Священный любовник

Глава 55

Хекс вышла из клуба в четыре-двадцать утра. Персонал по уборке вылизывал, полировал и начищал помещение, они и будут ответственны за закрытие дверей; она, в свою очередь, уже завела автоматическую активацию сигнализации на восемь часов. Кассовые аппараты были пусты, а офис Ривенджа не просто закрыт, неприступен.

Дукати[99] ждал ее в частном гараже, там, где обычно стоит Бентли Рива, когда он не на колесах. Она выкатила черный мотоцикл, забралась на него, когда двери опустились до конца, и завела байк.

Она никогда не одевала шлем.

И всегда носила кожаные джинсы и косуху.

Мотоцикл взревел под ней, и она двинулась домой, лавируя в лабиринте односторонних улиц, а потом выехала на северное шоссе. Хекс гнала больше сотни, когда пролетела мимо полицейской тачки, припаркованной под соснами.

Она никогда не включала фары.

Это объясняло отсутствие погони за ней, предполагая, что она попала на радар парня, и последний не спал на служебном месте. Сложно преследовать то, что не можешь увидеть.

В Колдвелле было два места, где она могла придавить подушку: комната в подвале в центре города, когда она остро нуждалась в уединении, и укромная двухкомнатная хибара у Гудзона.

Грунтовая дорога, ведущая к находящемуся на берегу дому, была простой вытоптанной тропинкой, благодаря тому, что она позволила разрастись подлеску в последние лет тридцать. По ту сторону зарослей, на участке земли в семь акров располагался рыбачий домик 1920-х годов, лачуга была построена на совесть, но без излишеств. Гараж справа стоял особняком, и он значительно повышал ценность ее собственности. Она была из того типа женщин, которые предпочитали держать хренову тучу оружия при себе, а хранение всех боеприпасов снаружи сокращало вероятность взлететь на воздух во время сна.

Байк направился в гараж. Она — в дом.

Она зашла на кухню. Ей нравился запах в этом помещении: пахло старой сосновой древесиной от потолка, стен и пола, душистым кедром — от шкафов, которые смастерили для охотничьего снаряжения.

У нее не было сигнализации. Она в нее не верила.

У нее была она сама. И это всегда было достаточно.

После чашки быстрорастворимого кофе Хекс пошла в спальню и сняла кожаные штаны. В черном спортивном лифчике и трусиках она легла на голый пол, собираясь с духом.

Несмотря на всю свою жесткость, она нуждалась передышке.

Приготовившись, она потянулась к бедрам, к ремням с металлическими шипами, которые впивались в ее кожу и мускулы. Застежки на шипастых повязках[100] расстегнулись со щелчком, и она застонала, когда кровь прилила к ранам. Зрение замигало, и она свернулась калачиком, тяжело дыша через рот.

Только так она могла контролировать свою сущность Симпата. Боль была самолечением.

Когда ее кожа стала мокрой от крови, а нервная система перенастроилась, по телу прокатила покалывающая дрожь. Она думала об этом, как о награде за возможность быть сильной, держать себя в руках. Конечно, дело в химических реакциях, заурядных эндорфинах, циркулирующих в ее венах, но было что-то магическое в этих диких и бодрящих ощущениях.

Временами, например, как сегодня, когда ее подмывало купить что-нибудь из мебели, она легко противостояла этому желанию. Деревянный пол легче отмывать.

Дыхание замедлялось вместе с биением сердца, а мозги снова были готовы к повороту, когда что-то прокралось в ее голову и изменило направление в сторону стабилизации.

Джон Мэтью.

Джон Мэтью… этот засранец. Он же, как двенадцатилетка, мать вашу. Какого черта он пытался ее возбудить?

Она представила его, стоящим под лампами в туалете, с лицом воина, а не ребенка, с телом мужчины, который мог доставить удовольствие, а не пьяницы с огромным самомнением.

Потянувшись, она схватила свои кожаные штаны и достала свернутый клочок бумажного полотенца, который он всучил ей. Развернув бумагу, она прочла написанное на ней.

В следующий раз произнеси мое имя. Сильнее кончишь.

Она зарычала, скомкав листок, подумывая встать и сжечь его.

Вместо этого, ее свободная рука скользнула между ног.

Когда взошло солнце, озаряя лучами ее спальню, Хекс рисовала в своем воображении Джона Мэтью, лежащего на спине, поднимая то, что она видела в его джинсах, навстречу ее ритмичным толчкам…

Она не могла поверить тому, что видит в воображении. Чертовски злилась на него за это. И прекратила бы дерьмо, если б могла.

Но она произнесла его имя.

Дважды.