Судьба в наследство. 2. Судьба в наследство

Глава 3.

Боклерк перевел взгляд на стоящих у входа братьев:

- Старший брат Дизидерий, - секретарь явно предлагал брату как командиру тройки первому начать разговор.

Мужчина в бордовом жупоне откашлялся, прочищая горло перед началом рассказа, и усевшись на ближайшую к двери кровать, начал:

- После вашего письма в обитель, мы с братьями в первых числах зимы прибыли сюда. Поскольку направление поисков вы указали только приблизительное, было решено отправить брата Карфакса в городской архив, где он под видом помощника купца первой гильдии якобы собирался отыскать старый договор о купли продаже дома в городе, а так же земельных владений неподалеку. После уговоров и солидной мзды ему позволили бывать в ратуше, где он нашел некоторые сведения, которые могли заинтересовать его преосвященство. Мы с братом Убино в свою очередь окольными путями постарались выяснить о творившемся здесь восемнадцать лет назад, но безуспешно до тех пор, пока вы через старшего брата Тиаса не передали нам новые известия. Тогда наши поиски стали более целенаправленными. Первым делом постарались отыскать бумаги о суде над девицами из дома терпимости...

- Судебные документы явно пытались подчистить, - вставил свое слово брат Карфакс; он стоял прислонившись к дверному косяку. - Но неумело, в городском архиве искуситель ногу сломит, но ничего не разберет. Все свалено кучами на полках, половина свитков порвана, остальные лежат, как попало, совсем не там где должны быть. Впрочем, это нам оказалось на руку, ведь из-за этой неразберихи бумаги не сумели изъять до конца.

- Таким образом, нам удалось отыскать название дома терпимости и описание его хозяина, где епископ Сисварий получил свою болезнь, - продолжил Дизидерий.

- Надо сказать, заведение оказалось не из дешевых, - ухмыльнулся брат Убино. - Но все равно его дороговизна не уберегла Святого Сифилитика! И там оказались точно такие же порченые девки, как и шлюхи в последнем портовом борделе! - однако под строгим взглядом секретаря он тут же стер кривую улыбку с лица.

- Последив за борделем пяток дней мы выяснили, что заведение существует до сих пор, правда у него владелец поменялся. Без охраны он не ходит, с ним всегда минимум четыре головореза. Судя по ухваткам неплохие профи: не наемники конечно, скорее из бывших туркополей, - стал рассказывать дальше старший брат Дизидерий, - но взять с наскока их вряд ли получилось бы, могло выйти слишком шумно. Поскольку в письме вы настаивали на совершенной секретности, мы не стали его хватать, а продолжили слежку.

- Благодаря этому удалось выяснить, что у хозяина имеется несколько таких заведений и куча баб при них, - вновь с бесцеремонным комментарием влез брат Убино, опускаясь на кровать рядом с Дизидерием. - И со всего хозяйства он стрижет деньги, причем немалые. В Звенич в поисках приключений на свою... - тут брат все же сбился, вновь наткнувшись на ледяной взгляд Боклерка, заменив непотребное слово кашлем. - В общем, желающих здесь получить греховное удовольствие полным-полно. Это сейчас народа поубавилось - Святые праздники на носу. А еще неделю назад было пруд пруди искателей всех мастей: от средних ремесленников, до богатых купцов.

- Городская стража к ним не лезет, - вновь подхватил повествование старший брат, стараясь незаметно ткнуть Убино в бок, чтобы тот хоть немного придерживал язык. - Патрули обходят этот квартал стороной, заглядывая туда, лишь когда совсем шумная драка случается, и только если на улице, а уж никак не внутри.

- Еще хуже, что церковная стража на этих улицах в подобные заведения не заворачивает, - вновь вмешался в разговор Карфакс. Братья дополняли друг друга, внося пояснения в рассказ, словно были единым организмом. - Бейлифатской ветви достаточной для несения стражи и наведения порядка в Звениче, как в городе с вольностями естественно нет. А те силы, что есть в городе, не спешат вмешиваться в происходящее.

- У меня вообще создается впечатление, что здесь все куплено-перекуплено на сто рядов, - едко прокомментировал свое мнение о городе брат Убино, напрочь игнорируя тычки командира. - По слухам у хозяина борделей есть свои люди не только в городской управе, но и в легиторуме. Об этом на каждом углу судачат, только глухой не услышит.

- Мы должны сообщать только проверенные факты, - одернул его Карфакс, но брат отмахнулся от него.

- Дыма без огня не бывает. И здесь, я нюхом чую, не обошлось без подмасливания и подкупа нужных людей. На что Упертому Гюставу было не до внутренних мелких безобразий, но такое б он не спустил, если бы в королевские кабинеты доложили.

- Мы собрались здесь не для того чтобы политику обсуждать и действия кабинета министров Гюстова II, - недовольно отрезал Боклерк; ему явно не нравился чересчур разговорчивый брат. - Однако такие сведения, пусть ничем неподтвержденные, так сказать глас толпы, иногда имеют немаловажное значение. Еще что-нибудь удалось обнаружить?

Старший брат Дизидерий смиренно опустил голову, как бы признавая что это пока все сведения, однако брат Карфакс являющийся из-за небольшого увечья - поврежденного в бою локтя - неполноценным бойцом тройки, и будучи вынужденным переквалифицироваться на работу с бумагами явно желал еще кое-что дополнить.

- Сегодня с утра, мне удалось отыскать кое-какие намеки в архиве. До самих документов добраться не удалось, тогда бы рухнула вся легенда помощника купца первой гильдии. А раскрывать, что у них в документах копаются священнослужители, вряд ли следует. Его преосвященство нам запретил делать подобное. Да и объявлять раньше времени, что такими документами интересуется Церковь тоже не стоит. Так вот, я нашел намеки о неких подарках на крупные суммы барону Мельтишу - градоначальнику города - от граждан под видом пожертвований в пользу казны. Все бы ничего, но простые горожане, пусть и очень состоятельные вряд ли единолично будут вносить до сотни золотом, да при том сразу. В Звениче настолько богатых нет. Даже виконт Рензе, в доме которого была устроена резиденция его преосвященства, не столь обеспечен. Я взял на себя смелость и перепроверил всех местных зажиточных купцов и аристократов. С такими именами, указанными в бумагах нет, и никогда не было. Скорее всего, это вымышленные лица, взятые из воздуха. Из ниоткуда! Брат Боклерк я прошу вас, как приближенному к его преосвященству, а значит имеющему доступ ко всем документам городского архива, узнать вот эти сведения, - Карфакс подал лист, исписанный убористым подчерком. - Мне думается что, раскопав все до конца, нам гораздо легче будет понять суть происходящего в Звениче, а так же гораздо быстрее добраться до корня дела, которое привело вас, а значит и нас сюда.

Секретарь самым внимательным образом прочел написанное.

- Что ж если мне удастся получить эти данные, то положение дел в городе будет рассматриваться совершенно под другим углом. Думаю даже если все удачно повернуть, то... - Боклерк тут же оборвал фразу, и уточнил у Дизидерия: - Это все известия?

- Совершенно верно, - по военному четко кивнул тот. - Пока все. Будут ли какие-то распоряжения?

Секретарь задумался на пару мгновений.

- Пожалуй, нет. За хозяином дома терпимости вести наблюдение по-прежнему, в архив пока не ходить, вплоть до дополнительного распоряжения. Никаких действий не предпринимать, разве что на всякий случай узнать, что же происходит в этом вертепе, - тут Боклерк впервые на памяти братьев смутился. - То есть я хотел сказать, что следует разузнать какая там обстановка, стражники или охрана. И ни в коем случае не шастать туда под видом клиентов! - секретарь, выдавая наставления, сильно покраснел, словно девица. Ему явно было неловко обсуждать подобные вещи.

- Поздно, - тихо выдохнул брат Убино. - Уже...

На Боклерка от одновременного шока и возмущения напал столбняк, а командир тройки, видя это, поспешил пояснить:

- Мы попали туда под видом сильно загулявших купцов, которые настолько напились, что способны были устроить только пьяный дебош, и после, немного поколышматив охранников, вырубились, где стояли. А проспавшись через пару часов извинились, дали приличные деньги за поломанную мебель да набитые рожи охраны, и в сильном раскаянии удалились, так и не испытав умения местных красоток. Мы выполняем обеты, данные в обители, брат.

И хотя после этих слов секретаря отпустило, он продолжил смотреть на мужчин со скепсисом и недоверием, однако свое мнение оставил при себе.

- Нам с братом Тиасом пора идти, - сухо вымолвил он. - Нас следует провожать?

- Не думаю, - качнул головой Карфакс. - Чем меньше знают о нашей принадлежности к священнослужителям, тем лучше. Да и уходить отсюда весьма безопасно, из дома ведет три запасных выхода, по одному из них я вас провожу.

- С Богом, - брат-сопровождающий тут же подошел и похлопал Убино по плечу, потом повторил процедуру прощания с командиром тройки.

Карфакс тем временем повернул ключ в замке и распахнул дверь.

- А теперь ни слова, и быстро за мной, - предупредил он, и первый исчез в полумраке коридора. Секретарь и Тиас поспешили следом.

Получив сведения от братьев Боклерк с полного согласия и одобрения его преосвященства, все последующие три дня провел в городском архиве. И каждый раз как он отправлялся в ратушу, за ним следом направлялись один или два топтуна. Столь нарочитая слежка за секретарем и всеми остальными сопровождающими епископа велась лишь для того, чтобы они не могли встретиться с нужными им людьми, а вынуждены были не солоно хлебавши, оставаться без важных сведений. Ведь ни один тайный агент или информатор не станет раскрывать себя перед посторонними. Тиасу для очередной встречи с одним из братьев боевой тройки порой приходилось из кожи выпрыгивать, чтобы скинуть со следа прилипчивых топтунов.

Впрочем, в архиве за Боклерком уже не следили, наблюдение за его действиями и препятствование расследованию здесь перекладывалось на другие плечи, а именно служащих архива.

Как и рассказывал брат Карфакс, бумаги находились в ужасающем виде, библиотекари которые должны были за ними наблюдать, не справлялись со своей работой. Желающие найти тот или иной документ, вынуждены были затрачивать на поиски гигантское количество времени, своими раскопками еще больше увеличивая неразбериху в бумагах. И, несмотря на то, что подобный хаос сыграл только на руку в делах епископа Констанса, секретарь оказался очень недоволен положением дел.

На следующий едва он день явился в ратушу и изъявил желание поработать с бумагами, касающимися ордена Святого Варфоломея Карающего, в архиве начался форменный переполох и светопреставление. Два библиотекаря курирующие документацию попеременно изобразили, что их душит грудная жаба, мучают страшные головные боли и у них вообще случились провалы в памяти. Когда же представление не подействовало на секретаря, те, перестав изображать недомогающих, сбегали за старшим надзирающим за писчими делами. Тот в свою очередь повторил балаганное действо вслед за починенными, и только после угроз со стороны Боклерка и обещанием пригласить сюда четверых братьев-сопровождающих, чтобы устроить самый настоящий погром, а библиотекарей предать суду за ненадлежащее выполнение обязанностей, согласился пустить его в свою святая святых - скрипторий и архивные комнаты.

Все это время секретарь потратил на поиски и подтверждение сведений, которые ему передал брат Карфакс. За это он был своеобразно награжден. Оказалось, намеки, раскопанные Карфаксом, не только соответствуют действительности, но и являющимися лишь верхушкой айсберга того взяточничества и взаимоукрывательства, что процветали в Звениче.

Вечером третьего дня в пятницу Боклерк докладывал его преосвященству о творящемся в городе. Епископ сидел на своем излюбленном месте в кресле перед протопленным камином, и, укутав ноги меховым пледом, внимательно слушал секретаря. Тот, разложив на маленьком тонконогом столике скопированные документы, особо важные отрывки зачитывал в слух.

- Помимо дорогих подарков управляющему городом, подобные преподношения делались и представителям легиторума. Например, в прошлом году старшему викарию Адельму было передано в дар неким горожанином Флавиусом Севорецием девяносто монет золотом, а спустя еще неделю все тем же Сиворецием пятьдесят монет. Такого гражданина в городе нет, я проверял церковные книги, благо у них все в алфавитном порядке записано. Пару лет назад викарию и его помощнику - преподобному Кликсту тоже были сделаны не менее щедрые подарки от некоего Тибора Раскатного. Удивительно, но в городе действительно был Тибор, только он помер аж пять лет тому назад, я лично регистрационную запись видел.

- Да уж, - тихо прокомментировал слова Боклерка Констанс. - Совсем распустились и страх перед разоблачением потеряли. Уверовали в свою безнаказанность. Усопшие души к своим махинациям приплели.

- Вот и получается, что в мздоимстве и удовлетворении своих стяжательных потребностей участвуют не только градоначальник со своими приближенными, но верхушка легиторума, которая должна была надзирать за порядком, и в случае таких вот вещей немедленно докладывать в свою епархию, - подытожил доклад секретарь.

- Город насквозь гнилой, - заметил его преосвященство, в задумчивости глядя на рдеющие головни. - И управляющие им настолько же гнилые. Как говорят? Рыба портиться с головы? Верная мысль, очень верная, - Боклерк молчал, слушая епископа, а тот продолжал: - Не удивительно, что именно в таком месте Сисварий умудрился использовать низменные людские страсти не только себе на утеху, но и на обогащение. Орден дилурийцев всегда был с душком. Всепрощающие они. Как же! Всестяжательсвующие и всегрешащие. Лишь единицы на моей памяти следовали заветам Святого Дилурия, прочие же из-за мягкости устава нарушали его направо и налево.

- Ваше преосвященство, - с каким-то волнением брат перебил рассуждения Констанса. - А ведь и епископ Сисварий и старший викарий Адельм - легат города, принадлежат к одному и тому же ордену.

- А ты только сейчас это заметил? - немного ехидно заметил тот. - Едва прибыв в город и узнав, что в Звениче легиторум представляет орден Святого Дилурия Всепрощающего, я сразу заподозрил, что все здесь не просто так. До этого мне нужны были лишь доказательства моих домыслов, и теперь они у меня есть. Теперь остается разыграть полученные сведения самым выгодным для нас образом. И хотя картина еще не совсем полная - мы не знаем, причастен ли хозяин богомерзкого заведения к подаркам городским управляющим и верхам из легиторума, а так же каким образом он отправляет деньги Сисварию, но точное направление у нас уже есть. Интересно, через кого шелудивый все это делает? Не самолично же тот сюда приезжает, - еще немного поразмышляв, Констанс повернул голову и посмотрел на секретаря. - Какие-нибудь изменения в поведении хозяина дома терпимости, или его действия могут указать нам на его взаимосвязь с епископом?

- Нет, ваше преосвященство, - отрицательно качнул головой Боклерк. - Братья наблюдают за ним. Все как обычно. Ни о чем особенном Карфакс через брата Тиаса мне не докладывал.

- Угу, - епископ прищурил глаза и хитро улыбнулся, отчего брата мороз по коже продрал. - А почему мы церемонимся с содержателем непристойных заведений, словно он из хрусталя выточен? Хозяин не уважаемый гражданин города и не добропорядочный обыватель... Он сам поставил себя вне закона, как людского так и Божьего. Мы можем поступить с ним не по церковному всепрощению, а как он того заслуживает.

От вкрадчивости тона, которым все было произнесено, секретарь поежился. Так его преосвященство прежде не разговаривал, настолько хищного оскала и предвкушения охотника учуявшего добычу, Боклерк еще не видел.

- Навестите-ка его, да расспросите хорошенько. Так спрашивайте, чтоб вилять не мог и все на духу, как перед святой инквизицией выложил. Погрома, конечно, устраивать не стоит - шумно больно, но вот припугнуть так, чтоб у него расслабление кишок от страха наступило - самое подходящее дело.

- Я этим же вечером через брата Тиаса извещу боевую тройку, и они выполнят ваше пожелание, - быстро ответил секретарь.

- Нет, Боклерк, - отрицательно качнул рукой епископ. - Такие расспросы одним боевым братьям доверять не следует. Ты у меня в курсе всех событий, тебе и нужно с ними идти. Вдруг они по незнанию своему чего спросить не смогут или вовсе пропустят, поскольку в некоторые вещи не посвящены. Тебе необходимо пойти вместе с ними, - секретарь слегка побледнел и нервно сглотнул.

Никогда он еще в жизни не участвовал в подобных авантюрах, ему не доводилось непосредственно на допросах присутствовать. Обычно он писал вопросы на бумаге, а брат Лафе неспешно выпытывал ответы, чтобы после подать ему уже готовые. Если что-то было непонятно, Боклерк уточнял и в пыточной умелец Лафе мигом получал разъяснение. Здесь же, субъекта к палачу не уволочешь: придется все на месте узнавать и пояснения на ходу получать, а в роли непосредственного допросника брату еще бывать не приходилось.

- Как прикажете, ваше преосвященство, - согласился он, кое-как проглотив подступивший к горлу ком. Мало того ему как главному придется допытывать, так еще состоится все это в борделе, что само по себе является уму не постижимым для него, как для священнослужителя.

Подметив внутреннее сопротивление секретаря, Констанс добавил:

- А чтобы разговор сподручней вышел, а главное быстрее и безопасней, возьмешь с собой не только боевую троицу, а еще дополнительно троих братьев из моего сопровождения, - Боклерк склонил голову с благодарностью - наличие еще трех могучих бойцов хоть как-то успокаивало его перед предстоящим действом. А епископ взмахнул рукой в благословляющем жесте. - Тянуть незачем, вот сегодня и отправляйтесь. Ступай с Богом!

- Спаси Господи, - поклонился обескураженный Боклерк и, неловко поцеловав руку, направился прочь из комнаты.

Приказ его преосвященства оказался неожиданным, однако противится ему, секретарь не посмел. Говорить епископу, что с начала не мешало бы договориться с боевой тройкой, и только после, уточнив наилучшее время, идти в это заведение, смысла не имело. Приказание есть приказание. Мысль о том, что ему, как священнослужителю, придется оказаться в борделе, приводила Боклерка в неописуемый ужас. Он внезапно осознал, что если его кто-нибудь там застанет, то ему уже никогда не отмыться от позора. И бесполезно будет объяснять, что его привели сюда дела. Какие дела могут быть у церковника в доме терпимости? Невозможно ангелам спускаться в гиену огненную, так и священнослужителям во имя спасения души своей ходить в такие богомерзкие места. Хотя и его преосвященству связываться с подобным людом тоже не самое лучшее дело на свете, лишь жизненная необходимость толкает его на этот путь, на столь хрупкую дорогу, где один неверный шаг и репутация первого достойного доверия будет утеряна навсегда.

С подобными утешающими мыслями, в которых Боклерк больше уговаривал самого себя в необходимости сегодняшнего шага, нежели чем оправдывал приказ епископа, он дошел до комнаты, где разместили братьев-сопровождающих. Постучав коротко в дверь, он вошел. Братья готовились ко сну. Тиас, раздетый по пояс склонился над тазом и умывался, отфыркиваясь. Один брат лил ему воду в подставленные ковшиком ладони из большого глиняного кувшина. Другой расстилал постель, третий, стоя на коленях перед святым крестом, читал вечернюю молитву, двое других уже спали. Когда секретарь распахнул дверь, все присутствующие как по команде вскинулись, словно готовые к схватке львы. Те, что стояли возле кроватей схватились за обнаженное оружие лежавшее рядом, а Тиас и помогающий ему брат казалось, были намерены немедленно вступить в бой подручными средствами. А по напряженным спинам спящих, было понятно, что те мгновенно проснулись и готовы в любой момент вскочить с постели.

- Господь посреди нас, - поприветствовал их Боклерк, никак не прореагировав на движение мужчин; на то они и сопровождающие, чтобы всегда быть начеку. - Доброго вечера вам братья.

- Есть и будет, - ответил за всех Тиас, заметно расслабившись. - Что угодно его преосвященству?

Мысли, что секретарь мог прийти сюда по другому поводу, командир сопровождающих даже не допускал.

- Ему угодно, чтобы мы кое-что сделали этим же вечером, - со вздохом пояснил тот. - Я расскажу тебе, но не здесь.

На что Тиас фыркнул и процитировал всем известную поговорку:

- У всех стен есть уши. Это понятно, - брат державший кувшин протянул своему командиру полотенце, и, вытираясь, он бросил: - Сейчас, только оденусь.

- Нужно еще двух братьев с собой взять на твое усмотрение, - предупредил секретарь, на что Тиас вскинул брови в изумлении, потом неожиданно ухмыльнулся и, качнув головой, в свою очередь предупредил его:

- Боклерк, тогда вещи потемнее одень, а то светлое в ночи слишком заметно.

После этих слов секретарь смутился и покраснел словно девица, которую застукали на горячем. Лишь коротко кивнув, он поспешил наверх, чтобы переодеть свой любимый светло-серый пелессон, который носил поверх сутаны из-за холода и сквозняков царивших в коридорах дома.

Боклерк, Тиас и еще двое плечистых братьев-сопровождающих покинули особняк виконта Ранзе через черный ход, стараясь при этом сделать так, чтоб даже вездесущая прислуга не заметила их ухода.

На дворе уже стояла глубокая ночь, город был погружен во тьму, лишь в паре окон еще теплились свечи.

- И куда мы идем? - шепотом спросил у секретаря Тиас. - Что приказал его преосвященство?

- Сейчас нам нужно к боевой тройке, - так же шепотом ответил тот.

- А потом? - немного ехидно уточнил командир сопровождающих, явно что-то подозревая. - Потом куда с ними пойдем?

- Вот потом и скажу, - нервно откликнулся Боклерк, ему было жутко неудобно называть, куда именно отправил их епископ.

Неожиданно для себя брат понял, что ему очень стыдно и даже неловко думать о конечной цели визита. Сколько себя помнил, он воспитывался в церковных догмах и аскезе, и теперь попасть в место, где согласно Писанию сосредоточенны низменные человеческие желания, казалось немыслимым и невозможно постыдным.

Его детство и юность прошли среди братьев в скриптории ордена Святого Торкуния Затворника, а в двадцать лет он стал секретарем у прелата его высокопреподобия Констанса, который буквально через пару лет стал епископом-суффраганом, еще через четыре года полным епископом, а в скорости третьим, потом вторым и, наконец, первым достойным доверия. Вместе с ним и Боклерк рос в сане, все так же будучи при этом простым братом. Теперь же жизнь столкнула его с неожиданной для него стороной бытия, он потерялся от этого и пока никак не мог взять себя в руки, чтобы как прежде выглядеть уверенным и невозмутимым служителем церкви.

- Так куда ж все-таки мы направляемся? - не отставал от него Тиас, и, видя, что из-за смущения из секретаря не выдавить ни слова, догадался и сам за него ответил: - Наверное, мы идем в бордель!

Один из братьев-сопровождающих изумленно присвистнул, а другой крякнул от удивления и, захохотав, протянул:

- Нам баб разрешили помять?!

Боклерк едва не подскочил на месте и резко развернулся к сказавшему.

- Ты!.. Ты!.. - но наконец, он кое-как справившись с возмущением, единым махом выпалил: - Еще раз я услышу подобное, ты немедленно будешь исключен из охраны его преосвященства, и сослан куда-нибудь на границу с Ражпуром, чтобы каждую неделю троебожцев гонять, норовя при этом получить отравленную стрелу в брюхо!

От этих слов брат-сопровождающий заметно приуныл, поскольку угроза была действительно нешуточная.

Больше по дороге разговоров не было, что доставило Боклерку немалое облегчение. Тиас провел их темными и пустынными улицами, до дома, где снимали комнату боевые братья. Стучать пришлось довольно долго, прежде чем дедок сторож открыл дверь и после недолгих препирательств впустил их. Старик побурчал немного, поругался, и, вручив им едва теплящуюся свечку на подставке, поспешил удалиться к себе.

Все так же командир сопровождающих, прикрывая рукой дрожащий огонек пламени, первым поднялся по скрипучей лестнице и постучал условным сигналом. Дверь приоткрылась практически сразу, и в образовавшуюся щель пришедших оглядели самым внимательным образом. Потом ее распахнули во всю ширь, и перед ними предстал раздетый по пояс и взлохмаченный со сна старший брат Дизидерий с обнаженным фальшионом в руке.

- Проходите, - кивнул он стоящему впереди Тиасу и посторонился, пропуская. Секретарь и братья один за другим зашли в темную комнату.

Впрочем, тут же стало светло - Карфакс зажег свечи, стоящие на комоде. И стало видно, что в это время Убино стоял с другой стороны двери. Хотя братья только что были подняты из кроватей, они оказались вооруженными.

- Что-то случилось? - хрипло поинтересовался Убино. Он прошлепал голыми пятками до своей кровати, и, взяв со спинки рубаху, принялся ее натягивать.

Боклерк глубоко вздохнул, собираясь с духом, а после, постаравшись придать своему голосу невозмутимость, выдал:

- Его преосвященство приказал сегодняшней ночью схватить хозяина богомерзкого заведения, именуемого домом терпимости и на месте его допросить. Вы и еще трое братьев, что посланы вам в усиление, должны будете пойти туда, чтоб я сам непосредственно смог провести допрос.

Боевые братья на миг замерли, переваривая сказанное, а потом Дизидерий поинтересовался:

- А заранее предупредить нельзя было? - и упрекнул секретаря: - Такие вещи с наскока не делаются. Нужно хотя бы выяснить для начала, там ли сегодня хозяин ночует. Если мы придем, а его нет на месте, что тогда делать? У нас есть только одна попытка, потом все карты раскроются, он из города от греха подальше сбежит. Тогда ищи ветра в поле.

Боклерк замялся, явно не зная как ответить, а Тиас махнув рукой, заметил:

- А мы что можем сделать? Наше дело маленькое: есть приказ и мы его исполняем. Если епископу нужны сведенья именно сегодня, значит наша обязанность их узнать. А уж каким образом... Такие мелочи его преосвященство как-то не волнуют, - и, обратившись к Дизидерию, поинтересовался: - У тебя есть предложения, каким образом мы будем это делать?

Тот пожал плечами и, усевшись на кровать, принялся размышлять.

- Вот вы мне задачку подкинули! - протянул он, а потом обратился к брату: - Убино, мухой лети до борделя и проверь, там ли хозяин.

- А что сразу я?! - возмутился тот. - Каким образом я буду это узнавать? Постучу в дверь и вежливо поинтересуюсь, где он?!

- Не паясничай! - одернул его командир. - Прекрасно знаешь, если тот косолапый, что на медведя похож, сегодня на дверях стоит, значит и содержатель там. Последишь, как клиентура расходиться начнет. Если до тех пор хозяин будет у себя в заведении, глаз с дверей не спускай, оставайся на месте, мы сами к тебе подойдем.

Брат с неохотой стал натягивать теплые вещи, бурча при этом под нос, что это только ему так не везет торчать на улице пол ночи на морозе, когда зуб на зуб не попадает, высматривая всяких гулящих мужиков, и уродов поставляющих им девиц.

В дом терпимости братья вшестером направились в самый глухой час, когда уже все непотребное веселье замерло, нагулявшиеся клиенты расползлись по своим домам, уставшие девицы упали по кроватям, чтобы просто-напросто уснуть, а не работать, вытягивая из пришедших к ним мужчин деньги. Колокол на ратуше пробил четыре часа утра, Боклерк отчаянно зевая и ежась от мороза, старался не отстать от плечистых братьев. А тем казалось, и холод был нипочем. Они бодро шагали по безлюдным улицам. Идти было не далеко, веселый квартал располагался в пятнадцати минутах ходьбы от дома, где братья снимали комнату. На подступах к борделю, когда до него оставалось всего лишь пара коротких улиц, к ним присоединился замерзший Убино.

- Выпить что-нибудь есть? - первым делом поинтересовался он. Только когда ему была подана фляжка, и брат отхлебнул из нее несколько приличных глотков, он смог наконец-то ответить на главный вопрос: - Хозяин сегодня ночует у себя. Все девицы улеглись больше часа назад, тогда же ушел последний клиент. Я тут уже лишний час заборы околачиваю. Могли бы раньше прийти.

- Нужно было, чтоб охрана расслабилась и уснула, - одернул его Дизидерий, пряча отчаянный зевок в кулак и, обратившись к братьям, приказал: - Поступать будем как я скажу, и не спорим. Ясно? - те дружно кивнули, тогда он обернулся к Убино: - Делаем, как и в прошлый раз, только вусмерть пьяным будешь ты, благо у тебя сейчас запах изо рта соответствующий.

- Тогда дай я еще пару глотков сделаю, чтоб правдоподобней было, - кивнул тот и, проигнорировав возмущенный взгляд секретаря, вновь приложился к фляжке. - Вдобавок я замерз, чуть ли не до каменного состояния, пока не согреюсь, нормально двигаться не получится, - прокомментировал он, когда Боклерк уже собирался высказать все, что думает о неумеренном питье алкоголя.

Брат отхлебнул еще немного, крякнул, утершись рукавом, немного попрыгал на месте, чтобы разогнать кровь, и только потом направился в сторону дома терпимости.

Боклерк шел по улице, внимательно оглядываясь по сторонам и отмечая про себя, что все эти богомерзкие заведения внешне ничем не отличаются от домов благопристойных обывателей, разве небольшие вывески с шаловливыми названиями над дверью указывали, что именно здесь находится. Еще в этом квартале на первых этажах было гораздо больше трактиров, чем в какой либо другой части города. А так, если не знать что скрывается за этими стенами, то и помыслить нельзя было о разврате, творившемся за ними.

Но вот старший брат Дизидерий, неожиданно взвалив нормально шедшего брата Убино на плечо, который тут же стал запинаться и вести себя как явно перебравший, направился к одному из домов. Остальные мужчины, мгновенно все поняв, поспешили обогнуть их и занять ранее оговоренные позиции, лишь Боклерк на миг растерялся. Впрочем, он тут же был схвачен Тиасом за рукав и твердой рукой перенаправлен в положенное место, то есть за спину командира братьев-сопровождающих.

Пока шатающиеся Убино и Дизидерий изображая из себя нетрезвых, добирались до двери, остальные трое братьев замерли по обеим сторонам от нее, так чтобы их не было видно. Тиас с секретарем за спиной, остались чуть в стороне, чтобы не подвергать помощника его преосвященства опасности. Перед тем как постучаться старший брат вскинул на плече Убино, словно тот норовил упасть, пьяным голосом, запинаясь и глотая звуки, поинтересовался:

- Т-ты т-точно уврн что нм с-сюда?!

Убино не менее правдоподобно ответил:

- Д-а-а! Т-чно. Там такие двчки... М-м-м! - он попытался отцепиться от Дизидерия, и словно не рассчитав сил, покачнулся и вновь навалился на него. - Стчи!

Однако дверь распахнули перед ними, и в проеме предстал медведеподобный охранник с проходящим фингалом под глазом.

- Снова вы? - пророкотал он, отступая в дом и норовя закрыть массивную створку. - Все уже спят, приходите завтра.

- Не-е-е, - протянул Убино, при этом отрицательно мотая головой из стороны в сторону. - Нам надо сгдня! Мы зплтим! - с этими словами он оттолкнул Дизидерия. Но, не удержавшись на ногах, ввалился внутрь и чтобы не упасть ухватился за шею охранника, полностью блокировав.

- Э-эй! - взревел тот, безуспешно пытаясь отцепить от себя брата. - Я же сказал все завтра!

Однако следом нетвердой походкой уже зашел старший брат и быстро огляделся в прихожей. Убедившись, что там больше никого нет, он сбросил с себя напускной хмель и точным ударом кулака отрубил охранника, стукнув того по затылку. От шумного падения мужчину удержал брат Убино, осторожно опустив массивную тушу охранника на пол. В распахнутую дверь первым влетел Карфакс, вытаскивая из-за пазухи несколько мотков веревки.

- Держи, - шепотом окликнул он Убино и швырнул ему один. Тот принялся сноровисто связывать находящегося в беспамятстве.

Следом за боевым братьями в дом тихо ворвались братья-сопровождающие.

- Вы двое вон туда, - едва слышным голосом стал раздавать приказание Дизидерий. - По левую руку спит охрана, сделайте так, чтоб из комнаты никто не вышел, но только тихо. Убино остаешься у двери, Карфакс и Тиас за мной. Боклерк тебя не должно быть видно из-за спины брата, пока мы не окажемся у хозяина.

Секретарь принял приказ безропотно. Он с удивлением рассматривал прихожую и открывающийся из нее вид. Стены холла были безвкусно отделаны дешевой материей, которую пытались раскрасить вручную, чтобы придать ей сходство с шелковыми шпалерами. Однако это явно не удалось. На потолке висела кованая люстра, так причудливо залитая застывшим воском, что первоначальную ее форму оказалось невозможно угадать. Поверх этих наслоений еще теплились пара свечей, давая скудное освещение. Из прихожей наверх вела лестница, влево уходил коридор, куда бросились двое братьев сопровождающих, а в правую дверь просматривалась комната, напоминающая больше будуар какой-нибудь купчихи, пытающейся подражать великосветской даме. Ее отделка свидетельствовала о дурном вкусе владельца, поскольку в обстановке преобладали чересчур кричащие тона, а низкие кушетки, что составляли большинство мебели в комнате, были всевозможных видов и совершенно не сочетались по стилю друг с другом.

Братья, тем временем не обращая внимания на окружающую обстановку, поспешили по лестнице наверх. Командир сопровождающих дернул Боклерка за руку и силой потащил вслед за Карфаксом и Дизидерием.

Мужчины, стараясь не скрипеть ступеньками, осторожно поднялись на второй этаж и, хотя лестница уводила дальше, они замерли на площадке перед массивной дверью. Тиас остановился на лестничном пролете, держа в руках подсвечник, чтобы осветить дорогу братьям и заодно прикрыть спиной секретаря.

Братья сначала прислушались, что творится внутри, а потом рывком распахнули дверь. Она вела в другую маленькую комнату, где на небольшом топчане сидя дремал еще один охранник. Все что он успел сделать - это вскочить на ноги, но ворвавшиеся братья с размаху врезали ему под дых, заставив молча согнуться, и парой ударов отправили в беспамятство. Все действо заняло мало времени и практически не произвело шума. Карфакс начал связывать охранника, когда Тиас и скрывающийся за его спиной секретарь зашли в помещение.

- Готов? - шепотом уточнил командир сопровождающих, у Дизидерия, который, ожидая возможного нападения, в напряжении смотрел на ведущую из маленькой комнатушки дверь.

Тот лишь кивнул, не проронив ни звука и явно дожидаясь, когда Карфакс закончит превращать охранника в веревочную мумию. В помещении было довольно темно и тесно, свет от свечей загораживали могучие спины братьев. В этой толчее Боклерк сделал один неловкий шаг, и незажженный напольный подсвечник упал с грохотом на пол.

- Чтоб тебя! - шепотом ругнулся Тиас, не успевший подхватить чугунную конструкцию.

Тут дверь, которую контролировал Дизидерий, распахнулась, оттуда показался заспанный и совершенно голый мужчина.

- Сиром, какого ты шумишь?! - начал он, но, разглядев, кто перед ним, на миг застыл, чтобы тут же получить подкованным сапогом в грудь.

Удар внес его обратно, а старший брат Дизидерий последовал за ним. Не дав очухаться упавшему на спину мужчине, он пинком по ребрам перевернул его, и продолжил отхаживать ногами, куда придется. Пару секунд спустя к нему присоединился Тиас, оставив секретаря без присмотра. А Боклерк с совершенно потерянным видом стоял и смотрел, как два брата избивают несчастного, не давая даже вздохнуть. Мужчина мог лишь стонать, пытаясь защитить руками то голову, то мужское достоинство.

Из-под балдахина кровати, занимавшей половину помещения, показалась заспанная женская физиономия. Увидев, что твориться в спальне девица уже собиралась завизжать, но была остановлена рыком вовремя вошедшего Карфакса.

- Молчи сука! - та на мгновение растерялась.

Брат, подскочив к ней, схватил за волосы и рывком стащил с кровати, а потом яростно зашипел в размалеванное лицо: - Вякнешь - распишу! Работать потом сможешь только в тифозном бараке!

Девица сдавлено простонала, однако рта не раскрыла. Когда Карфакс поставил ее на пол, стало видно, что на ней только полупрозрачная батистовая камиза , сползшая с одного плеча. Женщина пыталась стыдливо прикрыть рукой большую грудь и со страхом смотрела, как братья молотят ногами лежащего на полу мужчину. К тому моменту тот стонать уже не мог, и явно был без чувств.

- Свяжи ее, - бросил Дизидерий, оглядываясь по сторонам.

Обнаружив в стороне стул, он вытащил его на середину комнаты, и усадил бесчувственное тело.

А Карфакс, тем временем, не отпуская волос, дернул камизу, что была на девице. Та с тихим треском разорвалась, оставшись у него в руках. Женщина было вскрикнула, как брат затолкал ей одежду в рот и принялся оставшимся куском веревки сноровисто сматывать ей запястья. Поняв, что немедленно ничего ужасного делать не будут, девица немного успокоилась и практически не сопротивлялась.

- Выведи ее, - отдал новый приказ Дизидерий, отрывая при помощи ножа от балдахина кровати длинные полосы, ими он привязывал мужчину к стулу.

Карфакс вытолкнул пленницу из комнаты и, тюкнув ее легонько по затылку, принялся связывать, разрывая камизу на ленты.

Боклерк стоял в сторонке у стены и оглядывался то на Дизидерия, который примотал голого мужчину за шею к высокой спинке стула, а за ноги к его ножкам и дополнительно стянул сзади за спиной локти. То на Карфакса, который в маленькой комнатушке уложив раздетую девицу рядом со спеленатым охранником, с каменным лицом связывал ту ее же одеждой.

Тиас выглянул на лестницу, убедившись, что там все спокойно плотно притворил за собой дверь. Потом он оставил брата Карфакса с пленниками, а сам зашел в спальню, так же плотно закрыл дверь, чтобы лишний звук не прорвался наружу.

- Будем приводить в себя? - утонил он у Дизидерия.

Дождавшись утвердительного кивка, взял со стола кувшин и выплеснул его содержимое связанному мужчине в лицо. Вино, что было в нем, привело пленника в чувство.

- Ты кто? - с трудом разлепив разбитые губы, прошептал тот.

- Не узнаешь? - ехидно уточнил Дизидерий. - А я думал, твоим ребятам прошлого раза хватило. Оказывается нет, у них память коротка.

- Гниды! - сдавлено прохрипел мужчина и рванулся вперед. - Я своим молодцам скажу, те из вас калек сделают! Я хозяин этого дома! Вы у меня... - но брат не дал договорить ему, прервав ударом в челюсть.

Брызнула кровь из рассеченной щеки; печатка со знаком ордена рассадила кожу. Голова мужчины мотнулась в сторону, но вот он встряхнул ею и вновь стал угрожать:

- Вы!.. Суки, вы!.. - попытался выговорить он, но слова из-за гнева застревали в горле. - Вас на ленты порежут, кровью у меня ссать будете! Кишки выхаркивать!

- Твоих уже всех уложили, так что не дергайся, - урезонил содержателя Тиас.

А Дизидерий кивнул, подтверждая, и без размаха саданул хозяина в живот. Тот закашлялся, пытаясь согнуться, но полоса от балдахина, что удерживала за шею, не позволила этого сделать. - Других пугать будешь, - голос у брата был абсолютно спокойный, можно даже сказать безразличный. - Не видишь, что перед тобой церковники? Или еще добавить для прояснения зрения? - мужчина мотнул головой, все еще безуспешно пытаясь втянуть воздух. С разбитых губ капала кровь, оставляя на груди замысловатый рисунок. Его некогда красивое лицо, теперь походило на кровавую подушку, где лишь глаза грозно сверкали. - Молодец, - прокомментировал Дизидерий и уточнил: - Поговорим?

- О чем? - кое-как прохрипел хозяин.

- Это уже деловой разговор, - усмехнулся Тиас и, подойдя к Боклерку стоявшему у стены, подтолкнул его вперед. - Давай, спрашивай.

Секретарь с трудом сглотнул, глядя на залитое кровью лицо содержателя борделя. Обычно он старался не видеть изуродованных палачом людей, но иногда ему все же приходилось, и тогда он еще долго с содроганием вспоминал страшную картину. Нынешнее зрелище хоть и не было настолько ужасающим, но тоже доставляло мало удовольствия.

- М-меня интересует епископ Сисварий, - немного заикаясь, начал он, но буквально через пару слов его голос выровнялся и приобрел прежнюю уверенность. - Скажи, какую сумму ты ему платишь, и каким образом?

Хозяин вздрогнул, услышав знакомое имя.

- Да пошел ты! - с презрением прохрипел он. - Можешь приказать своим головорезам на лоскуты меня порвать, ничего не добьешься.

- Похвальная преданность, но неправильная, - отозвался Тиас из-за спины секретаря. - Я бы даже сказал убийственная. Может тебе еще вломить, для ее уменьшения, чтоб глупая храбрость окончательно 'на нет' сошла?

Мужчина заплывающими глазами с ненавистью посмотрел на брата и ничего не ответил.

- Упертый, - прокомментировал он, делая шаг к хозяину, как секретарь движением руки остановил его.

- Тебе лучше сказать, - вновь обратился Боклерк к владельцу борделя. - Это внутренние церковные разбирательства и лучше в них не вмешиваться. Если ты откажешься говорить сейчас, то я вынужден буду отдать приказание, и тебя уволокут в монастырь Варфоломея Карающего, и уже там, пусть не так спешно как мне бы хотелось, но основательно, от тебя все узнают. Местному палачу ты выболтаешь самые сокровенные тайны.

- И сколько раз тебя мама в детстве шлепала, тоже вспомнишь, - зловеще хохотнул Тиас. - Ну что будешь говорить, или действительно тебя спеленать покрепче, да с собой забрать?

Мужчина помолчал немного, а потом согласно кивнул:

- Хорошо, спрашивайте, - обреченно отозвался он. Неизвестно, чего он так боялся, но перспектива оказаться в пыточной ордена тоже не прельщала.

- Еще раз повторю, - с безграничным терпением в голосе отозвался Боклерк. - Какую сумму ты платишь епископу Сисварию и каким образом передаешь ему деньги?

Хозяин тяжело вздохнул, облизал разбитые губы и немного сдавленным голосом, начал:

- Кто такой епископ Сисварий, я знаю лишь понаслышке, а сам его никогда не видел. Заведения получил от прежнего хозяина всего полтора года назад, они так сказать достались мне в наследство и я с тех пор их третий владелец. Самый первый хозяин помер от старости, после него все дело унаследовал его сын. Мне рассказывали, что его папаша подал не ту девочку кому-то из ваших верхушников, - при этих словах мужчина осторожно посмотрел на братьев, а не рассердятся ли, но те просто стояли, слушая его внимательно. - И за это вынужден был расплачиваться, отдавая из дохода по сотне золотом каждые два месяца. Деньжищи немеряные, однако, у него таких домов было несколько, так что кое-как удавалось наскребать. Потом когда папаша помер, сынуля отказался платить, заявив, что не собирается отвечать за глупость отца. Через два месяца его нашли мертвым в своей берлоге. Говорят к нему вечером пришли какие-то люди и... - тут хозяин закашлялся, и перевел дыхание. - Короче утром его нашли зарезанным с кишками, развешанными по всей комнате. Даже старожилы-мокрушники, которые не одну душу на тот свет спровадили, содрогнулись от жути. Говорят, труп сына был скрюченный, причем в такой позе, словно он ползал и пытался затолкать свои внутренности обратно. Никто после не хотел брать себе это дело, однако доход с домов был солидный, и я согласился. Сын в охране тоже не хилых и увечных держал, но они его не уберегли, поэтому я согласился платить, мне мое нутро дороже. Хорошим подспорьем стало то, что мне удалось сторговаться на меньшую сумму...

- Сколько? - требовательно бросил секретарь, он очень внимательно слушал рассказ содержателя, стараясь запомнить едва ли не дословно.

- Пятьдесят золотом, срок обычный раз в два месяца. Правда, к нахлебникам наш градоправитель прибавился, ему нынче тоже богатые подарки подавай и ваш легат, чтоб ему пусто было, сосет и сосет! Никакой нормальной жизни не стало.

- Нет, ты ж глянь, бабами торгует и еще жалуется, что ему стало трудно это делать! - с какой-то веселой бесшабашностью фыркнул Дизидерий, и уже серьезным голосом добавил: - Ты часом не запамятовал, кому и что рассказываешь?!

Мужчина осекся, помолчал немного, а потом, вновь облизав сочащиеся кровью губы, продолжил:

- Деньги я отношу одному писцу из ратуши, а что с ними он потом делает я не знаю, однако ко мне ни разу никто не приходил... Ну во всяком случае до сегодняшнего дня.

- Имя писца? - неожиданно в голосе Боклерка прорезался металл, вопрос прозвучал как удар кнута.

- Скриптор Аусилий.

- Угу, ясно, - покивал секретарь, старательно проговаривая услышанное имя про себя, чтобы запомнить, а потом поинтересовался: - Почему другие священнослужители не пытались остановить разврат, творящийся в этом доме?

Хозяин усмехнулся:

- Разврат? - улыбка из-за распухших губ больше походила на гримасу. - А ты хоть раз в жизни девку пощупал? Хоть одну под себя подмял? Знаешь как сладко, когда она своим...

Явную издевку над запунцовевшим от одновременного смущения и возмущения Боклерком, оборвал Дизидерий, врезав содержателю под дых.

- Попросту языком не трепи, - посоветовал он. - А то сделаю так, что тебе потом баб нечем охаживать будет.

Хозяин отдышался, с ненавистью глянул на старшего брата и, неосознанно в который раз облизнув губы, стал отвечать на заданный вопрос:

- Пытались, но наши ребята тоже не промах. Как только ваши сильно начинали напирать, мы волнения в городе устраивали, мало никому не казалось. Так что с ними быстро нашли общий язык. Вдобавок здешние церковники мест терять не хотят, им наши редкие подарки гораздо слаще, чем вообще никакие. Ведь если бунты будут слишком сильные, махом могут прийти ваши боевые братья и раскатать тут все по камушку, а потом своих людей поставить. Ни им, не нам такое не выгодно. Вот мы и договорились к совместному удовольствию.

- Мерзавцы, - в голосе Боклерка отчетливо слышалось отвращение. - У меня больше нет к нему вопросов.

- Убрать его? - равнодушно поинтересовался Дизидерий у секретаря.

Мужчина напряженно вскинулся и зачастил:

- Тронете меня хоть пальцем, и в городе могут начаться волнения! За меня...

- Утихни, - перебил его старший брат. - Ну так что?

- Оставь, - махнул рукой Боклерк. Содержатель заметно расслабился. - А то мало ли. Нам было приказано, тайно, значит, следов оставлять не будем.

Дизидерий подошел вплотную к хозяину:

- Если хоть еще одна живая душа узнает, что мы были здесь или ты кому лишнее сболтнешь об этом - смерть прежнего владельца тебе манной небесной покажется. Понял? - тот кивнул. Тогда брат сноровисто запихал мужчине в рот кляп из заранее приготовленного куска балдахина и, похлопав его по щеке, сказал: - Вот и молодец. А теперь давай поспи, время-то уже позднее.

Оставив содержателя борделя привязанным к стулу, и даже не подумав освободить всех остальных связанных людей, церковники, стараясь производить поменьше шума, покинули дом терпимости.

Весь разговор занял не более часа; город еще спал, погруженный в сумрак, на улице не было ни души. Во время проводимой 'беседы' покой соседних домов оказался не потревоженным, тишина стояла оглушительная, лишь где-то вдалеке заходилась лаем одинокая собака. Лунный свет отражался от свежего снега, играя мириадами блестящих искр, и от этого темнота была зыбкой как перед рассветом, хотя до него оставалось еще больше трех часов.

В полном молчании братья дошли до развилки, где боевая тройка повернула к себе, а секретарь и сопровождающие направились к центру города, в особняк виконта Ранзе. Подходя к дому, Боклерк едва не падал с ног. Обычно ему приходилось проводить бессонные ночи, но до этого они не были настолько выматывающими, нежели сегодняшняя. Впрочем, она оказалась весьма плодотворной. Допрос содержателя борделя все окончательно прояснил, подтвердив догадки и заполнив пробелы о положении дел в Звениче. Теперь оставалось лишь все пересказать его преосвященству, чтобы определить следующее направление их дальнейших шагов.

Доклад епископу Констансу брат собирался сделать с самого утра, как только тот соизволит подняться, а сейчас его самым сильным желанием было добраться до кровати и лечь спать.

Почивать его преосвященство соизволил недолго. Боклерку показалось, что он только сомкнул глаза, как был разбужен одним из братьев-сопровождающих. Тот сообщил ему, что епископ уже завтракает и желает, чтобы секретарь присоединился к нему за столом. Боклерк быстро сполоснул заспанное лицо, кое-как пригладил взлохмаченные со сна волосы и, подхватив со стоявшего рядом стула сутану, принялся поспешно одеваться.

Едва брат показался в комнате, где за обильно накрытым столом восседал Констанс, как тот, сделав приглашающий знак рукой, торопливо прожевал и поинтересовался:

- Как все вчера прошло? Что ты узнал?

Боклерк тяжело вздохнул, отодвинул стул стоящий напротив его преосвященства, уселся и начал рассказывать.

- Скриптор Аусилий, говоришь, - протянул Констанс, в задумчивости отщипывая мелкие кусочки от румяного ломтя хлеба и бросая их тут же на тарелку. - Что ж, как я и предполагал: без священнослужителей не обошлось. Город насквозь пропитался мздоимством, так что мне как первому достойному доверия просто необходимо будет вмешаться, иначе мое бездействие здесь может показаться слишком подозрительным.

На какое-то время его преосвященство погрузился в раздумья, но вот, наконец, довольно воскликнул:

- Вот что мы сделаем! Воспользуемся этим предлогом себе на пользу. Я перекрою в Звениче все по-своему - за два хода поставлю шах королю - во-первых: усилю влияние ордена в этом регионе, а во-вторых... Теперь осталось самое главное - переговорить с писцом, но это я, пожалуй, сделаю сегодня же сам, - Боклерк поднял на епископа удивленный взгляд, а тот не став комментировать свое пожелание, продолжил: - Разузнай все об этом скрипторе, и подготовь мне встречу с ним на вечер, но как можно позже, так чтобы никто не знал о ней, - секретарь ошарашено кивнул, а епископ с самым загадочным видом замолчал и принялся о чем-то размышлять.

Колокола в храмах созывали на вечернюю молитву, негромкий перезвон плыл над Звеничем. И хотя многими жителями, он воспринимался как шум, на который не стоило обращать внимания, в городе все же были истовые верующие, которые в этот час спешили к алтарям молелен и часовен. А вот все священнослужители, несмотря на ревностное и не очень следование церковным канонам вынуждены были присутствовать на молебне обязательно. Именно на это и рассчитывал брат Боклерк, предлагая его преосвященству назначить встречу на это время. Была меньше вероятность, что кто-то из них станет ненужным свидетелем пребывания епископа Констанса в ратуше.

Вечером задолго до молебна два боевых брата под видом посетителей сначала задержали нужного писца в скриптории, а потом когда все остальные скрипторы разошлись, уже силой заставили находиться его на месте до прихода его преосвященства.

Констанс натянув поглубже капюшон неприметного коричневого плаща, в сопровождении секретаря и всего лишь четверых братьев направлялся на встречу. Оказалось, что епископу непривычно и ужасно неуютно под видом горожанина средней руки идти пешком по городу. Но все же ему пришлось смириться с неудобством, ведь карруса была слишком заметна и своим появлением перед ратушей наделала бы много шума. А огласки его преосвященство никак не хотел.

Через боковой вход Констанс и неотстающие от него ни на шаг братья попали в здание. Поднявшись по винтовой лестнице, они очутились в одном из коридоров ратуши. Впереди всех шел брат Боклерк, во-первых, чтобы осветить путь, а во-вторых, у него имелись дубликаты ключей, которые чудом удалось достать Карфаксу буквально под вечер. Ими он открыл сначала боковой вход в здание, затем дверь, ведущую на винтовую лестницу и, наконец, потайной коридор, из которого прямиком можно было попасть в скрипторий.

К этому времени в ратуше уже не было ни души, и тяжелая поступь братьев, как и легкий шелест шагов епископа гулко разносились по коридору. Но вот, последняя преграда - низкая дубовая дверь с врезным замком преодолена, и епископ наконец-то оказался в мастерской писцов, где, в страхе сжавшись у дальней стены на скамье, его ждал скриптор Аусилий.

Епископ неспешно с видом человека, которому принадлежал весь мир, подошел к мужчине, одетому в обычную коричневую рясу самого низкого ранга священнослужителя. Тот с затаенным ужасом поднял глаза на Констанса и, пытаясь справиться с трясущимися губами, прошептал:

- Ва-ваше преосвященство... За-за что? Я-я... - на большее сил у него явно не хватило. Скриптор не выдержал и, упав на колени, низко склонил голову.

- Как давно ты служишь епископу Сисварию? - голос Констанса был сух и холоден, он решил без предисловий сразу приступить к делу.

- Двенадцать лет, - он даже не стал отпираться. Видимо все силы уже покинули его, и страх перед будущим сделал свое дело, лишив последней воли. - Благодаря его ходатайству меня перевели сюда. Я был братом прислужником в монастыре близ Ноциля.

- Каким образом ты отправляешь ему деньги? - епископ задавал четкие вопросы, даже не глядя на скриптора. Весь его внешний вид выражал презрение к писцу, который скорчился на полу.

- Каждые два месяца ко мне приезжает один и тот же человек, я передаю ему все принесенное, - голос Аусилия становился все тише, создавалось впечатление, что мужчину душили рыдания. - Я больше не знаю, совсем ничего не знаю... - неприкрытая мольба плескалась в его голосе. - Пощадите! У меня не было выхода!..

Констанс брезгливо дернул рукой, а брат Дизидерий, что стоял в стороне успел лишь сделать шаг по направлению к писцу, как его стенания оборвались. Мужчина сжался в комок и затравленными глазами смотрел то на брата, то на епископа.

- Когда последний раз он приезжал? - его преосвященство, спрятав руки под полы плаща, принялся расхаживать перед допрашиваемым.

- Две недели назад курьер забрал последнюю сумму. Он велел передать человеку приносящему деньги, что договор возвращается к прежней сумме. Я... Я ни при чем! Прошу!.. - скриптор на коленях пополз к его преосвященству, пытаясь поймать рукой подол плаща. Констанс отошел в сторону, а Дизидерий ухватив беднягу за шиворот, волоком оттащил его на место.

- Он приедет снова через полтора месяца? - уточнил епископ.

- Да, да! Только тогда. Я не знаю откуда он приезжает, и куда все увозит... Не знаю его имени. Я даже не знаю сколько там! Я ни разу не интересовался! Пожалуйста!.. - писец вновь попытался подползти к Констансу, но был остановлен братом. Тот просто перегородил ему ногой дорогу, и Аусилий упершись коленями в его сапог, с надеждой пополам смешенной с отчаянием смотрел, как прохаживается его преосвященство.

- Здесь кто-нибудь еще служит епископу Сисварию? - Констанс резко остановился и в упор посмотрел на скриптора. - От твоего правдивого ответа зависит твоя жизнь.

- Да... Нет... Я не знаю... - его глаза заметались, словно на стенах он надеялся увидеть правильный ответ. - Нет.

- Не ври! - окрик Убино заставил писца вздрогнуть; именно он был тем вторым братом, что задержали сегодня Аусилия.

- Я не зна-аю! - едва не завыл тот. - Действительно не знаю! Может кто-то служит. А может быть, и нет! Мне не известно!

- Кто-то еще передает деньги?!

- Нет. Только я. Умоляю вас...

Легкий пинок заставил его замолчать, лишь тихие всхлипы раздавались в тишине скриптория. Мужчина рыдал у ног старшего брата Дизидерия, уткнувшись лицом в каменный пол. Епископ, явно удовлетворенный его ответами, накинул на голову капюшон и собрался выходить, как был остановлен вопросительным:

- Ваше преосвященство, а с этим что? - брат указывал на скриптора.

Констанс постоял в раздумье, а потом пространно изрек:

- Возможно при даче показаний об этом деле, мне придется клясться на Святом Писании. А я бы не желал стать клятвопреступником. Поэтому я не хочу знать, что же именно здесь случится, - боевые братья переглянулись. - Однако я вам заранее отпускаю все прегрешения вольные и невольные. Amen.

Раздался шелест стали, вынимаемой из ножен, скриптор сдавлено зарыдал... Все звуки перекрыл властный голос епископа:

- Не сейчас! Когда мы уйдем. Боклерк, следуй за мной. Возможно, тебе тоже придется клясться, а мне бы не хотелось из-за непредусмотрительности потерять своего лучшего секретаря.