Восклицая Петру и Ионе, чтоб покинули её дом, княгиня Хилкова куталась в плащ. Было ясно, что пыталась скрыть своё одеяние, а не испытывала холод. Пётр не стал пока ничего отвечать ей лично, но прежде, чем уйти, подошёл ближе к Ольге:
— Если Ваша матушка одета в красно-чёрное платье и имеет при себе кружевную красную вуаль, то она является подозреваемой в покушении на жизнь по крайней мере двух людей, — тихо сказав это, он взглянул вновь на широко раскрывшую глаза княгиню.
Взяв любимую под руку, Пётр откланялся, скорее вернувшись к карете. Уже стемнело и желание оказаться дома было сильным. Обнимая друг друга, даря ласковые взгляды и поцелуи, влюблённые прибыли в свой особняк…
Первым делом они посетили комнату сына, где тот уже сладко спал. Погладив его нежными руками и вновь встретившись нежными взглядами, Пётр и Иона тихо удалились к себе в спальню. Жизнь, чувствовалось, вот-вот подарит долгожданный покой, когда никаких опасных приключений, никаких занимающих всё время дел не будет.
Уснув в тепле любви друг друга, обнимаясь и не отпуская, словно это была последняя ночь, они так и проснулись, когда солнце начинало медленно подниматься на ясном небосводе. Его осторожные лучи проникали сквозь щели задёрнутых штор, всё осветляя и будто зовя пробуждаться…
— Нет, — томно молвила Иона, не желая выпускать попытавшегося встать милого.
— Я должен закончить дела и потом буду полностью твой, — вздохнул с сожалением он. — И лекарство пора выпить… Боль возвращается.
— Ты не хочешь денёк просто дома побыть? — улыбнулась Иона, взглянув на любующегося ею любимого.
— Хочу навестить Линн, — подмигнул он так, будто опять дразнил.
Иона же резко села на краю постели:
— Что тебя туда так тянет?! Что есть у неё, чего нет у меня?!
— Связи, — засмеялся Пётр, заставив лечь вновь в объятия. — Глупенькая, ты одна у меня… Оставь же свою ревность. Хотя, — одарив крепким поцелуем в губы, он принялся одеваться.
— Хотя? — ждала продолжения милая, неотрывно наблюдая за ним.
— Ну, скажем…. я буду жутко беспокоиться, если ты перестанешь ревновать, так что… оставайся такой, какая есть, — снова жарко поцеловал он её.
Иона с умилением прикусила губу, любуясь, как он спешил одеться, как был чем-то вдохновлён… Когда он нацепил шпагу и пистолет на пояс под камзол и повернулся к ней, сказал:
— Вот теперь отыщем то, что не успели отыскать вчера в театре и проучим княгиню Хилкову.
— Может лучше её оставить? — заволновалась Иона. — Я чувствую себя неудобно перед её дочерьми… Оленька — моя лучшая подруга, ты знаешь.
— Знаю, но, если княгиня не перестанет пытаться нас уничтожить, жизни нам тоже не будет, — оставался при своём Пётр.
Он снова поцеловал её в губы и покинул спальню. На дворе, взяв коня, он подозвал к себе дворецкого:
— Ты отправляешься со мной. Я попрошу тебя проследить за одним домом… Вернее, ты будешь смотреть, кто туда приедет, чтобы пообщаться со старой княгиней Хилковой, понял? Меня больше интересует молодой кавалер… Малого роста, тощий, курносый, с большими глазами, чёрные тонкие волосы, уложенные в хвост. Может приедет с распущенными волосами или парике. Гляди в оба.
— Всё ясно, — кивнул тот услужливо. — Прослежу. Запомню.
— Отлично, — сел Пётр верхом и дождался, когда дворецкий прибудет с конём к нему.
В тот же момент из дома выбежала и переодетая в мужской костюм Иона. Увидев её, собравшуюся в путь с ними вместе, Пётр с возмущением воскликнул:
— Нет! Ни в коем случае! Ты носишь ребёнка, забыла?!
— Он во мне, ему ничего не грозит, — махнула она рукой конюху, чтоб тот вывел коня, а любимому твёрдо выдала. — Я еду с тобой!
По её взгляду Пётр понял, что переубедить не удастся. Иона села на коня, и они втроем помчались в путь… Стокгольм ещё только начинал просыпаться. На улицах было пока мало прохожих, а на дороге всё чаще встречались повозки, направляющиеся с товаром к рынку.
Остановившись на улице недалеко от дома Хилковых, Пётр указал, откуда и за каким домом стоит дворецкому следить. Тот слез с коня, оставив его на привязи у трактира, и Пётр с Ионой хотели уже уехать, как поднявшийся со скамьи пьяный пожилой мужчина в старой и давно не чищенной одежде преградил им путь.
Видя его состояние, думая, что тот не понимает, что делает, Пётр спустился на землю. Мужчина подошёл к нему, положил руку на плечо и стал говорить:
— Я Вас узнал… Вас вчера чуть не убили вместе с цыпочкой.
— Что несёшь? — поразился Пётр, а тот дёрнул наклониться к нему ближе.
Терпя ужасный запах от собеседника, Пётр застыл, и тот тихо признался:
— В Вас вчера целился выстрелить один парень из кареты. Стоял здесь же, на углу. Его сопровождала некая дама в красной вуали. Она же и остановила его.
— Как он выглядел? — зажав нос, чтобы не вдыхать больше, вопросил Пётр.
— Молодой…. курносый… О его огромные и злые глаза я не забуду.
— Сможешь узнать вновь, если покажу? — поинтересовался тогда Пётр, и мужчина кивнул:
— Узнаю.
Похлопав его по плечу, Пётр взобрался вновь на коня и кивнул Ионе ехать следом. Они проехали дальше, минуя несколько улиц и площадь, выехав на менее безлюдную тем утром улочку. Там, в конце её аллеи, уже показался особняк Линн.
У самого особняка пока никого не было заметно, как и внутри. Пройдя за провожающей девицей через пустой и аккуратно прибранный зал ко второму этажу, Иона и Пётр остановились у первой комнаты, где, как знали, жила сама Линн.
Девица постучалась, вошла в комнату на короткое время и скоро вернулась, пропустив их.
— В такую рань?! Что случилось? — сразу удивилась их визиту Линн, отставив чай, который пила за столиком. — Принеси завтрак на троих! — приказала она девушке.
Когда та, покорно кивнув, ушла и закрыла за собою дверь, Линн снова взглянула на севших к столу гостей…