Степанида и 7 женихов

Глава 16

«Доброе дело спасет душу и тело»

Очень тревожила Степаниду судьба той единственной известной ей пары, которой, как она точно знала, нужна ее помощь. Зои и Петра.

Поэтому включила она компьютер, положила руку на мышку и стала гипнотизировать свою заготовку для «Программы Любви»

— И что же дальше? — хоть бы зацепочку какую, понять с чего начать, а там бы она уже разобралась… — Лукерья, — позвала, — а как Слагалицы решают кому помогать в первую очередь, где берут «задания»?

— Так это… само являлось. Бывало, врасплох застанет, озарение-то. Евдотья Ильинична завсегдась носила иглу и тряпочку при себе, — рассказывала охоронница.

— Это типа, села на пенек и давай вышивать? — поразилась Степка.

— Случалось!

— Хм… А бабушка была знакома с ними со всеми? С теми, кого «сводила»?

— Что ты! Зачастую творила издаля. Не знамо об ком, об чем! На чуйке!

— Н-но, как? — захныкала Степка, — хоть намекни, с чего ж мне начинать?

— Не ведаю, я, хозяюшка! — вздохнула Лукерья, — видно, приведется Письмовник подкликать прежде сроку…

— Какой еще, Письмовник? — встрепенулась Слагалица.

— Книжицу не запамятовала? На кой зарок давала?

— Ту, пыльную? Помню конечно! Она меня еще уколола.

— Внимай, хозяюшка. Буду баять, хоть и возбороняется… — глубоко вздохнула Лукерья и поведала: — опосля вступления в силушку, Слагалица стяжает ПамятнОй Письмовник с заветами прародительниц, кои те заповедали младой наступнице. Это та книжица и есть…

— Так чего же ты мне только теперь об этом говоришь? — Степанида от возмущения даже с места вскочила.

— Не можна! Не срок! — возразила Лукерья, — а ежели ты поверку не сдюжаешь?

— Какую проверку?

— Окстись, хозяюшка! Жениховную!

— Не поняла?

— Не дотерпишь до сроку… сгреховничаешь… — пояснила охоронница, — силушка того, тю-тю!

Степанида залилась краской и закрыла лицо руками, вспомнив, как вчера «греховничать» довелось.

— Лукерья, а… — «блин, как спросить, чтоб не догадалась?» — а с женихами совсем ничего нельзя… э-э-э… целоваться там, обниматься?

— Не ведаю в мелочах, но мекаю не можна пущать меч в ножны, а прочее дозволяется. А то как не дать хахалю за перси подержаться, аль за ягодки? — на полном серьезе заявила Лукерья, а Степка аж рот разинула.

— Чего? Что за перси и ягодки?

— От, непутевая! Грудки, да седалище!

— Лукерья! — захихикала Степка.

— Чаво такова? А как уразуметь, годный ли попался?

— Кто?

— Тьфу на тебя! Жёних! А ежели он статный, ладный, сердешный весь такой, да в опочивальне колупай?

— Что колупай? — офигела Степка.

— Да вялой, не расторОпной! Нужён такой?

— Н-не знаю…

— Не нужён! Слагалице дюжий мужик надобен! Аль нет?

— Н-наверное…

— Верное! Излишки силушки, куда дявать?

— Куда?

— На супружника изливать! А ежели он не сдюжает, то такой не надобен!

— Кажется я потеряла нить разговора, — заморгала Степанида.

— Я к тому, что прелюд всякий, очень даже надобен! Поверка силы мужниной. А то как уразуметь, сочетаетесь ли горячностью?

— А если в процессе этой проверки крыша уедет?

— Чаво? Не вникла? — тут уже Лукерья обалдела от непонятного жаргонизма.

— Ну, можно ведь так запроверяться, что не заметишь, как меч в ножны… запрыгнет, — объяснила Степка, показав жест, как палец входит в приоткрытый кулачек.

— А! Так в том и есть поверка. Надобно сдюжать. Утерпеть!

— Ох, Лукерья, — покачала головой Степка, — я конечно, постараюсь…

— Крепись, хозяюшка. Мужики ладные попались, разумею тебя.

— Еще спросить хотела. Ведь не прилично со всеми ними… это… ну…

— Обжиматься? — подсказала Лукерья.

— Пусть будет «обжиматься».

— Так ты ж не блудница. На чужое не заришься. Жёнихи как есть — все твои. Испытуй!

— Не удобно, как-то…

— Ой, не буесловь, хозяюшка! Ты дева не пустяковая, а сама Слагалица. Доля твоя — жёниха подобрать гораздого. Иного пути нетути. Испытуй, да не тревожься о пристойности. Опосля венчания иное житие почнется. Аль не того в супружники выберешь — до конца веку рыдать, волосы драть на себе станешь! — выдала целую тираду охоронница.

Степка аж прониклась. Надо же, как Лукерья запросто оправдала «временную» полигамию. Задумалась над ее словами, а потом головой тряхнула, мысли отгоняя.

— Что-то мы не в ту степь ушли. Расскажи мне про книгу, — вновь обратилась к Лукерье.

— ПомятнОй Письмовник, — поправила охоронница, — исходит ишо от первОй Слагалицы. Навыки скоплены в нем для потреб младой девы.

— Так дай почитать!

— Ох, хозяюшка, я и сама мекаю, что отдать его тебе надобно, да боязно.

— А чего ты боишься?

— Как ведать, что станется, коли супротив закону попереть? Особливо ежели ли ты поверку не сдюжаешь.

— Ты говорила, что если я Дара лишусь, вы и так сгинете.

— Пужала я… — призналась, — не сгинем мы, започинем токмо. До наступной Слагалицы.

— Понятно… Но книгу дашь? Почему?

— Положение твое иное. Не случалось исчо, кабы у Слагалицы в суженых аж две силы природние завелись. Опасаюсь оказий. Особливые дела потребують особливых деяний.

— Ты про то, что лесник и водник в женихах?

— Про них, про кого исчо? Тревожно мне.

— А что такого?

— Ну гляди. Ежели ты выберешь одного — второй опечалится! А огорченный нелюдь, то тебе не простой мужик, бражничать с горя не кинется. Поди пойми, чаво творить станет? А силушка сия, природняя, могучая. Беды большой опасаюсь я, хозяюшка. НужнО тебе наставление прародительниц. Не ведаю, как по-иному.

— Хм. Так расписала, аж мне страшно стало, — пролепетала Степка.

— А то…

— Так давай Письмовник, чего ждешь?

— Исчо баять буду! — ответила строго Лукерья, — дабы ты уразумела, не можно теперича тебе спасовать. Надобно сдюжать, хозяюшка, надобно! Не единая твоя силушка на кону, а и доля наша, охоронья.

— Я понимаю, думаешь нет? — Степанида принялась мерить кухню шагами, бегая от окна к печке, — и тоже боюсь! Меньше всего хочу вам неприятностей, вы мне родные теперь! — в ответ почувствовала ласковое прикосновение Крапивки, — а может мне от сил отказаться? Тогда женихи между собой не поссорятся, так как делить станет некого.

— Не можна. По доброй воле не отступишься. Токмо ежели имеется наступница. У тебя имеется? Не имеется.

— Плохо дело, — Степанида застыла посреди комнаты, задумавшись, что же ей делать? Все оказалось куда сложнее, чем представлялось ранее. Вспомнила, как ее в жар кидало от прикосновений медведя и страсть, как хотелось довести дело до конца. Повезло тогда, что Матильда явилась. А во второй раз водяник медведя сбил. Степка осознавала, что сама бы не остановилась. Что, если в следующий раз никто не придет и не перебьет? Одно дело самой опарафиниться, а другое — подвести охоронников. А потом, как же быть с душами одинокими, кто им поможет, если Степка до финиша не дойдет? — и почему испытание такое сложное, а? Лучше бы велели с парашютом прыгнуть, или с акулами поплавать! — сказала горько.

— Поверка завсегдась на самом тяжком зиждется, — сумничала Лукерья, — состязание с плотью! Вот так-то…

— Я справлюсь, Лукерья! — заявила Степанида, глубоко вздохнув и сказав решительно, — справлюсь! Костьми лягу — справлюсь!

— На четыре кости возляжешься — захихикала охоронница.

— Не смейся! Я серьезно, я смогу! Давай книгу!

— Письмовник!

— Давай Письмовник! Ты хотела, чтоб я осознала, и я осознала! Другого пути все равно нет.

«Не красна книга письмом, красна умом»

После долгой тишины, когда Лукерья предавалась последним сомнениям, стол в кухне вдруг подпрыгнул и на нем очутился толстый потрепанный фолиант, пылью припорошенный.

Степанида подкралась к нему, села на резной табурет, да только прикоснуться не решилась, разглядывала. Обычная книжица без названия и автора. Коричневая линялая обложка, желтые листки.

— Не гляди, что палитурка неприметная, — подала голос Лукерья, — про то, ценности великой.

— А я и не гляжу на потрепанность, — шепотом, — благоговею…

— Эт верно…

— Что, уже можно брать и читать? Или как?

— Чатай…

Вспотевшими от волнения руками Степанида взялась за обложку и медленно открыла. Шутка ли, знания сотен Слагалиц перед ней, как не оробеть от такого?

Вот только никаких надписей на первой странице не оказалось. А так же на второй, третьей и так дальше.

— Лукерья, а та ли книга? — спросила растеряно.

— Письмовник, — поправила Лукерья, — а как же, иные не имеются.

— Но здесь пусто!

— От непутевая! — выругалась охоронница, — я ж баяла, ПамятнОй Письмовник-то.

— То есть? Да говори ты прямо!

— Не письмена в нем, а сбереженная память! Клади руку, бестолочь!

— Лукерья, я тебя уволю за непочтительность! — пробормотала Степанида, — а какую руку?

— Сердешную. Не уволишь, без харчей останешси, — хихикнула.

Степанида возложила левую ладонь на первую страничку и закрыла глаза. Сначала ничего не происходило, а потом женщина ощутила движение воздуха. Распахнула глаза и увидела, что сидит она на Слагальей Поляне, у самого ручья. На себе обнаружила белый льняной сарафан до пят и книгу, лежащую на коленях.

Удивленно по сторонам поглядела. Никого.

— Эй, есть тут кто? — прошептала встревоженно.

— Отзови пришлого, тогда и разговоры водить станем! — раздался рядом строгий женский голос, от которого у Степаниды аж сердце в пятки ушло.

— К-кого?

— Чуждый на Поляне! — ответили ей, — отзови!

— А к-кто?

— Не ведаешь кого привела в святыню?

— Я не приводила никого! — возмутилась, — это Вы про медведя, сейчас, говорите?

— Эх, молодо-зелено! Повторяй! Прогоняю прочь пришлого, чуждого…

— Прогоняю прочь пришлого, чуждого…

— На Поляну пришедшего…

— На Поляну пришедшего…

— Три разочка!

— Прогоняю прочь пришлого, чуждого, на Поляну пришедшего, — затараторила Степка, — прогоняю прочь пришлого, чуждого, на Поляну пришедшего, прогоняю прочь…

Внезапно поднялся сильный ветер, от которого трава на поляне всколыхнулась, по воде рябь пошла, листья, сорванные с деревьев, в лицо ударили. Степка покрылась мурашками от холода в тонком платье, волосы во все стороны разлетелись. Она покрепче за Письмовник схватилась, к груди прижала, голову наклонив. Но ветер так же внезапно прекратился, как и начался.

Подняла Степка голову, волосы с лица убрала и вздрогнула, увидев, что сидит перед ней молодая женщина в цветастом сарафане, с толстой рыжей косой, через грудь переброшенной, вся в веснушках, да с разноцветными, как и у нее, Степки, глазами.

— З-здрасте…

— И тебе не хворать, наступница, — улыбнулась женщина, — как звать-то, тебя?

— Степанида!

— А меня Евдотья, будем знакомы.

— Евдотья? Не Ильинична, случайно?

— Ильинична, — подтвердила женщина.

— Так Вы, значит, бабушка моя?

— Может быть и так! — совершенно спокойно согласилась рыжая, — я — воспоминания прошлого, не будущего, когда знания сберегала у меня еще даже деток не было.

— А, как Вы их сохраняли? — поинтересовалась.

— Как накопила знания, так сразу и сохранила. Ты тоже, как сумеешь, нечто новое, должна в книге сберечь для своих наступниц.

— Это что, типа бэкапа? Сдуреть! — восхитилась Степка.

— Слова такого не знаю, а что это?

— Э-э-э, в мое время так называют резервное копирование данных на каком-либо носителе, — пояснила Степанида, — получается, что Письмовник — носитель. А воспоминания Слагалиц — резервные копии.

— Слова-то какие чудные, иноземные, — покачала головой Евдотья, — ты мне другое скажи, почему на тебе наряд невенчанки? — Степанида поглядела на свое платье и плечами пожала, сама этим фактом заинтересованная.

— Эм, ну, я не замужем, пока еще…

— А как же ты Письмовник-то получила? — совсем опешила «бабушка».

— Послушайте, здесь дело такое. Случай особый, поэтому охоронники и отдали мне его раньше времени… Не ругайте, их, пожалуйста…

— Так-так, а что стряслось-то?

— Понимаете, у меня в женихах одновременно оказались лесник и водяник… — и поведала Степанида прародительнице все, что с ней случилось с самого начала. Женщина слушала внимательно, иногда останавливала, вопросы задавая. А когда Степка рассказ завершила, рассмеялась задорным звонким смехом.

— Ой ничего себе, былица-небылица! Повезло тебе, внучка! Целые две силушки природные в женихи оттяпала!

— М-да? — приподняла бровь Степка, — думаете? А вот у Лукерьи это страх вызвало. Как бы эти силы между собой не поссорились.

— Так выбери обоих, нам же дозволяется!

— Да что вы все, заладили? — обиделась Степанида, — Вы, бабушка, почему деда одного выбрали, а не двоих сразу?

— От любви великой! Любила его с детства раннего, всю войну ждала! Никто иной мне и не нужен был…

— Хорошо Вам. А на меня внезапно шесть чужих мужиков свалились, причем один другого краше. А два из них, так вообще нелюди. Что делать, посоветуйте?

— Прости, Степанида, этих знаний у меня нет. Но я обращусь к давним воспоминаниям, погляжу, что сестры о таком ведали. А ты приходи завтра, может и расскажу что.

— Хорошо, спасибо Вам большое, — Степка даже голову почтительно наклонила, но тут еще кое-что вспомнила, — я еще, узнать хотела…

— Говори.

— Подскажите мне, как души одинокие сводить? Я хочу уже сейчас попробовать помочь одной паре.

— Похвальное желание! — поддержала Евдотья, — знакомые твои?

— Не совсем. Парня я знаю, а вот с девушкой «познакомилась» заочно… — и рассказала Степка про свое неожиданное «вторжение» в тело Зойки. Евдотья даже рот разинула, слушая родственницу.

— ЧуднАя ты Слагалица, какая-то, — вынесла вердикт прародительница, — со мной не случалось подобного…

— И что же мне делать? — огорчилась Степка.

— Я расскажу, в чем наше умение заключается, а как именно его применить — решать тебе. Каждая из нас этот путь проходила самостоятельно. Слушай и запоминай! Первое отличие Сваятельницы Доли от иных людей в чем?

— В глазах? — предположила Степка, припомнив, что рассказывала Лукерья.

— В глазах, — согласилась Евдотья, — они, наше главное сокровище. Издавна нас кликали «Зреющими», из-за способности видеть невидимое. Бывали смутные часы, когда таких как мы на кострах жгли, считая, что мы насылаем «сглаз»… — Евдотья вздохнула, — мы им счастье, плели, эх… ну да ладно, не о том речь сейчас. Так вот, по своей сути «сглаз» — это «гляделка» внутренним зрением. Левым глазом ты видишь женскую половинку судьбы, а правым — мужскую.

Степка поочередно закрыла рукой левый, а потом правый глаз.

— Это не так делается, — с улыбкой покачала головой старшая родственница, — тем более в первый раз. Собраться с мыслями надо.

— Ну сяду я дома, сконцентрируюсь. Глаза закрыть и что дальше?

— Начни с тех, кого знаешь, так легче будет. Потом, как научишься, будешь соединять, кто за сотни километров от тебя, а то и далее.

— Хорошо. Но, как?

— Закрой глаза, — велела Евдотья. Степка закрыла, — представь ту девушку, в положении.

— А почему именно девушку? Почему не парня?

— Женские переживания тебе ближе. Как научишься, все равно будет с кого начинать.

— Хорошо, пробую… — и Степанида попыталась представить лицо Зойки. Ничего сложного, в памяти сразу всплыло лицо худенькой девчушки с голубыми глазищами.

— Теперь парня, — сказала Евдотья, — представь, что рядом стоят. Есть?

— Есть…

— Она слева, а он справа, так?

— Так…

— Посередке, что видишь?

Степанида от неожиданности вздрогнула и глаза открыла, потому что явственно между Зоей и Петром увидела фигуру Антона Грозного.

— Ой…

— Ну что ты, раньше времени, — пожурила Евдотья, — или испугалась чего?

— Д-да, я увидела, отец девушки стоял между ними! Как живой! Кулаки сжаты, глаза нахмурены… — сказала ошеломленно.

— Вот! Значит в нем главная проблема, он не дает им вместе быть.

— И что мне делать? Поговорить с отцом, уговорить не вмешиваться?

— Можно конечно и так, — снисходительно улыбнулась Евдотья, — но Дар ведь не зря дан, с каждым не побеседуешь.

— А, как? Научите!

— Вот узрела ты проблему. Ежели это человек, сконцентрируйся на нем. Представь, что ты — это он. Загляни в душу, почувствуй мотивы. И попробуй мыслить, как он. А потом, как освоишься, попытайся изменить его мнение.

— Не поняла.

— Гляди. Расскажу, про мой первый раз. Соседка у меня была, одинокая, годков под сорок. Жила одна с престарелой матерью. Все я думала, от чего Лизка не замужем, ежели и красой не обделена и трудяжка-хозяюшка? А когда в силушку вступила, про нее первую вспомнила. Села на горище, чтоб не мешал никто, представила ее. И как только Лизка перед глазами встала, тут же справа нарисовался мужик неизвестный, не из нашего села. Красивый, высокий, с проседью. Ну, думаю я, суженый Лизки нашелся, но кто он, как их свести? Да тут аккурат меж ними появилась мать Лизкина. Удивилась я, а она-то здесь причем? — Степанида жадно ловила каждое слово и не дышала, — представила, что нахожусь в теле тетки Нади. Не сразу, но получилось. И тут воспоминания в голове сложились, как я, то есть она, тетка Надя, письма какие-то в печке жгла. И даже страх ощутила, что доченька моя письма эти прочтет и бросит меня одну век доживать, а сама в город к мужику уедет.

— Ого! — вырвалось у Степки, — Вы прямо это почувствовали?

— Почувствовала, как есть!

— И, что сделали? Рассказали Лизке?

— Да нет же! Я попыталась тетку Надю «переубедить», настроить на правильный лад. Словно она сама себя совестить стала, мол как так, дочка у меня красавица, страдает одиночкой, а я внучков не нянчила, хорошо бы замуж пристроить.

— Хм. И как, получилось?

— Не сразу. Но получилось. Сначала спор был, не соглашалась она, сама с собой ругалась. «Зачем это надо, дочка уедет, кто помогать мне станет? А у меня здоровье слабое!» А я давай убеждать, зато внучков привезет, смех детский в доме появится, дочь счастьем расцветет. Понемногу и переубедила бабульку.

— А потом, что? Растаяла фигура бабки между Лизой и женихом?

— Растаяла. Лизка на другой день сорвалась куда-то, а через день привезла матери жениха знакомиться.

— Вот это да! — поразилась новоявленная Слагалица, — а дальше?

— Дальше все.

— А как со всем этим связано вышивание, если, как оказалось, все происходит в голове?

— А нет, глаза у тебя закрыты, а руки делают!

— Зачем?

— Бывает пару долгое время свести не получается. То одно, то другое, преграды одна за одной. Берешь вышивку в руки, вспоминаешь, чья она. Заново ищешь кто, или что мешает? Особенно она помогает, когда судьбы неизвестных плетешь.

— А, это типа конспекта? Шпаргалки?

— Ежели тебе так понятнее, пусть будет шпаргалка, — у прародительницы была такая светлая, добрая улыбка, что Степка тоже улыбнулась в ответ.

— А какие еще преграды существуют, кроме человеческих?

— Разные… война, болезни, смерть…

Степка поежилась.

— Если смерть, то все?

— Когда как. Бывает судьбинушка еще шанс дает.

— Спасибо Вам, огромное. В общих чертах я поняла, буду пробовать.

— Удачи тебе, Степанида, рада была встретиться. Приходи завтра.

Стяжает — получает, приобретает;

Перси — грудь;

Ягодки — здесь ягодицы;

Колупай — медлительный;

Дюжий — сильный;

Сдюжать — выдержать;

Блудница — гулящая;

Не буесловь — здесь не болтай ерунды;

Гораздый — хороший, нужный;

Бражничать — пить, спиваться;

Зиждется — строится;

Палитурка — обложка,

Пришлый — тот, кто пришел;

Чуждый — чужой