Судьба в наследство. 2. Судьба в наследство

Глава 2.

Студеная зима, характерная для северо-восточных областей союза в Крисовах оказалась довольно мягкой, но снежной. Который день крупными хлопьями валил снег, отчего по широким улицам Звенича, превратившимся в узкие протоптанные колеи с обеих сторон окруженные сугробами, пройти было довольно проблематично. Грубые башмаки ремесленников и изящные сапожки местных красавиц с одинаковой легкостью вязли в снегу. Стройные нарядные дома, сложенные из светло-серого камня под мокрым снегом превратились в угрюмые бастионы, отчего создавалось впечатление, что весь город нахмурился и недоволен скорыми праздниками.

Всего через неделю должны будут состояться торжества в честь тезоименитства Его Святейшества Папы Геласия IX, которые продлятся семь дней. Потом останется всего чуть-чуть, каких-то двенадцать дней и наступит Новый год, сулящий новые празднества. Однако, несмотря на ненастную погоду и безрадостный пейзаж на главных улицах уже нет-нет, да и вспыхивали яркими пятнами флаги и пестрые гирлянды.

Впрочем, в городе были и другие улицы, где раньше пир жизни бурлил круглые сутки, но ныне из-за торжеств Церкви и наводнивших город священнослужителей он весьма поутих, и лишь изредка распахивающаяся дверь и украдкой выходящий клиент указывали - здесь еще что-то теплится.

Брат Убино и старший брат Дизидерий, переодевшись в мирское платье вольных купцов, выписывая ногами замысловатые кренделя, шли вдоль домов веселого квартала.

- Этот, - пьяным голосом уточнял Убино: высокий и плечистый мужчина у своего не менее крупного спутника. Брат был одет в темно-синий плащ-шаперон , из-под которого выглядывал зеленый таперт с фестонами. Его товарищ, облаченный в точно такой же плащ только с красным подкладом и распахнутый на груди жупон , имел не менее ухарский вид. Он в ответ с трудом поднимал голову, долго вглядывался в сумрак начинающегося вечера, а потом, промычав нечто нечленораздельное, но по смыслу отрицательное, ронял ее обратно. - И не этот! - переводил брат ответ Дизидерия в понятную речь и, дергая его под руку, тащил к следующему дому.

Так они прошли пару улиц с плотно прижимающимися друг к другу особнячками, пока на очередной вопрос брата тот утвердительно не боднул головой воздух. От резкого кивка с его головы слетел шаперон. Тогда Убино с терпеливыми, но неточными движениями человека находящегося в сильном подпитии, натянул капюшон обратно и повлек нестоящего на ногах спутника к заветной двери, над которой кокетливо пристроилась вывеска 'Милая шалунья'.

Завидев нетрезвых, но явно состоятельных клиентов выглянувший в окошко молодчик приветливо распахнул ее, и двое шатающихся мужчин нырнули в соблазнительно блеснувший полумрак дома терпимости.

Дом виконта Ранзе и миледи Ранзе, урожденной дочери графа Штаверт являлся самым прекрасным в этих местах - так считал сам виконт, сосланный сюда прежним правителем Винета - Гюставом II, и пока не возвращенный в столицу ко двору Гюставом III. Впрочем, ныне милорд Рензе был искренне рад своей опале, поскольку чистка среди титулованных особ устроенная нынешним правителем и церковной инквизицией, наводила на него легкий ужас. В более серьезный ужас виконта повергло известие, что его дом будет временной резиденцией первого достойного доверия одного из боевых орденов. И сейчас в особняке спешным темпом наводили последний глянец в ожидании столь почетного визитера.

Еще неделю назад виконт дал распоряжение всем слугам, что пока высокий гость будет присутствовать в доме, никаких прежних гуляний проводиться не будет. Миледи перебрав весь свой немалый гардероб, отложила в сторону нарядные и броские платья, и достала из дальнего угла все неприметные и скромные, которые не вызывали бы сомнения в ее набожности и благочестии. Отпрыски Ранзе так же были проинструктированы отцом, как они должны вести себя в присутствии достойного доверия, что им позволяется, а что нет.

За день до приезда высокопоставленной особы прибыли два хмурых брата в серых плащах, поверх холодно поблескивающих доспехов, и осмотрели особняк с чердака до погребов, пересчитали всю дворню, расспросив у виконта: кто работает в доме, а кто во дворе и какое по продолжительности время. Затем ознакомились со всеми слугами лично и только после успокоились, заявив, что особняк подходит для временного пребывания его преосвященства.

Констанс прибыл в провинцию Крисовы в самом начале зимы, около двух недель назад. Первоначальной точкой его пути являлся монастырь родного ордена Варфоломея Карающего, но когда спустя всего неделю нахождения в обители его секретарь - брат Боклерк - отыскал в библиотеке требующиеся документы, епископ после некоторого размышления самолично решил приехать в главный город провинции. Поскольку Звенич являлся 'городом с вольностями' , и в нем, как и в вольных городах союза отсутствовал госпиталь, а местное церковное управление - легиторум - не мог похвастаться богатством и предоставить покои, подходящие по сану и положению его преосвященству, то епископ вынужден был избрать своей резиденцией один из домов местной знати. И теперь карруса , в которой путешествовал Констанс со своим секретарем и десятью братьями-сопровождающими верхами, подъезжала к дому виконта Ранзе, расположенному в центре города.

Из-за снегопадов заваливших весь северо-восток провинции путешествие протекало с некоторыми трудностями, и было весьма неспешным. Епископ, раздосадованный этими обстоятельствами, а так же пустыми задержками в пути из-за непогоды, тем не менее, держал недовольство при себе, лишь изредка позволяя выразить его окружающим, в частности брату Боклерку. Секретарь зная, что раздражительность Констанса вызвана скорее целью поездки в Звенич, нежели чем качеством дороги и скоростью передвижения, как мог, заверял его преосвященство в сохранении цели визита в тайне и обнадеживал, что постарается еще до новогодних празднеств разобраться в обстоятельствах дела.

Встречать епископа вышло все семейство во главе с виконтом Ранзе, следом за ними на ступеньках дома выстроилась челядь. Едва повозка остановилась, как словно бы ниоткуда появились два брата-сопровождающих прибывших сюда ранее и поспешили опустить борт каррусы. Первым из нее вышел высокий мужчина возрастом около сорока лет, темноволосый с несильными залысинами и намечающейся плешью, сухопарый, с резкими, но незапоминающимися чертами лица. Он был облачен в коричневый плащ, подбитый заячьим мехом, из-под которого выглядывала черная дорожная сутана. Следом за ним выбрался невысокий и сухощавый старец, закутанный в нарядный пелессон, поверх которого было наброшено меховое одеяло. Оно тут же свалилось с плеч, едва тот распрямился, при выходе из повозки. Один из братьев кинулся поднимать упавшую вещь, когда другой подал руку и помог спуститься по откинутому борту, как по наклонному трапу.

- Мы рады приветствовать ваше преосвященство в нашем скромном доме, - склонился в почтительном приветствии виконт Рензе. Его супруга сделала глубокий реверанс, сын повторил движение отца, а две дочери скопировали мать. Челядь согнулась в поясном поклоне.

- Господь будет милостив к вам, - окинув всех собравшихся пронзительным взглядом, епископ едва заметно кивнул на приветствие виконта, и важно прошествовал в распахнутые двери.

Каминное пламя яркими всполохами играло на начищенных до блеска столовых приборах, весело потрескивало, окутывая ароматом сосновой смолы сидящих в парадной зале. За богато накрытым столом на хозяйском месте по праву старшинства восседал епископ Констанс. Он вяло ковырялся в поданных блюдах, явно размышляя о чем-то своем, по левую руку от него сидел секретарь, по правую - заметно нервничающие хозяева дома. К ужину были приглашены гости: легат - старший викарий его преподобие Адельм со своими заместителями - младшим диаконом - преподобным Кликстом и диаконом - преподобным Слендером, предстоятель главного храма в Звениче - святой отец Бонифаций, а так же наставник аколитов при храме - святой отец Маку. На ужине должен был присутствовать баронет Шельц, но он нашел благовидный повод и не явился, предупредив об этом длинным витиеватым письмом, которое доставил его слуга практически перед самым началом трапезы. Так же под тем или иным предлогом не явились еще трое приглашенных гостей из местной аристократии. Однако почетный гражданин города сер Топелиус Ковеций всегда стремившийся посещать подобные мероприятия умудрился прийти не только сам, но и привести с собой свою супругу - миледи Ковеций. И если раньше, когда в доме виконта Ранзе собиралась большая и шумная компания им бы отказали, то ныне обрадовались как родным и усадили с почетной правой стороны.

За столом царило 'оживленное молчание', изредка нарушаемое пространными замечаниями гостей об общецерковных вопросах и толковании той или иной главы святого писания. Видя, что его преосвященство не желает вступать в пустые беседы на подобные темы, за него отвечал брат Боклерк, стараясь отделываться ничего незначащими фразами. Виконт Ранзе и его супруга чувствовали себя не в своей тарелке, поскольку такое столпотворение священнослужителей и полное отсутствие светских гостей в их доме наблюдалось впервые. От этого, миледи Ранзе волновалась и была бледна, ее полная грудь туго стянутая расшитым лифом роба , часто вздымалась. Она украдкой утирала пот с высокого лба и поправляла расшитый ток , неплотно сидящий на голове. Сер Ковеций тоже заметно нервничал, отчего его полная рука, когда он подносил двузубую вилку ко рту, слегка подрагивала. Его супруга тоже вела себя необычайно тихо за столом, что можно было подумать - это лишь ее безмолвное отражение.

В очередной раз, когда произошла перемена блюд, и на место остывшей запеченной индейки, были поданы рябчики с пармезаном, его преподобие старший викарий Адельм, не сдержав любопытства снедавшего весь вечер, наконец-то решил спросить. Его голос, имевший высокий тембр, нежели чем возможно ожидать от такого грузного мужчины, слегка подрагивал от нетерпения.

- Ваше преосвященство, какому чуду мы обязаны, что вы удостоили нас столь высокой чести, посетив сей скромный город, удаленный от центральных областей союза и сосредоточия церковной жизни? - весьма витиевато выразил свой интерес старший викарий.

Епископ оторвал взор от тарелки и поднял глаза на легата.

- Церковная жизнь не может быть сосредоточена в одном месте. Она там, где миру явлено слово Божье. Во всех ближних и дальних уголках союза, ваше преподобие, - сухо отрезал он, стараясь пресечь подобным ответом дальнейшие расспросы на эту тему.

- Его высокопреосвященство истинно прав! - с жаром подхватил слова Констанса святой отец Бонифаций - невысокий старец приблизительного равного возраста с епископом, его глаза поблескивали от едва сдерживаемых порывов религиозного рвения. - Слово Божье повсюду, а наш долг нести его до заблудших душ, коих в нашем городе предостаточно.

На несколько мгновений за столом вновь воцарилось молчание, прерываемое лишь стуком столовых приборов. Из-за того, что разговор оказался уведен от намеченного пути в другую сторону, старший викарий Адельм позволил себе легкую гримасу, и немного подумав, постарался вернуть разговор на интересующую его тему. Он как старший по сану среди приглашенных совершенно не принимал в расчет, что перебивает святого отца, вновь собравшегося что-то сказать.

- У нашей Матери Церкви бесчисленный сонм служителей, кои всеми силами стараются донести Слово до душ прихожан и притворить тем самым Божьи заповеди в жизнь. Разве есть повод сомневаться в честности исполнений их обязанностей? Неужели это привело вас в наши края?

- Для слежения за чистотой веры в наших рядах существуют надзиратели Слушающих. Однако их здесь нет, поскольку при прежнем правителе городу был присвоен статус 'города с вольностями'. Это не моя обязанность, - отрезал Констанс, отвечая на столь бесцеремонный вопрос. - Но дела одной из епархий ордена, к которой относится Звенич, волнуют меня как первого достойного доверия, - присутствующие за столом замерли, кто в тревоге, кто в предвкушении от возможно грядущих перемен.

Старший викарий своим настырным любопытством вынудил его преосвященство обосновывать таким опасным и не совсем удобным способом свой визит в Звенич. Назвать истинную причину посещения епископ никак не мог.

- Это просто замечательно! - едва ли не вскричал святой отец Бонифаций. Весь его внешний вид выражал восторг. Не меньшим восхищением новостью пылало лицо наставника послушников - святого отца Маку. Похоже, служащие в главном храме церковники являлись истинными ревнителями Веры. А вот внешний вид старшего викария ничего не выражал ни одобрения, ни расстройства - лишь ровное спокойствие и легкую заинтересованность, которые ярче всех говорили епископу, что он вряд ли будет рад появлению надзирателя в городе. Это наложит на его доселе безраздельную власть немалые ограничения.

- Ваше преосвященство, - подал голос, до сих пор молчавший диакон Слендер. - Ровно через шесть дней по всему союзу пройдет чествование тезоименитства Его Святейшества. Не могли бы вы в столь знаменательный день почтить своим присутствием наш главный храм, чтоб прочесть проповедь и провести праздничную литургию?

Епископ ненадолго задумался, а потом едва заметно кивнул:

- Хорошо. Если дела не потребуют моего безотлагательного присутствия в другом месте к благому воскресенью, я проведу праздничное богослужение.

- Это просто чудесно! Воистину радостная весть! - воскликнул святой отец Бонифаций. - Своими речами вы согреете души прихожан и вернете им радость бытия в церковном лоне.

- Да согласен, - скупо кивнул старший викарий, несколько поспешно разделывая рябчика на тарелке, словно тот сию секунду мог убежать из-под ножа. - Весть действительно чудесная. Сила вашего слова подвигнет многих на благие поступки. Но самым замечательным стало бы известие, что вы проведете проповедь у нас в новогодние празднования.

- На все воля Господа, - ответил Констанс богословской фразой на неуемный интерес легата.

Весь остаток ужина прошел в подобных пикировках, где старший викарий стремился тем или иным способом выведать у его преосвященства цель визита в город с вольностями и время его пребывания здесь. Епископ как опытный политик с легкостью уклонялся от назойливых вопросов, вызвав у его преподобия Адельма под конец вечера стойкие подозрения, что тот явился по его душу.

- Не нравится мне излишнее любопытство главного представителя, - скривился его преосвященство, когда он с братом Боклерком под охраной двух братьев-сопровождающих направлялся в свои покои.

- Я понимаю вас, - кивнул секретарь, не спеша продолжать разговор пока они не окажутся у себя.

Но вот один из братьев шедших впереди распахнул двери, удостоверился, что внутри все в порядке, то есть двое из сопровождения на месте в комнате, подал им ответный знак и только после пропустил епископа внутрь.

Апартаменты, предоставленные его преосвященству, были довольно богато обставлены даже по меркам некоторых центральных городов, а не провинциальных, к коим принадлежал Звенич. Однако для Констанса привыкшего к чрезмерному комфорту и роскоши, они показались стесненными и не очень приспособленными для жизни. Несмотря на наличие ковра посреди общей гостиной, большого камина, который с легкостью прогревал все помещение и смежную с ним спальню, мебель была не столь мягкой, видимо на нее пустили хлопок, а не конский волос, и уж тем более поскупились на пух. Отсутствовало отдельное помещение для купальни, а взамен ее стояла ширма, за которой находились все туалетные принадлежности. И ныне если б епископу вздумалось принять ванну, то пришлось бы как в большинстве домов средней аристократии приносить ее к камину и наполнять горячей водой. Так же отсутствовала отдельная смежная комната для братьев-сопровождающих, и те вынуждены были по двое дежурить в общей комнате, а остальные спать в помещениях для слуг. Спальню брату Боклерку выделили в другом конце коридора, но он отказался от нее, пожертвовав своими удобствами ради безопасности, и теперь ночевал на кушетке в спальне его преосвященства. В письме, полученном от старшего брата Джарвиса, говорилось, что некто проявляет повышенный интерес к делам его преосвященства, а если увязать это с попыткой отравления, то следовало предпринять все меры, дабы оградить от возможных посягательств не только епископа, но и его секретаря поверенного во все дела. Ведь захвати этот неведомый Боклерка, рано или поздно при помощи пыток он сможет дознаться до многих епископских дел, что являлось недопустимым.

- Запомни, никто не должен знать: зачем именно мы приехали в Звенич, - продолжил Констанс начатый в коридоре разговор. - В этом столь щекотливом деле я вынужден положиться только на тебя, поскольку своим явным интересом, а уж тем более присутствием, сорву все покровы с тайны. Вдобавок любой мало-мальски сообразительный интриган перевернет все дело так, что я окажусь замаранным в этой грязи. А я всегда был выше мирских слабостей, страстей и соблазнов. Недопустима даже тень на мое имя.

- Уверяю вас ваше преосвященство, что всеми силами стараюсь... - начал секретарь, но епископ перебил его.

- Мало того, если кто-то узнает, что этим интересуешься ты, то все равно мне не удастся обелить себя. Раз ты моя правая рука, значит и я в курсе всего происходящего.

- Еще в обители я позаботился обо всем, - вздохнул Боклерк, сдерживая неожиданно нахлынувшее раздражение. Он понимал волнение его преосвященства, однако чрезмерная опека немного утомляла. Если в политике и интригах епископу не было равных, то в делах связанных с тайными расследованиями, секретарь давно обошел своего начальника, хотя начинал учиться непосредственно у него. - Брат Карфакс через старшего брата Тиаса будет извещать меня обо всех предпринятых действиях. И даже если за братом-сопровождающим будут следить, то вряд догадаются, что все его встречи в трактирах, на рынке или в молельнях не случайны.

Констанс махнул рукой, словно одобряя, хотя было видно, что он не успокоен заверениями.

- Все равно будь предельно осторожен. Преподобный Адельм давно на должности легата, у него тоже должна быть разветвленная сеть информаторов. Поскольку за ужином он вынудил меня обосновать свой визит в Звенич особо пристальным вниманием ордена к делам в городе где-то на уровне епархии, то все его люди будут подняты на ноги. За каждым из моей свиты может вестись наблюдение. Однако ничем другим я аргументировать свой визит сюда не мог - по окраинам по меньшим вещам первые достойные доверия не ездят, - тут епископ поморщился. - Для менее значимых проблем и епископа-суффрагана Убертина довольно, ведь это его диоцез , - и, резко поменяв тему разговора, спросил: - Какие-нибудь известия уже есть?

- Времени прошло довольно мало, - начал Боклерк. - Но некоторые наработки уже проведены. Мы узнали приблизительное описание нужного человека, и теперь наши люди пытаются его разыскать, чтоб постараться распутать всю цепочку до конца.

Констанс удовлетворено выдохнул и опустился в кресло у камина. Дрова практически прогорели и лишь несколько головней тлели, давая некоторое свет и тепло. Секретарь, поняв, что его краткий ответ удовлетворил епископа, удалился в спальню, чтобы расстелить кровать. Посторонним было запрещено входить в отведенные покои, так что все действа, которые полагалось бы исполнять слугам, совершал брат Боклерк. Когда он вернулся, Констанс подремывал сидя в кресле.

- Ваше преосвященство, - секретарь осторожно коснулся плеча в шелковом пелиссоне. - Все готово ко сну.

Епископ открыл глаза и внимательно глянул на брата.

- Боклерк, у нас точно нет другого выхода, чтоб не ввязываться в эту авантюру? - голос Констанса был каким-то сухим и утомленным, похоже столь длительное путешествие далось ему с трудом. Ему уже не по возрасту стало пересекать практически весь Союз из конца в конец, чтобы разрешить свои проблемы.

- Вы же сами определились ваше преосвященство, - тихо ответил секретарь. - Да и мои дальнейшие поиски показали, что одной бумагой с упоминанием грехов столь запутанного дела разрешить невозможно. Конвент на подобное заявление не прореагирует. Во-первых: скорее всего кардинал Джованне не позволит - кое-какой властью он все же располагает, а во-вторых - тут же будет заявлено, что мы могли подделать бумагу. Он не участник верховного конвента и формально не влияет на политику, одного подозрения будет не достаточно. И хотя врагов у него с избытком, но и купленных сторонников тоже хватает.

- Да, да, - покивал Констанс, вставая. - Все верно, но я как всегда проверяю малейшую возможность... Ох что-то я расклеился. Зима и холода что ли так действуют?

- Вы утомлены ваше преосвященство, - мягко заметил Боклерк, помогая подняться. В последние дни епископа особенно жестоко мучил ревматизм, весьма выматывая постоянными болями. - Однако не беспокойтесь, я позабочусь, чтоб все завершилось как можно скорее.

- Я надеюсь на тебя, - Констанс с благодарностью похлопал секретаря по руке и направился в спальню.

Боклерк двинулся следом, неся в руке подсвечник. В комнате сидя у стены как большие, но практически недвижные изваяния остались охранять покой епископа два брата-сопровождающих.

После второй молитвы, когда небо посветлело, и диск зимнего солнца вскарабкался на небосклон секретарь с братом-сопровождающим, направились в храм Святого Варфоломея дабы поставить благодарственную свечу по просьбе его преосвященства.

Во всяком случае, так было сообщено окружающим.

Утром, едва встав с постели и приказав подать завтрак, епископ во всеуслышание объявил, что ему как второму лицу обязательно ордена следует посетить храм святого покровителя, но поскольку дорога оказалась весьма утомительной, то за него это должен сделать Боклерк. Так же его преосвященство выразил пожелания, чтобы брат переговорил с предстоятелем храма, поинтересовался положением дел в диоцезе, поднял в городских архивах отчисления на храмовые нужды и выполнил прочие мелкие поручения. Загружая секретаря для большинства такой бесполезной церковной суетой, Констанс развязывал ему руки, давая свободу передвижения. Под видом поручений брат смог бы встретиться с нужными людьми, под совершенно благовидным предлогом покопаться в архивах городской ратуши, при этом придерживаясь обоснования приезда епископа в город.

И ныне брат Боклерк в сопровождении старшего брата Тиаса с трудом пробирались по улицам покрытым по щиколотку выпавшим ночью снегом. Народа было немного, видимо большинство горожан предпочли остаться дома, а может, ждали, пока сугробы притопчут и уже тогда пустятся по своим делам.

- Брат, - обратился к секретарю шедший рядом Тиас - угрюмый здоровяк в сером плаще и уставном сюркоте, из-под которого выглядывал хауберк. Даже в городе сопровождающий был полностью одоспешен, на поясе у него висел меч и небольшой чекан. - Долго ли ты будешь беседовать с предстоятелем храма?

Боклерк изогнул бровь в немом вопросе; обычно братья подобные вещи не спрашивали.

Тиас же с показным простодушием пояснил:

- Я бы хотел успеть исповедаться. Мы провели в пути четыре дня, у меня совершено не было возможности посетить часовню или храм, и теперь бремя греха давит мою душу, - произнося это, брат будто бы пытался говорить как можно тише, но его низкий голос все равно разносился по улице, словно эхо в колодце.

Боклерк сбился с шага и с изумлением уставился на сопровождающего, а тот, перехватив его ошарашенный взгляд, скосил глаза в сторону и едва заметно кивнул себе за спину. Тогда секретарь, сделав несколько шагов, как бы невзначай обернулся - следом за ними шел невзрачный мужчина. Мгновенно все поняв, Боклерк сделал вид словно до этого находился в раздумьях и немного повысив голос, чтоб идущему за ними топтуну было немного слышно, но это не вызвало подозрения, ответил:

- Думаю да, старший брат. Его преосвященство просил меня обсудить довольно большое количество богословских вопросов, поблагодарить предстоятеля за службу во славу ордена... Времени будет предостаточно. У тебя есть возможность снять тяжкий груз.

- Благодарю, - с неподдельной радостью в голосе воскликнул Тиас. - Думаю, мне понадобится пара часов, чтоб причаститься и помолиться.

Боклерк позволили себе мимолетную улыбку. Между слов брата читалось, что потребуется не меньше двух часов, чтоб встретиться с нужным человеком.

- Ты уверен, что этого достаточно? - переспросил его секретарь со всей серьезностью. - Четыре дня долгий срок. Вдобавок мы будем в храме Святого покровителя. Нужно обязательно прочесть благодарственную молитву. Нам может и трех часов не хватить.

- Я грешен брат, но не настолько, - раздалось в ответ.

Храм Святого Варфоломея Карающего в Звениче не столь большой как главный храм города, все же был весьма пышно убран и богато отделан, что свидетельствовало о хорошем притоке средств на его содержание. Перед входом брат Боклерк и сопровождающий Тиас осенили себя святым знамением, слегка приклонив колени, а после прошли в гостеприимно распахнутую дверь. Солнце еще недостаточно высоко поднялось, чтобы заглядывать в многочисленные витражные окна, поэтому полумрак внутри храма рассеивали множество свечей горящих перед статуей покровителя и символом веры, откованным из бронзы. Еще раз преклонив колени в проходе между скамьями и прочтя короткую молитву, мужчины прошли в неприметную дверь ризницы. Навстречу им из-за стола поднялся юноша - служитель храма. По стихарю , в который он был облачен, становилось ясно, что это чтец уже готовый к предстоящему полуденному богослужению.

- Слава Господу нашему, - поклонился он, с почтением глядя на братьев, поскольку их одежды тоже ему многое сказали.

- Во веки веков, - ответил Боклерк как более старший. И хотя он был простым братом, то есть ниже по званию старшего брата-сопровождающего, но служение секретарем у епископа становило его на позиции сравнимые с саном диакона или даже викария.

- Чем могу служить братья? - обратился чтец.

- Я могу видеть предстоятеля этого храма? - спросил секретарь.

- Святой отец Ремигий сейчас подойдет, он...

Юноша не успел договорить, в ризницу вошел невысокий, но очень дородный мужчина в белоснежной альбе , которая казалась, вот-вот треснет по швам, и топорщащейся на животе ризе поверх нее.

- Что угодно братьям по ордену? - так же спросил он, с некоторым удивлением разглядев одежды пришедших. - Вы от его преосвященства? Ему что-нибудь угодно?

- Совершенно верно, - кивнул секретарь. - От первого достойного доверия. Его преосвященство пожелал, чтобы вы, святой отец, удостоили меня беседой, но перед этим, у меня к вам будет маленькая просьба.

- Я весь во внимании, - отец Ремигий покаянно сложил руки на объемном животе.

- Старший брат должен покинуть нас где-то часа на два, но так, чтобы снаружи все думали, что он все время провел с нами, - с этими словами Боклерк указал на Тиаса.

- О! - воскликнул предстоятель, понимающе улыбнувшись. - Старший викарий Адельм. Да, да, легиторум Святого Дилурия Всепрощающего силен в этом городе. Однако, увы, порядка, который могли бы обеспечить служители нашего ордена, здесь нет. Видимо это испытание, данное Господом, которое мы должны преодолеть, возвысив к нему души...

Боклерк прокашлялся, прерывая святого отца. Тот немного смутился и отдал распоряжение:

- Хервиг проводи старшего брата.

Чтец махнул рукой, мол, следуй за мной, и проворно нырнул в низкую дверку, расположенную за ширмой стоящей у стены. Тиас, не замедлил нырнуть ему в след. Когда юноша и сопровождающий скрылись в тайном ходе, предстоятель Ремигий аккуратно водрузил ширму на прежнее место и, обернувшись к секретарю, указал на стул чтеца:

- Прошу. Я всеми силами постараюсь дать подробнейшие ответы на ваши вопросы.

Боклерк с благодарностью опустился, а святой отец из-за объемного живота с трудом протиснувшись между столом и стеной, сел напротив.

- Для начала расскажите мне, каково положение дел в Звениче? - начал свои расспросы брат Боклерк. - Поговаривают, что здесь есть непристойные дома, где...

- О! Вы о веселом квартале, - предстоятель печально улыбнулся. - Увы, такое пятно скверны есть в нашем городе, однако мало кто по-настоящему стремиться искоренить его. Управляющий нами барон Мельтиш на творящиеся там вещи, смотрит сквозь пальцы. Старший викарий, не столь рьяно, как следовало бы, заставляет своих помощников вытравливать разврат и вертеп из Звенича. Это все так печально.

Святой отец замолчал, словно в раскаянии. Весь вид его говорил, что он не справился с делами, возложенными Церковью, и это его очень удручает. Боклерк тоже выдержал краткую паузу, как бы сочувствуя ему, а потом продолжил:

- Неужели орден Святого Дилурия не примет более решительные действия, ведь происходящее здесь пятном ложится на его честь?..

Так неспешно один за другим посыпались вопросы, ответы на которые следовало узнать.

Через полчаса вернулся чтец Хервиг, сказав, что провел брата-сопровождающего да самого конца тоннеля. Предстлоятель поблагодарил его и отправил немного прибраться в храме, спровадив тем самым из ризницы, чтобы юноша не слышал, о чем именно он беседует с епископским секретарем. После разговор потек с прежней скоростью и продолжался уже около двух часов. За это время Боклерк узнал не только интересующие его вещи, но и местные сплетни которые так же послужили дополнительным источником информации в расследовании. Пожалуй, даже сплетни оказались более содержательными, нежели чем официальные бумаги, которые настоятель достал из шкафа и продемонстрировал Боклерку. Местное население гораздо с большим рвением готово было перемывать кости власть имущим, припоминая подсмотренные за ними грешки, нежели чем совершать дела достойные занесения в церковные книги.

Время, указанное братом Тиасом практически истекло и секретарь начал понемногу волноваться. Скоро должен был начаться полуденный молебен, а сопровождающий все еще не вернулся.

Он появился практически в последний момент, когда раздались первые звуки колокола, созывающие к службе. Предстоятель уже готов был выйти к пастве и лишь поправлял нелепо топорщащуюся на животе ризу, как ширма сдвинулась в сторону и показался запыхавшийся Тиас. Было видно, что он очень спешил.

- Благодарение Богу! - облегченно выдохнул Боклерк, когда широкоплечий брат появился в раз ставшей тесной ризнице, и тут же поторопил его: - Пойдем скорее, иначе нам придется присутствовать на богослужении.

- Есть важные новости, и, думаю, следует узнать их немедля, - мотнул головой сопровождающий. - Карфакс обещал лично все рассказать, чтоб не передавать через меня, как через вторые руки. Так что пойдем, - секретарь было двинулся к выходу, как брат Тиас остановил его: - Куда?! Нас снаружи ждут, по крайней мере, трое, так что уходить придется этим путем!

- Тогда все узнают, что здесь есть тайный ход! - взвизгнул доселе молчавший Хервиг. - Вы раскроете тайну храма!

- А можно подумать ее никто не знает?! - фыркнул сопровождающий, скептически глядя на юношу. - Я по дороге отсюда кое-как отвязался от одного топтуна. Так что это уже никакая не тайна, - и бросив Боклерку. - Ну?! Давай, быстрее, пока они не сообразили, что мы вновь воспользуемся туннелем, - нырнул обратно за ширму.

Секретарю ничего не оставалось, как поспешить за Тиасом.

Ход оказался низким - долговязому Боклерку приходилось нагибаться, складываясь едва ли не пополам - однако широким - противоположных стен можно было коснуться если раскинуть руки в стороны и то только кончиками пальцев. Брат-сопровождающий, который был еще выше секретаря на чуть ли не пол головы, практически на корточках шел вперед. Вдобавок его нормальному передвижению мешал факел, которым он освещал дорогу. Стены тоннеля были сложены из кирпича, местами уже выкрошившегося и покрытого серо-зеленым мхом. Ход вел прямо, никуда не сворачивая.

Через четверть часа такого неудобного передвижения братья уперлись в деревянную стену из толстых грубо-оструганных досок загораживающую путь. Тиас, передав факел секретарю, подошел к краю перегородки и, навалившись на нее плечом, с трудом отодвинул на несколько дюймов. Засунув в образовавшийся проем руку, он пошарил там немного, а потом уже свободно отодвинул преграду в сторону.

- Сейчас выйдем из часовни, - шепотом начал он. - Я пойду первым, а ты за мной. Не приближайся ко мне, но и не теряй из виду. А если я побегу, сразу же нагоняй. Ясно?

Боклерк кивнул, и, сопровождающий забрав факел обратно, затушил его об земляной пол. Едва погас огонь, стало сразу понятно, что тоннель привел их в какое-то небольшое и полутемное помещение. Секретарь вышел, с наслаждением разогнув спину, которую к тому времени начало уже сводить от неудобного положения, и брат-сопровождающий задвинул перегородку обратно, закрепив на простенькую щеколду.

Ориентируясь на свет, они из небольшого закутка попали в маленькую совершено пустую часовенку Урсулы Заступницы. На миг задержавшись, чтоб осенить себя святым знамением, братья поспешили к выходу. Первым, как и договорились, вышел старший брат Тиас, следом за ним, отставая шагов на двадцать, брат Боклерк. Как определил секретарь, ход вывел их где-то ближе к воротам города в его рыночной части, и теперь сопровождающий уверенно вел его сквозь толпу.

В полуденное время толчеи на улице сильно прибавилось, люди спешили по своим делам. Где-то кричал зазывала, ругались невдалеке торговки, скрипели телеги, ржали лошади - жизнь бурлила полноводной рекой. Откуда-то несло тушеной капустой и кислым пивом, пригорелым жиром и чесноком. Вот из двери корчмы мальчишка-подавальщик выплеснул ведро помоев в обледеневшую сточную канаву, и Боклерк едва увернулся от грязных брызг, разлетевшихся во все стороны. Стараясь не угодить под ополоски, он метнулся прочь, поскальзываясь на обледенелой мостовой. Чтоб удержать равновесие, брат взмахнул руками и немного развернулся, чтобы уже в следующее мгновение столкнуться с идущим позади него лоточником. Тот уже собирался заковыристо выругаться, однако, разглядев церковную сутану, выглядывающую из-под пелиссона, буркнул что-то извинительно-неразборчивое и поспешил затеряться в толпе. Боклерк заторопился дальше чтобы не упустить из виду спину Тиаса в сером плаще, как краем глаза увидел сбоку от себя смутно знакомое лицо - чуть сзади и в стороне шел утренний топтун. Это оказалось для брата большой неожиданностью. Однако он быстро справился с удивлением и сделал вид, что ничего не заметил, а после поспешил нагнать сопровождающего. Едва поравнявшись с ним, секретарь словно ни к кому не обращаясь, сказал:

- За нами идут.

- Знаю, - скупо бросил тот. - Двое. Зачем нагнал?

Боклерк смутился, он не ожидал, что Тиас воспримет известие столь спокойно.

- Тот, которого мы с утра видели, - попытался оправдаться секретарь.

- Значит трое, - по-прежнему спокойно ответил сопровождающий. От этих слов Боклерк растерялся и решил вновь отстать, как был остановлен сдавленным рыком: - Куда?! Поздно. Иди рядом.

И они вновь направились через толпу к центру народа, где народа должно было быть поменьше. Брат-сопровождающий двигался уверенно, не сбавляя шага. По мнению Боклерка, он просто водил их кругами, таская за собой наблюдателей, словно собак на поводке. Секретарь попытался определить кто из прохожих топтун, но после предупреждающего взгляда брошенного на него Тиасом оставил это дело, поскольку так и не смог найти, кто же за ними следит.

Как выяснилось после получаса плутания по улицам, сопровождающий вел их через весь город в сторону купеческого квартала, где селились исключительно торговые люди. Обычно их семья занимала один или два верхних этажа, а на первом находилась контора с приказчиками, торгово-договорная лавка или трактир. Вот в один-то из таких трактиров и привел их Тиас.

Боклерк не стал задавать вопросов, просто старался держаться рядом с сопровождающим. А тот пересек полупустой зал, где в этот час обедали всего лишь несколько человек, и направился прямиком за стойку. Подавальщик, что стоял за ней, даже глазом не повел, когда они прошли мимо и скрылись за дверью ведущей на кухню.

В помещении у большого очага суетились двое поваров и трое поварят, в углу на табурете сидел мужчина и дремал. На вид ему около тридцати с половиной, чуть выше среднего роста, с непримечательной внешностью, с выбивавшимися из-под головного убора русыми волосами больше напоминавшими цвет мышиной шкурки. Он был облачен в неброский таперт темно-серого цвета, который выдавал в нем купеческого приказчика или старшего помощника договорной лавки. На голове чепец кале , поверх которого по зимнему времени был надет темно-синий берет на коричневом подкладке, на ногах немаркие шерстяные шоссы и крепкие зимние башмаки. Именно к нему подошел Тиас. Едва брат остановился, как сидящий открыл глаза и едва заметно кивнул приветствуя.

- За нами шли не меньше трех, - без предисловия сказал сопровождающий, а мужчина в таперте поднялся с табурета и молча, направился к двери черного хода. За ней оказался полутемный коридор, ведущий в еще одно небольшое помещение, через дверь которого они оказались на узкой улочке, зажатой между высокими стенами домов.

- Бегом, - сухо бросил мужчина, и припустил что было духу, брат-сопровождающий поспешил за ним следом и, нагнав в три шага, уверенно держался рядом. Только секретарю приходилось прилагать немалые усилия, даже чтобы не нагнать, а не потерять их из виду.

На очередном повороте Тиас придержал мужчину, и они подождали, пока Боклерк догонит. Тот бежал, тяжело дыша и держась за правый бок.

- Шустрее! - не сдержавшись рявкнул провожатый. - Сейчас настигнут!

- Кто? - прохрипел секретарь и оглянулся; там в самом начале улицы показались четыре бегущие фигуры.

Мужчина ничего не ответил, лишь дернул Боклерка за пелессон и потащил за собой. Тому пришлось пошевеливаться.

Они пролетели следующую улочку оказавшуюся столь же узкой, но короткой, повернули на третью и наконец-то нырнули в какую-то подворотню, чтобы скрыться за рассохшейся дверью. Оказалось, что и она вела через длинный, чем-то захламленный коридор, на другую широкую мощеную улицу, со сточной канавой посредине, по которой уже можно было свободно проехать в каррусах или верхом. Оглядываясь, провожатый перешел на противоположную сторону, постучал в большие двустворчатые двери. Окошечко на одной из них практически сразу открылось, чтобы уже в следующую секунду захлопнуться с громким стуком. Но через несколько мгновений одна створка пошла в сторону и мужчина протиснулся в образовавшуюся щель. Следом за ним Тиас запихнул секретаря, и последним зашел сам. Они оказались в небольшом холле, из которого наверх вели две узкие и крутые лестницы, там их встретил ветхий старичок, который тут же поспешил удалиться. А провожатый, вновь ничего не говоря, начал подниматься по левой лестнице; ступеньки под его весом противно заскрипели. Брат Тиас подтолкнув Боклерка следом, тоже стал подниматься, едва не наступая на пятки. Так они попали в коридор, полумрак которого рассеивал свет, скудно льющийся из слюдяного окошка расположенного в другом его конце. Остановившись перед одной из дверей, мужчина постучал условным сигналом - два отрывистых стука, три частых, и вновь один. Несколько секунд спустя дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель их внимательно оглядели, и только после распахнули во всю ширь.

В комнате их ждали двое с оружием в руках. Открывший дверь высокий широкоплечий мужчина в зеленом таперте держал в руках длинный боевой кинжал, а тот, что стоял в глубине комнаты, такой же крупный с широким разворотом плеч в стеганом бордовом жупоне, обнажил фальшион .

Провожатый шагнул внутрь первым, брат-сопровождающий запихнул следом слегка оторопевшего секретаря и, оглядев коридор напоследок, зашел сам.

- Господь посреди нас, - первым поприветствовал мужчина в бордовом жупоне, убирая фальшион обратно в ножны, едва дверь закрылась.

- Есть и будет, - уже спокойно ответил ему Боклерк, наконец узнав знакомое лицо.

Следом за секретарем приветствие повторил и брат Тиас, а затем подошел к уже убравшему кинжал мужчине и положил ему правую руку на левое плечо, тот в свою очередь сделал то же самое.

- И пусть благословит нас Святой Варфоломей, проговорили они одновременно.

У каждого ордена был свой тайный ритуал приветствия, и лишь братья состоявшие в нем знали.

Пока длилось все действо, брат Боклерк осматривался. Комната, в которую его привели, оказалась узкой и длинной, с единственным окошком на противоположной от двери стене. В ней находились три кровати, высокий комод, на котором сейчас горели несколько свечей и стол у стены. Возле него стоял жесткий деревянный стул с высокой спинкой, на который и решил опуститься секретарь.

Едва тайная церемония приветствия закончилась, Боклерк на правах старшего первым начал разговор:

- Карфакс? - уточнил он и, дождавшись утвердительного кивка от приведшего их сюда мужчины, продолжил: - Сообщите же наконец, что вы узнали? - теперь нетерпение сквозило в каждом слове.

Тот чуть откашлялся, и, неосознанным жестом потирая правый локоть, ответил:

- Думаю, сначала брат Убино и старший брат Дизидерий расскажут сами, а я потом дополню моими изысканиями.