Сумеречный приют

Хаббл

— Привет, Хабблс!

Изекиль остановилась на пороге хижины, прислонившись к дверному косяку и улыбаясь как голливудская суперзвезда.

— Доброе утро. — Хаббл отхлебнула из бутылки и сморщилась. — Выглядишь потрясающе.

Демон действительно ухаживала за собой так, словно жила в дорогом особняке, а не в каменном доме на отшибе Вселенной. Выпрямленные пепельные волосы, неизменно безупречно нанесенная красная помада, приталенный черный пиджак и брюки, в которых ее талия и длинные ноги выглядели как точеная фигурка балерины из музыкальной шкатулки. До блеска начищенные сапоги на высоком каблуке, чеканившие каменные полы характерным уверенным шагом, по которому ее всегда можно было узнать издалека.

Хаббл в последнее время было совершенно не до этого (ей всегда было не до этого, но сейчас особенно). Ее пучок на голове больше напоминал скомканное осиное гнездо, из которого в ужасе сбежали все осы. Пыльная кожаная куртка пахла машинным маслом, на брюках красовались множественные пятна от растворов и грязи. Ботинки, когда-то черные, покрылись слоем бог знает чего с травинкой на носке правой ноги.

— Меня беспокоит, как ты относишься к себе, — заявила Изекиль. — Огонек, пьянство — это бегство от реальности.

— Ага. А похмелье — это… — Девушка наморщила нос. — Ну-ка повтори, я не запомнила.

— Гедонистическая погоня в поисках счастья. — Изекиль погрустнела и кивнула на Ника. — Как он себя чувствует?

— Намного лучше. — Хаббл тепло улыбнулась. — Если бы не ты, мы бы оба уже развалились как две телеги. Я даже не знаю, как тебя благодарить.

— Ну-ну, сердце мое, даже не начинай. — Изекиль обняла Хаббл со спины и прижалась щекой к ее макушке. — Я всегда хотела, чтобы у меня была сестра. И огромный железный тазик, который я буду называть братом.

— Тазик, — усмехнулась Хаббл и положила руки на длинные когтистые пальцы Изекиль. — Тазик, кстати, передавал тебе привет.

— Очаровательно. — Демон села на второй стул, стоявший возле кровати Ника. — Слушай, чем от тебя пахнет?

— Маслом, пылью, жестянками? — Хаббл демонстративно подергала себя за пучок на голове. — У меня только эта пупка пылью не вымазана.

— Что вымазано, то и отмыть можно. — Изекиль рассмеялась. — Ты даже, несмотря на свой внешний вид, остаешься удивительно притягательной. Есть у людей с мощным даром что-то крайне располагающее. Что-то от моего создателя.

— Это который внизу?

— Это который внизу. — Демон хищно улыбнулась. — На самом деле, он не внизу, и я его не уважаю, но родственность отрицать глупо. Кстати, о родственниках. У тебя братьев случайно нет?

— Родителям хватило меня.

— Задумалась бы ты тогда о продолжении рода. Твой дар наверняка перешел бы к наследнику.

— Еще ребенка мне не хватало, — проворчала Хаббл. — Я самый отвратительный представитель будущих матерей.

— Брось курить и пить всякую гадость. Уже неплохое начало.

— Ага, и отца найди. Во-первых, думай, что говоришь. Во-вторых, я не знаю, что делать с младенцем. — Она вздохнула, невидяще глядя перед собой. — Ты представь, маленькая личность, которую надо воспитать. Это человек, представляешь?! Новый человек! Ужас какой.

— Да почему же ужас?

— Слушай, демон. Отцепилась бы ты уже со своим… Ай. — Хаббл пошевелила одеревеневшей шеей. — Вот уж никогда не думала, что научусь засыпать сидя.

— Огонек, ты бы уже и стоя спала как лошадь. — Изекиль уверенным жестом выдернула бутылку вина из рук подруги. — Отдай быстро. Солнце только встало, а ты уже градус перебираешь. Кто мне вчера обещал больше не пить?

— Вроде это была я, — вяло откликнулась Хаббл, даже не пытаясь вернуть отобранное вино.

— Чтобы больше ни капли. Договорились?

— Хорошо.

— Ты переживаешь? Может, тоска одолевает?

— Не-а. — Хаббл покачала головой. — Я вообще ничего не чувствую.

— Плохо, огонек. — Изекиль положила голову на плечо подруги. — Только депрессии нам сейчас не хватало.

— Когда Нику станет лучше, это пройдет. Я уверена.

Прошло около двух недель с того момента, как им удалось воскресить сердечник Ника в подвале Сумеречного приюта. Но завести сердечник — не значит полностью восстановить его стабильную работу. Тонкая ниточка пульса постепенно убыстрялась, но Нику все еще требовалось время для восстановления. Поэтому он спал. Много и долго.

На самом деле, сном это назвать было нельзя — Ник просто закрывал глаза, а Хаббл осторожными касаниями периодически наполняла его грудную клетку своим теплым оранжевым светом, поддерживая и усиливая сердечную работу. С каждым днем становилось лучше, Ник все чаще приходил в себя. Сначала Дровосек даже не понимал, где находится, но в один из дней он сам приподнялся на постели, чтобы крепко прижать Хаббл к могучей стальной груди.

Однако постоянное бдение возле его постели плохо сказывалось на самой Хаббл. Она уже не помнила, когда последний раз засыпала в горизонтальном положении. Огромные темные круги под покрасневшими глазами, исхудавшее лицо и внешний вид человека, который очень давно не вспоминал, что человечество изобрело душ. Все, что ее заботило — чтобы Ник как можно скорее поправился. Просыпаясь, тот тоже выказывал свои беспокойства по поводу состояния Хаббл, но разве ее можно было переспорить?

Он был уже очень близко к полному выздоровлению. Осталось всего чуть-чуть.

Изекиль заботилась о подруге, постоянно принося ей обеды и развлекая разговорами. Пару раз они пили горячий шоколад и слушали старые джазовые мелодии на проигрывателе, сидя на крыльце хижины и любуясь бордовыми потеками заката. Изекиль терпеливо выслушивала лекции Хаббл о том, как заводить машину без ключа зажигания, как чинить сломанный миксер и как сделать зарядное устройство из картофелины. Если бы не демон, Хаббл бы окончательно тронулась головой. Они что-то нашли друг в друге, две чертовщины, которые на деле были гораздо добрее праведников.

— Харпер про тебя спрашивал, — словно невзначай сказала Изекиль, рассматривая свои длинные черные ногти.

— Передай ему, чтобы катился к черту. — Хаббл стиснула зубы. — Как ты вообще можешь выносить его общество?

— Я просто живу в твоей мастерской, огонек. Выходила к тебе, он попросил передать.

— И ты сказала, что передашь?

— Я обернулась только чтобы показать ему неприличный жест. — Изекиль ухмыльнулась. — Но все-таки да, передала.

— Как они там? — мрачно спросила Хаббл. — Никто не травмировался? Еда осталась?

— Мать моя сатана, огонек, тебя правда волнует, все ли у них хорошо? — Изекиль громко рассмеялась. — Жаль, что после твоей смерти не свидимся — тебя без очереди определят в рай.

— В сарай.

— Да все у них более чем волшебно. Убиваются уже вторую неделю, ночами предаются плотским утехам, пахнут страстью, гнилью предательства и кислющей виной. — Изекиль поморщилась. — Отвратительный купаж, знаешь ли.

— А чем пахну я?

— Перегаром, огонек. Про алкоголь мы договорились, верно?

— Очень смешно. — Хаббл не удержалась от протяжного зевка.

— Тебе нужно поспать, — серьезно сказала демон. — Не сидя в позе ракообразного на деревянном стуле, а в своей кровати.

— Не могу. Вдруг Ник проснется, а меня нет рядом?

— Я знаю, что ты не доверяешь его никому, но позволь присмотреть за твоим благоверным, пока ты восстанавливаешь силы. — Пальцы Изекиль стиснулись на предплечье Хаббл. — Ты уже с ног валишься от усталости. Если ему потребуется энергия, может статься так, что ее у тебя не окажется.

Хаббл задумалась. Демон права. Если нормально не выспаться, то ее душевные потоки будут не сильнее статического электричества от дешевой водолазки, которую стягиваешь через голову.

— Хорошо, Изекиль, уговорила. — Девушка слабо улыбнулась. — Спасибо тебе огромное. Я ненадолго.

— Давай не ненадолго, а на нормально. Ну, не раскисай, иди сюда. — Она крепко обняла подругу. — И, пожалуйста, помойся. Я как будто с трактором на дешевом кукурузном топливе обнимаюсь.

— Да иди ты. — Хаббл тихо рассмеялась и, выпутавшись из объятий, поднялась со стула, со стоном потирая поясницу. — Ужас, я прямоходящее.

— Непривычно, да?

— За эти две недели я успела поверить, что стул — это рудиментарное продолжение копчика.

Помахав Изекиль, Хаббл двинулась в сторону мастерской, стараясь держаться ближе к деревьям. Ей точно не хотелось слушать никакие оправдания Харпера. Кроме подушки и спокойных восьми часов сна из человеческих радостей не хотелось вообще ничего.