Бросившись следом за Петром, Никитин нагнал его у спуска в трюм. Пётр безуспешно бил ногой запертую дверь, чтобы выломать, но Никитин достал пистолет. Он отодвинул друга в сторону и нацелился на замок. Только выстрел прозвучал и в замке появилась дыра, Пётр пнул дверь снова и поспешил спуститься в трюм.
— Иона? — крикнул он, оглядываясь по сторонам среди бочек и полных мешков продовольствия.
— Петенька?… Милый! Любимый! Это ты? — послышался откуда-то издалека взволнованный её голос.
Бросившись туда, Никитин и Пётр быстро оттащили мешки с крупой в сторону, чтобы добраться до привязанной к металлическим кольцам в стене Ионе.
— Павлуша… Его здесь нет, — рыдала она, пока Пётр разрезал верёвки. — Я знаю, его спрятали здесь, но его нет! Его нет!
— Мы найдём, найдём, — стал оглядываться по сторонам Никитин и проверять каждую бочку и ящик, разбивая их замки и доски.
Освободив любимую, Пётр сразу прижал в объятия, вытирая слёзы, убирая растрёпанные волосы от её лица и целуя щёки:
— Всё. Всё закончилось. Павлушу найдём, уверен… Он жив, жив…
— Я так виновата, — рыдала она. — Прости меня… Павлуша… Где он?
— Здесь, кажется, — разломав доску очередного ящика, чтобы знать, что внутри, увидел Никитин маленькую ручку лежащего там в разодранной одежде мальчика.
Кинувшись к ребёнку, доставая его оттуда, Иона от ужаса вскрикнула:
— Кто это?! Это не Павлуша!
— Это, должно быть, сын Ребеки, — предположил Пётр, взглянув на мальчика.
Он отыскал на руке его пульс и замер, стараясь почувствовать биение сердца. Успокоившись, что ребёнок жив, он оставил его в руках Никитина, и тот принялся постукивать по щекам парнишки, желая привести в чувство.
Тем временем Пётр разбивал другие ящики один за другим, заглядывал в бочки, пока в одной из них не обнаружил сидевшего на дне, зажав руками уши, своего сына:
— Павел… Малыш, — выдохнул с облегчением он, поднимая его на руках.
Ещё больше зарыдавшая от переизбытка чувств Иона бросилась к ним. Она выхватила сына в свои объятия, расцеловывая и крепко обнимая… Ощупав ребёнка у неё на руках, Пётр вздохнул:
— Цел… Да? — встретился он с улыбкой сына, и тот кивнул. — Всё понимает, — смеясь, погладил он его по головке.
— Очнулся, — молвил довольный Никитин, любуясь, как глаза ребёнка в его руках медленно открываются.
Пётр сел рядом, погладив мальчика по щеке, и ласково спросил на шведском:
— Барон Стааль?
Мальчик несмело кивнул, а в трюм тем временем спустился Генерал-губернатор и пара его агентов. В считанные минуты все собрались наверх, покидая корабль, унося детей и веря, что худшее остаётся теперь позади.
Взятые под арест капитан и все моряки, которых смогли поймать, были переправлены на шлюпке к берегу, где их встречали ожидающие там полицейские и тюремные кареты. Оставляя всё теперь в руках Генерал-губернатора и оставшегося помогать Никитина, Пётр сел в карету с Ионой и детьми.
Когда экипаж отправился в путь, чтобы увезти домой, Иона прижала уснувшего сына покрепче к себе. Она держала его на руках, медленно приходя в себя от пережитого, и мельком поглядывала на уставшего, сидевшего рядом с супругом мальчика лет тринадцати…
— Он тоже твой сын? — несмело спросила она, словно догадывалась о чём-то, а Пётр с глубоким вдохом улыбнулся:
— Это не мой сын.
Иона отвела взгляд вновь на Павлушу и промолчала. Слёзы потекли по щекам, а смахивать она их не стала. Глядя на неё, жалея и желая скорее заключить в объятия, Пётр тоже некоторое время молчал.
Встретившись с ним взглядом, Иона будто испугалась. Она вновь стала смотреть на сына, но долго молчать не смогла. Слёзы душили, и она вымолвила:
— Прости меня, умоляю… Я была верна, клянусь.
— Всё хорошо, — снова вздохнул легко любимый, но Иона плакала всё больше, чувствуя свою вину.
Она взглянула в ответ и стала взволнованно выговаривать через слёзы:
— Что случилось с нами? Что я наделала?
— Ты ничего не сделала, всё хорошо, — нежно улыбнулся Пётр, но Иона мотала головой:
— Что-то не так, я же вижу… Я всё испортила… Ты разлюбил?… Я понимаю и то, что виновата сама во всём, и даже в том, что ты кинулся к той женщине, потом к Линн и её девочкам… Дай мне шанс всё исправить… Я хочу, чтобы всё было, как раньше.
— Иона…. милая…. ты думаешь, мы сможем жить, как раньше? — с удивлением улыбался он, но улыбался тепло, добродушно, только почему-то ей было страшно.
На его вопрос Иона промолчала, уткнувшись в плечи спящего сыночка, чтобы хоть как-то заставить себя успокоиться, чтобы остановить упрямые слёзы… Пётр не стал пока ничего больше говорить, приобняв сидевшего рядом печального в своих мыслях сына Ребеки и улыбнулся ему в поддержку…