На второй день пребывания в доме Румер мама-крольчиха перестала кормить двух своих малышей. Румер сидела рядом и молча наблюдала: мать продолжала ухаживать за остальными, игнорируя этих двух крольчат, забившихся в угол клетки.
Солнце еще не взошло, но Румер и не думала о сне: нервы у нее были на пределе, и она молилась, чтобы в дверях появился Зеб. Он был так близко, всего лишь перейти дорогу, и она мысленно представила себе, как он лежит в постели. Интересно, спит ли он так же плохо, как и она, и ощущает ли он связь между ними, – не то чтобы новую, но и заметно отличавшуюся от того, что было раньше, – которая мерцала подобно золотой нити.
Вздохнув, Румер собрала кроликов и поехала в свой ветеринарный офис на Шорроуд. Много лет назад на этом повороте дороги стояла темно-коричневая конюшня, в которой было стойло пегой лошадки, получившей от Сикстуса шуточное прозвище Старушка. Румер всегда любила лошадей, и та кобылка стала одной из первых.
Румер купила конюшню и прилегавшую к ней землю, но на второй год владения во время сильного урагана конюшня развалилась. Теперь она вспомнила об этом, и ее взгляд беспокойно скользнул по останкам рухнувшего строения. Одинокие доски и бревна торчали из земли подобно некой абстрактной скульптуре.
Отперев офис, Румер взяла небольшую бутылочку и несколько упаковок молочной смеси для детенышей животных. На столе лежала записка, которую Матильда оставила после вчерашнего рабочего дня: «Звонил Эдвард».
Румер сунула записку в карман. Потом она завернула одного крольчонка в мягкую тряпку и покормила его из подогретой бутылочки. Она напоила и его братцев с сестренками, а затем пошла проведать своих пациентов – приходившего в себя после операции колли, двух стерилизованных кошек и обезвоженную гончую.
Она управилась с делами ровно в семь, за час до приезда Мати. Размяв затекшую шею, почувствовала скопившуюся внутри энергию от долгого предвкушения того мгновения, когда же они с Зебом наконец-то останутся наедине – каждый раз им мешало какое-нибудь событие катастрофического масштаба. Спиленные деревья, злобный истребитель вредителей… Что дальше?
Зная, что лишь одно могло избавить ее от избыточного напряжения, Румер забралась в свой грузовичок и направилась на север, чтобы повидаться с Блю. У нее было достаточно времени покататься на Блю, поболтать с Эдвардом, а потом еще успеть вернуться на работу.
Миновав ворота фермы «Писдейл», Румер свернула на каменистую подъездную дорожку. Эдварда нигде не было видно – обычно он уже не спал в такой час, – но окна первого этажа были открыты настежь, и хлопчатые занавески слегка трепыхались на ветру. Погладив пару местных кошек, она прошагала по двору прямиком к каменной стене, где ее дожидался Блю.
– Готов порезвиться? – спросила она. – Сгоняем с тобой к реке…
– Румер?
Услышав свое имя, она обернулась. Позади нее стоял Эдвард, засунув руки в карманы своих старых штанов. Румер нервно сглотнула, вспомнив их последнюю ночь и то, как она повела себя, увидев Зеба на свадьбе Даны.
– Привет, Эдвард, – подойдя к нему, сказала она. – Как поживаешь?
– Спасибо, отлично, – ответил он со своим любимым новоанглийским акцентом. – А ты?
– У меня тоже все в порядке.
Морщинки тревоги избороздили его лоб, и Румер перестала улыбаться. Она поняла, что он припас для нее плохие новости.
– Что случилось, Эдвард?
– Давненько тебя не видел.
– Знаю.
– Похоже, ты очень занята. Блю начал скучать…
– Для Блю я всегда свободна, – сказала она. – Я навещаю его каждый день.
– Но только в те часы, когда меня не бывает дома?
– Ох, Эдвард!
– Слишком много времени уходит на свидания с Зебом?
– Не так уж и много, – ответила она. – Но бывает.
– Наверное, все к тому и шло. Особенно учитывая вашу давнюю историю. Теперь я наконец-то прозрел.
– Ну, тут есть разные причины.
Румер наблюдала за тем, как солнце поднималось над деревьями на другой стороне луга и его медовый свет медленно растекался по каменной стене и серым скалам. Еще она думала о том, что Эдвард ошибался насчет их давней истории, которая лишь мешала им начать все сначала.
– Я кое с кем встречаюсь, – признался он. – С Энни Бенц.
– Да, я видела ее здесь на днях. Я рада за тебя, Эдвард.
– Как это мило с твоей стороны – порадоваться за меня.
Румер промолчала. Она чувствовала, что Эдвард напряженно ждал от нее какой-нибудь колкости в ответ на свой сарказм. На ней были старые одежки, в которых она кормила кроликов, и на груди у нее остались ворсинки шерсти вперемешку с пятнами молочной смеси.
– Я оставил тебе записку в офисе, – сказал он.
– Знаю – я решила не перезванивать, а сразу же приехать.
– Я тут подумал. Я вынужден просить тебя подыскать новый дом для Блю.
– Для Блю?
Он кивнул, и белесая челка упала на его покрытый морщинами лоб. Он прикрыл глаза от яркого солнца.
– Мне очень жаль, Румер. Но Энни чувствует себя неловко, когда ты рядом. У нас с ней все только начинается, понимаешь? И я не хочу, чтобы она огорчалась. К тому же ей известно, что ты значила для меня. Я так надеялся, что однажды между нами завяжется нечто серьезное…
– Но ведь это и есть дом Блю, – ошеломленно произнесла Румер. – Просто я… просто я никогда не думала, что ему придется жить где-либо еще.
– Я мог бы предложить тебе продать его, – сказал Эдвард. – Но я знаю, что ты не согласишься. Пока можешь держать его здесь; уверен, что ты найдешь для него хорошее местечко – например, в «Конюшнях Блэк-Холла». Или в «Ривер Фармс», в Хоторне.
Румер взяла себя в руки и с трудом кивнула.
– Да, разумеется, Эдвард. Пусть Энни не переживает…
– Прости, – сказал он. – Все так запуталось. Я столько времени ждал, что в наших отношениях наступят перемены, но раз ничего подобного не происходит, я хочу устраивать свою жизнь…
– Мне очень жаль, что этого не произошло, – вздохнула Румер.
– В самом деле? – спросил он. Румер молчала.
– Я так и думал.
В голосе Эдварда, как лед в бокале, звякнула прохладца, его глаза помрачнели. Как бы она ни определяла их нынешнее состояние – друзья или почти любовники, – это был разрыв, причем окончательный, и по идее такое событие не могло пройти для них безболезненно. Тем не менее Румер воспрянула духом и чувствовала себя так, словно у нее с плеч свалилась тяжеленная ноша.
– Спасибо тебе за то, что разрешал держать его здесь все эти годы.
– Зато я мог видеться с тобой каждый день… Можешь кататься на Блю сколько угодно, пока не найдешь для него новое место.
– Эдвард… мне правда жаль…
– Мне тоже.
Он чмокнул ее в щеку, сделал шаг назад и остановился.
Румер кивнула. Глаза Эдварда наполнились печалью и последними следами угасающей надежды. Она оглянулась по сторонам: вот стоял красный хлев, в котором кормились буренки. Каменные стены пересекали зеленевшие поля. Старинный белый дом отличался роскошным величием, а цветы, благоухавшие в садах, уходили корнями к тем растениям, что высаживала еще его мать. Должно быть, жить в таком месте мечтала чуть ли не каждая женщина.
Наконец Эдвард круто повернулся и зашагал к двери, ведущей на кухню.
Пока Румер брела к Блю, ее сердце сжалось в комок. Светились ли его глаза, так же как и раньше г Была ли его грива такой же блестящей? Она знала, что конь был очень ранимым, и не сомневалась, что он уже догадался о предстоявшем расставании со своим домом. Забыв оседлать Блю, Румер взобралась на его спину и поскакала в поле.
Проносясь по дорожке вдоль речки, Румер чувствовала, как ее сердце билось в такт со стуком подков Блю по каменистой земле. Она размышляла о скоротечности жизни и о том, как легко люди совершают непростительные ошибки. Это послание было буквально повсюду: в трепетавших листьях деревьев, в потоке воды, колышущем тростник, что рос у заиленных берегов.
Румер вцепилась в гриву Блю, а мысли ее кружились в бешеном водовороте… Без всякого принуждения конь пустился галопом. Он несся вперед так быстро, что Румер пришлось пригнуть голову, чтобы не наткнуться глазами на какой-либо сук. Теперь невозможно было понять, где заканчивалась она и начинался Блю. За всю жизнь подобная связь у нее была лишь с одним существом. И звали это существо – Зеб.
Она думала о Зебе, который покрыл такое расстояние, чтобы добраться на Мыс Хаббарда: он приехал из Калифорнии, вернулся со звезд, из самого далекого прошлого. Галопируя у широкой реки, она наблюдала за тем, как паутина солнечных лучей раскидывалась вплоть до побережья Хоторна. Она обдумывала узы, которые соединяли вместе разных людей, и решила, что из них важны лишь две разновидности: любовь и магическая золотая нить, протянувшаяся из детства прямиком в будущее.
Развернув Блю, Румер поскакала домой.