Ему все казалось в новинку. Но ведь это и было для него новым опытом. Он чувствовал себя так, словно был девственником, не знавшим, как приблизиться к ней, что говорить и что делать. Он совершенно не знал, чего она желала, кроме физического осуществления их брака. Он никогда не был с женщиной при обстоятельствах, хотя бы сопоставимых с этими.
Подходя к кровати, он улыбнулся.
— Я чуть не забыл дорогу в собственную комнату, когда вышел из вашей, — сказал он. — Все двери выглядели одинаково.
— О! — Она рассмеялась.
Она выглядела моложе, когда смеялась. И когда ее волосы были распущены. Это были густые, блестящие, выглядевшие здоровыми волосы. Он сел на край кровати и накрутил прядь ее волос на пальцы.
— Мне следовало их заплести, — сказала она.
— Нет, — возразил он. — Они прекрасны и так. Они были, пожалуй, даже слишком хороши. Распущенными они выглядели лучше, чем будучи собранными у нее на голове. Она настороженно смотрела на него с вопросом во взгляде, и он понял, что никакой опыт не мог помочь ему пережить этот момент. Вступление в брачные отношения с женщиной, которую он находил совершенно непривлекательной, было для него абсолютно непривычным. Тем не менее, он был обязан ей добротой и верностью. Чего она желала? Хотел бы он знать.
Он наклонил голову и поцеловал ее. Она была теплой и, по-видимому, расслабилась. Ее сомкнутые губы слегка дрогнули под его сжатыми губами и затем ответили на поцелуй. Ага, она начинала отвечать на его невысказанные вопросы. Он отвел назад волосы с одной стороны ее лица и пробежал костяшкой пальца другой руки вдоль линии ее подбородка, над губами, вдоль ее носа.
— Любовь моя, — сказал он, снова накрывая ее губы своими, — вы незамедлительно должны сказать мне, если я причиню вам боль или неудобство.
Однако она снова прижалась своими губами к его, и ее руки сначала оказались на его плечах, а затем обвились вокруг шеи. Он почувствовал, как пальцы одной из ее рук запутались в его волосах. Значит, она желала его. Она не собиралась просто терпеть из чувства долга или для того, чтобы сделать их брак более настоящим. Она сама хотела этого. В ее сдержанных и неопытных объятиях чувствовалось нетерпение.
Значит, так тому и быть. Он даст ей то, чего она хочет. Он был перед ней в долгу.
Он поднялся на ноги и, сняв парчовый халат, увидел, как ее глаза заскользили по его телу, покрытому только ночной рубашкой. Боже, в ее глазах был жар. Вожделение. С долей облегчения он почувствовал зачатки возбуждения. Было что-то слегка эротическое в том, что его желали, в то время как сам он желания не испытывал. Он откинул простыни, задул единственную свечу, стоявшую на прикроватном столике, и лег рядом с ней.
— Любовь моя, — прошептал он ей, скользнув одной рукой под нее и склоняясь над ней, чтобы опять найти ее губы. Он приоткрыл свои губы, размышляя, как она станет реагировать. Но она почти незамедлительно последовала его примеру, и ее рот приоткрылся под дразнящими прикосновениями его губ. Она была теплой и влажной. И была хороша на вкус. И хорошо пахла. Ее волосы и ее кожа источали чистый запах мыла. Он ощущал, как ее руки исследовали мускулы его спины и плеч.
— Фредди, — произнесла она, когда он переместился, чтобы поцеловать ее глаза, виски и шею. Ее голос был низким и хриплым.
В конце концов, подумал он, заняться с ней любовью будет легко. Он была неопытна, но не была робкой. Он лишь надеялся, что вес его тела не причинит ей вреда, когда придет время опуститься на нее. Он легко провел рукой слегка вниз по ее боку. Она была так стройна. Он обнял ее за талию и перевернул на бок лицом к себе. Стройная, теплая и удивительно податливая. И лучше, чем он думал. Странно, однако, что он этого не заметил. Возможно, потому что он никогда в действительности не смотрел на нее как на женщину, как на объект сексуального вожделения.
Его рука проверила то ощущение, которое дала ему его грудь. Ее груди не были большими, но они были крепкими и хорошей формы. Он погладил их через тонкий хлопок ее ночной рубашки и остановил большой палец напротив одной твердеющей вершинки.
— Ммм, — сказал он, снова находя ее рот своим, на сей раз губы у обоих были приоткрытыми. Он лизнул ее губы и легко провел языком по чувствительной внутренней стороне ее верхней губы.
— Великолепно. — Наконец он полностью возбудился. Как оказалось, это было возможно. И даже совсем нетрудно. Он был бесконечно благодарен за это. Ее губы, руки и тело сказали ему, что она хотела наслаждения. Он был доволен, что сможет ей его дать.
Он опустил руку вниз, схватился за подол ее длинной ночной рубашки и поднял его. Он намеревался поднять его только до ее бедер, но с ее стороны не было ни сопротивления, ни попытки избежать этого. Он поднял рубашку до ее талии, до грудей, затем он подняла руки, и он снял ее полностью и отбросил в сторону от кровати. А потом к его удивлению — пожалуй, даже приятному — он почувствовал, как ее руки тянут за его ночную рубашку. Он помог ей, и его рубашка присоединилась к ее ночной рубашке где-то на полу.
Ее ноги были тонкими, как и ее тело, и руки. Пытливой рукой он ощутил ее ребра, но ее кожа была теплой и шелковистой. Ее груди налились от желания. Ее поцелуй был требовательным, и он подчинился, накрыв ее губы своими, усилив нажим и скользнув языком внутрь. Одна из ее ладоней была распростерта по его груди. Другая двигалась по его спине, нажимая на мускулы и спускаясь даже вниз к его ягодицам.
Пора, подумал он. Она была готова, и он так или иначе заставил себя желать ее. Вероятно, потому что он чувствовал жалость к ней и благодарность за то, что она, сама не подозревая, сделала для него. Но независимо от того, что это было, он тоже был готов. Готов подарить ей удовольствие. И боялся причинить ей боль. Она казалась такой хрупкой, такой тонкой, когда снова перевернул ее на спину и разместился над ней.
— Любовь моя, — прошептал он ей в губы, — я не хочу причинить вам боль. Но боюсь, что через мгновение мне придется это сделать. Это будет недолго. Всего мгновение. Я не слишком тяжелый для вас?
Он мог овладеть ею так, чтобы она была сверху, но она бы не смогла опуститься над ним на колени.
— Нет, — прошептала она. — Нет, Фредди.
Она тихо застонала, когда он расположился у входа в ее тело и начал медленно проталкиваться внутрь.
Маленькая. Теплая. Девственная. Нехоженая дорожка. И наконец преграда. Он не хотел причинять ей боль. Он слегка толкнулся вперед, когда инстинктивно ему хотелось сделать рывок. А затем преграда подалась, и в тот же самый момент она еле слышно всхлипнула, а он полностью погрузился во влажный жар. В женщину. Она была такой же женщиной, как наиболее чувственная куртизанка из его опыта, подумал он в некотором изумлении.
Он боялся, что его вес слишком давил на нее. Он боялся, что ее ноги будут причинять ей боль, будучи широко раздвинутыми его собственными. Он приподнялся на локтях и посмотрел на нее. Ее глаза были закрыты, рот полуоткрыт. Боже, подумал он, ей это нравилось. Казалось, она была близка к экстазу. Он ощутил абсолютно неожиданный прилив нежности по отношению к ней. Она открыла глаза. Они выглядели огромными и мечтательными в полумраке комнаты.
— Я делаю вам больно, любовь моя? — спросил он.
Она покачала головой и положила руки ему на плечи, снова притянув его к себе.
Так что он просто начал двигаться в ней, медленно отступая и толкаясь вперед до тех пор, пока не удостоверился, что она не чувствовала никакой боли, а затем доставляя ей удовольствие в решительном, равномерном ритме. Он вдруг понял, что делал кое-что, чего он никогда не делал прежде. В течение нескольких лет, с тех пор, как он приобрел некоторое мастерство, он гордился тем, что доставлял своим женщинам такое же удовольствие, как и себе самому. Но он никогда не заботился об удовлетворении женщины больше, чем о своем собственном. До этого момента. На этот раз это было не для его удовольствия. Ему бы больше понравилось скрепить их брачные отношения одним быстрым толчком внутрь и немедленным семяизвержением.
Он старался подарить удовольствие своей молодой жене, поглаживая ее, пока она не расслабилась и не задвигалась в его ритме, с умением, приобретенным долгой практикой, медленно наращивая темп и глубину проникновения, чтобы привести ее к кульминационному моменту. Он передвинул руки на ее ягодицы и, удерживая ее неподвижно, входил резко и глубоко, а затем замирал — один, два, три раза, прежде чем она содрогнулась, издав продолжительный, удовлетворенный вздох. Он продолжал оставаться в ней, пока она снова полностью не расслабилась, а затем стремительно довел дело до конца, вышел из нее и лег рядом с ней.
Он повернула голову и прижалась щекой к его плечу. Он мог видеть, что ее глаза были закрыты. На ее губах была полуулыбка. Улыбка женщины, которая только что наслаждалась хорошим сексом. Он привык видеть ее на лицах куртизанок и шлюх, которых он часто брал в свою постель. Было что-то удивительно волнующее в том, что он увидел ее на лице этой женщины. Его жены. Она была такой же женщиной, как и они, снова подумал он. Не ее вина, что она выглядела менее привлекательной. Однако под простынями она странным образом была не намного менее желанна, чем они. И она была лестно пылкой.
— Ну вот, — произнес он негромко ей на ухо. Он нежно поцеловал ее в щеку и в губы. — Теперь вы являетесь во всех отношениях миссис Фредерик Салливан, Клара. На всю жизнь. Есть какие-нибудь сожаления?
Ее глаза распахнулись.
— Нет, Фредди, — сказала она. — Никаких. А у вас?
Он снова ее поцеловал.
— Я люблю вас, дорогая, — сказал он. Он хотел, чтобы эти слова были правдой. Он постарался вложить в них столько нужного смысла, сколько смог. Он хотел, чтобы она была счастливой. Он решил, что сделает ее счастье одной из целей своей жизни.
Она снова закрыла глаза, издала горловой звук, очень напоминавший мурлыканье, и уснула. Он заметил, что она не ответила на его слова.
Он не вернулся обратно в свою комнату. Это была ее первая мысль, когда Клара проснулась. Она боялась, что он уйдет. Она ожидала, что он уйдет. Насколько она знала, большинство мужей и жен спали в отдельных комнатах. Но он все еще был рядом с ней. Он не обнимал ее, но ее щека была удобно прижата к его плечу, и она касалась его всем своим телом. Все это теплое и мужественное великолепие находилось рядом с ней.
Обнаженное великолепие. Она вдруг вспомнила, как они раздевали друг друга, потрясение и изумление от ощущения его крепкого, обнаженного тела под ее руками и прижимающегося к ее также обнаженному телу. Удивительно, но не было ни страха, ни смущения. Только ликование от его мускулистой силы и доводящее почти до обморока желание принадлежать ему.
В те минуты она почти могла поверить, что она любила его, что желание, которое она испытывала, желание, вызываемое его прикосновением, относилось к самому Фредди, а не только к его телу. Она даже много раз шептала его имя. И на самом деле, думала она сейчас в свою защиту, то, что она чувствовала, не было чисто плотским. Все то время, когда новые незнакомые и горячечные удовольствия охватывали ее тело, она осознавала, что она делала все это с Фредди. Не просто с каким-то мужчиной, а с Фредди. С великолепным телом Фредди.
Не с самим Фредди, а только с его телом? Клара повернула голову так, что ее губы оказались против его плеча, и ее нос тоже. От него хорошо пахло, немного мылом, немного потом. Но в последнем запахе ничего неприятного не было. Он был мужским и мужественным. Это напомнило ей о том, как этот пот появился.
Несомненно, было нечто постыдное в том, чтобы любить мужское тело, но не человека внутри него. Должно быть, так мужчины относились к шлюхам. Неужели в ее чувствах к мужу не было ничего большего? Она презирала его за то, что женился на ней из-за денег и притворялся, что причины были иными. Ей хотелось, чтобы он не называл ее постоянно своей любовью или дорогой и не говорил, что любит ее.
И все же на самом деле, думала Клара, она не совсем презирала его. Раньше она чувствовала к нему благодарность. И некоторую нежность; хоть она и была неискушенной, она знала, что все могло быть по-другому. Она знала, что он намеренно потратил время, чтобы доставить ей удовольствие. Она знала, что он был терпелив с ней. Он был не обязан это делать. Она этого не ждала. Она ожидала, что ей придется урывать частички удовольствия всеми доступными ей способами.
Он ей его подарил. Возможно, как определенного рода свадебный подарок. И это был действительно чудесный подарок. Она думала, что удовольствие придет к ней от простого прикосновения его тела. Иметь эту красоту и эту силу рядом с собой, внутри себя — казалось ей вершиной всего того, что было чудесным. Она не ожидала, что удовольствие подействует на ее собственное тело, заставляя его болеть, пульсировать, возбуждаться и томиться. Она не ожидала удивительного потока умиротворения и чистой радости, который захватил ее в конце. Ну, или почти в конце. Было нечто немного большее к нему. Она почувствовала теплое извержение его семени после того, как она расслабилась, почти теряя сознание от счастья.
Он спросил ее, не сожалеет ли она. Нет, она не сожалела. Помоги ей Бог, но ради этого она могла бы жить. Она чувствовала себя женщиной, теплой, желанной и красивой. Глупая мысль. Конечно, это долго не продлится. Его умение было очевидным даже для такой неопытной особы, как она. Было невозможно представить, что она сможет удовлетворять его всю оставшуюся жизнь. Она решительно выкинула из головы возможность, что он мог бы посчитать их соединение даже неприятным для себя. Конечно, ей придется делить его с другими женщинами. Со множеством других женщин. Она не должна позволить этой мысли причинять ей боль. В конце концов, она не любила его.
Нет, она не сожалела. Если время от времени ей будут предстоять подобные ночи, тогда она будет более или менее довольна своей жизнью, как это было всегда. Теперь было слишком поздно мечтать о любви. И всегда было поздно. Она не относилась к типу женщин, способных вызвать любовь мужчины, а обстоятельства ее жизни были таковы, что она не могла надеяться найти даже удовлетворительные отношения.
А эти были удовлетворительными. Это все, что ей было нужно.
— Не можете заснуть, любовь моя? — Она вздрогнула от звука его голоса. Она не знала, что он проснулся. — Будет ли вам удобнее, если я вернусь в свою комнату? Боюсь, я здесь уснул.
— Я только что проснулась, — сказала она, — и мне очень удобно, спасибо, Фредди.
Он повернулся на бок, подложил руку под ее голову и поцеловал в губы. Она и не подозревала, что при поцелуях мужчины и женщины губы могут быть раскрыты. Ей нравилось это ощущение. Оно было… интимным.
— Вам больно? — спросил он.
Она вдруг поняла, о чем он спрашивает. Да, ей было довольно-таки больно. Но теперь, когда он заговорил об этом, эта пульсация показалась ей очень приятной.
— Нет, — ответила она.
И тогда его рука оказалась там, заставив ее на миг замереть от потрясения. Но он снова прижался губами к ее губам, осторожно лаская ее рукой. Его пальцы легко поглаживали ее, кружили вокруг особо чувствительных мест, раздвигали, исследовали.
— Вам это нравится, дорогая? — прошептал он ей в губы.
— Да. — Она снова чувствовала, что близка к обмороку.
— Нет боли?
Там где находились его пальцы, была ноющая боль. Боль также была в ее грудях и в горле. И в ее губах.
— Нет. — Она провела ладонью по его руке, от запястья до плеча. Она была покрыта тонкими волосками и очень твердыми мускулами. — Фредди.
Она не ожидала, что он сделает это снова. Она и не мечтала об этом. Это казалось ей слишком важным действом, чтобы совершать его более одного раза за ночь. Но он снова опустился на нее и вновь оказался в ней. Ей было действительно больно. Очень больно. Он причинял ей достаточно боли, чтобы заставить ее прикусить губу. Но страсть была сильнее этой боли, и ее волны сотрясали все ее тело, почти оглушая ее. Облегчение пришло почти незамедлительно — и большей его части он добился именно своей рукой. Как и раньше, он подождал, пока она перестанет дрожать и расслабится, а затем продолжил то, чем занимался до этого, глубоко входя, потом немного выходя и снова погружаясь в нее. Она неподвижно лежала и наслаждалась, несмотря на боль. На этот раз она оставила его далеко позади. Этими несколькими минутами можно было просто насладиться.
Это был Фредди, говорила она себе, в то время как он двигался, а она наслаждалась. Ее руки тепло обнимали его. Это тот красивый, очаровательный шалопай, на которого она именно из-за этих его качеств и обратила внимание еще тогда, в их первую встречу в зале торжеств, когда он был ей представлен. Это он занимался с ней любовью в обмен на двадцать тысяч фунтов приданого. Ей было интересно, не сожалел ли он о своем решении, не находил ли перспективу до конца жизни быть ее мужем невыносимой.
Тем не менее, думала она, он был не обязан оставаться в ее постели после выполнения брачных обязанностей. И ему не обязательно было делать это снова.
Она прижалась щекой к его плечу, когда он вздохнул и затих. Возможно, думала она, они могли бы друг другу понравиться, если оба пожелают этого. Во всяком случае, достаточно для того, чтобы он не чувствовал себя загнанным в ловушку тем, к чему его вынудили долги. И достаточно для того, что она не чувствовала себя такой распутной и виноватой за испытываемое вожделение к его красоте, здоровью и силе.
Он приподнялся над ней и снова лег рядом с ней, но на этот раз одной рукой обнимая ее. Он поцеловал ее, уютно прижал ее к себе и натянул одеяло на ее обнаженные плечи. В этот раз он ничего не сказал, а почти сразу заснул.
Она была довольна, что он не повторил, что любит ее.
Она была рада, что он все-таки не вернулся в свою комнату.
С сонным удовлетворением она вздохнула.
Лорд и леди Беллами приехали рано утром, до завтрака, чтобы увидеть сына и сноху до их отъезда в Кент. Они сели завтракать, так что у молодоженов не было случая поговорить наедине. У его жены был хороший вкус в одежде, думал Фредерик. По крайней мере, это он мог сказать в ее пользу. Ее бледно-голубое дорожное платье выглядело элегантным и было ей к лицу.
Его мать с любопытством следила за ним и Кларой в течение всего завтрака. Пытаясь определить, сделано ли дело, догадался Фредерик. Он сам посмотрел на Клару. Было ли это очевидным? Был ли легкий румянец на ее щеках, или это был просто отсвет от оставшихся со вчерашнего дня цветов, украшавших стол? Был ли блеск в ее глазах, или это ему показалось? Она говорила об Эбури-Корте, поместье, которое ее отец купил, вернувшись из Индии, и о доме, который он построил там, чтобы заменить обветшавший дворец эпохи Тюдоров, доведенный предыдущими владельцами до разрушения.
И было ли что-нибудь на его лице, что могла увидеть мать, размышлял Фредерик, но это казалось ему маловероятным, поскольку он с некоторой регулярностью спал с женщинами на протяжении последних семи или восьми лет.
Однако его мать ухитрилась отвести его в сторону после завтрака, пока его отец задавал Кларе вопросы об Индии.
— Фредди, — сказала баронесса, беря сына под руку и пожимая ее, — все будет хорошо, как я и говорила не раз твоему отцу с тех пор, как ты впервые сообщил нам об этом. Меня не волнует правда об этих глупых долгах — и я надеюсь, на этот раз ты усвоил урок, дорогой. Меня также не волнует, что милая Клара не совсем тот тип красавицы, который, как я ожидала, ты выберешь, или что она не может ходить. Я увидела этим утром, что вы испытываете чувства друг к другу, а это все, что в конечном счете имеет значение. Ты ведь испытываешь к ней чувства, Фредди?
Он похлопал мать по руке.
— Я люблю ее, мама, — сказал он.
Она вздохнула.
— Я все-таки рада, что ты не женился на Джулии, — сказала она. — Я знаю, что вы всегда любили друг друга, но я всегда думала, что вы больше сестра и брат, нежели нечто иное. Ты же не был разочарован, когда вместо тебя она выбрала Дэниела, милый?
— Если это и было, мама, — сказал он, — то оно скоро было позабыто. Если бы я женился на Джули, я бы никогда не встретил Клару и не влюбился бы в нее, верно?
— Истинная правда, — сказала она. — А Джулия кажется очень счастливой с Дэниелом. И он с ней, хотя никто этого не ожидал. Казалось, она никогда ему особо не нравилась, пока она не удивила нас, объявив об их помолвке. Хотя на самом деле именно он объявил об этом, потому что милая Джулия бормотала что-то, чего никто не услышал.
Вероятно, он был единственным, кого это сообщение не застигло врасплох, подумал Фредерик. Он ожидал этого, поэтому и сделал то, что сделал. Но он не хотел думать об этом.
Его отца было не так легко обмануть, как мать.
— Что ж, Фредди, — сказал он, протягивая руку сыну, пока баронесса долго прощалась с Кларой, — остается посмотреть, во что ты превратишь этот брак. Физический недостаток твоей жены затруднит твою жизнь, а твоя причина женитьбы на ней и подавно. Но она здравомыслящая женщина благородного происхождения, сын, и, вероятно, достойна лучшего, чем то, что получает. Если только ты не удивишь меня. Я, надеюсь, ты меня удивишь.
Фредерик подал отцу руку и посмотрел ему в глаза.
— Я люблю ее, папа, — сказал он. И почти поверил в свои собственные слова. Она хотела его прошлой ночью, оба раза, и он чувствовал определенную нежность к ней, посвящая ей всего себя. Она его жена. Он позаботится о ней. Его раздражало даже предположение, что он этого не сделает. — Я позабочусь о том, чтобы когда-нибудь стать достойным ее. Вот увидишь.
Отец сердечно пожал ему руку.
— Вам пора, — сказал он. — Твоя мать будет поливать твою жену слезами до самого полудня, если ты ей позволишь. — Отец и сын обменялись заговорщической усмешкой.
Фредерик вынес жену к ожидающей карете, и они отправились в путь, сопровождаемые еще одной каретой, в которой находился багаж, а также сидели ее горничная, слуга и его камердинер. Клара со слезами на глазах махала рукой баронессе, у которой слезы бежали по щекам.
— Они так добры, — сказала Клара, с улыбкой поворачиваясь к мужу. — Почти такое чувство, словно у меня снова есть родители, Фредди.
— Так и есть, — сказал он, беря ее за руку. — Они оба, похоже, согласны, что я отлично справился без посторонней помощи. И что мне очень повезло. Вы скучаете по своим родителям, любовь моя?
Она кивнула.
— Особенно вчера, — сказала она. — И возможно, этим утром. Я бы хотела, чтобы папа был там.
— Расскажите мне о нем, — сказал он.
Они не испытывали недостатка в темах для разговора до конца долгой поездки в Кент. Это обстоятельство удивило Фредерика. Он никогда особо не разговаривал с женщинами, так как у него всегда находилось для них одно-единственное достойное применение, не имеющее никого отношения к разговорам. Естественно, он не ожидал, что он сможет беседовать с очень тихой, респектабельной и, безусловно, скучной мисс Кларой Данфорд. Миссис Кларой Салливан, мысленно поправил он себя. Но оказалось, что ей нравится говорить о своем отце и своей жизни в Индии, а потом в Англии. И ей нравилось слушать рассказы о его семье — тетях, дядях и кузенах, которые всегда собирались летом в Примроуз-Парке, доме его дяди, графа Биконсвуда. Покойного графа, конечно. Несколько месяцев назад титул унаследовал Дэн.
Фредерик никак не ожидал, что его жене понравится его юмор. Но она наслаждалась им и прошлым вечером и теперь, во время их поездки. Она часто хихикала и громко смеялась вместе с ним над его рассказами о детских проказах — обычно с участием его самого и Дэна.
— Я не знала, что вы из такой большой семьи, — сказала она. — Я думала, она состоит только из вас, ваших родителей и Лесли. Должно быть, чудесно быть частью большой, дружной семьи. — Ее тон был задумчивым.
— Они теперь и ваша семья, любовь моя, — сказал он ей, поднимая ее руку к своим губам. — Вы будете принимать участие в следующей встрече.
Он задумался, сохранят ли Дэн и Джули традицию приглашать всех на лето. Примроуз-Парк на самом деле принадлежал теперь Джули. Мать Фредерика рассказала, что Дэн подарил ей его в качестве свадебного подарка. Но даже если традиция сохранится и все будут продолжать ездить туда, он не сможет к ним присоединиться. Даже если ему никогда больше не пришлось бы смотреть в глаза этим двоим, чувства его вины это не умерит. Очень печально. Своим ужасно глупым поступком, он отрезал себя от своего прошлого и от двух своих самых лучших друзей.
— Что случилось? — спросила Клара, пристально взглянув ему в глаза.
— Ничего, — ответил он. — Я просто вспомнил, что несколько месяцев назад мой дядя умер. Видишь ли, он был довольно необычным человеком. Он указал в своем завещании, чтобы мы все немедленно перестали его оплакивать.
— Необходимость носить черное целый год угнетает, — сказала она. — Я бы предпочла вспоминать папу в собственных мыслях, чем быть вынужденной поминать его таким отвратительным способом. Я ненавижу черный цвет. Вам повезло, Фредди.
Пожалуй, он удивил их обоих, склонившись над сиденьем и поцеловав ее в губы. Ему действительно повезло. Он мог бы сейчас ехать с холодной и угрюмой незнакомкой.
— Я люблю вас, — сказал он.
Она слегка улыбнулась и повернулась к окну.
Это была приятное путешествие, его утомительность облегчалась беседой, заполнявшей большую часть времени. На немногочисленных остановках Фредерик сам выносил жену из кареты и заносил обратно, отвергая помощь ее слуги. Она была легкой как перышко.
— Кроме того, — прошептал он ей на ухо на первой остановке, после того как отослал слугу, — это дает мне предлог быть ближе к вам на людях, Клара. Большинство мужчин не посмеют прикоснуться в подобном месте ни к чему, кроме кончиков пальцев или локтя леди, даже если они женаты на ней.
Обняв его за шею, она посмотрела на него и рассмеялась.
— Какие глупости вы иногда говорите, Фредди, — сказала она. — Вы когда-нибудь бываете серьезным?
— Иногда, — ответил он, глядя ей глаза тем пристальным взглядом, от которого, как он знал, обычно женщины таяли. — Особенно, когда я занимаюсь делами, которые не требуют слов.
В ее глазах появилось понимание, и она залилась румянцем от смущения.
— Опустите меня, — сказала она. — Вы стоите перед этим стулом уже целых две минуты, Фредди. Опустите меня.
Он тихо засмеялся, подержав ее на руках еще несколько мгновений, прежде чем посадить на стул, повернулся к хозяину трактира и заказал чай.