Танцуя с Кларой

Глава 6

Она с удовольствием наблюдала, как изменялось его лицо по мере их приближения к Эбури-Корту. Мимо пробегали лужайки с редкими деревьями, протянувшиеся на три мили по обеим сторонам извилистой дороги. Ей всегда казалось, что возможность проехать эти три мили верхом, чувствуя под собой силу и скорость лошади и ощущая бьющий в лицо ветер, и была настоящим счастьем и настоящей свободой. Она никогда не ездила верхом.

И она с удовольствием наблюдала за его реакцией на дом с его классической симметрией, портиком с колоннами и мраморной лестницей. Она была рада, что у ее отца был хороший вкус и что он не использовал свое богатство для пошлого хвастовства. Хотя дом построили недавно, он был красивым и величественным.

— Почему-то, — сказал Фредерик, — я представлял себе небольшой особняк, расположенный на нескольких акрах земли. Он великолепен, Клара.

— Я люблю его так, что не передать словами, — сказала она. — После всех этих лет в Индии Эбури-Корт был для меня воплощением Англии. Я часто сидела у окна, восхищаясь зеленой травой и деревьями, и всегда чувствовала эгоистическую радость, что у папы не было сыновей и что все это перейдет ко мне. Хотя, должна признаться, у этого была своя цена. Мне бы хотелось расти вместе с братьями и сестрами.

Фредди пронес ее на руках вверх по мраморным ступенькам в большой холл, и, поскольку она хотела быть рядом с ним во время встречи с ее слугами, ей в большой спешке — и со смехом! — принесли кресло-каталку. Она хотела быть тем человеком, который покажет ему парадную гостиную с ее позолоченными фризами[7] и сводчатым потолком, расписанным мифологическими сюжетами. Она хотела показать ему столовую для официальных обедов и комнаты для приемов. Она так редко видела их сама. Большую часть своей жизни она провела этажом выше, в гостиных, или в своих собственных комнатах еще выше. Хотела бы она идти рядом с ним, опираясь на его руку.

Устав с дороги, они провели внизу немного времени, но ей было приятно, что он высоко оценил свой новый дом. Это очень много значило для нее.

— Если погода продержится, мы выйдем завтра из дома, — сказал он, когда они сидели в гостиной и пили чай, — и вы, любовь моя, сможете показать мне парк более обстоятельно.

Она тихо рассмеялась, но, когда заговорила, ее голос был полон сожаления:

— Я могу показать вам только то, что можно увидеть с террасы, Фредди, — сказала она. — Я не могу ходить, как вы помните.

— Тогда мы возьмем открытый экипаж, — сказал он, — и посмотрим то, что можно увидеть с дорожек.

— У нас здесь нет открытого экипажа, — сказала она. — Папа очень боялся, что я могу простудиться.

Он изумленно посмотрел на нее.

— Даже летом? — спросил он.

— После Индии погода здесь всегда казалась такой прохладной, — сказала она. — Его ужасала мысль о том, что я снова могу заболеть. Иногда я уговаривала папу разрешить Гарриет покатать мое кресло вдоль террасы, но только в том случае, если погода была теплой и не было даже намека на ветерок. И только если на моих коленях было одеяло, а на плечах — шаль.

Он еще несколько мгновений молча продолжал смотреть на нее.

— Жизнь, должно быть, казалась вам невыносимо однообразной, — сказал он. — Вы никогда не бунтовали?

Только проливая в одиночестве горячие слезы.

— Я любила отца, — сказала она, — и уважала его решение. В конюшне есть лошади, Фредди. Вы можете завтра съездить и посмотреть все сами. А потом, когда вернетесь, расскажете мне, если захотите. Я страстный слушатель.

— А в конюшне есть дамские седла? — спросил он.

— Да, — ответила она. — Гарриет иногда ездит верхом, и время от времени у нас гостят дамы.

— Тогда вы тоже завтра поедете, — сказал он. — Должна же у вас найтись лошадь или две, достаточно сильные, чтобы выдержать нас двоих. Вы почти ничего не весите. Я посажу вас в дамское седло и поеду позади вас. Вы увидите землю, которую так нежно любите.

— Фредди, — она посмотрела на него в изумлении и рассмеялась. И все же при мысли об этом безумном, невероятном плане она испытала неожиданно сильное искушение. — Я не могу ехать верхом на лошади. Я упаду. Это безумная идея.

— Вам следует поговорить с моими кузенами, — сказал он. — У меня никогда не было недостатка в безумных идеях, и большинство из них я осуществил. — Он ухмыльнулся: — Вы трусишка, Клара? Вы боитесь даже попробовать? Вы же знаете, я не позволю вам упасть. Даю вам слово.

Она боялась. Она была в ужасе. Ее сердце бешено стучало от страха — и от волнения. Конечно же, это было невозможно. Это было просто невообразимо. Ее отец никогда не позволял ей ездить даже в открытом экипаже. Но глаза Фредди улыбались и бросали ей вызов.

— Вероятно, пойдет дождь, — сказала она.

Он рассмеялся.

— Но если дождя не будет, вы поедете? — спросил он.

У нее не было амазонки.

— Мне нечего надеть — сказала она.

— Дорожное платье вполне подойдет, — сказал он. — Вы можете придумывать оправдания до конца вечера, любовь моя, но я найду ответ на каждое из них. Я очень находчив.

Почему он был так настойчив? И, если уж на то пошло, почему он вообще подумал об этом? Разве ему не понравилась бы мысль провести несколько часов без нее, катаясь в одиночестве? Она не ожидала, что он будет проводить с нею много времени даже в течение этой недели, которая была их медовым месяцем. Даже ее отец, который, как ей иногда ей казалось, любил ее больше собственной жизни, не проводил с нею так много времени. Слишком скучно долгие часы проводить с калекой. Часто она чувствовала жалость к Гарриет и специально придумывала для нее поручения.

— О чем вы думаете? — спросил Фредерик. Он отставил свою чашку с блюдцем и пересел поближе к ней, так, чтобы он мог взять ее руку в свои. — Вы же хотите поехать, не так ли?

— О, Фредди, — порывисто воскликнула она, — я хочу этого больше всего на свете.

Она прикусила губу, встревоженная подступившими к глазам слезами. Возможно, попытка добавить немного жизни в ее существование была не слишком хорошей идеей. Возможно, ей будет хотеться все большего и большего, и она уже не сможет довольствоваться тем, кто она и что она имеет.

Но она никогда и не была довольной жизнью. Она научилась терпению, но никогда не была счастлива. Никогда. Никогда она не была по-настоящему счастливой.

— Тогда вы должны поехать, любовь моя, — сказал он. — У нас будет открытая четырехместная коляска для вас, чтобы совершать прогулки. А вы будете бывать на свежем воздухе всякий раз, когда вы пожелаете этого, даже когда дует ветер. И если кто-нибудь из нас простудится, то, что уж тогда поделаешь, мы вызовем врача.

— О, Фредди, — сказала она со смехом, — какое легкомысленное отношение к жизни. Звучит просто замечательно.

Он поднялся на ноги и наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Я люблю вас, — сказал он. — Вы готовы лечь в постель? Отнести вас в вашу комнату?

Она кивнула.

— Да, пожалуйста, Фредди.

Но ей хотелось бы, чтобы он не портил сложившиеся между ними дружеские отношения лживыми фразами. Это было совершенно лишним.

— Я могу позже присоединиться к вам? — Он смотрел на нее по-особому — она знала, что он делал это специально и что у большинства женщин от этого взгляда ослабели бы колени. Даже у нее перехватило дыхание. — Или вы предпочли бы, чтобы я дал вам отдохнуть после такого долгого путешествия?

Глубоко в ее чреве все затрепетало при одной только мысли о том, что может в скором времени произойти между ними. Она коснулась рукой его щеки.

— Я предпочла бы не оставаться в одиночестве, Фредди, — сказала она.

В его глазах отразилась улыбка.

— В точности мои чувства, — сказал он, наклоняясь, чтобы поднять ее на руки.

Она обхватила рукой его шею и положила щеку на предплечье. Ей было интересно, как сильно он надеялся на иной ответ. И все же он намеренно околдовывал ее взглядом. И он оставался с ней всю вчерашнюю ночь и занялся с ней любовью во второй раз. В конце концов, оказалось, что понять Фредди не так легко, как она думала. Она ожидала, что это будет несложно, но это было не так. И почему он захотел завтра взять ее с собой на верховую прогулку?

Он одолел лестницу намного быстрее, чем это когда-либо делал Робин.

Фредерик сам был не совсем уверен, почему убедил жену поехать с ним этим утром кататься. Для нее это будет тяжело. Возможно, болезненно. И, конечно, ему было бы гораздо удобнее поехать одному и спокойно исследовать парк и окружающую сельскую местность в свое удовольствие.

Вероятно, он просто пожалел ее. Он начинал понимать, какой была ее жизнь: невыносимо ограниченной, унылой и одинокой. Он подозревал, что отец, чрезмерно стараясь уберечь ее, сделал эту жизнь еще хуже. А ее любовь и уважение к нему не позволяли ей воспротивиться или настоять на своем, ни когда он был жив, ни даже после его смерти. Она приучила себя к спокойной и терпеливой самодисциплине, которая служила защитой для ее чувств.

Ей нужно было немного счастья в жизни. Небольшое приключение. И свежий воздух. Он начал понимать, почему она была всегда такой бледной. Самое меньшее, что он мог сделать, — это иногда выводить ее на свежий воздух и уговаривать попробовать сделать то, что она всегда хотела.

Кроме того, ему нужно было кое-что доказать своим родителям. И самому себе. Он всегда утверждал, что сможет оставить свою бурную жизнь позади и остепениться тогда, когда сам захочет. Похоже, это время наступило, во всяком случае, в некоторой степени. Возможно, Клара не была той женой, которую он выбрал бы для себя, будь у него такая возможность, но дело было сделано, и он должен извлечь из этого все лучшее.

И действительно, она не была такой уж отталкивающей, как он ожидал при первом знакомстве и даже когда он делал ей предложение. Она была интересной, даже занятной попутчицей. И на удивление удовлетворяла его в постели. Он снова провел в ее постели всю ночь и снова дважды занимался с ней любовью. Возможно, сама неподвижность ее тела, когда он занимался с ней любовью, и в то же время ее живой отклик на его ласки были ему в новинку. Его женщины почти всегда были деятельны и опытны в имитировании сексуального экстаза.

Он весьма наслаждался первыми двумя ночами со своей молодой женой.

В конюшне с помощью старшего конюха он выбрал сильного вороного жеребца и сам надел на него дамское седло, прежде чем подвести его к террасе перед мраморной лестницей. Он знал, что Клара нервничала. За завтраком она придумала еще одно оправдание. Ее соседи обязательно нанесут визит, как только узнают, что она дома. «Утром?» — спросил он ее, и она не смогла придумать достойный ответ. Теперь он вбежал в дом и поднялся вверх по лестнице, чтобы забрать ее.

Ему потребовалась помощь. Ее слуга Робин держал ее, пока Фредерик устраивался на спине лошади позади седла, а потом нагнулся, чтобы усадить ее в седло. Устроив ее там, он крепко обнял Клару рукой и улыбнулся при виде неподдельного ужаса в ее глазах.

— Любовь моя, я не позволю вам упасть, — сказал он, кивком отпуская Робина. — Я буду вот так придерживать вас рукой. Вы сможете, когда захотите, опереться на меня.

— До земли так далеко, — сказала она.

Он взял поводья в руку и коленями послал лошадь вперед. Он почувствовал, как Клара напряглась.

— Расслабьтесь, — сказал он, — и наслаждайтесь поездкой.

Он направил лошадь прочь от террасы и через парк.

— О, — только и сказала она, — о…

Следующие несколько минут он думал о том, как это было похоже на то, чтобы доставить радость ребенку. Первое время она сидела совсем неподвижно, напряженно и тихо, боясь даже повернуть голову. Но затем она постепенно расслабилась, и он увидел, что она начала озираться вокруг, рассматривая лужайки и деревья, которые до этого видела только с террасы, из своего окна или с дороги из закрытого экипажа. Он чувствовал и слышал, как она вдыхала полные легкие воздуха, наполненного запахом молодой листвы. Один раз, когда они подъехали близко к дереву, она протянула руку, чтобы коснуться листьев, но затем резко отдернула ее назад, возможно, сообразив, что, когда едешь верхом, очень легко можно потерять равновесие.

А потом он понял, что она плачет. Молча. Она отвернулась от него и смотрела прямо перед собой. Она не издала ни звука, но он мог видеть блеск слез на щеке, вполоборота обращенной к нему. Он ничего не сказал, позволив ей самой справиться с нахлынувшими эмоциями. Через несколько минут она залезла в карман, вытащила носовой платочек и высморкалась.

Боже, думал он, придерживая ее и притворяясь, что не видел слез, она была женщиной, которую переполняли подавляемые чувства. Она была личностью. На которой он женился по самой низменной из причин.

Они проехали почти весь парк. Очень медленно. Он не пускал лошадь даже в легкий галоп.

— Устали, любовь моя? — спросил он, наклоняясь к ней. — Тогда я отвезу вас назад.

— Ах, Фредди! — Она повернула голову, чтобы посмотреть на него. Ее чуть покрасневшие глаза блестели. — Мне хотелось бы, чтобы нам вообще не нужно было возвращаться. Чтобы это продолжалось вечно. Какой глупой вы, должно быть, меня сочтете. Ведь для вас это самая обыденная вещь в мире, правда? И вам должно казаться, что мы движемся черепашьим шагом.

— Мы поедем снова, — сказал он, — и снова, и снова, Клара. Вы больше не будете прикованы к дому. Вы будете выходить из дома и дышать свежим воздухом. Это — приказ. И, уверяю, я потребую от вас повиновения.

На мгновение в ее глазах мелькнула смутная тоска, затем она опустила их и отвела взгляд.

— Я надеюсь, что буду слушаться вас, Фредди, — сказала она. — Я всегда слушалась папу.

Он повернул лошадь и направил ее назад к дому. Он надеялся, что она не влюблена в него. Боже, как он на это надеялся. Он собирался быть добрым по отношению к ней и принести немного счастья и немного подвижности в ее жизнь. Но он сомневался, что сможет оправдать ее ожидания любви. Вернее, он это точно знал.

Она устала, хотя и не признавалась в этом. Через несколько минут она наклонилась и оперлась плечом о его грудь. Когда он крепче обхватил ее рукой, она развязала ленты своей шляпки и сняла ее, чтобы можно было положить голову ему на плечо.

— Мир за стенами дома — волшебное место, — сказала она. — Интересно, осознают ли это до конца люди, которые всегда были здоровы?

— Вероятно, нет, — сказал он, касаясь щекой ее макушки. — Мы многое принимаем как данность.

Он чувствовал себя счастливым, внезапно и весьма неожиданно понял он. Прекрасный день, идиллические окрестности, великолепный дом. Это был его дом, а женщина в его объятиях, все еще молча осматривавшая чудеса природы, была его женой. Возможно, в конце концов, ему удастся остепениться. Возможно, в конце концов, ему не придется искать снег в июле как свидетельство того, что невозможное действительно иногда возможно.

В течение следующей недели Клара время от времени ловила себя на желании, чтобы Гарриет и лорд Беллами с супругой приехали попозже. И всякий раз она одергивала себя при этой мысли. Гарриет давно уже стала ей дорогой и верной подругой, а не просто платной компаньонкой, а родители ее мужа были очень любезны с ней в Бате. Она должна была бы с нетерпением ожидать встречи с ними. Она действительно с нетерпением ждала этого.

Но она не хотела, чтобы ее медовый месяц заканчивался. У нее было чувство, что это произойдет окончательно и бесповоротно, как только в поместье прибудут другие люди. Это не могло продолжаться вечно. Все происходящее чудесным и неожиданным образом было чересчур идеально.

Ее муж проводил с ней дни напролет. Он сидел рядом с нею во время многочисленных визитов соседей, узнавших о ее возвращении, особенно после того, как начала распространяться новость о ее недавнем замужестве. Все эти годы она со многими поддерживала дружбу, так как это всегда было одной из немногих доступных ей радостей жизни. Фредди не выказывал никаких признаков скуки и был вежлив с джентльменами и очарователен с дамами. Последних он покорил всех без исключения. Можно было практически проследить, как леди сначала робели перед его привлекательной внешностью, после короткого периода времени начинали чувствовать себя польщенными его вниманием, а затем — подпадали под его очарование. Можно было видеть, как все они немного влюбились в него во время их самого первого визита.

Один раз он сопровождал ее, когда она совершала визиты. Он переносил ее в экипаж и в три дома, куда они заезжали, и бодро высидел три чаепития. Это день чрезвычайно ей понравился. Она привыкла к тому, что визиты обычно наносили ей и нечасто сама ездила в гости. Фредди пообещал, что скоро они поедут в Лондон и выберут открытую четырехместную коляску. А пока они ездили в экипаже, широко открыв окна, что уже само по себе было новизной. Ее отец всегда ограждал ее от малейшей возможности сквозняков.

Они еще раз ездили кататься верхом.

Фредди даже отвез ее в воскресенье в церковь, где ее тепло встретили прихожане, уже ранее заходившие к ней домой, и священник с женой, выразившие желание навестить ее в течение нескольких ближайших дней.

— Пожалуй, я впервые посетил церковь с последнего Рождества, — сказал Фредерик, когда они снова направились домой. — Как вы думаете, Клара, моя душа вновь спасена?

— О, Фредди, — сказала она, смеясь, — не говорите глупостей. По крайней мере, вы не спали во время проповеди, как это делал мистер Соамз. Вы видели, что миссис Соамз толкала его локтем, когда он начинал храпеть?

— Удивительно, что он не закричал, — сказал он, — локоть выглядел достаточно острым.

Они оба рассмеялись. Казалось, на этой неделе они, делали это довольно часто.

В воскресенье днем он вывез ее в кресле на террасу и не позволил ей взять шаль, предупредив, что она расплавится от жары, если сделает это. Она удовлетворенно вздыхала, когда он вез ее по террасе, и поднимала лицо к солнечному свету и теплу.

— Со дня на день придет осень, — сказала она. — Разве нам не повезло с такой прекрасной летней погодой в это время августа, Фредди?

— Та беседка, которую мы видели, когда ездили верхом, находится не так далеко, — сказал он. — Давайте отправимся туда.

Она знала, что там была беседка. Ей рассказывали о ней. Но впервые она увидела ее во время второй поездки на лошади с Фредди. Это было восьмиугольное каменное сооружение с куполом и большими стеклянными окнами, выходившими на все восемь сторон. В солнечные дни ее отцу нравилось ходить туда читать, даже когда погода была весьма прохладной. Стекло сохраняет тепло, объяснял он ей.

— Мое кресло не может двигаться по траве, — сказала она довольно печально. — Вы идите, Фредди. Я посижу здесь и отдохну. Или вы можете сначала отнести меня обратно в дом, если хотите. Я почитаю.

Но он широко ей улыбнулся, наклонился и подхватил ее на руки.

— Мои ноги могут двигаться по траве, — сказал он, шагая вместе с ней в направлении деревьев, скрывавших беседку, отчего ее было не видно с террасы.

— Но это слишком далеко, — запротестовала она. — Я слишком тяжелая.

— Вы легче перышка — сказал он. — Хотя, как я заметил, в последние дни вы ели больше, Клара. Достаточно для вас и для лошади.

— Вы несносны! — воскликнула она. — Я думаю, что аппетит появился у меня из-за свежего воздуха, Фредди. Я слишком худая, не так ли?

Она не напрашивалась на комплимент. Она всегда знала, что некрасива. Просто иногда ей хотелось быть хотя бы сносно привлекательной. Особенно теперь. Ей хотелось, чтобы он считал ее красивой. Глупая, глупая мысль.

— Вы такая, какая есть, — сказал он. — Для меня вы прекрасны, любовь моя. Но я рад видеть, что у вас есть аппетит и не расстроюсь, если вы наберете еще несколько фунтов веса. Хотя у меня может начаться одышка, когда нужно будет таскать их к беседке или Бог знает куда еще.

— Вы сами виноваты, что запыхались, — сказала она. — Я не просила меня нести.

В беседке было слишком жарко. Температура внутри напоминала раскаленную духовку. После того, как он опустил ее на одну из скамей, опоясывающих строение, они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Запеченная плоть на ужин сегодня вечером? — спросил он. — Как вам это понравится?

— Не особенно, — ответила она, — мой возросший аппетит не простирается пока так далеко.

Он вынес ее наружу, опустил на траву и сел рядом с ней. Она обнаружила, что трава была просто чудесной на ощупь, мягкой, прохладной и душистой.

— Папа никогда бы не позволил бы мне сидеть на траве, — сказала она, ложась на спину, закрывая глаза и опуская руки по сторонам. Она легко водила ладонями по траве. — Он боялся сырости.

— Дождя не было уже много дней, — сказал он, приподнявшись на локте и глядя на нее. — Или недель? Доктор Фредерик Салливан предписывает вам побольше травы, свежего воздуха, солнца и еды. Это все принесет вам огромную пользу. Ставлю на это свою репутацию медика.

Она рассмеялась, а затем сморщила нос от щекотки и, открыв глаза, со смехом обнаружила, что он водит по нему травинкой.

— Это чудесно, — сказала она, — так чудесно.

Она лежала неподвижно и слушала пение птиц, гудение насекомых и еле слышный шелест ветерка в верхних ветвях деревьев. Она могла чувствовать солнце, согревавшее ее лицо, и запах травы.

Вокруг была жизнь. Именно поэтому снаружи все было совершенно другим. Все вокруг было живым, даже трава под ее спиной. Она была окружена жизнью. И она сама была живой. Она вдыхала жизнь и чувствовала, как она заполняет ее легкие и ее тело. Она чувствовала себя так, словно могла встать и пойти или даже побежать, если бы попробовала. Она попыталась согнуть свои ноги в щиколотках. Ее ноги не были парализованы. Только слабы и бесполезны. Ее лодыжки не подчинялись усилию ее воли.

Она открыла глаза и пристально посмотрела вверх, на редкие облачка, которые проплывали мимо.

— Котенок, — сказала она. — Посмотрите, Фредди. Вон то облако.

Он посмотрел, зажав между зубами травинку.

— Котенок? — сказал он. — Это парусник.

— Нет, другое облако, вон там, — сказала она, — и… ой, смотрите, рядом с ним цветущая роза!

— Это лошадь, вставшая на дыбы, — сказал он.

Она снова закрыла глаза и улыбнулась.

— Вам доставляет удовольствие дразнить меня, — сказала она.

Что-то внезапно загородило солнце, и его рот накрыл ее губы.

— Облака могут быть тем, что каждый хочет в них видеть, любовь моя, — сказал он. — В этом-то и есть их загадка.

— Я никогда не смотрела на них прежде, — сказала она, снова открывая глаза. — Какой огромный и замечательный мир, Фредди, и мы — его часть. Под нами вращается земля.

— У меня кружится голова, — сказал он, целуя ее снова и скользнув языком в ее рот, — вам придется покрепче держать меня, Клара, чтобы я не упал.

— Ах, глупый, — сказала она, но все равно обхватила его руками, и они нескольких минут целовались, тепло и неспешно. Это была одна из тайн Фредди, которую она принимала на этой неделе с благодарностью. Почему он чувствовал себя обязанным продолжать эту игру? Получал ли он от этого хоть какое-то удовольствие? Почему он принес ее сюда, когда мог пойти один или уехать куда-нибудь еще? Почему каждую ночь, начиная с их свадьбы, он спал в ее постели и в каждую из них дважды занимался с ней любовью?

Она боялась, что станет зависимой от того обстоятельства, что он рядом с нею всякий раз, когда она просыпается ночью. Она боялась, что станет зависимой от его любовных ласк. Ей было не с кем сравнивать, но она знала, что в них он был настоящим мастером и что по ночам он использовал свое мастерство. Ей нравилось заниматься любовью даже сильнее, чем она ожидала. С Фредди. Возможно, с другим мужчиной это было бы не так хорошо. Она не могла себе даже представить, что делает все эти интимные вещи с другим мужчиной.

— Если вы уснете, — сказал он, и она почувствовала, что травинка снова пощекотала ее нос, — то, когда проснетесь, ваше лицо будет красным как рак, Клара. А нос будет похож на сигнальный фонарь. Мне довольно скоро придется унести вас с солнца.

Она вздохнула. Она была слишком сонной, чтобы отвечать.

— Кто ваш врач? — спросил он. — Ваш отец консультировался только с одним или с несколькими?

— Он всех их называл дураками и шарлатанами, — сказала она. — Хотя он, конечно, никогда не встречался с доктором Фредериком Салливаном. Тем не менее, я думаю, что он отнесся бы неодобрительно к вашим методам, Фредди.

— Был ли какой-то конкретный врач? — спросил он.

— Доктор Грэм, — ответила она. — Он был папиным другом. Но потом у них вышла громкая ссора, когда несколько лет назад он приезжал сюда, чтобы осмотреть меня. Мы больше никогда не встречались с ним снова.

— Что послужило причиной ссоры? — спросил он.

Она покачала головой.

— Я не знаю, — сказала она, — папа не говорил. Все, что он сказал, это то, что никто не заберет у него его маленькую девочку, как забрали маму, и никто не причинит ей боль и страдание. Я всегда оставалась для папы маленькой девочкой. Глупо, правда?

— Нет, — сказал он, — должно быть, тяжело потерять жену и видеть, что ребенок, которого она выносила и родила, тоже заболел и лежит при смерти.

Она открыла глаза и улыбнулась ему. Значит ли это, что Фредди мог представить, на что похожи любовь и отцовство? Как и в самом начале, она задалась вопросом, способна ли она выносить его ребенка. Она хотела этого, больше всего на свете. Но она не будет надеяться слишком сильно. Она научилась не надеяться на слишком многое.

Однако она становилась слишком счастливой. И ей слишком не хотелось, чтобы ее медовый месяц подходил к концу. Возможно, думала она, немного счастья в течение одной краткой недели ее жизни было лучше, чем ничего вообще. Или, наоборот, это было хуже всего. Возможно, все, что она получит, — это краткий и мучительный отблеск того, какой могла бы быть ее жизнь.

Она вновь почувствовала его губы на своих губах.

— Ну же, — сказал он, — время возвращаться, пока у меня не возникла мысль заняться с вами любовью прямо на траве. Садовники ведь не работают по воскресеньям, правда?

— Нет, — ответила она, хихикнув и подняв руки, чтобы обнять его за шею, когда он встал и нагнулся, чтобы поднять ее, — но нас увидят птицы и насекомые.

Занятие любовью на траве стало бы замечательным и опрометчивым опытом, думала она, когда он шел назад через парк в направлении террасы и дома. На природе. Будучи окруженными жизнью.

Ей придется быть очень осторожной, чтобы не влюбиться, подумала она с внезапной ясностью. Возможно, в конце концов, было не так уж плохо, что через несколько дней приезжали Гарриет и родители мужа Клары. Ведь время не может остановиться. Хотя ей хотелось, чтобы это произошло. Как же ей этого хотелось!