Несмотря на всю свою решимость, Румер не знала, как вести себя с Зебом, когда Элизабет находилась поблизости. Она совершала и говорила какие-то глупости, подобно молоденькой девчонке, а вовсе не зрелой женщине. Но что бы ни началось между ними из-за этой внезапной преграды, оно лишь обретало большую силу. Вечером все они должны были собраться у Румер, чтобы отметить день рождения Майкла, и у нее заранее тряслись поджилки от одной мысли о том, чем мог обернуться этот семейный праздник. Не только для нее, но и для Майкла, для Зеба…
– Ну и как тебе с Элизабет под боком? – спросила Матильда, пока они мыли руки перед утренней операцией на пожилом терьере Джека Рассела.
– Непросто, – ответила Румер, намыливая запястья и предплечья.
– Вас же всегда называли «девчушки Ларкин»? А меня с сестрами «девчушки Меткалф». Разве не ужасно, что почти половину своего детства мы провели, пытаясь выцарапать друг другу глаза из-за того, что кто-то брал чужие шмотки без разрешения?
– Странно, что ты заговорила об этом, – вытирая руки полотенцем, сказала Румер. – Элизабет выдала мне, что я, мол, никогда не понимала, что всему есть предел. Предел. – Она произнесла слово так, будто оно было из иностранного языка.
– Ну, а кто первым наплевал на эти пределы? Разве ты не любила Зеба всю свою жизнь? И кто, как не твоя сестра, украла у тебя то, что было тебе так дорого? Ей замуж не терпелось, а никто не брал, тогда она и соблазнила юного Зеба, чужого парня…
Румер приложила стетоскоп к грудной клетке пациента, которого звали Дэнни. Он дышал с трудом, а его сердце натужно колотилось. Его хозяева, Робинсоны, любили терьера как своего родного ребенка с того самого дня, когда он появился у них шестнадцать лет назад. Румер сделала глубокий вдох и подняла со стола скальпель.
– Да, – немного погодя ответила Румер. – Она украла у меня Зеба. Но это так низко – ссориться с сестрой из-за мужчины.
– Вовсе нет, – глядя ей в глаза, заявила Мати. – Это твоя жизнь. Если за счастье приходится сражаться, то неужели оно того не стоит? Ты умна, Румер. Когда речь заходит о животных и их владельцах, то ты доктор. Для меня ты мудрый наставник. А вот для самой себя…
– Я не вижу перед собой четкого пути, – Румер перевела дух и переключила все свое внимание на Дэнни. Она сверилась с рентгеновским снимком и сделала надрез. Резвясь с хозяевами, Дэнни проглотил мячик для гольфа, и тот застрял в верхней части его толстой кишки, причиняя ему страшные неудобства. Что еще хуже, пес сначала изжевал мячик, и теперь каучуковый жгут, которым мяч был наполнен, вылез наружу.
Работая, Румер размышляла о том, как велика жизнь и как бесславно ее можно закончить, проглотив обыкновенный мячик. Она думала об отличиях между кинозвездой и ветеринаром. Хотя одна профессия была более эффектной, другая могла вернуть семье любимого пса живым и здоровым. Румер умела расставлять приоритеты, и она знала, что было много способов заставить человека страдать. Война с сестрой за мужчину не была столь уж низким делом; как сказала Мати, это была жизнь Румер.
Она наложила Дэнни швы и оставила пометки в его карте. Ей еще предстояло сделать пару звонков насчет новой конюшни для Блю, а вечером ее ждал день рождения Майкла. Она уже подумывала отменить торжество, лишь бы не видеть Элизабет и Зеба вместе за праздничным столом.
Румер надеялась, что драки не будет, но даже если все обернется иначе, сейчас она была готова. Отец до сих пор не давал о себе знать, и от этого у нее расшалились нервы.
Ей было достаточно малейшего повода, чтобы сорваться с катушек, и теперь она собиралась идти до конца.
Румер выставила на старый дубовый стол фарфоровый сервиз, доставшийся ей от матери. На пару с Куин они отполировали серебро и намыли до блеска хрусталь.
– Его мать ненавидит меня, – сказала Куин. – Мне не следует быть здесь.
– Не бери в голову! Тебя пригласил Майкл, – утешала ее Румер.
– Не стоило, – сказала Куин. – Я могу увидеться с ним и попозже…
– Это ужин в честь его восемнадцатилетия, – возразила Румер, заключив Куин в объятия. – И как, по-твоему, он будет себя чувствовать, если ты не придешь? Не переживай по поводу его матери. Я займусь ею.
– А вы с ней раньше были так же дружны, как мы с Элли? – спросила Куин.
– Да, но это было давно, – Румер опечалилась, потому что этот вопрос вызвал у нее яркие воспоминания о детской близости с сестрой и о том, как она скучала по этой их связи, ощущая ее утрату.
– Она сильно отличается от тебя, – Куин нахмурила брови.
– Так и есть. Тебя это беспокоит?
– Просто мне всегда казалось, что сестры копируют друг друга. Но это совсем не так! Иногда у меня складывается впечатление, что мы даже не из одной семьи. То же самое можно подумать, глядя на вас с Элизабет. Понимаешь, когда я вырасту, я хочу быть такой, как ты, но боюсь, а вдруг мне выпадет судьба твоей сестры.
– Почему? – удивилась Румер.
– Ну, мы с Элли такие же разные, как и вы. И характеры у нас тоже совершенно не похожи… Она милашка – наверное, совсем как ты в нашем возрасте.
– Ты тоже милая, – сказала Румер. – Помимо всего прочего.
– Угу, но она Милашка – вот как ее называют другие люди. Меня же никто и никогда. В этом наша разница.
Румер покосилась на свой старый снимок с Элизабет.
– Хотела бы я, чтобы между сестрами было все иначе. Ну откуда берутся эти дурацкие определения? Как будто только одна может быть милашкой, другая красоткой, а третья умницей…
Куин склонила голову набок и посмотрела на Румер.
– Держу пари, что в детстве красоткой называли твою сестру.
– Да, – ощутив неожиданный болезненный укол в сердце, ответила Румер.
– Ну, зато ты теперь просто красавица, – сказала Куин. – Твоя сестра по-прежнему красотка, но красавица-то теперь ты. Держу пари, она тоже это поняла.
– Сомневаюсь, – усмехнулась Румер.
– Зря. Она не может этого не заметить. Ее красота – не знаю, как сказать… да и стоит ли… Ну, это что-то стандартное, гламурное… Таких много, понимаешь? Пруд пруди…
Румер от души засмеялась:
– Ох, Куин, с твоим-то длинным языком! Ну, валяй, продолжай.
– Ну, ее красота это ее лицо. Кожа, глаза, нос… в общем, все на поверхности. А твоя гораздо глубже. Как жемчужина на дне моря. Она в твоих глазах. Знаю, это странно, что я сумела разглядеть ее в тебе, но ничего не поделаешь. Только слепой ее не увидит – а мистер Мэйхью очень даже зрячий.
– Да ну?
– О да. Он так пялится на тебя, будто хочет выпить всю одним залпом.
– Ох, Куин, – повторила Румер. Куин, сама того не подозревая, вернула ей душевное спокойствие, хорошее настроение и самообладание.
– Да-да. Он влюблен в тебя по уши…
Но в это мгновение к холму прикатил «порше» Элизабет. Она достала из него гору подарков и стала осторожно подниматься по ветхим каменным ступенькам, придерживая подол шелкового вечернего платья.
Зеб с Майклом вышли с веранды, где они как раз настраивали телескоп, который Зеб торжественно вручил сыну перед ужином.
– Потрясно, – восхищенно сказал Майкл. – Он управляется через компьютер, и микродвигатель позволяет ему следить за звездами всю ночь напролет. Его можно направить на Сатурн и наблюдать за планетой до самого восхода солнца. Короче, этот телескоп не многим хуже того, что будет установлен в его новой лаборатории.
– И в него можно разглядеть даже кольца? – спросила Куин.
– Разумеется, – кивнул Зеб. – Подожди, пока стемнеет, и мы все тебе покажем.
– А может быть, для начала откроете мои подарки? – появившись в дверях, спросила Элизабет. Она разложила их на выдвижном столике и притянула к себе Майкла.
В мамин хрусталь и медные подсвечники Румер поставила белые свечи, пламя которых трепетало на морском ветру. Майкл уселся в кресло Сикстуса, и Румер сразу же взгрустнула об отце. Как жаль, что он отсутствует на восемнадцатилетии своего внука – и не видит своих дочерей вместе после стольких лет.
– Может, позвонить в береговую охрану? – подойдя к окну, спросила она.
– Зачем? – Элизабет передернула обнаженными плечами. – Отец – превосходный моряк. Пусть наслаждается своим путешествием. И вы тоже переживаете за него? – Она обвела взглядом комнату.
Майкл и Куин дружно кивнули. Элизабет принялась разгребать кучу подарков, которыми она хотела осыпать своего сына. Зеб промолчал, но Румер уловила его мимолетный взгляд. И в его голубых глазах она увидела нечто веселое и дразнящее, отчего у нее по коже побежали мурашки.
– Зеб, – спросила она, – а что думаешь ты?
– Скажи ей, Зеб, – рассмеялась Элизабет, – что наш папа уже взрослый мальчик.
– Я думаю, с ним все в порядке, – ответил Зеб, по-прежнему не сводя с Румер страстного взора.
Элизабет довольно усмехнулась: бывший муж поддержал ее!
У Румер заныл живот. Она знала, что Зеб вовсе не поддерживал ее сестру, но ведь Элизабет думала иначе. Румер встряхнула головой и посмотрела на телефон. Возможно, ей самой стоит позвонить в береговую охрану; еще день-другой подобных переживаний, и она готова схватиться за трубку телефона, невзирая на возражения Зеба и Элизабет. Ее отец обещал дать о себе знать до отплытия в Ирландию; хотя она сомневалась, что он мог находиться посреди Атлантики, не отправив предварительно запрос на прием в пансион, ее мучили тревожные догадки о том, почему он до сих пор хранил молчание. Элизабет положила ладони на плечи Майклу.
– Мы уже достаточно ждали, – сказала она. – Такое напряжение сводит меня с ума! Ну же, открывай подарки… с какого начнешь?
– С подарка Куин, – ответил он, сверкнув глазами в ее сторону.
– Ну, мой совсем маленький… – Куин вручила ему небольшую коробочку.
– Как мило, – сухо отметила Элизабет.
– Я думала, что ты откроешь ее немного позже, – сказала Куин.
– Правда?
Зеб все еще глядел на Румер. Вспоминал ли он их самих в этом же точно возрасте? Румер поежилась, на секунду вернувшись в прошлое, в те дни рождения, которые они праздновали вместе – она помнила, что Зеб всегда стоял рядом с ней и помогал задувать свечи на праздничном торте.
– Это… личное, – прошептала Куин.
– Секретничаем, – недовольно буркнула Элизабет.
– Мам!.. – резко сказал Майкл.
– Да ради бога. Я всего лишь мать! Ладно – какой следующий?
– Этот, – Майкл выбрал сверток Румер и, открыв его, изумленно выпучил глаза, обнаружив внутри перьевую ручку и бутылочку чернил. Румер показала ему, как пользоваться новым подарком, а заодно чмокнула в щеку.
– Я сохранила ее еще когда училась в колледже, – объяснила она. – Родители вручили мне ее при поступлении. Поначалу я писала ею доклады, но это было слишком утомительно – я всегда отвлекалась на упражнения в каллиграфии, – так что потом я использовала ее для своего журнала, списка увиденных птиц, писем домой…
– О боже, Ру… – удивилась Элизабет. – На ней даже есть твои инициалы! РГЛ.
– Ну и что? – спросил Майкл.
– Просто… она выглядит такой потрепанной.
– А мне нравится, – сказал Майкл, взвешивая ручку на ладони. Он схватил листок бумаги и принялся писать, выводя имя Куин, но мать взяла его за запястье и наградила убийственной улыбкой.
– У тебя еще будет время для мемуаров, – мрачно пошутила Элизабет.
– Это любовное письмо, – глядя ей прямо в глаза, заявил Майкл.
– Как знаешь. Ну, давай, открой другой подарок. Какой-нибудь из моих!
Майкл взял тот, что лежал наверху большой кучи. Постепенно пробираясь к крышке стола, он нашел часы «Таг-Хойер», набор запонок с его монограммой («Это на тот день, когда ты поведешь меня на вечеринку в честь моей золотой статуэтки», – сказала его мать), новый ноутбук и черную кожаную куртку.
– Ого, спасибо, мам, – Майкл от души обнял ее.
– Хорошо, что твой отец додумался приехать из Калифорнии на джипе, – сказала Элизабет. – Так что у тебя хватит места, чтобы увезти всю эту добычу домой.
Куин тихонько вздохнула, и Румер увидела, что Майкл старался сдержать улыбку. Но чем сильнее он пытался, тем шире она становилась.
– Опять секреты, – сказала Элизабет. – Не очень-то вежливо держать всех нас в неведении – ты обижаешь меня в лучших чувствах. Ну, а теперь очередь Куин.
Зеб улыбнулся и ободряюще посмотрел на девочку.
– Тут ничего особенного, – тихо сказала Куин, пока Майкл медленно развязывал бечевку. – Я сделала его сама.
– Самодельные подарки лучше всех, – изрек Зеб. Элизабет поджала губы и глянула на гору подарков, которые Майкл хоть и открыл, но так и оставил валяться на столе. Он даже не примерил свои часы. Румер ощутила жалость к своей сестре.
Помимо того, что лента была связана из шнурков, оберточная бумага на поверку оказалась куском газеты. Выглянув из-за плеча Майкла, Румер увидела, что это была первая страница «Нью-Лондон Дей».
– За шестнадцатое июня, – прошептала Куин.
– Мы встретились в тот день!
– Мне пришлось порыскать среди газетных стопок в нашем гараже, чтобы отыскать ее; по счастью, тетя Дана была занята приготовлениями к свадьбе и забыла выкинуть старье.
Пальцы Майкла стали двигаться быстрее, он порвал шнурки и вскрыл обертку. Когда газета упала на пол, в руках у него оказалась тетрадь в коричневой коленкоровой обложке.
– Что это тут у нас? – спросила Элизабет, пока Майкл прятал свой презент на коленях.
– Может быть, это личное, – сказала Румер, наблюдая за Куин.
– Чепуха! – возразила Элизабет. – Правда, Куин?
– Это одновременно и личное, и общее, – пояснила девочка. – Это дневник. Мысли принадлежат мне, хотя и не я их написала.
Румер знала, как Куин дорожила своим дневником, поэтому ей не терпелось увидеть, что же скрывали его страницы. Зеб отошел от стола, прокрался у всех за спинами и тайком обнял Румер. Она затрепетала от его прикосновения и от предвкушения откровений из дневника Куин.
Не спеша Майкл перевернул титульный листок.
Куин нарисовала несколько фигурок с человечками. Майкл безошибочно узнал себя в красной бандане, проверяющим ловушки на лобстеров вместе с Куин. Конечно, это она с растрепанными от ветра волосами. А вот и ее лодка, и две фигурки сидят рядышком, погруженные в чтение книг. И еще они же на самолете, летящем над океаном, их лица в одном иллюминаторе. На последней картинке, нарисованной с наибольшей любовью, девчушка целует в лоб мальчишку.
– Это мы, – взяв ее за руку, прошептал Майкл.
– Но тут еще кое-что, – читая из-за его спины, сказала Элизабет. – Строки… из Шекспира… о, боже мой!
– Что такое? – спросил Майкл.
– Мой дорогой! – воскликнула Элизабет. – Это Джульетта! Акт третий, сцена вторая – моя любимая! «Быстрей, огнем подкованные кони…», – пропела она.
– Блю, – прошептал Зеб на ухо Румер.
– Мам, но здесь написано совсем другое, – сказал Майкл. – В первой стро…
– Я знаю, что там написано, дорогой. Причем дословно – я всего лишь привела ту строчку, которая начинает монолог Джульетты. Ну, так знаю я эту сцену? Разве нет, Зеб?
– Знаешь, – тихо ответил Зеб.
– «Ромео и Джульетта»! – с горящими глазами, воскликнула Элизабет. – Наш звездный час… – Она потрогала свою брошку, приколотую на груди. – Помнишь, когда ты нашел ее? И где, в канализационном стоке! Из всех улиц Нью-Йорка; порой я думаю о тех часах, что она пролежала в грязи… а ты просто наклонился и поднял ее, пока мы проходили мимо.
– Я помню, – сказал Зеб. – Удивительное совпадение…
– Это судьба! – рассмеялась Элизабет. – Потеряв брошку, я уж и не думала, что когда-нибудь вновь увижу ее.
– Но отец нашел ее, – равнодушно повторил Майкл, словно эта история была навязшей в зубах семейной легендой.
– Я до сих пор ношу ее, – заявила гордо Элизабет. – А ты, Ру? Ты сберегла свою?
– Конечно, – Румер кивнула.
– Наши особенные брошки. Они отличаются друг от друга; в одной из них был заключен какой-то секрет…
– Секрет? – удивилась Куин.
– Да. Наша мама однажды обещала нам раскрыть какую-то тайну этих брошек, – сказала Румер. – Но она умерла, и тайна умерла вместе с ней.
– Покажите их Куин, – предложил Майкл. – Держу пари, она уж точно найдет этот секрет.
Пока Румер подымалась по лестнице за своей брошкой, она слышала, как Элизабет взяла дневник Куин и стала читать. Сцена с Джульеттой в саду Капулетти была наполнена страстью, напряжением, возбуждением и предвкушением ожидания встречи с Ромео. Слова разбередили Румер душу, напомнив о том, как долго она ждала Зеба: в общем, целую жизнь.
Ей было невыносимо мириться с тем, что ее сестра там, внизу, вошла в образ и напрямую обращалась к Зебу, играя перед ним какую-то свою роль. Ей что-то было нужно, а главное – хотелось доказать всем, что главная здесь она. От этого у нее защемило сердце, и она никак не могла избавиться от жгучей боли. Ведь ровно девятнадцать лет назад тела Зеба и Элизабет слились воедино, и от этого соития вскорости они зачали ребенка, своего сына Майкла.
Элизабет тем временем мастерски произносила монолог, и ее голос разносился так звонко, будто бы она была не в стенах их старого дома, а на сцене огромного театра. Румер вспомнила тот вечер, когда они с Зебом пошли на этот спектакль, и поежилась.
Спустившись вниз с золотой брошкой в руке, Румер как раз подоспела к громким овациям в честь выступления сестры. Громче всех хлопала Куин, ее лицо светилось от радости, ведь она услышала такие чудесные стихи из уст матери Майкла.
У Румер зашлось сердце от горестных воспоминаний. Тогда Элизабет как раз играла Джульетту в театре «Ларк»; сидя среди зрителей, Румер пребывала в неописуемом восторге, грезя о том, что все это действо рассказывало о ней и о Зебе. Однако уже той ночью, пока она ехала на поезде домой, Зеб нашел брошку Элизабет, и они стали любовниками.
– Брависсимо! – кричала Куин, отбивая ладоши. Румер подошла к ней и положила на ее шершавую от рыбалки ладонь свою брошку. Куин посмотрела ей в глаза и улыбнулась.
– Погляди-ка и на мамину, – сказал Майкл.
Куин сосредоточенно переводила взгляд с одной брошки на другую. Румер уже давно перестала пытаться выяснить, в чем же заключалось их отличие. Возможно, в день изготовления этих украшений ее мать осеняла их разными благословениями – по одному для каждой из своих совершенно разных дочерей.
Обе броши были высотой примерно в один дюйм. Маяк на них был точной копией маяка Викланд-Рок – того, сложенного из кирпичей, с четырьмя небольшими окошками, расположенными друг над другом, и с мощным фонарем на самом верху. От основания башни расходился скалистый остров. На броши он был выполнен из крохотных золотых самородков.
– Остров совсем как настоящий, – сказала Куин, водя по поверхности брошек указательным пальцем.
– А с чего мы вдруг решили, что Куин отыщет секрет отличия брошек?
– Потому что у Куин очень хорошо получается, – сказала Румер, положив руку на плечо девчушке, – видеть истинную природу вещей. Она всегда была такой. Насколько мне известно, только она встречалась с единорогом мистера и миссис Мэйхью.
– Да, – прошептала Куин. – Туманными ночами.
– Ты сказала, что я тоже видел одного, – поддержал ее Майкл. – В день свадьбы твоей тети.
– Ох, неужели ты начал баловаться марихуаной? – пошутила Элизабет, но никто не обратил на нее внимания. Все взгляды были устремлены на Куин, однако никто, кроме Румер, не уловил то мгновение, когда она разгадала секрет. Даже Майкл.
Но Румер знала Куин с самого ее рождения. Годы научных трудов научили ее подмечать мельчайшие детали. Ту мимолетную секунду, когда что-то щелкает, и факты встают на свои места, и все внезапно обретает смысл. Она занималась этим и в школьной лаборатории, и на практике, и на работе.
У Куин от волнения покраснели щеки и шея. Моргнув, она покачала головой и протянула броши их законным владелицам.
– Извините, – мягко сказала она, но при этом выразительно посмотрела на Румер. Затем Куин покосилась на Зеба и покраснела еще больше.
– Ладно. Ты хотя бы попробовала, – сказала Элизабет. – Итак, как насчет торта?
– Подожди, – остановил ее Майкл. – Есть еще кое-что…
– Как тебе будет угодно, дорогой. Ты наш именинник.
– Я хочу, чтобы Куин прочитала мне свой подарок.
– Прочитать? – улыбнулась Куин.
– Ага. Строчки… Акт третий, сцена вторая, – улыбнулся в ответ Майкл.
Элизабет усмехнулась.
– Значит, устами младенцев глаголет истина, – вздохнула она. – Не хочу хвастаться, но вы только что слышали лучшую Джульетту из всех Джульетт… скажи им, Зеб.
Зеб проигнорировал слова Элизабет, он глядел на Куин и подбадривал ее кивком.
– Давай, Куин.
– Я не смогу, особенно после такого грандиозного выступления, – сказала Куин.
– Еще как сможешь, – возразила Румер. – Пусть все идет от твоего сердца, как когда ты заносила эти строчки в свой дневник.
– Ты справишься, Куин, – передав девчонке брошку Румер, сказал Зеб. – Приколи ее на удачу.
Куин не стала прицеплять брошку, а просто зажала ее в своей ладошке. Она закрыла глаза, как будто набираясь сил и вдохновения золота, любви и близости Майкла. Румер просто предчувствовала потрясающее выступление, и еще до того как Куин открыла рот, она уже точно знала, что оно-то и будет восхитительным, потому что будет искренним.
– Приди, о ночь, приди, о мой Ромео.
Страсть в ее голосе потрясла Румер до кончиков волос. Не сводя глаз с Майкла, Куин продолжила:
– Мой день в ночи, блесни на крыльях мрака
Белей, чем снег на ворона крыле!
Ночь кроткая, о ласковая ночь,
Ночь темноокая, дай мне Ромео!
Когда же он умрет, возьми его
И раздроби на маленькие звезды
Тогда он лик небесный так озарит,
Что мир влюбиться должен будет в ночь
И перестанет поклоняться солнцу.[3]
Утирая слезы, Румер думала, что Куин сделает то же самое. Но ее вниманием целиком владел Майкл. Он глядел на нее своими яркими глазами со всей любовью, на которую только было способно его сердце.
– Ты бесподобна! – сказал он.
– Это было лично для тебя, – Куин расплылась в улыбке.
– Маленькие звезды, – прошептал Майкл. – Я подарю их тебе, когда мы поженимся.
– Что? – Элизабет ахнула.
– Мы собираемся пожениться, – сказал Майкл.
– Ты спятил! – повысив голос, воскликнула его мать. Зеб сохранял спокойствие. Напустив на лицо некую суровость, он наблюдал за развитием драмы. Он почувствовал в своем сыне мужество, непреклонность и целеустремленность. Майкл словно решил для себя, что, достигнув восемнадцатилетия, ему уже во что бы то ни стало нужно жениться на Куин Грейсон.
– Отговори их, – обратилась Элизабет к Зебу. Но он молчал. Тогда она повернулась к Румер: – Ты слышишь меня? Скажи им, что это противозаконно.
– В любви нет ничего противозаконного, – заявила Румер.
– Но не в таком возрасте!
– В таком возрасте? – удивился Зеб.
– Да! Пусть гуляют сколько влезет. Кино на пляже, катанье на лодке, Литтл-Бич, любовные записки в ящике «Фолейс»… этим они хотя бы не загубят свои жизни.
Произнося свою тираду, Элизабет посмотрела Румер прямо в глаза, а потом резко отвела взгляд в сторону. Атмосфера таинственности наполнила комнату. У Румер заколотилось сердце, и она поняла, что настало время поглядеть правде в лицо, от чего она так долго пряталась. Взгляд Элизабет пронзил Румер подобно острому ножу, и ей понадобились все силы, чтобы перевести дух.
Майкл и Куин крепко держались за руки. Румер видела, что они были настолько поглощены своей любовью, что им было наплевать на все, что творилось вокруг. Она слышала гулкое биение собственного пульса и обнимала себя руками за плечи, чтобы унять нервную дрожь.
– С днем рождения, Майкл, – сказала наконец Румер.
– Спасибо, – ответил он.
– Может быть, вы с Куин хотите побыть наедине?
– Я его мать, – хищно улыбнулась Элизабет. – Не надо выставлять меня страшилой, испортившей праздник…
Не зная, как поступить, Майкл замялся.
– Давайте попробуем связаться с дедушкой по радио, чтобы он тоже смог тебя поздравить. Или, раз уж тетя Румер так за него переживает, позвоним в береговую охрану. Я уверена, что он не хотел бы пропустить твой день рождения…
– Давайте, – с расстроенным видом сказала Куин.
– Он в порядке, – заверил Зеб сына. – Идите, повеселитесь и проведите ночь как следует. Увидимся позже.
– А ты уверен, что с ним ничего не случилось? – спросил Майкл.
Зеб кивнул.
– Да, уверен. Он в полном порядке.
Держась за руки, Майкл и Куин забрали дневник и выскользнули из дома. Румер слышала, как их голоса затихали вдали, пока они бежали по дорожке к бухте. Пару мгновений спустя она увидела, что они завели мотор на лодке Куин, зажгли бортовые огни и направились в пролив – чтобы избавиться от общества взрослых и остаться вдвоем.
– Он в порядке, – снова повторил Зеб.
– Откуда ты знаешь? Ты тоже, что ли, ходил в одиночное плавание?
– Нет, вовсе нет.
– Но тогда как? – спросила Румер. – Путешествие в Ирландию слишком опасно для него… а он даже не попрощался. Я переживаю, Зеб. Возможно, он попал в беду, а то и… – Она запнулась, устрашившись собственных предположений.
– Он на пути домой, – обняв Румер, сказал Зеб.
– Пардон? – спросила Элизабет. – Я не понимаю, с чего ты это взял. Когда я видела его в последний раз, он готовился отплыть в Голуэй – не обнадеживай ее, Зеб. Пусть повзрослеет и поймет, что у ее отца тоже есть своя жизнь.
– Прямо сейчас он проходит залив Баззардс, – сказал Зеб. – Если он не собьется с курса, то к полуночи успеет обогнуть мыс Джудит.
– Как ты узнал? – спросила Румер.
– Я отслеживаю его перемещения.
– Отслеживаешь?..
– Неужели ты думала, что я отпущу его в Ирландию без присмотра? Навигационное оборудование работает в обе стороны; сигнал, который он посылает, чтобы определить свое местоположение, может быть использован даже с целью его обнаружения из космоса. Я послал его частоты на один из своих спутников, после чего наблюдал за ним с небес.
– Зеб…
Закрыв глаза, Румер вспомнила, как он говорил ей, что присматривал за ней оттуда, сверху, на протяжении всех этих лет.
– Я хотел, чтобы он преподнес тебе сюрприз, – признался Зеб. – И решил, что раз уж он не позвонил тебе, то у него была для этого весомая причина.
От услышанного даже Элизабет лишилась дара речи. Она стояла как завороженная и переводила взгляд с Зеба на Румер и обратно.
– Я сгоняю в коттедж, – сказал Зеб, – и принесу распечатку… чтобы ты сама посмотрела и перестала волноваться.
– Спасибо тебе, – прошептала Румер. – За то, что не упускал его из виду.
– Я сделал это для тебя. Ты подождешь? Я мигом.
– Да, иди, со мной все будет в порядке, – спокойно сказала Румер и повернулась к Элизабет. – Нам с сестрой нужно кое-что обсудить.