Свекор. Любовь не по понятиям

Глава 18

Месяц прошел в относительном покое.

Джахангир сдержал слово — никто больше не упоминал аборт. Ребенок рос во мне, и с каждым днем я чувствовала его сильнее. Маленькие трепетания, которые напоминали о том, что внутри меня живет будущее.

Но самые страшные перемены происходили не с телом — они происходили с моей головой.

Я начинала зависеть от Джахангира. И эта зависимость пугала меня больше всех его угроз.

Утром этого дня он принес мне завтрак в постель. Как делал каждый день последние две недели. Сел рядом, проследил, чтобы я все съела.

— Как малыш? — спросил он, положив руку мне на живот.

— Нормально.

— Толкается?

— Да.

Его пальцы скользили по коже через ткань ночной рубашки. И мое тело предательски откликалось на прикосновения. Соски твердели, между ног становилось влажно.

Я ненавидела себя за эту реакцию. За то, что тело помнило его руки лучше, чем разум помнил его жестокость.

— Людмила, — сказал он, заметив мое напряжение. — О чем думаешь?

— О том, что я схожу с ума, — голос дрожал от злости на себя.

— Почему?

Я посмотрела на него. На этого мужчину, который разрушил мою жизнь и теперь стал ее центром.

— Потому что начинаю от вас зависеть, — слова вырывались с болью.

— И это плохо? — в голосе появились насмешливые нотки.

— Ужасно. Потому что вы мой тюремщик, — прошипела я.

Джахангир усмехнулся с довольным видом.

— Тюремщик, которого ты ждешь каждое утро.

— Да, — призналась я с отвращением к себе.

— Тюремщик, без которого тебе одиноко.

— Да, — голос стал тише, безнадежнее.

— Тюремщик, которого ты хочешь, — он произнес это с торжеством хищника.

Я молчала. Потому что это была правда, от которой хотелось сдохнуть.

— Скажи, — он наклонился ко мне ближе, голос стал хищным. — Скажи, что хочешь меня.

— Не скажу, — прошептала я упрямо.

— Почему? — в тоне появилось раздражение.

— Потому что это унижение, — слова давались с трудом.

— А ты уже не привыкла к унижениям? — спросил он с садистским удовольствием.

Удар под дых. Джахангир всегда знал, куда бить больнее всего.

— Привыкла, — прошептала я со сломленной интонацией. — И поэтому ненавижу себя.

— За что? — поинтересовался он с ложной нежностью.

— За то, что мне хорошо с вами. За то, что я жду ваших прикосновений. За то, что без вас мне пусто, — каждое слово рвало горло.

Джахангир встал, подошел к окну. Закурил, выпустил дым в стекло.

— Знаешь, что самое интересное? — сказал он, не оборачиваясь, голос был тяжелым.

— Что? — спросила я осторожно.

— Я тоже от тебя зависим. И тоже себя за это ненавижу, — признание далось ему с трудом.

Слова ошеломили меня.

— Что? — не поверила я.

— Ты думаешь, мне легко? Ты думаешь, я не понимаю, что происходит? — в голосе зазвучала ярость на себя.

Он повернулся ко мне, лицо исказила боль.

— Я каждую секунду думаю о тебе. Где ты, что делаешь, не больно ли тебе. Схожу с ума, когда тебя нет рядом, — слова вырывались с отчаянием.

— Это не любовь, — сказала я жестко. — Это одержимость.

— Называй как хочешь, — огрызнулся он. — Но ты нужна мне как воздух.

— А мне вы нужны как наркотик. Отравляете меня, но я не могу без вас жить, — призналась я с горечью.

Джахангир затушил сигарету, подошел ко мне.

— И что нам с этим делать?

— Не знаю.

— Я знаю.

Он сел на кровать, взял мое лицо в ладони.

— Принять это. Перестать бороться.

— Принять, что я наркоманка?

— Принять, что мы друг без друга не можем.

— Это не нормально.

— Наплевать на нормальность. Нормальные люди не живут в моем мире.

Его руки скользнули к моей шее, к ключицам.

— Ты хочешь меня сейчас? — прошептал он.

— Да, — призналась я, ненавидя себя за это.

— Тогда бери.

— Что?

— Бери то, что хочешь. Ты же не пленница больше. Ты можешь выбирать.

— Могу?

— Можешь уйти. Прямо сейчас. Дверь не заперта.

Я посмотрела на дверь. Потом на него.

— А ребенок?

— Ребенок останется со мной.

— Тогда я не уйду.

— Из-за ребенка?

— Не только.

— Из-за чего еще?

Я замолчала. Как сказать, что не могу жить без того, кто меня сломал?

— Из-за вас, — призналась я наконец.

— Почему?

— Потому что вы стали моим миром. Маленьким, уродливым, но моим.

Джахангир поцеловал меня. Жестко, требовательно, как целует собственность.

— Тогда живи в этом мире, — прошептал он. — И перестань себя за это винить.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что нормальные женщины не влюбляются в своих насильников.

— Ты не нормальная. Ты моя.

Он стянул с меня рубашку, начал целовать грудь. Соски напряглись под его губами, и я застонала от удовольствия, которого не хотела чувствовать.

— Скажи, что ты моя, — требовал он, кусая нежную кожу.

— Я ваша, — выдохнула я.

— Скажи, что больше никуда не уйдешь.

— Никуда не уйду.

Его рука скользнула между моих ног, и я была уже влажная, готовая к нему.

— Скажи, что будешь рожать моих детей.

— Буду рожать ваших детей, — прошептала я, когда его пальцы нашли самое чувствительное место.

Он раздвинул мои ноги шире, устроился между ними. Я чувствовала его твердость, прижатую к моему входу.

— Мы больные, — прошептала я, когда он вошел в меня одним медленным движением.

— Да. И что? — он начал двигаться, и каждый толчок отзывался волнами наслаждения.

— Ничего. Просто констатирую факт.

— Тогда будем больными вместе.

Он брал меня жестче, глубже, и я обхватила его ногами за талию, притягивая ближе. Мое тело выгибалось навстречу каждому движению.

— Ты стонешь как сучка, — прошептал он мне на ухо. — Любишь, когда тебя так берут?

— Да, — призналась я, ненавидя себя за честность. — Люблю.

— Кончи для меня, — приказал он, ускоряя темп. — Покажи, как сильно ты меня хочешь.

Волна оргазма накрыла меня с головой. Я выгнулась под ним, кричала его имя, не в силах сдержаться. Мышцы сжались вокруг него, и он застонал, изливаясь во мне.

— Людмила, — прошептал он, когда мы оба были на грани.

— Да?

— Ты нужна мне.

— И вы мне.

— Навсегда?

— Навсегда.

Мы кончили одновременно, и в этот момент я поняла — я окончательно пропала. Больше не было Людмилы Лавровой, студентки, которая мечтала о нормальной жизни.

Была только женщина Джахангира. Зависимая, сломленная, но живая.

— О чем думаешь? — спросил он, когда мы лежали в обнимку.

— О том, что я умерла.

— Кто умер? — он гладит мои волосы и целует кончик моего носа… а я думаю о том, что он точно такой же с Аминой и мое сердце сжимается от боли.

— Прежняя я. Девочка, которая верила в добро.

— И кто родился?

— Твоя женщина. Которая верит только в тебя.

Джахангир поцеловал меня в макушку и прижал мою голову к своей влажной груди, я втянула запах его кожи и с наслаждением закрыла глаза.

— Хорошо. Мне нравишься новая ты.

— А мне нет.

— Привыкнешь.

— Уже привыкла. Поэтому и страшно.

Ребенок толкнулся в животе, напоминая о себе.

— А он? — спросила я. — Каким он будет? Нормальным или таким же больным, как мы?

— Посмотрим. Главное, чтобы был сильным.

Мы уснули в обнимку. Два сломленных человека, которые нашли друг в друге спасение.

Или проклятие.

Время покажет.