Свадьбы не будет, Светлый!

Глава 16

Отвернувшись, я сделала пару шагов вперед, но Лайтвуд удержал меня за плечо.

— Медея.

Из моего горла вырвалось шипение, я сбросила его руку и снова двинулась по направлению к парочке влюбленных. Тихо, как кошка. Лайтвуд, к моему удвилению, тоже шагал беззвучно, вслед за мной.

— Что вы собираетесь делать?

В голосе звучало… любопытство?

Я раздраженно отмахнулась.

Пока не придумала.

Но как же приятно перебирать варианты!

Я шла на звук тихого шепота, который быстро сменился звуками поцелуев и шорохом, с которым одежда соскальзывает с объятых страстью тел.

М-м-м, как интересно… Самый подходящий момент, чтобы…

— Медея! — шикнул Лайтвуд и схватил меня за локоть.

Как раз вовремя, потому что я едва не ступила на поляну, где притались влюбленные, и не испортила все развлечение.

Только бы светлый не помешал.

— Лорд Лайтвуд, — тихо пропела я, подавшись к нему ближе.

Мы почти соприкоснулись телами, и Лайтвуд вдруг как-то беззащитно вздрогнул, его глаза расширились, дыхание сбилось. Почему? Ладно.

— Медея?

Его голос звучал хрипло.

— Зажмурьтесь, — шепотом скомандовала я и отвернулась.

Услышала тихое хмыканье.

Я аккуратно отвела в сторону ветку тополя и осмотрела залитую скудным лунным светом поляну.

Парочка устроилась на траве, переплетясь конечностями так плотно, как будто у них в родне были осьминоги.

Я смотрела на обнаженную мужскую спину и думала, что послать в нее файерболл — будет как-то мелко и предсказуемо.

Нужно придумать что-то поизящнее.

Но что?

— Готфрид… — выдохнула женщина.

Как ей пришло в голову встречаться с кем-то, носящим такое дурацкое имя? Гот-фрид. Звучит как название одного из блюд Ренфилда, которые он готовит в редкие минуты вдохновения и есть которые совершенно невозможно.

— Да, моя барабулька…

— Ты ведь на мне женишься? Мой отец…

— Конечно, дорогая.

Ответ прозвучал уж очень поспешно.

Еще более поспешно хитрый Готфрид потянул вверх юбку “дорогой”.

Я прищурилась. Так-так-так…

— Давай подождем до свадьбы? — выдохнула женщина, и Готфрид замер. — Ты поговоришь с моим отцом, он благословит нас, и мы поженимся.

— Зачем ждать, если мы любим друг друга?

Исподняя сорочка женщины задралась, обнажая стройные ноги.

А Готфрид не промах!

Интересно, скольких еще женщин он водит к реке?

Кажется, мое вмешательство здесь не требуется, все и так идет как нельзя лучше. Коварный соблазнитель, невинная обманутая женщина…

Тут вмешиваться — только все портить.

Я наклонила голову. Мы находились в той части столицы, которая принадлежала темным магам. Светлые почему-то считали, что мы портим жизнь обычным людям, которые живут здесь.

Но секрет состоял в том, что по большей части мы были слишком ленивы, чтобы вмешиваться в дела обычных людей.

Они и сами неплохо справлялись.

Вот как сейчас.

И все-таки именно сейчас хотелось бы как-то вмешаться.

И совсем не потому, что внутри вдруг кольнуло острым чувством несправедливости.

Просто… почему бы и нет?

Я обернулась к Лайтвуду, но не успела даже рта открыть, потому что он как раз в этот момент щелкнул пальцами, и белая искра, отделившись от его руки, ударилась прямо в спину Готфрида.

Это еще что?

— А ты и так на все согласна, — вдруг сказал мужчина.

Влюбленные замерли.

— Готфрид? — переспросила женщина дрогнувшим голосом.

— Зачем ждать, если ты и так на все согласна. — Готфрид зажал себе рот, но слова все равно сыпались из его рта: — А жениться я вообще не собираюсь, зачем, если в реке еще столько рыбы. Ты даже не самая хорошенькая.

— Что?

Повисшую тишину разрезал звук пощечины.

Лайтвуд хмыкнул, скрестив руки на груди.

Женщина, оттолкнув беднягу Готфрида, вскочила, одернула платье резким наполненным гневом жестом.

— Подлец!

Новая пощечина. Ауч! Больно, должно быть.

Я довольно улыбнулась.

— Но барабулька…

Женщина уже не слушала. Поправив одежду, она зашагала по тропинке прочь от реки, а Готфрид так и остался стоять, изо всех сил зажимая руками рот.

Вид у него был жалким.

В этот момент Лихорадка, должно быть, решила, что события развиваются как-то медленно и идут не в ту сторону — все до сих пор живы и целы, а это неправильно.

Она с задорным ржанием выскочила из-за деревьев и направилась к растерянному Готфриду, улыбаясь во все свои острые, как бритва, зубы.

Закричав, Готфрид бросился бежать, придерживая брюки.

Лихорадка, радостная, — за ним.

— Только не ешь кости! — крикнула я. — Живот будет болеть!

В ответ раздалось презрительное ржание — сама, мол, лучше знаю.

Тишину разрезал новый крик Готфрида.

Все еще жив, надо же. Быстро бегает.

Ну ничего, Лихорадка все равно быстрее.

Я повернулась к Лайтвуду.

— Лорд Лайтвуд! И вы ничего не сделаете? Вы ведь светлый!

В голос невольно прорвались нотки восхищения: какая фантазия! Я бы не догадалась испортить все так точно и изящно, хотя в самом деле: что может убить страсть быстрее правды?.. Только правда, сказанная не вовремя.

Одновременно с этим я почувствовала небольшой укол сожаления: как ни крути, а правы были темные. Эта любовь, выдуманная светлыми, сплошная фикция и обман, которая рушится одним щелчком пальцев.

— Светлее некуда, — подтвердил он, ладонью отбрасывая с лица светлые волосы.

— Готфрид мог бы с вами поспорить.

— Он слегка занят.

Вид у Лайтвуда был крайне довольный.

Ночную тишину разрезал еще один крик.

— Как жаль, — уронил Лайтвуд, оглядывая опустевшую поляну и поправляя пиджак. — Как жаль, что Лихорадка решила поиграть с едой, прежде чем перекусить.

Он точно светлый? В который раз я поняла, что поведение Лайтвуда ставит меня в тупик. Может... здесь дело в другом?

— Думаете о том, что было бы, окажись в такой ситуации Лили? — предположила я.

Лайтвуд повернулся ко мне. На лице его было написано возмущение.

— Она еще ребенок! И ни один мужчина к ней не притронется до свадьбы! Это невозможно, как вам такое в голову пришло?

Я закашлялась, пытаясь скрыть ядовитый смех.

Неужели?

Ребенок? Ей семнадцать! И дети не носят в томике стихов вещи неизвестных темных. Интересно, что за этим стоит?

Ладно.

С этой новостью пока повременим.

Нужно подумать, как половчее обратить ее в свою пользу.

Пока важнее другое.

— Так в чем я просчиталась?

— Что? — Лайтвуд поднял брови.

Взгляд у него был задумчивым.

— Вы дожили до конца свидания, несмотря на все мои усилия. Пора выполнять обещание, — поторопила я. — В чем я просчиталась? Почему моя порча не сработала?

— Ах, вы об этом.

Лайтвуд наклонился, опустил руку в траву, и по предплечью тут же скользнула черная в скудном свете змея. Улеглась Лайтвуду на плечо и уставилась на меня. Тихонько, почти мирно, зашипела, высунув тонкий раздвоенный язык.

— Ни в чем, Медея. Ваша порча была выполнена филигранно. Не хотите преподавать в АТиС?

Я заморгала.

— Что?

— Темным, разумеется, — он ухмыльнулся. — К светлым я вас не подпущу, они мне дороги. Разве только кто-то проштрафится, да и то… вряд ли они способны будут проштрафится настолько сильно, чтобы я отдал вам их на растерзание.

— Лайтвуд… — угрожающе начала я.

— От укуса черной мамбы погибла моя жена восемь лет назад.

Я моргнула.

Он пошутил?

Порча на отцовском волосе, которую я сплела в тот день, когда Лайтвуд заявился… свататься, должна было воплотить в его самый большой страх. Собственно, волос превратился в черную мамбу — смертельно опасную змею.

Я надеялась, что Лайтвуд как минимум испугается, но тот неожиданно решил ее приручить.

“Какой чудесный свадебный подарок, мисс Медея! Я бесконечно тронут!”

От одних воспоминаний об этих словах и его довольном лице хотелось рвать и метать.

Все это время я полагала, что ошиблась с формулой в тот раз. Как он мог бояться змеи, если все животные буквально его обожали?

Выходит, я все-таки не ошиблась?

— О чем вы говорите?

Лайтвуд вытянул руку, и змея скользнула по ней вниз, запутываясь в пальцах. На твердых губах Лайтвуда появилась улыбка.

— Амели, моя жена, была ученой, — тихо проговорил он. — Горела изучением растений и того, как ими можно лечить. Возможно, ты слышала о микстуре “Сьеррата” от кашля — ее создала Амели. На основе вытяжки из корня растения сьеррата — оно долгое время росло только на юге, пока Амели не привезла семена в столицу и не отдала их лаборатории, где работала. Теперь его выращивают везде и вовсю используют.

Я нахмурилась. Не слышала, конечно. У темных были свои методы лечения и свои лекарства. К тому же… не то чтобы мы так уж увлекались медициной.

Больше по душе нам был естественный отбор.

— В южных лесах она проводила больше времени, чем в нашей гостиной, — хмыкнул Лайтвуд.

— Сбегала? — предположила я.

— Что? — он нахмурился.

— От вас. Сбегала?

— Нет, зачем? — в его голосе сквозило недоумение.

А как иначе она могла бы одна гулять по лесу? Лайтвуд Верховный светлых! Ему нельзя иметь жену, которая одна занимается исследованиями Проклятый знает где вместо того, чтобы сидеть дома и вышивать крестиком, или чем там прилежные жены должны заниматься. Он же светлый! Его жена должна быть кроткой, как овечка, и уважать мужа. По крайней мере, все светлые, с которыми я имела сомнительную честь сталкиваться, считали именно так.

“Ты собрался ухаживать за Салли Андерсон? Но она же все дни проводит в библиотеке и уже дважды выезжала на практику из столицы, оба раза — без сопровождения дуэньи. Вряд ли это разумный выбор невесты. Ты должен думать о чести семьи”, — услышала я как-то, проходя мимо двух светлых.

“Пожалуй… ты прав. Мисс Хилл выглядит благонадежнее. Я приглашу на прогулку ее. Благодарю за совет!” — такой милый разговор я подслушала как-то в АТаС.

Подбросить этой парочке пауков за шиворот спустя пару дней было так здорово! Ядовитых, конечно. Иначе какое веселье?

Впрочем, они быстро оклемались.

Всего-то через месяц.

— Спустя полтора года после рождения Бенджамина она снова собралась в комнадировку. На этот раз — в соседнюю империю, на самый юг, в леса, где рос болицвет — по слухам, местные лечили им воспаления. Амели собиралась его исследовать и привезти сюда. — Лайтвуд замолчал, глядя на змею, которая вилась вокруг его руки и шипела — как будто даже успокаивающе. — Южные леса — опасное место. Амели это знала. И я это знал.

Я сглотнула.

— И, несмотря на это, отпустил ее?

— Я был ее мужем, а не тюремщиком.

То есть, его женушка сунулась в южные леса, а одна из змей, там обитавших, решила, что чужакам здесь не место.

Естественный отбор, ничего не поделаешь.

И все-таки — разве светлые так себя ведут? Насколько я знала, их женщины и шагу не могут одни ступить без позволения и сопровождения мужа или родителей. За крайне редким исключением, которое само по себе считалось вопиющим.

Повисшую тишину разрезал звучащий издалека истеричный крик Готфрида и радостное ржание Лихорадки.

— Как бы то ни было, — вдруг заявил Лайтвуд, — ваш подарок пришелся весьма кстати и лучше всего напомнил мне, что прошлое стоит отпустить. Я воспринял это как знак судьбы и благословение Триединого.

— Нет! — я похолодела.

— Боюсь, что да, — ухмыльнулся он, кончиком пальцев, поглаживая змею по голове.

Секунду назад у меня внутри в ответ на его рассказ шевельнулось что-то, чему я не могла подобрать название. Сейчас на смену этому пришло возмущение.

— Это не благословение. И я не буду вашей женой, сколько раз говорить?

Не дожидаясь ответа, я рванула прочь от Лайтвуда в ту сторону, откуда доносился треск кустов и фырканье Лихорадки.

— Но вы носите мое кольцо.

— Потому что не могу его снять.

— И не сможете, пока я сам этого не сделаю.

Еще посмотрим.

Споткнувшись, я ругнулась и топнула ногой от злости.

— Лихорадка, мы идем домой! — объявила я, увидев впереди силуэт лошади.

Она обернулась и возмущенно заржала.

У ног ее валялся Готфрид, смотрел на нее с ужасом и явно пытался отползти подальше.

— С-с-спа… с-с-спа… — захрипел он, уставившись на меня.

Лихорадка фыркнула, мотнув в его сторону мордой.

Только, мол, разыгралась.

— Домой, — непреклонно заявила я. — Он от тебя никуда не денется.

Лихорадка наклонила голову, в позе появилось упрямство.

— Он здесь часто бывает, — продолжила уговаривать я. — Легко сможешь найти. Растянуть охоту — намного интереснее, чем просто его съесть.

Готфрид захрипел.

Лихорадка всхрапнула и после небольшой паузы потрусила ко мне, махнув в сторону Готфрида хвостом.

— С-с-спа… с-с-спа…

Я отмахнулась.

— Медея, неужели вы только что спасли человека от гибели?

Он еще здесь!

Я погладила Лихорадку по шее и аккуратно забралась ей на спину. Она не против, отлично.

На этом мое первое и последнее свидание с Лайтвудом можно считать оконченным.

Домой я добралась, когда на востоке уже розовел рассвет. Отвела Лихорадку в стойло, пообещала, что отправлю к ней утром Ренфилда и не слишком быстро прибегу на его крик.

Упав на кровать, я забылась тревожным сном. Снились мне белая фата, лепестки цветов, сказанное нежным низким голосом “Я буду любить вас вечно”, а еще — злорадный смех женщины, которая много лет назад оставила Лайтвуда вдовцом и обеспечила мне крупные проблемы. Могла бы — убила бы ее во второй раз прямо сейчас!

Открыв глаза, я уставилась на черную ткань балдахина и первым делом попыталась стянуть с пальца белое кольцо, которое уже, кажется, срослось со мной.

Не вышло.

Может, все-таки нож?

Прошлой жене Лайтвуда помогла сбежать от него только собственная смерть, но к таким решительным мерам я была пока не готова.

Может, яд?

Не для меня, конечно. Для Лайтвуда.

Его жена вот от яда умерла, а он сам чем хуже? Очень ведь романтично получится.

От размышлений меня оторвал звук горна, оглушительный.

Я поморщилась и трусливо накрылась одеялом с головой.

Я знала этот сигнал.

Он значил — принесли послание от Верховного светлых. От Лайтвуда, то есть.

Торжественное.

Официальное.

Ничего хорошего это мне не обещало.

Как, Проклятый все побери, от него избавиться?

Откинув одеяло, я села и вскрикнула от неожиданности.

На краю моей кровати сидела матушка.

Прямая, как будто проглотила осиновый кол, одетая в черное приталенное платье и комкающая в изящных наманикюренных пальцах носовой платок. Длинные волосы цвета воронова крыла наполовину закрывали лицо.

— Странно, что я не слышала твоего стука, — проворчала я, вылезая из кровати.

— Это потому что я не стучала.

Разумеется.

А смертельно опасную ловушку-проклятье на пороге она не заметила.

— Я должна поговорить с тобой, моя дорогая плотоядная рыбка, — напряженно проговорила родительница, не глядя мне в глаза. — Это очень важно.

Горн снаружи затих, зато зазвучал голос Ренфилда: “Да чтоб вам эти ваши дудукалки внутрь запихали и три раза провернули… Зачем пришли?”

Какой он все-таки ответственный дворецкий. И на удивление миролюбивый! Кто же в такую рань приходит, да еще и будит темных во всю мощь легких? За такое и правда стоило бы им эти дудки… куда-нибудь запихать.

Я вздохнула и бросила взгляд на нож, который хранила на каминной полке. Потом — на стройные ряды баночек с ядами. Сиротой что ли себя сделать?

— Я вся во внимании, матушка.

— Это касается твоего жениха.