Сразу по прибытии в Лондон Фредерик вновь окунулся в пороки столичной жизни, продолжив свою прежнюю жизнь с того места, на котором остановился. Вот только такая жизнь потеряла часть своего блеска. Что-то ушло, но что именно он не понимал. Теперь, размышлял он, у него был весьма внушительный городской дом вместо привычных тесных холостяцких апартаментов. И все же дом лишь добавлял комфорта. Дело было в том, что стоял конец лета, а в это время года город был не самым популярным местом у знати. Но ведь он всегда проводил большую часть своего времени в Лондоне, независимо от сезона. И прежде он никогда не придавал этому значения.
Он, как и прежде, стал активным участником различных пари. Тем более что он открыл для себя интересные карточные игры — в клубах и в частных домах. Интересной для Фредерика была та игра, где были высокие ставки. Он переспал с несколькими доступными дамами из высшего общества и с куда большим количеством сговорчивых куртизанок. Он даже повадился один-два раза в неделю посещать весьма популярный и респектабельный бордель, отказавшись от идеи завести постоянную любовницу после того, как провел вторую ночь с одной особенно соблазнительной куртизанкой и обнаружил, что той хочется поговорить. Как будто вторая совместно проведенная ночь давала ей право лезть к нему в душу. Последнее, чего он хотел от женщин, — это беседа.
Волшебство пропало. Оно ускользало от Фредерика, несмотря на его отчаянные попытки наложить одно удовольствие на другое. Он проигрывал за карточными столами и в книгах пари. Не критично. Иногда он выигрывал, иногда проигрывал — как и должно было быть с опытным игроком. Но проигрыши были больше и чаще, чем победы. Через несколько недель он с тревогой осознал, что задолжал значительную сумму.
Но поводов для паники не было. Его доход теперь был достаточно высок, чтобы покрыть ущерб.
Чтобы заполнить пустоту, которую ему приносила череда дней и ночей, он начал пить. Но не слишком много. Он знал свою норму и никогда не выходил за ее пределы. Так было с тех самых пор, как в возрасте восемнадцати лет после пьяной оргии Фредерику несколько дней было плохо и хотелось умереть. Он извлек урок. И с тех пор решил не пить больше двух бокалов за вечер. Принимая во внимание его невоздержанность в других вещах, было удивительно, что он до сих пор придерживался этого правила. До настоящего времени. Он начал каждую ночь пропускать по три-четыре бокала, они поднимали ему настроение, но их было недостаточно, чтобы он мог опьянеть. Однако Фредерик начал частенько просыпаться по утрам в чужих постелях, окутанный навязчивым запахом духов, с головной болью и гадким привкусом во рту.
Он почти постоянно думал о Кларе. Он совершил постыдный поступок, а она узнала об этом и бросила ему это в лицо именно в тот момент, когда он ставил себя в глупое положение, уверяя ее в своей любви и почти поверив в это сам. Он ненавидел ее и очень жалел, что сделал такой безумный шаг и женился на ней. Долговая тюрьма была бы лучшим выходом. Все равно его отец не позволил бы Фредерику долго там томиться. Хотя долговая тюрьма была также лучше, чем печаль отца.
Он больше не хотел видеть свою жену. И избегал бы ее, если бы это было возможно. Ему придется придумать после Рождества какое-нибудь объяснение для матери. Ему не требовалось смотреть в глаза Клары и видеть в них презрение. Для подобных целей у него было зеркало.
И все же он волновался за нее. Он чувствовал непреходящую скуку и одиночество ее жизни и чуть ли не лопался от гнева на ее отца, который практически задушил ее своей любовью и сделал ее жизнь невыносимо унылой. Она получала большее удовольствие от их коротких прогулок, чем любая другая женщина наслаждалась бы путешествием по самым веселым европейским столицам. Ей больше нравилось сидеть или лежать на траве около беседки, и она не стала бы счастливее, уложи он ее на кровать, усыпанную драгоценными камнями. А ее открытый четырехместный экипаж, как она писала ему, был самым замечательным из подарков, которые ей когда-либо дарили.
Ей были нужны воздух, солнце и дружеское общение. Для компании у нее была Гарриет Поуп и множество внимательных соседей. Он начал писать ей, настаивая на том, чтобы она дышала свежим воздухом и почаще находилась на солнце. Читая ее еженедельные ответы, он с удовлетворением отмечал, что она слушалась его. Слушалась! Такая женщина, как Клара, повиновалась такому, как он? Просто он был ее мужем. Своего отца она тоже всегда слушалась, и он поместил ее в тепличные условия. Ее письма всегда были короткими и официальными. Фредерик искал в них хоть что-нибудь, что отдаленно напоминало бы личное, но тщетно за исключением, пожалуй, замечания о ландо.
Он старался не думать о ней. У каждого из них была своя жизнь, к счастью, отдельно друг от друга. Он получил деньги, в которых так отчаянно нуждался, а она — респектабельность, как того и хотела. Теперь они друг другу ничего не были должны.
Лорд Арчибальд Винни вернулся в Лондон в конце сентября и на следующий день после прибытия нанес визит другу.
— Фредди, мальчик мой, ты преуспеваешь, — медленно протянул он; иногда ему нравилось говорить таким тоном. Он обвел глазами салон, поднеся к глазу монокль. — Женитьба на богатой невесте оправдала себя, как я погляжу.
— Дом — свадебный подарок моего отца, — ответил Фредерик.
Лорд Арчибальд хохотнул и изящно опустился в кресло.
— И как себя чувствует счастливый новобрачный, — спросил он, — живя вдалеке от милой женушки? Семейное счастье оказалось слишком сладким?
— У меня дела в городе, — сказал Фредерик. — А Кларе более комфортно за городом.
Его друг запрокинул голову и рассмеялся.
— Дела? — переспросил он. — Зарабатываешь деньги, старина, так?
— Иногда мне сопутствовала удача, — ответил Фредди.
Он обнаружил, что изучающий монокль лорда Арчибальда задержался на нем.
— Подобные слова всегда подразумевают, что ей сопутствовал немалый проигрыш, — сказал он. — Это еще один случай, когда пригождается богатая жена, Фредди. Я тебе завидую.
Лорд Арчибальд был богатым, как Крез, и к тому же являлся наследником герцога. По слухам, его дед уже в течение года или больше находился при смерти.
Фредерик налил другу бренди, а себе — стакан воды.
— Ага, молчание, — сказал лорд Арчибальд, подняв стакан с бренди к глазам, прежде чем отпить из него. — Фредди, мальчик мой, неужели мои комментарии бестактны? Ты считаешь себя женатым человеком?
— Я и есть женатый человек, — ответил Фредерик.
— Тогда я не скажу на эту тему больше ни слова, — ответил его друг. — У тебя что-то было с ее обворожительной компаньонкой?
— Было? С мисс Поуп? — Фредерик нахмурился. — Конечно, нет, Арчи. За кого ты меня принимаешь?
Монокль снова был направлен на него.
— Ты мне сказки тут не рассказывай! — сказал лорд Арчибальд, — Женатый человек. Не говори меня, что вел монашескую жизнь с момента возвращения в Лондон, Фредди. Сама мысль об этом ужасна и мучительна. — Он содрогнулся.
Фредерик впервые с начала беседы ухмыльнулся.
— Не совсем, — ответил он. — Ты уже пробовал девочек из борделя мадам Аннет, Арчи? Они нечто особенное.
— Ты должен порекомендовать мне самую прекрасную и восхитительную, — ответил его друг. — Когда я испробую ее прелести, тогда и посмотрим, соглашусь ли я с тобой.
Они продолжили дружеское общение, и лорд Арчибальд сдержал свое слово, больше не упоминая о браке. Однако Фредерик был раздражен. Его друг, похоже, был абсолютно уверен, что в браке Фредерика не было ничего такого, что могло удержать его дома. Это было скрытое и, вероятно, непреднамеренное оскорбление в адрес Клары.
Ему не нравилось, когда ее оскорбляли, косвенно или нет. Она заслуживала большего, чем то, что получила. Гораздо большего.
Однажды ночью, когда ему улыбнулась удача, он напился, но даже удовольствие от того, что он выиграл небольшое состояние, не принесло ему особой радости. Он закатил пьяный дебош и под конец так напился, что его пришлось нести домой. Фредерик даже не знал до середины следующего дня, что проиграл весь свой выигрыш и даже больше. Весь день он чувствовал себя настолько омерзительно, что вечером напился снова. И на следующий день тоже. Фредди обнаружил, что единственный способ почувствовать себя хоть немного лучше — это продолжать пить. В итоге он допился до полного забвения.
Затем последовали три дня в аду, а за ними — такая глубокая депрессия, что ему казалось бессмысленным поутру поднимать себя с постели. Мысль о выпивке, картах — или женщинах — вызывала тошноту. Казалось, в этой жизни больше не осталось никакой радости.
В один промозглый серый день, полностью соответствующий настроению Фредди, лорд Арчибальд вытащил его на прогулку в парк. Больше там практически никого не было.
— Все остальные достаточно умны, чтобы оставаться дома возле камина, — проворчал он.
— Проблемы с браком, Фредди? — помолчав минуту или две, справился у него друг с ноткой непривычного сочувствия в голосе. — Ты сожалеешь о нем?
Фредерик коротко рассмеялся.
— А ты не можешь притвориться, что его просто не существует? — спросил Арчи.
— Он существует, — ответил Фредерик. — Предупреждаю, Арчи, ни слова о моей жене. Я не в том настроении, и могу ответить только при помощи кулаков.
— Хм, — произнес Арчибальд. — Он существует, но не существует. Возможно, если его нельзя игнорировать, Фредди, мой мальчик, ему надо противостоять. Разве это не единственная альтернатива?
— С каких это пор ты превратился в мудреца и советника? — спросил Фредерик?
Его друг поднес к глазу монокль и наблюдал за приближавшейся к ним красивой застенчивой служанкой, гулявшей с собакой. Он одобрительно поджал губы и коснулся своей шляпы, хотя она всего лишь раз коротко взглянула в их сторону.
— С тех пор как я почувствовал желание снова увидеть одну маленькую белокурую компаньонку, — сказал он. — Если ты решишь посетить Кент, Фредди, я поеду с тобой. В качестве моральной поддержки.
— Не хватает еще, — ответил Фредерик, — чтобы какой-то развратный аристократ обольстил компаньонку моей жены под самым моим носом. Она добродетельная женщина, если ты еще не понял, Арчи, и не слишком высокого мнения о людях нашего класса.
— Тем лучше, — ответил его друг. — Удовольствие от постельных утех с на все согласными распутными девицами иногда надоедает, Фредди. Конечно, это не значит, что следует укладывать в постель несогласных. Однако есть определенный вызов в том, чтобы ослабить добродетель и смягчить сопротивление. Так ты поедешь в Кент?
— Нет.
— Жаль. — Его друг вздохнул и направил свое внимание и монокль на приближавшуюся издалека наездницу, за которой на некотором расстоянии следовал грум. — Красавица или нет, как ты думаешь, Фредди? Пять фунтов на то, что она красавица.
— Принято, — сказал Фредди. — Ставлю пять фунтов на то, что она некрасивая. Кто нас рассудит?
— Честность, — ответил Арчи. — Я не стану притворяться, что вижу красоту, если ты тоже не будешь притворяться, что видишь уродство.
Фредерик проиграл пять фунтов, а лорд Арчибальд получил хмурый взгляд от пожилого грума за то, что коснулся своей шляпы и слишком долго удерживал глазами взгляд девушки.
Нет, подумал Фредерик, он не станет возвращаться в Эбури-Корт. У него не было причин ехать туда. Он не желал снова встречаться с Кларой. И она, конечно, не захочет его видеть. И как бы он повел бы себя, если бы поехал? Как деспотичный муж? Кающийся муж? Фредди поморщился от этой мысли. Как очаровательный муж? Она уже раскусила, что крылось за его очарованием. Он больше не мог с ней притворяться. Нет, он не собирался туда ехать.
И все же в последующие дни слова друга продолжали его преследовать. Похоже, он не мог игнорировать свой брак. Действительно ли в этом случае единственной альтернативой было принять сложившуюся ситуацию? Кроме того, еще кое-что настойчиво не давало ему покоя. Имя. Доктор Грэм. Врач, бывший другом сэра Дугласа Данфорда, который приезжал в Эбури-Корт, чтобы обследовать Клару. И который уехал после громкой ссоры.
Фредерик никогда не слышал о докторе Грэме. Но он вообще не слишком часто обращался к врачам. Когда он навел справки, то довольно быстро выяснил, что доктор Генри Грэм был одним из самых известных и дорогих врачей Лондона. Но, естественно, сэра Дугласа Данфорда мог устроить только самый лучший врач. Фредерик договорился с ним о встрече в его приемной.
Доктор Грэм поначалу отказывался обсуждать бывшую пациентку с чужим человеком.
— Я должен был сразу объяснить, — сказал Фредерик. — Мисс Данфорд — теперь миссис Салливан. Моя жена.
Это, конечно, все меняло. Доктор предложил Фредерику присесть и что-нибудь выпить. Первое предложение тот принял, а от второго отказался.
— Я не слышал о том, что она вышла замуж, — сказал доктор Грэм. — Рад за нее. — Хотя его глаза, изучавшие посетителя, выдавали тот факт, что доктор не совсем был уверен в своей радости.
— Вы ведь однажды осматривали мою жену в Эбури-Корте? — спросил Фредерик. — Мне интересно, к каким выводам вы пришли.
— Это было довольно давно, — ответил доктор.
— В любом случае, — произнес Фредерик, — я бы хотел знать. Каково ее состояние?
Губы доктора гневно сжались от воспоминаний.
— Вы не знали Данфорда, — ответил он. — Он был упрямым дураком, Салливан, даже при том, что он когда-то был моим другом. Мне было жаль его дочь. Бедняжка.
— Почему? — спросил Фредди.
— Она была бледной, худенькой и слабой, — пояснил Грэм. — Она и сейчас такая же? Данфорд и дышал бы за нее, если бы мог. Все остальное он делал за нее.
— Из того, что она рассказывала, — сказал Фредерик, — я сделал вывод, что он любил ее, сэр.
— Есть определенный вид любви, который убивает, мистер Салливан, — ответил доктор. — Удивительно, как миссис Салливан еще жива. У нее должно быть очень крепкое телосложение.
— Вы хотите сказать, что с ней все в порядке? — спросил Фредди.
— Я уже несколько лет ее не видел, — ответил доктор Грэм. — Несомненно, находясь в Индии, она была больна. Полагаю, что очень серьезно. Месяцы и даже годы, которые она была вынуждена провести в постели, ослабили ее. К моменту возвращения в Англию попытка вновь поставить ее на ноги потребовала бы времени и значительных усилий и вызвала бы некоторое неудобство и даже боль. Было просто преступлением, что ее не отправили домой намного раньше, но, я думаю, Данфорд был не в силах с ней расстаться.
— Она могла бы снова ходить? — спросил Фредерик?
Доктор пожал плечами.
— Если бы захотела, — ответил он, — Если бы ее воля была достаточно сильна. Она вовсе не была парализована, мистер Салливан. Лишь сильно ослабела от того, что большую часть жизни была инвалидом.
— А сейчас? — Фредерик пристально взглянул на врача. — Сейчас она все еще могла бы ходить?
— Она еще больше лет отдала этой слабости, — ответил доктор. — Сейчас она должна быть ближе к тридцати годам, чем к двадцати.
— Ей двадцать шесть, — уточнил Фредди.
— Кто знает? — сказал доктор. — Я не могу поставить диагноз пациенту, которого не видел много лет.
— Вы навестите ее? — спросил Фредерик.
— В Эбури-Корте? — Доктор Грэм нахмурился. — Я занятой человек, мистер Салливан, и у меня не слишком радостные воспоминания об этом месте. Меня оскорбили, заявив, что я хотел убить дочь друга и причинить ей ненужную боль и страдание. Врачам не нравится выслушивать подобные вещи.
— Я привезу ее в город, — сказал Фредерик. — Вы осмотрите ее, сэр?
Доктор пожал плечами.
— Если хотите, — ответил он. — Если только вы уже не знаете, что бы вам хотелось услышать, мистер Салливан. Я смертельно устал от великосветских пациентов, желающих, чтобы я сказал им, насколько модно их слабое здоровье. В основном это дамы, ищущие повод возлежать на диванах, чтобы создавать впечатление хрупкости.
— Я хочу, чтобы вы сказали мне, что моя жена снова сможет ходить, — сказал Фредерик. — Я приму все, что вы скажете. Если не сможет, то так тому и быть. Она научилась терпеливо и храбро сносить свой недуг.
— О, да, — сказал доктор. — Я припоминаю, мистер Салливан. Я тогда думал, что жаль, что у бедной девочки не было духа воспротивиться.
— И теперь нет, — ответил Фредди. — Она была послушной дочерью, а сейчас является послушной женой, сэр. Так вы посмотрите ее?
Доктор Грэм поднялся на ноги и протянул правую руку.
— Сообщите мне, когда она будет в городе, — сказал он. — Приятно знать, что у нее есть муж, который кажется более заинтересованным ее благополучием, нежели собственным комфортом.
Фредерик не почувствовал особенной радости от подобного комплимента. Порой казалось, что вся его жизнь — один сплошной обман. Он обманывал, даже когда не пытался этого делать.
В тот же день он написал жене письмо, сообщив о своем намерении на следующей неделе вернуться в Эбури-Корт и о том, что она и ее компаньонка на следующий день после этого вернутся в город вместе с ним.
Он выглядел почти невыносимо красивым и мужественным. Конечно, она помнила, что он был красив.
Клара думала, что хорошо его запомнила, однако, ощутила нечто, похожее на потрясение вновь увидев темную глубину его глаз, локон черных волос, падающий на лоб, широкие плечи и грудную клетку, длинные ноги. У нее даже дыхание перехватило, потому что она сама с трудом верила, что с этим самым мужчиной наслаждалась близостью наяву и в своих мечтах.
Он не улыбался и был резок, но учтив. После того, как Фредерик, склонившись, поднес к губам ее руку, поклонился Гарриет и сел, взяв чашку чая, он был очарователен, но довольно официален. Он говорил о Лондоне с его мрачной осенней погодой. Рассказывал о своей поездке и несчастном случае с опрокинувшейся телегой фермера, которая вызвала у кучера почтовой кареты приступ гнева и раздражения. Это был забавный рассказ, насмешивший и Клару, и Гарриет.
Все тот же милый Фредди. Однако на сей раз он пытался не произвести впечатление, а заполнить тишину. Он ни разу не посмотрел ей в глаза, больше глядя на Гарриет. Значит, он все еще сердился на нее. Или до сих пор чувствовал стыд и смущение.
Она жалела, что не позволила Гарриет покинуть комнату, когда компаньонка увидела из окна гостиной, как приехал Фредди. Возможно, им было бы легче, будь они одни. А возможно, и нет. Кларе была невыносима мысль, что она останется с ним наедине, поэтому она упросила Гарриет остаться.
— Нам повезло, мы успели утром проехаться в ландо до того, как снова пошел дождь, — сказал она. — Мы катались почти целый час. Правда, Гарриет?
Гарриет покорно засвидетельствовала тот факт, что они катались около часа.
Клара посмотрела на Фредди, его взгляд был сосредоточен на ее губах или, возможно, подбородке.
— Рад услышать это, мадам, — сказал он.
Он не простил ее. И возвратился не потому, что хотел этого. Тогда почему?
— Вы хорошо выглядите, — сказал Фредерик.
— Да, — согласилась она. — Я прекрасно себя чувствую. — Она спрашивала себя, заметил ли он, что ее лицо округлилось и стало менее бледным. Интересно, выглядела ли она для него хоть немного привлекательнее, чем раньше. Словно это имело значение.
— Я забираю вас с собой в город для консультации с врачом, — сказал он. — С доктором Грэмом.
— С доктором Грэмом? — переспросила она. — Но я хорошо себя чувствую, Фредди. В прошлый раз все, что он смог сказать папе, это то, что мне нужен покой и меня надо ограждать от холода и перенапряжения. Не хочу, чтобы он сказал вам то же самое. Мне нравится совершать ежедневные прогулки.
— Тем не менее, — ответил Фредерик, — вы увидитесь с ним, мадам. И как можно скорее. Вы сможете ехать завтра?
— Да, конечно. Вы же написали, что мы должны быть готовы.
— Возможно, вы предпочтете поехать без меня, сэр, — заметила Гарриет. Однако Клара знала, что больше всего той хотелось поехать.
— Напротив, мисс Поуп, — сказал Фредди. — В столице моей жене будет нужно ваше общество не меньше, чем здесь.
Гарриет молча кивнула. Клара пыталась справиться с внезапно возникшим осознанием происходящего. Ну конечно. Он хотел, чтобы доктор Грэм обследовал ее, чтобы узнать, сможет ли она родить ребенка. В конце концов, однажды Фредди станет бароном, и он захочет, чтобы наследником стал его собственный сын. Возможно, она не может подарить ему наследника. Она была горько разочарована, когда обнаружила, что не забеременела после почти двух недель брачных отношений, хотя сама и не подозревала, что надеялась на это.
Клара думала, что не сможет вынести холодные слова о том, что для нее нет никакой надежды. И ей была невыносима мысль, что Фредди узнает об этом.
— Гарриет, — сказала она, — пожалуйста, дерни за сонетку. Хочу, чтобы Робин отнес меня наверх в мою комнату. Пора переодеться к обеду, конечно, если вы, Фредди, не захотите его на полчасика отложить.
Он поднялся на ноги.
— Нет, — сказал Фредерик. — Оставьте в покое звонок, мисс Поуп. — Он наклонился и поднял свою жену на руки.
Она не ожидала этого, хотя, когда он в прошлый раз был в Эбури-Корте, он всегда переносил ее с места на место сам. Она не ожидала этого и не успела приготовиться к ощущениям, вызванным соприкосновением с его руками и телом. Клара обняла его рукой за шею. Его волосы были длиннее, чем раньше. Так они выглядели еще красивее.
Поднимаясь вверх по лестнице привычным быстрым шагом, Фредерик молчал и не смотрел на Клару. Ей хотелось, как раньше, прижаться щекой к своей руке, лежавшей у него на груди, но Клара не сделала этого. Она держала голову прямо, отстраняясь от него, как обычно делала, если ее нес Робин.
Фредерик опустил ее в кресло в гардеробной и дернул за сонетку, вызывая ее горничную. Он замешкался, возможно, почувствовав, что выйти из комнаты, ничего не сказав, будет слишком грубо.
— Фредди… — начала Клара. «Добро пожаловать домой, — хотелось ей сказать. — Рада видеть вас. Простите меня. Вы же все еще не простили меня, так?» Она хотела восстановить какую-то часть покоя и непринужденности в отношениях между ними. Но правильные слова не находились.
Его взгляд на мгновение задержался на ней. Затем он наклонился, быстро и крепко поцеловал ее, не разжимая своих губ, и, не дожидаясь прихода горничной, вышел из комнаты.
Обед и последующая пара часов в гостиной, вопреки опасениям Клары, прошли с большей непринужденностью. Фредди решил быть забавным и очаровательным, что ему отлично удалось. Даже Гарриет поддалась. И все же во всем этом сильно не хватало былой душевности. Клара с некой ностальгией вспоминала неделю их медового месяца, когда он так же развлекал ее, но при этом держал ее за руку или обнимал за плечи. Были и улыбки, и поцелуи, и нежности, которые она тогда находила такими раздражающими.
Если бы только она тогда проглотила свое раздражение и промолчала. Но, возможно, это не имело бы значения. В любом случае через несколько недель Фредди устал бы ее очаровывать и уехал бы в Лондон, что он сделал и так. Вероятно, это произошло бы чуть позднее, чем случилось на самом деле. Но обязательно случилось бы. Ничего бы не изменилось. За исключением того, что тогда он, вероятно, смог бы смотреть ей в глаза и звать ее по имени.
Вечером он отнес ее в комнату и вызвал горничную. Он не сказал, придет ли к ней позже. Но она все равно не спала, ожидая его, надеясь, хоть и сомневаясь, что он придет. Испытываемое к нему желание доставляло ей ужасную боль. Она хотела, чтобы он был рядом. Хотела ощущать на себе его тяжесть, тепло его губ, глубину и близость соединения их тел.
Спустя несколько долгих и одиноких часов она заснула.
Фредерик больше часа мерил шагами комнату, затем лег, но еще час или два бодрствовал.
Она была его женой. Он имел полное право придти к ней и овладеть ею. Ведь она ни разу не отказывалась его принять. Напротив, даже в их брачную ночь она сгорала от желания. После этого ее удовольствие от их соитий только возрастало. Клара всегда достигала кульминации, даже когда он будил ее посреди ночи и она лежала по ним еще сонная и не совсем проснувшаяся.
Ей было легко доставить удовольствие, потому что она сама предвкушала его и всегда показывала лишь радость вне зависимости от того, что творили его руки и губы. Она абсолютно не страдала свойственным благовоспитанным леди неприятием сексуального возбуждения, проявления которого Фредерик ожидал от нее или любой другой своей потенциальной невесты.
Ничто не мешало ему пойти к Кларе. Он желал ее и на удивление сильно. Даже воспоминание обо всех опытных девицах, которые были у него за прошедшие два месяца, не умаляло того обстоятельства, что сегодня вечером Фредерик хотел свою жену.
И все же мысли обо всех девушках и женщинах, которыми он так энергично и с энтузиазмом наслаждался, охладили его. Он не был ничем болен, так как слишком тщательно выбирал женщин, не желая рисковать. Но в любом случае все, что он мог предложить своей жене, — лишь собственное замаранное тело. Он поместит в нее то, что всего две ночи назад было в другой женщине. А за сутки до этого — еще в одной. И так на протяжении двух последних месяцев.
Клара заслуживала лучшего.
Кроме того, она презирала его. Клара знала, что он был охотником за приданым и обманщиком. Она должна ненавидеть его, в то время как с самого его приезда сегодня днем обращалась с ним со спокойной учтивостью: очень спокойно, очень любезно и очень бесстрастно. И в то время как повиновалась его воле, не задавая вопросов.
Она должна ненавидеть его. Как она могла не испытывать ненависти? Бог свидетель, он сам себя достаточно сильно ненавидел.
Фредерик боролся с желанием, хотя не привык так себя сдерживать, это давалось ему нелегко. Он боролся и победил. Ценой нескольких часов сна.