Две вещи глимера любила больше всего: хорошую вечеринку и хорошие похороны.
Зверское убийство родителей Лэша обеспечит ей им и то, и другое.
Фьюри сидел за компьютером в кабинете тренировочного центра, головная боль долбила прямо за левым глазным яблоком. Казалось, будто колдун стучал ножиком для колки льда по оптическому нерву.
Вообще-то, дрелью, напарник, сказал колдун.
Верно, подумал Фьюри. Конечно же, дрелью.
Это сарказм? Спросил колдун. Ну, да. Ты планировал стать вконец опустившимся наркоманом и разочарованием для всех Братьев, а сейчас, преуспев в этом, начал задирать нос? Знаешь, может, тебе стоить открыть курсы для остальных? Десять шагов от Фьюри, сына Агони, как успешно стать полным и безнадежным неудачником
Я сделаю первый шаг? Начнем с основ: нужно родиться.
Фьюри уперся локтями по обе стороны от ноутбука, потирая виски, пытаясь сохранить связь с реальным миром, а не с кладбищем колдуна.
Перед ним светился экран компьютера, и, уставившись на него, он подумал обо всем дерьме, приходящем на главный почтовый ящик Братства. Глимера ни черта не понимала. В письме, которое он разослал им, он сообщал о нападениях и настаивал, чтобы аристократия покинула Колдвелл, укрылась в своих убежищах. Он осторожно выбирал слова, не желая посеять панику, но, очевидно, его слова недостаточно внушали ужас.
Хотя, можно было подумать, убийство Главы и его шеллан в их же собственном доме — недостаточный повод для паники.
Боже, Общество Лессенинг принесло столько смертей этой и прошлой ночью… И, учитывая ответы глимеры, жертв будет еще больше. Причем скоро.
Лэш знал адреса каждой аристократической семьи в городе, поэтому велика вероятность, что значительная часть глимеры подвергнута риску. И бедняге не обязательно было выдавать абсолютно каждый адрес под пытками. Если лессеры попадут в пару таких домов, они выйдут и на многие другие… адресные книги, приглашения на приемы, расписания встреч. Утечка информации через Лэша станет землетрясением, зацепившим линию сброса породы, — весь ландшафт разлетится в щепки.
Но воспримет ли глимера эту угрозу всерьез? Нет.
Согласно письму, которое он только что получил от казначея Совета Принцепсов, эти идиоты не собираются уезжать в свои убежища. Вместо этого, они собираются оплакивать эту «ошеломляющую потерю такого порядочного мужчины и достойной женщины», закатив очередной прием.
Чтобы, без сомнений, устроить борьбу за право стать следующим Главой.
А что в заключительном пассаже письма? Парень добавил маленькую басню о том, что Совет глимеры востребует долг, который задолжали родителям Лэша за действия Куина.
Ну, разве они не благородны. Конечно. Они не хотели деньги для себя, чтобы… как это… отпраздновать выбор нового Главы. О, черт, нет же. Они «принимали меры, чтобы этот важный прецедент гарантировал наказуемость дурных поступков».
Конечно-конечно.
Слава Богу, что Куин освободился от них, хотя назначение Рофом парня в качестве аструкс нотрам Джона вызвало шок. Смелый шаг, особенно потому, что он был датирован задним числом. А то, что казалось потасовкой, которую Куин завершил неподобающим образом? Должно быть что-то большее, чем случившееся в том душе, нечто, что следовало держать в тайне. В ином случае, в происходящем не было смысла.
Глимера узнает, что Роф защищает Куина, и это эхом отзовется королю в будущем. Но даже так, Фьюри был рад, что все утряслось. Джон, Блэй и Куин были сливками в классе, а Лэш… ну, Лэш всегда был проблемой.
У Куина могли быть разноцветные глаза, но настоящим дефектом обладал Лэш. С парнем всегда было что-то не так.
Компьютер запищал, когда на почту Братства пришло очередное письмо. В этот раз писал первый заместитель недавно погибшего Главы. И, кто бы мог подумать, парень призывал «стойко пережить эту трагическую череду потерь, которая несет незначительную угрозу их охраняемым жилищам. Лучшее в это время — сплотиться и провести траурные ритуалы за наших дорогих усопших…»
Окей, говоря о бестолочах. Любой, обладающий хоть каплей мозгов, упаковал бы свои сочетающиеся по цветовой гамме чемоданы от ЛВ и удрал бы из города до тех пор, пока все не уляжется. Но, нет, они достанут свои короткие гетры[63] с перчатками и соберутся, словно в фильмах «Merchant-Ivory»: в черных одеждах и с формально-соболезнующими лицами. Он мог представить фальшивое, замысловатое сочувствие, которым они станут в изобилии одаривать друг друга; доджены в это время будут передавать грибные слойки, а в результате все завершится вежливым сражением за политическую власть.
Фьюри мог только надеяться, что они обретут здравый смысл, потому что, как бы они его не бесили, он не хотел, чтобы те проснулись мертвым, так сказать. Роф мог бы приказать им покинуть Колдвелл, но, скорее всего, они заупрямятся еще сильнее. Король и аристократия никогда не дружили. Черт, они едва ли были союзниками.
Пришло следующее письмо, с тем же самым «Мы остаемся и закатываем прием».
Блин, ему нужен косячок.
И ему нужен…
Дверь распахнулась, и из секретного прохода в кабинет через туннель показалась Кормия с вежливым выражением лица, в ее изящной руке была сиреневая роза.
— Кормия? — спросил он, но потом почувствовал себя нелепо. Будто она сменила имя на Трикси или Ирену пару дней назад. — Что-то случилось?
— Я не хотела тревожить тебя. Фритц предложил… — Она повернулась, будто ожидала увидеть за собой дворецкого. — О… он привел меня сюда.
Фьюри встал, думая, что, вероятно, дворецкий просто вернул долг за то, что несвоевременно помешал им вчерашней ночью. Ну не душка ли он.
— Я рад.
Ну, может, «рад» — не совсем точное слово. К несчастью потребность закурить была вытеснена крайней нуждой сделать кое-что другое своим ртом. Хотя процесс в чем-то похож.
Пришло еще одно письмо, и ноутбук издал «пип». Они оба посмотрели на компьютер.
— Если ты занят, я могу…
— Нет. — Глимера напоминала кирпичную стену, и, учитывая, что его голова уже раскалывалась от боли, не было причин продолжать долбиться рогом об их упрямство. Печально, но он ничего не сможет сделать, пока не прогремит следующее плохое известие и он разошлет всем письма…
Хотя, писать будет не он, не так ли? Он сел за клавиатуру только потому, что все остальные руки были заняты кинжалами.
— Как ты? — спросил он, чтобы прекратить поток мыслей. И потому, что ее ответ был важен для него.
Кормия окинула офис взглядом.
— Никогда бы не подумала, что все это располагается под особняком.
— Хочешь, проведу экскурсию?
Она помедлила, поднимая красивую сиреневую розу… которая была того же цвета, что и подаренный Джоном Мэтью браслет.
— Думаю, моему цветку нужна вода.
— Я могу это исправить. — Желая сделать для нее что-нибудь, что угодно, он потянулся к коробке «Поланд Спринг»[64] и достал бутылку. Открыв крышку, он сделал глоток, чтобы уменьшить уровень воды, и поставил ее на стол. — Здесь воды достаточно, чтобы осчастливить твою розу.
Он наблюдал за руками Кормии, когда она ставила цветок в импровизированную вазу. Они были такими красивыми, бледными и… они на самом деле должны были касаться его кожи.
Всего его тела.
Встав, Фьюри вытащил рубашку из брюк и обошел вокруг стола, удостоверившись, что ткань закрывает его впереди. Он ненавидел выглядеть неряшливо, но лучше так, чем рисковать и позволить ей увидеть его возбуждение.
А он был возбужден. Полностью. Казалось, теперь рядом с ней всегда будет так: оргазм от ее ладони прошлой ночью все изменил.
Он придержал дверь открытой.
— Пойдем, покажу наш тренировочный центр.
Она вышла из кабинета вслед за ним, и Фьюри показал ей помещения, рассказывая о том, что происходило в тренажерном зале, комнате с оборудованием и кабинете физической терапии, а также на полигоне. Ей было интересно, но большую часть времени она молчала. У него возникло ощущение, что она хотела что-то сказать ему.
Он мог догадаться, что это было.
Она возвращается на Другую Сторону.
Он остановился у раздевалки.
— Здесь парни моются и переодеваются. Классы располагаются чуть дальше.
Боже, он не хотел, чтобы она уходила. Но что еще, черт возьми, она могла сделать? Он не оставил ей здесь никакой роли.
У тебя здесь нет никакой роли, указал колдун.
— Давай, я покажу тебе классную комнату, — сказал он, чтобы продлить экскурсию.
Он повел ее в свой класс, чувствуя необычную гордость, показывая ей место, где он работает.
Работал.
— Что это такое? — спросила она, указывая на классную доску, которая была разрисована различными фигурами.
— О… точно… — Он подошел к ней и, взяв ластик, быстро очистил поверхность от схемы бомбы, взорвавшейся в центре города.
Она скрестила руки на груди, обнимая себя, а не в качестве защитного жеста.
— Ты думаешь, я не знаю, чем занимается братство?
— Это не значит, что я хочу напоминать тебе об этом.
— Ты собираешься вернуться в братство?
Он застыл, подумав, что должно быть, ей рассказала Бэлла.
— Я не знал, что ты слышала о моем уходе.
— Извини, это не мое дело…
— Нет, все нормально… и да, дни моих сражений подошли к концу. — Посмотрев через плечо, он был поражен тем, как идеально она выглядела, скрестив руки, прислонившись к одному из столов, за которым сидели ученики. — Эм… можно нарисовать тебя?
Она покраснела.
— Думаю… ну, как хочешь. Что я должна делать?
— Просто оставайся там, где стоишь. — Он положил ластик на место и взял кусочек мела. — Хотя, ты не могла бы распустить волосы?
Когда она не ответила, он посмотрел на нее и удивился, обнаружив, как ее руки вытаскивают из волос золотые шпильки. Одна за другой белокурые пряди упали вниз, обрамляя ее лицо, шею и плечи.
Она сияла даже под тусклым освещением флуоресцентных ламп.
— Сядь на стол, — сказал он хриплым голосом. — Пожалуйста.
Она сделала, как он просил, и положила ногу на ногу… и, черт возьми, полы мантии разошлись, обнажая ноги. Когда она попыталась прикрыться, он прошептал:
— Оставь так.
Ее руки замерли, потом переместились обратно на стол, поддерживая тело.
— Так нормально?
— Не двигайся.
Рисуя ее, Фьюри не торопился, мел стал словно продолжением его рук, которые касались ее тела, задерживаясь на шее и полной груди, изгибе бедер, длинных и гладких ногах. Он занимался с ней любовью, перенося ее изображение на классную доску. Был слышен только скрип мела.
А может, это было его дыхание?
— Ты очень талантлив, — в какой-то момент сказала она.
Он был слишком занят, жадно поедая ее взглядом, чтобы ответить, и чересчур озабочен своими представлениями о том, что бы сделал с ней, закончив рисунок.
Прошла целая вечность, которая длилась всего мгновенье, когда он сделал шаг назад, оценивая свою работу. Совершенство. Это была Кормия, но чуть больше… и был в композиции некий сексуальный подтекст, заметный даже ей. Он не хотел шокировать девушку, но не смог изменить этого аспекта своей работы. Он проглядывался в каждой линии ее тела, позе и лице. Она была идеалом женской сексуальности. По крайней мере, для него.
— Готово, — хрипло сказал он.
— Я… такая?
— Такой тебя вижу я.
Наступила длинная пауза. Затем она изумленно сказала:
— Ты считаешь, что я красивая?
Он всмотрелся в нарисованные им черты.
— Да. Считаю. — Молчание лишь отдалило их, заставляя Фьюри почувствовать себя неловко. — Ну, сейчас… — сказал он. — Мы не можем оставить доску в таком виде…
— Пожалуйста! Нет! — Воскликнула она, протягивая руку. — Позволь посмотреть еще немного. Пожалуйста.
Окей. Хорошо. Все, что она пожелает. Черт, в эту секунду она могла приказать его сердцу перестать биться, и орган бы радостно подчинился команде. Кормия стала его контрольной вышкой, хозяйкой его тела, и он сделает все, что она скажет. Не задавая лишних вопросов. Не беспокоясь о смысле.
В глубине души он понимал, что все это характеризовало связанного мужчину: твоя женщина управляла тобой, и с этим ничего не поделать. Но, он же не мог связаться с ней. Ведь так?
— Рисунок такой красивый, — сказала она, не отрывая зеленых глаз от доски.
Он повернулся к ней.
— Это — ты, Кормия. Ты — такая.
Ее взгляд вспыхнул, и потом, будто она почувствовала себя неловко, ее руки опустились на разрез своей мантии, запахивая его.
— Пожалуйста, не надо, — прошептал он, повторяя ее слова. — Позволь посмотреть еще немного. Пожалуйста.
Между ними зародилось напряжение, оно буквально гремело в воздухе.
— Прости, — сказал он, злясь на себя. — Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя…
Она расслабила руки и эта роскошная белая ткань распахнулась с таким послушанием, что захотелось похлопать тряпку по голове и бросить косточку.
— Твой запах так силен, — сказала она низким голосом.
— Да. — Он отложил мелок в сторону и глубоко вдохнул, ощущая аромат жасмина. — Как и твой.
— Ты хочешь поцеловать меня, не так ли?
Он кивнул.
— Да. Хочу.
— Ты расправил свою рубашку. Зачем?
— Я возбужден. С той самой секунды, как ты вошла в кабинет.
Услышав это, она зашипела, ее глаза опустились вниз по его груди, прямо к бедрам. Когда ее губы приоткрылись, он знал наверняка, о чем она думала: о том, как он кончал в ее руке.
— Это — изумительно, — тихо сказала она. — Когда я рядом с тобой, кажется, все теряет свое значение. Все, кроме…
Он подошел к ней.
— Я знаю.
Когда он приблизился, она посмотрела на него.
— Ты собираешься поцеловать меня?
— Если позволишь.
— Нам не следует, — сказала Кормия, положив руки ему на грудь. Но не для того, чтобы оттолкнуть. Она вцепилась в его рубашку, словно в спасательный круг. — Мы не должны.
— Верно. — Он заправил локон за ее ухо.
Отчаянное желание попасть в нее любым способом, закоротило в его мозгу. Фьюри стоял перед ней, и охватившие его чувства представляли собой саму его сущность, основные потребности мужчины.
— Это может быть личным, Кормия. Можем быть только ты и я.
— Личное… мне это нравится. — Она подняла подбородок, предлагая ему желаемое.
— Мне тоже, — прорычал он, падая на колени.
Кормия казалась озадаченной.
— Я думала, ты хотел поцеловать меня…
— Хочу. — Обхватив руками ее лодыжки, он скользнул ладонями вверх и вниз по икрам. — До смерти.
— Но почему тогда…
Он нежно раздвинул ноги Кормии, и, Боже благослови эту мантию, ткань распахнулась на две половинки, показывая ему все: ее ноги, бедра и расщелину, в которой он так нуждался.
Фьюри облизал губы, скользнув руками по внутренней стороне ее ног, медленно и без колебаний раздвигая их. С эротичным стоном, Кормия откинулась назад, предоставляя ему пространство, заверяя его, что она не возражает, что готова для этого так же, как и он.
— Ляг на спину, — сказал Фьюри. — Ляг на спину и вытянись.
О, черт… Кормия была нежной для него, как сливки. Она откинулась назад, ложась на стол.
— Так?
— Да… именно так.
Пробежав ладонью по ноге Кормии, он положил ее ступню на свое плечо. Поцелуи начались с ее икры, следуя по пути, проложенному руками, поднимаясь все выше и выше. Остановившись на середине бедра, он еще раз убедился, что она на самом деле согласна. Кормия смотрела на него широко раскрытыми, зелеными глазами, пальцы замерли у ее губ, дыхание с трудом вырывалось из легких.
— Ты не против этого? — хрипло спросил он. — Потому что как только я начну, будет сложно остановиться, и я не хочу пугать тебя.
— Что ты собираешься сделать со мной?
— Тоже, что и ты прошлой ночью сделала своей рукой. Только я воспользуюсь ртом.
Она застонала, закатывая глаза.
— О, Дева Правая…
— Это значит да?
— Да.
Он потянулся к поясу мантии.
— Я позабочусь о тебе. Доверься.
И, черт, да, он так и сделает. Какая-то его часть знала с абсолютной достоверностью, что он доставит ей удовольствие, даже если никогда этого и не делал.
Развязав пояс, Фьюри раздвинул полы мантии.
Ее тело открылось его взору, начиная с высоких, крепких грудей и плоского живота, заканчивая восхитительными бледными губами ее естества. Когда его рука опустилась на ее сердцевину, Кормия представляла собой рисунок, который он сделал накануне: сексуальная, женственная, впечатляющая… только она была из плоти и крови.
— Господи… Боже. — Его клыки пульсировали во рту, напоминая, что он давно не питался. Когда из горла вырвался звук, требование и мольба одновременно, он не знал, какая часть стона была вызвана ее плотью, а какая — ее кровью.
Но, разве это имело значение?
— Кормия… Ты нужна мне.
Она раздвинула ноги, и такого подарка он никогда еще не получал: когда она открыла себя еще немного, он увидел розовую плоть, к которой так стремился. Она уже блестела.
Он добавит к ней еще влаги.
Зарычав, Фьюри нырнул вниз, касаясь губами самой сущности ее тела.
Они оба вскрикнули. Когда Кормия запустила пальцы в его волосы, он схватил ее бедра, продвигаясь еще глубже. Она была такой теплой под его губами, теплой и влажной, и, целуя ее по-французски, он делал ее еще теплее, еще более влажной. Она стонала, и инстинкт завладел ими, заставляя его упиваться ее плотью, а ее — вращать бедрами.
Боже, эти звуки были невероятными.
Вкус был еще лучше.
Фьюри взглянул на ее живот, а потом на груди, испытывая желание добраться до тугих сосков. Протянув руки, он нежно ущипнул их, потом приласкал большими пальцами.
Она выгнулась, и он почти кончил от этого. Это было уже слишком.
— Двигай бедрами быстрее, — сказал он. — Пожалуйста… Боже, двигай бедрами навстречу мне.
Когда ее таз начал подниматься, он вытянул язык. Позволяя ей получить то, что она желает, используя его плоть, чтобы удовлетворить себя. Но он недолго выдержал в таком положении. Ему нужно было стать еще ближе. Обхватив ее бедра ладонями, он прижался к ней всем лицом, от подбородка до носа, она стала всем, что он пробовал, чувствовал, знал.
А потом настало время для серьезных вещей.
Он двинулся выше и начал непрерывно касаться вершины ее плоти, удостоверившись по ее задыхающимся стонам, что нашел правильное место. Когда бедра Кормии начали вздыматься в нарастающем ритме, он протянул руку, чтобы успокоить ее. Она вцепилась в предложенную им ладонь так сильно, что от ее ногтей остались метки, но это было превосходно. Фьюри хотел носить отметки в форме полумесяцев и на своей спине… и заднице тоже, когда он будет погружаться в Кормию.
Он хотел быть на ней, внутри нее.
Он тоже хотел ее отметить.
Кормия знала, что с ее телом происходит то же, что происходило с телом Праймэйла днем ранее. Надвигающийся шторм, настойчивость, которую она испытывала, ревущий в ней жар говорили ей, что она была там же, где находился Праймэйл.
На грани.
Праймэйл был огромен между ее бедрами, его массивные плечи широко раздвигали ее бедра. Его изумительные разноцветные волосы рассыпались по ее бедрам, а рот располагался на ее сердцевине, губами напротив губ, скользкий язык на ее влажных складках. Все это казалось восхитительным, пугающим и неотвратимым… и только его рука спасала ее от полного потрясения.
Касание его ладони было лучше любых слов утешения… но большей частью потому, что если бы он попытался заговорить с ней, ему бы пришлось остановиться, а это было бы равносильно преступлению.
Только когда Кормия решила, что рассыплется на осколки, волна энергии прокатилась по ее телу, поднимая и унося ее в другое место, пока ее тело ритмично сотрясалось. Когда это удивительное напряжение вырвалось на свободу, удовольствие было столь сильным, что из глаз брызнули слезы, и она что-то выкрикнула… а может и ничего, просто дыхание вылетело из легких.
Когда все закончилось, Праймэйл поднял голову, его язык в заключительной ласке прошелся вдоль ее плоти.
— Ты в порядке? — спросил он, его желтые глаза были дикими.
Она открыла рот, чтобы ответить. Когда из него не вышло ничего связного, она просто кивнула.
Праймэйл медленно облизал свои губы, мелькнув кончиками клыков, которые были видны… и стали выделяться еще больше, когда он взглянул на ее шею.
Наклонить голову в сторону, предлагая ему свою вену, было самым естественным действом в мире.
— Возьми мою кровь, — сказала она.
Его глаза вспыхнули, когда он скользнул вверх по ее телу, целуя живот, задержавшись на одном соске, упиваясь им. А потом его клыки оказались у ее горла.
— Ты уверена?
— Да… о, БОЖЕ!
Его укус был жестким и глубоким, и все произошло так быстро… как она и представляла. Он был Братом, нуждающимся в крови, она же была такой хрупкой, что могла сломаться. Она отдавала, а он брал, и очередной виток безудержного напряжения начал нарастать в ее теле.
Она переместилась на столе, раздвигая бедра.
— Возьми меня. Пока пьешь кровь… будь во мне.
Не отрываясь от ее горла и дико зарычав, Фьюри схватился за свои брюки, пряжка ремня со звоном ударилась о стол. Сдвинув Кормию на край стола, он схватил руками ее колени, раскрывая ее.
Она почувствовала горячую, твердую длину…
Но потом он остановился.
Глотки замедлились, переходя в нежные поцелуи, а потом он и вовсе замер, только дыша. Она все еще чувствовала секс в его крови, обоняла его пряный запах, ощущала потребность в ее вене, но он не делал ничего, несмотря на всю ее готовую открытость.
Он отодвинулся от ее ног, нежно опуская их вниз, а потом приподнял ее, прижимаясь головой к ее плечу.
Она держала его нежно, этот огромный вес его мускул и костей балансировал между полом и столом, что бы он не рухнул на нее.
— Ты в порядке? — спросила она ему на ухо.
Фьюри покачал головой и прижался к ней еще ближе.
— Ты должна знать кое-что.
— Что тебя тревожит? — она погладила его плечо. — Поговори со мной.
Он что-то сказал, но она не смогла разобрать.
— Что?
— Я… девственник.