С надеждой найти любимую здесь Пётр прибыл к Хилковым. Однако, как ни спрашивал, как ни подозревал, что может Иону укрывают, Ольга уверяла, что его супруга уже уехала…
— Пётр Петрович, — вздохнула Ольга прежде, чем он развернулся, чтобы уйти ни с чем. — Вы просто разминулись. Всё хорошо, поверьте! Она переживает за вашу обиду, но я уверена, вы же поговорите друг с другом.
— Обязательно, — постарался улыбнуться Пётр.
Он долго посмотрел в её глаза, словно хотел что-то ещё спросить, но передумал. Ольга почувствовала его смятение и сразу спросила:
— Вас что-то тревожит?
— Ничего, — собрался он уйти.
Вновь остановившись, будто хотел сказать ещё, он всё же ушёл, не решившись поделиться с подругой возлюбленной. Пётр вернулся к своему коню, который ждал на привязи во дворе, и взглянул на свои карманные часы.
Долго размышлять он не стал, решив действовать так, как подсказал разум, и сел верхом. Он медленно проезжал по улицам, продолжая терзать себя тяжёлыми мыслями, но остановился у двухэтажного дома, к которому специально прибыл.
Подняв взгляд исподлобья на верхние окна, Пётр ещё некоторое время сидел на коне. Желание уехать и желание оказаться за теми окнами боролись в нём с такой силой, что долго терпеть было невозможно. Приняв решение всё же посетить сей дом, он слез с коня и вручил уздцы стоящему у ворот слуге.
Горничная, встретившаяся в холле, тут же пригласила пройти, провожая к комнатам на втором этаже. Она ничего не говорила, зная, кто пришёл, как и Пётр, тоже знающий и её, и слугу у ворот…
Точно так же, без единого слова, его пропустили в спальню. Там, приподнявшись на постели в белоснежной кружевной сорочке молодая женщина, глаза которой заблестели нахлынувшей грустью, удивилась:
— Ты приехал раньше?
— Да, прошу простить, — оглянулся он на закрывшуюся к ним дверь. — Я сомневался, приезжать ли… Если бы не Ваше сообщение…. баронесса…
— Пётр…. мы можем и дальше быть на ты, — нежно молвила она, поднимаясь с постели медленно, не отрывая печального взгляда от его взволнованного.
— Я так хотела стать тебе равной… Я должна была выйти замуж. Он вовремя появился на моём пути, — говорила с нескрываемыми чувствами она, встав ближе. — Я ждала тебя, надеялась.
— Почему только сейчас сообщила? — вопросил Пётр, с ответной грустью в глазах.
— Пока был жив муж, не решалась. Да и ты меня позабыл. Не вернулся… А там у меня и сын родился. Ему скоро будет четырнадцать, а отца нет… Да и хочется, чтобы правду знал… о тебе.
Баронесса отошла за ширму и стала переодеваться. Она смотрела с такой грустью, нежностью, даже вернувшейся из прошлого любовью… Выносить сего взгляда Пётр не мог. Отвернувшись с чувством и вины, и потерянности, он молча ждал.
Скоро руки баронессы легли ему на плечи, и она, с красиво убранными волосами, в красивом строгом платье, встала перед ним.
— Ребека…. зачем?… Прошу, — волновался Пётр о том, что теперь случится в судьбе. — Не нарушай покой моей семьи… Я не смогу рассказать Ионе о сыне.
— Нашем сыне, — кивала та. — Понимаю… Давай прогуляемся? — вдруг предложила она. — В нашем парке… Поглядим на наши деревья. Они помнят нас. Помнишь, как гуляли там? А как бегали, пытались поймать друг друга? — сквозь слёзы улыбалась она. — Дубы?
— Дубы? — насторожился вдруг он, словно услышал важное слово.
— Да, дубы…. дубы, — улыбалась загадочно Ребека, взяв его за руку. — Идём…
Послушно следовал Пётр с нею вместе на улицу. Они перешли дорогу, миновали ещё несколько улиц и между дворами вышли к просторному и красиво устроенному парку с озёрами, различными деревьями и цветочными кустами…
Мир в природе и среди прогуливающихся по широким дорожкам должен был, казалось, успокоить душу каждого, вселяя силы или веру в лучшее. Только Петру становилось всё тревожнее…
Когда же, так ничего пока не говоря друг другу, вышли на алею среди тополей, Ребека остановилась. Снова её руки легли Петру на плечи. Снова грустный взгляд, выражающий тёплые чувства души, звал ответить взаимностью…
— Вот и тополя, — молвила она, заставив Петра смотреть с ещё большей грустью:
— Как теперь быть?
— А мы подождём, — кивнула Ребека. — Просто вспомним всё и… берёзы… Я люблю… берёзы, — стала она говорить всё тише, потому что приближалась к его губам своими, чтобы осуществить желанное.
— Берёзы, — прошептал Пётр, словно был околдован.
Их губы медленно соприкоснулись, даря осторожные поцелуи, которые продолжались долго… Так долго, словно обоим не хотелось нарушать ничего, а хотелось продолжать…
Всё же остановив это ласковое общение, Ребека отступила. Она прослезилась, вновь встретившись с глазами не менее грустного Петра, и сказала:
— Буду ждать встречи вновь. Я сообщу, где…
Он лишь покачал головой и опустил взгляд. Сев на скамью, чтобы не видеть, как и куда она уходит, с силою закрыл глаза и ещё долго сидел в раздумьях, которые, как ни хотел, подводили к одному пути: изменить происходящего уже будет невозможно…
…Пётр поздно вернулся домой… С нежеланием общаться он тихо прошёл в его с Ионой спальню, так же тихо разделся и лёг рядом с любимой, уже будто давно погрузившейся в сон. Прислушавшись к её дыханию, Пётр понимал, что не спит, а ждёт…
Сказать что — не было слов. Рассказать обо всём — не находил духа. Страх потерять любовь, любимую и то, о чём так мечтали, к чему стремились, — побеждал. Осторожно положив руку на обнажённое плечо Ионы, которая лежала к нему спиной, застыв в неподвижной позе, Пётр молча смотрел вперёд.
Он чувствовал, как, еле всхлипнув, она старалась изо всех сил лежать тихо, хотя у самой по щеке уже текла одиночная слеза. Он знал, что свершившаяся прогулка в парке стала роковой…
Тьма комнаты казалась тьмою будущего… Беспроглядного…. тяжёлого…. навсегда потерявшего свет…