, большой дом, масса работников…

– Вещи и деньги не учитываются при определении полноты человека, – заявила Куин. – Правильно, Румер?

– Я не могу сказать про Эдварда ничего плохого, – ответила Румер. Они подошли к штакетнику и увидели, как через поле к ним поспешал Блю. От высокой травы поднималось горячее марево, а под ногами у коня кружили стрекозы. – Он всегда прекрасно относился ко мне.

– Но почему ты не вышла за него замуж? – спросил Майкл.

– Потому что она любит другого, – безапелляционно отрезала Куин, отчего у Румер отвисла челюсть.

– Ты о чем? – спросил он.

– Да так, ни о чем, – Куин улыбнулась и пожала плечами.

Румер решила не обращать внимания на ее высказывание. Она бросила еще один взгляд в сторону парочки, мило беседовавшей на крыльце. Было ли у нее с Эдвардом хотя бы раз что-либо подобное? Голова у нее была забита одним Зебом: она, словно лошадь, била воображаемую землю копытом, желая убежать, расправить крылья и улететь в синюю даль, оставив за собой громовой след.

– Твой отец поплыл в Ирландию, – крепко сжав ладонь Румер, сказала Куин. – Вот какой дух у тебя внутри! Тебе мало обыкновенных посиделок на крыльце! В тебе слишком много страсти для таких пустяков. И я знаю…

Румер смотрела на девочку во все глаза, надеясь, что она закончит свою фразу. Но тут Блю призывно заржал, возвещая о своей готовности для верховой прогулки. Куин подбежала к нему и накормила яблоком, пока Майкл терпеливо дожидался ее.

Когда они с Куин взобрались на спину Блю и понеслись по полю, Румер прислонилась к ограде и погрузилась в раздумья. Да, действительно, по-настоящему любила она лишь одного человека. Теперь Зеб был здесь, в Коннектикуте, а что же она? Почему она отталкивала его всякий раз, как он пытался приблизиться к ней? Неужели Элизабет так и будет стоять меж ними, хотя и находясь в разводе с мужем и за тыщу миль отсюда?

Она смотрела на то, как дети крепко держались друг за друга, мчась по зеленому полю. Отсюда, сквозь легкую дымку, ей казалось, что Майкл – это молодой Зеб. У него тот же овал лица, те же глаза, та же стать… Правда, волосы у Майкла длиннее, чем у Зеба, перед тем как их ему отрезал отец, но ниспадали они точно так же и сверкали на солнце ничуть не меньше.

Сердце ее всполошилось, когда Зеб приехал, и вот уже которую неделю она ощущала, как оно бьется, падает, сжимается, колотит молотом в ее грудь. А пульсирующая кровь превратилась в раскаленную лаву. Румер вспомнила, как стояла с Зебом у себя на кухне и хотела, чтобы он продолжал обнимать и целовать ее. Что же такое он хотел сказать ей, и почему ей было так тяжело его выслушать?

Вся в напряжении и тревоге, она следила за детьми, пока они не скрылись из виду, а потом стала растравлять себя мыслями о сестре: ведь Элизабет столько лет подряд прятала от нее Майкла!

Поначалу, когда Румер требовалось утолить жажду общения с племянником, она просила коллег подменить ее, а сама улетала в Калифорнию или же звонила Элизабет и договаривалась о приезде Майкла в Коннектикут. Вдвоем они проводили дни и недели, полные безмятежного блаженства, – пока не настал тот час, когда Румер стала бояться, что Элизабет положит конец их встречам.

Оглядываясь в прошлое, она поняла, что полностью погрязла во лжи. Ее просто выворачивало наизнанку именно по той причине, что Элизабет и Зеб все еще были вместе. Но снаружи она пыталась играть роль доброй тети – лишь для того, чтобы иметь возможность видеться с Майклом.

– Смотри-ка, что у тетушки есть для тебя! – воскликнула Элизабет, когда Румер привезла с собой плюшевого коня.

– Он совсем как Блю, – Румер вложила огромную мягкую игрушку Майклу в руки. – Помнишь моего коня? А то, как я придерживала тебя у него на спине и ты катался по полю? Можешь называть его Блю, – шептала Румер, гладя душистые волосы малыша и нежную щеку. – Так же как и настоящего Блю… Блююююююю.

– Буууу, – ответил Майкл, как будто вспомнив, как они отдыхали на ферме «Писдейл» всего-то пару месяцев назад.

– Ага, Бу, – сказала Элизабет, прихлебывая джин с тоником. Ее не было с ними на ферме, и она не понимала, что их связывало. Но Румер была уверена, что от ее внимания не ускользнуло то, как у Майкла загорелись глаза, когда он обвил ручонками шею своей тетки; и наверняка она заметила безграничный восторг своей сестры – когда ее глаза наполнились слезами при виде этого мальчугана. – Просто «Бу» – это мое нынешнее состояние.

– Но что случилось? – спросила Румер.

– Не знаю, каким местом я думала, выходя замуж за Зеба. Ты совершенно правильно поступила, когда избавилась от него.

– Элизабет! – резко оборвала сестру Румер, и у нее засосало под ложечкой: она не могла поверить тому, что услышала. – Не надо. Давай не будем обсуждать Зеба…

Он пропадал в Калифорнийском политехе, где занимался анализом данных со спутников; а на следующий день ему предстояло отправиться в Хьюстон. Румер предпочла посетить Элизабет и Майкла именно в период своего зимнего отпуска, ведь она точно знала, что Зеба не будет дома. Но она все равно была против того, чтобы Элизабет плохо говорила о своем муже, особенно в обществе Майкла. И ей уж точно не хотелось ворошить прошлые события…

– Румер, ты же моя сестра. Мне не с кем поболтать… Я так несчастна… – Элизабет отпила из бокала. Она пьянела на глазах.

– Но как ты можешь быть несчастна? – спросила Румер, прижавшись губами к виску Майкла. – Ведь у тебя есть все это. У тебя такой чудесный сын!

– Буууууу, – подбрасывая коня, ворковал Майкл.

– Буууууу твоему папаше! – допив свой напиток, злобно ответила Элизабет и пошла к буфету, чтобы сделать себе еще порцию коктейля. Они сидели в просторной гостиной, окна которой выходили на тихоокеанское шоссе и горы Санта-Ана. Теперь Румер слышала лишь отдаленное гудение автомобилей и звон кубиков льда, которые Элизабет бросала в свой стакан. Она почувствовала, что сестра отчего-то разозлилась, и это напугало ее.

– Если ты не хочешь меня слушать, – сказала Элизабет, – то зачем тогда приехала?

– Повидать тебя и Майкла.

– Да ну? – спросила она. – А по-моему, только одного Майкла.

– Он мой племянник, – держа на коленях Майкла и его игрушку, спокойно ответила Румер. Ее сердце словно сдавили незримые тиски; на самом деле ей не хотелось слушать эти разговоры – и еще меньше хотелось, чтобы их слышал Майкл. Да еще видел, как напивается его мать, распаляясь в гневе на отсутствующего мужа за свою неудавшуюся личную жизнь.

– Мне предстоит сниматься в серьезном фильме, – Элизабет расплакалась. – А всем наплевать… Мне очень тяжело, Ру.

– Но почему?

– Я представляла себе брак совсем иначе. Особенно с Зебом. Он был так мил, так обходителен… А теперь он постоянно чем-то недоволен. Его не волнует ничего из того, что я делаю. Он с удовольствием ходит на свою работу или катается с Майклом по округе. Они пропадают в этих своих поездках, а я остаюсь здесь одна-одинешенька.

– Ты же много работаешь, Зи, – напомнила ей Румер. – И у тебя всегда есть новые роли.

– Да, и я специально подбирала их так, чтобы сниматься здесь, в Калифорнии, чтобы быть рядом с домом. Но клянусь тебе, Ру, в следующем году я уеду отсюда – в Стамбул, Кению, Бангкок, к черту на рога! Короче, чем дальше, тем лучше. – Отхлебнув джина, она всхлипнула и закашлялась.

– Не пей так много, – Румер попыталась отобрать у нее бокал.

Элизабет резко отбросила руку сестры, и спиртное выплеснулось на нее саму и на Румер.

– Ты не понимаешь!..

Поставив бокал у бара, она вдруг схватила Майкла, прижала ребенка к груди. И хотя он вырывался, протягивая руки к своей игрушке, она крепко держала и не отпускала его. Шагая с ним по комнате, она споткнулась о его кубики.

– Осторожно! – крикнула Румер, но было уже поздно.

Мать и дитя с грохотом рухнули на пол. Майкл ударился головой и заревел: вне себя от ужаса она подскочила к ним, однако все обошлось – кресло частично смягчило падение, и у них не было ни синяков, ни царапин.

Взяв Майкла на руки, Румер осмотрела его голову, но не обнаружила даже малейшей шишки. Пока он истошно орал, она чмокнула его в лоб, вручила ему коня и стала укачивать малыша в своих объятиях.

– Отдай его мне, – протянув руки, сказала Элизабет. Но Майкл уткнулся лицом в шею Румер и тяжело задышал.

– Оставь его в покое, – прошептала Румер. – Хотя бы на минуту.

– Да как ты смеешь? – возмутилась Элизабет. – Строит тут из себя Мать Терезу! По-твоему, люди никогда не спотыкаются и не падают? Ты что, хочешь устыдить меня в том, что я плохо забочусь о своем малыше? Что я пьяница и не могу удержать ребенка?

– Нет, Элизабет, – Румер покачала головой, понимая, что любые уговоры будут бесполезны, и страшно переживая за Майкла.

– Хрена лысого я тебе поверила! – орала Элизабет, распаляясь все больше.

– Мы не должны так себя вести перед малышом. Он ведь все понимает…

– Ты просто завидуешь мне, вот в чем дело! – продолжала Элизабет, не внимая голосу разума. – А все потому, что Зеб выбрал меня, а не тебя! И потому, что у меня есть этот ребенок…

Майкл обернулся и с тревогой посмотрел на мать заплаканными глазами. Конечно, он все понимал – но не мог осознать, почему мама ходит взад-вперед, почему у нее такое перекошенное лицо и почему она ненавидит милую тетю, подарившую ему лошадку? Потянувшись к матери, малыш снова зашелся в безудержном плаче.

– Видишь! Ты только еще больше расстроила Майкла. Иди ко мне, любимый…

Румер отвернулась и молча вышла из комнаты. Она сгорала от желания повыдергать сестре волосы и надавать ей пощечин. Стоя на широком балконе, откуда открывался прекрасный вид на горную гряду, она пыталась совладать с эмоциями. Но хуже всего было то, что Элизабет попала в самую точку: да, Румер смертельно завидовала ей. Что если Элизабет выпроводит ее и запретит встречаться с Майклом?

Обернувшись, Румер увидела, что Элизабет сидит на полу и горько плачет. Майкл променял маму на игрушечного коня и стал тащить его к балкону. Он прижал свою ладонь к стеклу со стороны комнаты, а Румер прижала свою снаружи. В то мгновение, пытаясь прикоснуться к нему сквозь стекло, она твердо решила пойти на что угодно, лишь бы остаться с ребенком рядом.

Отодвинув балконную дверь, она прошла в комнату.

– Я хочу, хочу, чтоб ты… – хлюпая носом, сказала Элизабет.

Румер была уверена, что сейчас она добавит: «Убралась вон».

– Послушай, – тихо сказала Румер, осторожно подбирая слова, – чем я могу тебе помочь? Может, тебе нужно выговориться? Если да, то я всегда готова выслушать тебя. Ведь я люблю тебя, люблю Майкла.

– Ты любишь Зеба… – захлебываясь слезами, прошептала Элизабет.

– Нет, – резко ответила Румер, не сводя глаз с Элизабет. – Он твой муж и мой зять, ничего более.

– Правда?

– Конечно. Так чем я могу тебе помочь? – Элизабет сжала ее руку, все никак не могла успокоиться.

Придерживая Майкла у груди, Румер раскачивалась взад-вперед, надеясь как-то успокоить малыша. Как часто ему приходилось наблюдать свою мать в подобном виде? У нее похолодело в животе В его взгляде сквозила безумная тревога, а тельце содрогалось от отрывистых всхлипов.

– Сгоняешь на кухню? – наконец спросила Элизабет. – Принеси салфеток и льда – после обеда у меня визит к фотографу, и я не хочу идти на студию с опухшими глазами.

– Сейчас, – ответила Румер, и, чертыхаясь, пошла выполнять просьбу сестры. За кухонным столом сидели нянька и домработница и, распивая чай, молча смотрели ей в спину.

Она присматривала за Майклом, пока Элизабет уезжала на фотосессию, и потом, пока кинозвезда рекламировала свой новый фильм на встрече с журналистами в Сенчури-Сити. Тогда же, в обед, когда Элизабет позвонил продюсер ее последнего проекта, Румер пришлось соврать, что Элизабет плавает в бассейне. Тогда как, по правде говоря, ее сестра валялась в спальне мертвецки пьяная. С каждым подобным звонком и каждой такой ложью Румер чувствовала, как теряет частичку себя. Но она хотела быть с Майклом…

Ночь за ночью Румер лежала в своей постели без сна, не смыкая глаз, и вспоминала, вспоминала, пытаясь оправдать себя – или попытаться возненавидеть Зеба?.. Она не знала, зачем ей это нужно – но было очень больно… Однажды днем, пока Элизабет спала, Румер позвонила Зебу в Хьюстон.

– Мэйхью, – отозвался он в телефонную трубку.

– Зеб, это Румер, – она чуть не упала в обморок от звука его голоса.

На том конце провода повисло напряженное молчание, но потом он прокашлялся и заговорил:

– Ты еще в Калифорнии?

– Что у вас происходит? – проигнорировав его вопрос, спросила она.

– В том смысле, почему я здесь, а не там? Ну, такая уж у меня работа, Румер. Я бы и приехал повидаться с тобой, но…

– Я вовсе не об этом! – перебила его Румер. – Ты ничем не лучше Элизабет – вы оба уверены, что мир вращается только вокруг вас. Я же говорю о Майкле.

– А что с ним? Он в порядке, – проворчал Зеб. – Он лучший ребенок из всех, что…

– Он не в порядке! – возразила Румер. – Он словно канат, который вы решили перетянуть каждый в свою сторону. Не знаю, что творится между тобой и Элизабет, и если честно, мне наплевать на это! Но Майкл не канат, он живой! И если он будет и дальше так страдать, Зеб, то клянусь, я заберу его.

– Ты – что?.. – переспросил он.

– То, что слышал! Я заберу его на Мыс!

– Сейчас же позови к телефону Элизабет, – рявкнул Зеб.

– Не могу, – ответила Румер. – Она спит. В полной отключке.

Это подействовало на Зеба. Он притих, а Румер пыталась совладать с накатившей на нее волной чувств и переживаний.

– Тебе ведь известно о ее запоях, не так ли?

– Да. Известно.

– И что же ты сделал по этому поводу?

– Боже, Румер! Да ничего я не делал! Я уже прятал, бил, выливал ее бутылки…

– Зеб! Я не о ней! Я говорю о Майкле! Как ты можешь оставлять ребенка одного с ней, когда она расхаживает по квартире в таком виде?

– Но он не один – с ними живет Мэри. А до нее была Кэтрин. Их, конечно, надолго не хватает, но зато всегда есть кто-то рядом.

– И, по-твоему, этого вполне достаточно? Достаточно для взыскующей любви души вашего сынишки?!

Опять воцарилось молчание, и стук собственного сердца гулом отдавался у Румер в ушах.

– Нет, недостаточно, – честно признался Зеб. – Обычно я сижу с ним. В прошлом месяце я отказался от тренировок, чтобы быть с Майком. Но сейчас не выдержал и решил уехать… Потому что я узнал о твоем приезде…

– О моем приезде? – она тяжело задышала.

– Да, Румер…

– То есть ты уехал, когда узнал о том, что я прилетаю в гости к Майклу? Ты не желал видеться со мной? – перенести это было нелегко.

– Ну да, – сказал он. – Были и другие причины.

– «Другие причины»?

– Ты думаешь, я из камня и ничего не чувствую? Я действительно не хотел встречаться с тобой, – ответил он. – Впрочем, так же как и ты со мной.

– Вот тут ты прав.

– Ну вот, теперь ты в курсе событий. Мы с Элизабет оказались в непростой ситуации. Я не могу заставить ее прекратить попойки, но я не могу постоянно быть с ними рядом. Но когда ты с Майклом, у меня спокойно на душе – и что бы там ни говорила Элизабет, у нее тоже. Поэтому ответ на нашу проблему заключается в том, чтобы ты как можно чаще виделась с ним.

– Если б я могла, то не расставалась бы с ним ни на минуту.

– Заведи свою практику в Лос-Анджелесе; будешь лечить зверушек местных звезд, – сказал Зеб.

– Я живу на Мысе Хаббарда. Там моя родина, там мой отец, – резко ответила Румер.

– Не надо вставать в позу. Я знаю, что ты теперь из нового поколения Dame de la Roche…

– Как и наши с тобой матери.

– Ага.

Румер сжала в руке телефонную трубку и крепко зажмурилась.

– Так как же насчет Элизабет? – спросила она, переводя разговор в нужное русло.

– У нас с ней давно ничего не было… Мы не… – промямлил Зеб, но Румер остановила его.

– Прекрати! – крикнула она. – Меня не интересуют подробности вашей супружеской жизни! Разве ты не должен помочь своей жене? Ты бежишь от проблем! Но ты, именно ты обязан избавить себя и меня от переживаний в те дни, когда Майкл будет оставаться со своей матерью! Потому что, Зеб – это я тебе обещаю, – если у вас ничего не изменится, а она окончательно сопьется, я попытаюсь забрать его у вас, чего бы это мне ни стоило!

– Я не позволю тебе, – сказал Зеб.

– Тогда не доводи меня до этого. Найди для нее хорошую клинику, Зеб. Если на это время тебе понадобится помощь с Майклом, то можешь рассчитывать на меня. Я позабочусь о нем…

– Ладно, Румер. Попытка не пытка. Но она очень упрямая и вряд ли согласится лечиться.

– Я тоже упрямая. И не позволю, чтобы вы причиняли вред своему сыну.

– Слышу, Ларкин, слышу, – мрачно ответил Зеб. – Я сделаю все возможное, хорошо?

– Надеюсь, что так и будет, – она больше была не в силах терпеть безумие этих воспоминаний и чувств, накрепко связавших их всех. – Она моя сестра, и как бы там ни было, я желаю ей только добра…

– Знаю, Румер, – прошептал Зеб. – Знаю…

Промелькнули годы. Майкл прилетал на восток, а Румер по первому зову – на запад. Элизабет ненадолго бросала пить, а потом принималась пьянствовать с новой силой. Когда Элизабет слишком выматывалась, она уезжала из дому и пару дней поправляла свое здоровье там, где лечили алкоголиков. Она посещала реабилитационный центр в Фениксе, а заодно проходила месячный курс в Сан-Франциско. Но очередной срыв, стресс: то не дали роль, то «прокатили» с «Оскаром», то еще какой-либо финт – и все летело к черту, и снова кубики льда звенели в стакане, и снова рыданья по телефону, и упреки, и проклятья в адрес Зеба, который не был предназначен ей судьбой. Ревность, злоба, ненависть, отчаяние – о, сколько, чувств владело этой актрисой, личная жизнь которой не сложилась по ее же вине…

Майкл рисовал на картинках Мыс Хаббарда и признавался тете, что хотел бы всегда жить здесь, а не в Калифорнии. Он катался на Блю, вцепившись в гриву коня, и умолял тетю не прогонять его, не увозить обратно к матери. Сама мысль об этом разбивала Румер сердце.

– Я никогда не прогоню тебя, – обещала она. – Твоя мама выздоровеет, ты поедешь домой, но потом сможешь вернуться ко мне и Блю. Когда угодно…

Но он не вернулся. Элизабет не позволила ему. Она так и не объяснила причину своего решения; ей всегда было некогда. Когда Румер хотела слетать на запад, Элизабет говорила, что слишком занята. Майкл понемногу взрослел; у него появились личные интересы, и если бы Румер все же приехала, то он не смог бы оторваться от своих занятий, чтобы провести время вместе с теткой.

Румер редко давала волю нахлынувшим на нее воспоминаниям, но вот теперь, этим летним полднем, стоя у белого штакетника, она никак не могла выбросить их из головы. Прискакав обратно, дети сказали ей, что им нужно торопиться домой, чтобы доделать уроки. Румер спросила у них, не подождут ли они еще пару минут.

– Конечно, тетя Румер, – сказал Майкл и помог ей взобраться на спину Блю, которого они оба так безумно любили.

Глядя вниз на почти взрослое лицо Майкла, она улыбнулась и снова почувствовала, как у нее заныло сердце. Румер показалось, что он ощутил то же самое; она заметила это в его глазах и в том, как он, не моргая, внимательно смотрел на нее.

– Ты знаешь… – сказала она, пока теплый ветер развевал его каштановые волосы, – что я никогда специально не нарушала данное тебе обещание?

– Да, – спокойно ответил он. – Я всегда это знал.

– Я рада, – кивнула Румер.

Куин молча наблюдала за ними, но она все понимала: Румер любила племянника больше, чем собственного сына, если бы он у нее был. К сыну она была бы строга, а Майкл ей был дорог, ибо был обделен любовью и вниманием своих родителей. Майкл потрепал гриву Блю, и Румер поскакала в поле.

– Бууууу! – прокричал племянник ей вслед. Возможно, с крыльца на нее смотрели Эдвард и Энни; но ее это уже ни капли не волновало. Румер пронеслась вдоль каменной стены, потом вверх по холму и вниз к речке.

Мчась по ее берегам, она скользила взглядом по стремительному потоку воды и до сих пор слышала, как Майкл – и маленький ребенок, и без пяти минут мужчина – звал их коня по имени. Пустив Блю галопом, Румер представляла себе Зеба, единственного мальчишку, которого она любила, и этим жарким летним днем его образ все больше и больше заполнял ее мысли.

Тем же вечером Майкл ужинал с отцом в одной из местных забегаловок. Потом они немного поиграли в гольф, и Майкл рассказал ему о поездке на Блю. Когда они вернулись домой, его отец пошел поплавать у скал, а Майкл засел за учебники. Вдруг раздалась телефонная трель. Думая, что это Куин, он сломя голову бросился поднимать трубку. Но в динамике прозвучал щелчок: звонили с сотового.

– Майкл?

– Мама?

– Да, это я. Связь просто ужасная. Я сейчас в своем трейлере на съемочной площадке у черта на рогах. Ты меня слышишь?

– С трудом.

– Ладно. Видимо, тут ничего не поделаешь. С тех пор как ты оказался в нашей глуши, я впервые смогла улучить минутку, чтобы позвонить тебе. Ты хоть живой? Еще не помер со скуки?

– Я в порядке, – ответил Майкл.

– Ну надо же! Мне сообщили, что твой дед отправился в путешествие. У меня не хватило духу, чтобы перезвонить и выяснить все подробности… ты же знаешь, что я не сильна в прощаниях. Он отплыл без происшествий?

– Да.

– Слава богу. Он, конечно, совсем рехнулся, если решил в одиночку добраться до Канады, но таков уж твой дед. Он безгранично верит во всемогущество литературы. И если Мелвилл и Джозеф Конрад писали о том, как здорово бороздить морские просторы, твоему деду непременно надо опробовать это на личном опыте. Как там тетя Румер?

– Чудесно.

– Наверное, сама не своя. Без его-то компании. Она неспособна жить одна.

– С ней все нормально. – Его мать рассмеялась.

– Ты просто ее не знаешь. Говорю тебе, сейчас она ужасно расстроена. Я очень люблю ее, но она чересчур привязана к нашему отцу.

Майкл живо представил себе, как тетя Румер каждый день садилась в свой грузовичок и ехала на работу. Он подумал о животных, которых она лечила, о спасении поморника. И еще он вспомнил, как она скакала по полю верхом на Блю.

– У нее полно дел, – сказал он.

– Ну, разумеется, – усмехнулась его мать. – Так она отвлекает себя от терзаний по твоему папаше.

– Что?

– Только не говори мне, что ты не заметил, как она обмирает от одного его вида.

– Нет, не заметил.

– Ведь она была влюблена в него. Мы никогда не разговаривали с тобой на эту тему, но теперь ты уже достаточно взрослый, чтобы знать. Это было скорее похоже на шутку… застенчивая малышка Румер и Зеб. Я в том смысле, что как они вообще могли быть вместе? Ветеринарша и астронавт… – его мать снова язвительно рассмеялась.

– Но почему бы и нет? Тебе-то он был не нужен.

– А вот это совсем невежливо с твоей стороны, Майкл, – ответила его мать. Может быть, она расстроилась? Майкл не мог определить, но смех из ее голоса точно исчез.

– Это правда.

– Правда – штука довольно субъективная, – сказала его мать. – Все зависит от того, кто ее озвучивает. Ты не в курсе всей истории. Дело в том, что мы переросли друг друга. Печально, конечно, но с кем не бывает. Вот влюбишься и сам узнаешь, что это такое. Кстати, есть какие-нибудь новости от Аманды?

Аманда Джонс, дочь знакомого Элизабет, известного продюсера Бастера Джонса. Аманда, как никто другой, подходила под определение «восхитительная красотка». Она была изящной «куколкой Барби», уже успевшей засветиться в двух фильмах и трех музыкальных клипах. Она умела петь, танцевать, занималась кино и модельным бизнесом. Весной Майкл гулял с ней, и его мать была вне себя от радости.

– Абсолютно никаких, – равнодушно ответил он теперь.

– Держи ее на коротком поводке, – посоветовала ему мать. – Она для тебя идеальная пара. Ты должен помнить, что не каждому везет так, как тебе. На своем пути ты встретишь еще много девчонок, но только Аманда из твоего круга и подходит тебе…

– Из какого это – моего круга? – разозлился Майкл.

– О-о! Это самое важное, Майкл. Свой круг – это общие интересы, общие знакомые, это прекрасно, сын мой!.. Только тогда ты сможешь стать счастливым…

Майкл представил себе Аманду за ловлей лобстеров, или на пляжном песке в стареньком одеяле, или утром на крыльце разламывающей клешню сваренного лобстера – и рассмеялся от души. Как же они с матерью далеки друг от друга! Как две параллельные, что никогда не пересекутся.

– А ты-то сама знаешь, что такое счастье? – спросил он.

– Тише! – хохотнула его мать. – Не бей меня, я всего лишь излагаю тебе истину нашей жизни. Ты уже знаешь, откуда берутся дети… так вот, это еще сложнее и тяжелее. Поэтому не отпускай Аманду – не стоит терять ее.

– Нет, стоит, – подумав о Куин, сказал Майкл.

– Что?

– Аманда Джонс меня совсем не интересует.

– Похоже, ты там уже с кем-то развлекаешься. Не так ли, Майкл? Послушай свою маму – не глупи. Ты не с Мыса Хаббарда и должен радоваться этому. Не растрачивай себя по пустякам. Немножко поиграл и хватит. Ах да, а кто она?

Майкл замолчал, накручивая на руку телефонный провод. Что-то подсказывало ему не раскрывать матери правду о Куин. Он был уверен, что она непременно попыталась бы испортить их отношения. Оберегая свою любовь, он решил, что нужно перевести разговор на другую тему.

– Вы же с отцом были вроде бы одного круга. Я видел дома, в которых вы выросли, – они стоят по соседству.

– Да, ты прав. Но это не тот крут, который сближает. Просто мы жили по соседству. А если уж говорить об общих интересах, то твой папаша, наверное, должен был жениться на твоей тете Румер. Ну, так кто она? – мать решила допытаться о девушке, которую полюбил сын. – Давай колись.

– По-моему, они были бы счастливы, – не желая отвечать, тихо сказал Майкл.

Молчание в трубке. На мгновение Майклу показалось, что их разъединили, но потом его мать спросила:

– Что ты сказал?

– По-моему, они были бы счастливы.

– Они?

– Да. Мой отец и тетя Румер.

– С какого перепугу ты несешь такую чушь?

– Но они прекрасно смотрятся вместе.

– Вместе? И где это они были вместе?

– Они танцевали на пристани, – сказал Майкл, – когда мы все провожали дедушку. И еще она приглашала нас на ужин.

– Просто твой отец вежлив и не смог ей отказать, – ответила она. – Ничего более.

– Как знаешь.

– И в каком это смысле они танцевали?

– Ну я же сказал. Играла музыка. Они танцевали.

– Как мило! – съязвила Элизабет. – Когда это было – в час дня? Типично для Мыса Хаббарда. Говорю тебе, Майкл, такой сентиментальной чепухи я еще никогда не слышала. Почему бы им не оставить моему отцу хотя бы каплю собственного достоинства, а? И позволить ему уплыть без того, чтоб каждая старушка махала ему вслед льняным платочком… и с Румер во главе всей честной компании.

– Было очень весело, – сказал Майкл.

– А, забудь. Послушай меня. Отдыхай хорошенько и звони своей мамаше время от времени. Съемки все тянутся и тянутся, и порой мне требуется какое-нибудь развлечение.

– Где ты сейчас?

– В канадской рыбацкой деревушке на краю света. Представь себе, в Новой Шотландии – так что я, вероятно, встречу твоего деда, если он доберется сюда. Целый день напролет в гавани снуют катера рыбаков… от запаха лобстеров меня уже выворачивает. Мои волосы, одежда, все провоняло – это ужас какой-то.

Слово «лобстер» вновь напомнило Майклу о Куин. Из окна он видел ее буйки неподалеку от бухты и своего отца, плававшего в свете звезд.

Его мать совершенно не понимала, что на самом деле имело значение. Что такое настоящая, а не голливудская жизнь. И вплоть до этого лета Майкл ничем не отличался от нее.