Тайны камня и воды

Глава 2 Хатол: Ледяная роза

Хатол почувствовал чужое присутствие, едва переступив порог дома. Где-то рядом отирался призванный зверь, защитник. Всколыхнулись, заставили екнуть сердце старые страхи, растревоженные скандалами перед отъездом и подогреваемые ежедневной нервозностью.

— Райна! — позвал он. Не услышал ответа, повысил голос: — Райна! Ты где, Райна?

Он взбежал по ступеням лестницы, распахнул двери — одну, вторую. Пустое плетеное кресло на балконе, книга на столике. Хатол заметил открытую калитку и окаменел, оживляя голема-охранника, отдавая частицу своей души, чтобы видеть происходящее его глазами.

Базальтовое тело расширило бесполезный проем калитки, шагнуло в заброшенную часть сада. Дочь сидела в оплетенной виноградом мраморной беседке, с кем-то разговаривала. Ее и собеседника разделял заставленный тарелками поднос. Хатол сообразил — еду могли принести только из дома, а это значило, что Райна проявила радушие и признала собеседника гостем. Он попытался остановиться, с трудом, но все-таки замедлил движение ноги, которая должна была растоптать защитника. Белый лис — «о, какая редкость!» — шарахнулся, спрятался в беседку, прижался к колену Райны. Дочь вскрикнула, вытащила из поясной сумочки кристалл, сжала его в кулачке и подняла голема, закрывшего вход в мраморное убежище. Мелкого, хрупкого, рассыпавшегося на осколки после первого же движения.

Хатол заорал от радости — «смилостивился Гебл всемогущий!» — и отступил назад. Райна побледнела до синевы, сползла на пол, ударившись затылком о мраморные перила. Белый лис взвыл, ткнулся носом ей в лицо. Гость вскочил со скамьи. Хатол не стал выяснять, благие ли намерения у парочки — оттолкнул лиса каменной ладонью, бережно взял дочь на руки. На всякий случай заключил незнакомца в ловушку из каменных клыков — «посидит до разбирательства, ничего с ним не сделается» — и понес Райну в дом, лихорадочно вспоминая, где стоит клетка с крылатой ящеркой, которую надо отправить к врачевателю.

Не прошло и получаса, как в особняке и вокруг него закипела бурная деятельность. Вокруг Райны хлопотали два врачевателя, да не просто так, а под надзором Дочери Мариты — суровой травницы в алом платке, знаке вечной скорби по пролитой крови. В резной хрустальной чаше кипело зелье, приготовленное на воде из родника Лль-Ильма, сердца здешнего Храма-Каскада. Дочь очнулась буквально на минуту, сказала пару слов и снова впала в беспамятство. Врачеватели заверяли Хатола, что это уже не обморок, а целительный сон после непривычной траты магических сил.

— Все будет хорошо, мастер камня, — веско проговорила утратившая земное имя Дочь Мариты. — Не беспокойтесь, займитесь делами.

Хатол внял совету и спустился в огромную гостиную на первом этаже, где его терпеливо ожидали выборный от Гильдии Следопытов, глава городской стражи и служитель Храма-Каскада отец Ултан — следопыт-священник, один из цепных псов Лль-Ильма, выслеживающих преступников на Пустоши. Ултана Хатол прекрасно знал — именно он двенадцать лет назад нашел Райну в пещерном городе неподалеку от столицы. Вероятно, высшее духовенство считало, что Хатолу будет труднее отказать спасителю дочери — хотя бы в мелочах. Пока это не проявлялось ни в каких каверзах, но заставляло держать ухо востро.

— Вы будете подавать жалобу на вторжение в жилище? — деловито спросил главный стражник. — Насколько я понимаю, преступник задержан?

— Да, — Хатол только сейчас вспомнил о клыках, пленивших незнакомца. — То есть, нет. Обойдемся без жалобы. Я сейчас отменю заклинание. Вероятно, Райна сама пригласила его на неогороженную территорию. Они разговаривали.

Не докладывать же собравшимся, что Райна открыла глаза, спросила:

— Его не растоптали? Он такой смешной. Белый.

Слова явно относились к лису — его хозяина Хатол толком не разглядел, но сомневался, что дочь одарила незнакомого вызывающего эпитетами «смешной» и «белый». Белый лис — и, разумеется, его хозяин — сумели разрушить стену, которая не поддавалась усилиям лучших врачевателей Акваллы. За это кристаллами платить надо, а не жалобу подавать.

Ултан уловил заминку, может быть, даже связал факты — как лицо более осведомленное — и начал выпихивать стражника и выборного на выход. Мол, раз судом дело не пахнет, нечего здесь и рассиживаться, заклинание сейчас снимут, разговоры можно закончить на улице.

Хатол поднялся на второй этаж, откуда была видна стиснутая клыками беседка, дождался, пока гильдейско-храмовая процессия дойдет до заброшенного сада, и вернул камень в недра земли. Он прищурился, чтобы разглядеть и запомнить хозяина белого лиса. Силуэт показался знакомым. Волосы рыжие или закатное солнце золотит? Темно-рыжие. Лис не в масть.

Хатол вернулся в спальню Райны, не сомневаясь, что Ултан выяснит всю подноготную гостя — и кто такой, и где живет, и как найти в случае надобности. Задернутые шторы изгнали из комнаты закатное солнце. Райна спала, свернувшись клубочком. У изголовья кровати мягко светилась ледяная роза в высокой хрустальной вазе.

«Вот теперь все будет хорошо, — понял Хатол. — Беды закончились».

Дочь Мариты предупредила:

— Роза растает утром. Не трогайте, не раздергивайте шторы — она не любит звездный свет. Воду из вазы вылейте на землю. Лль-Ильм сделал для вас все, что мог. Прощайте, мастер камня.

Она приняла его поклон и удалилась, алея платком. Один из врачевателей засобирался, второй остался до утра. Хатол велел прислуге подать врачевателю ужин и отправляться по домам. Себе он наметил два нехитрых дела: осмотреть беседку, пока не совсем стемнело, и выпить бутылку белого вина. Обмыть победу.

Поднос и пустые тарелки, оставшиеся на мраморном столе, рассмешили. Отличительной чертой гостя Райны была прожорливость. У большинства бы в ловушке аппетит отшибло, а этот съел все до крошки и даже куриные кости старательно разгрыз. Молодец, не растерялся.

Хатол, посмеиваясь, подобрал несколько осколков первого голема Райны — завернуть в ткань, отвезти домой, чтобы облегчить дочери прохождение через Лабиринт. Из обломков первого голема получались самые верные проводники, указывавшие хозяевам легкий путь к Сердцу Базальта. Он вернулся в дом, бережно спрятал кусочки базальта, взял на кухне поднос с вином и легкой закуской, велел слугам забрать посуду из беседки и уселся на траву под яблоней — единственным деревом с зеленоватыми плодами, которые не пытались упасть на голову — и налил вино в бокал.

Настороженность, старую боль сменило усталое торжество. Он привез Райну в Акваллу, прорвавшись сквозь череду скандалов. Он рискнул, как не рисковал никогда в жизни — кинул на чашу весов здоровье дочери. И выиграл. Победил. Осталось расплатиться по счетам: подписать соглашение о взаимопомощи, подтвердить добрые намерения клана Базальта. Право подписывать или отвергнуть договор было даровано Хатолу его отцом, официальным главой клана — вопреки протесту Большого Совета

Свое право Хатол тоже бросил на весы. Ради его подписи к Райне приставили лучших врачевателей Акваллы, даже до Дочерей Мариты и ледяных роз дело дошло. Риск и расчет смешались в зелье удачи, откупорившее магию дочери. Отчего же сейчас усталости больше чем торжества?

Наверное, он слишком долго ждал. Ждал чуда, возможности исправить свою ошибку — ведь это он дюжину зим назад убедил Клановый Совет, что в Роке нет более достойной кандидатуры посла. Увез недовольную и сопротивляющуюся жену и ничего не понимающую шестизимку-дочь на Акваллу. И не уследил, не защитил.

Маленькую Райну похитили, выманив из дома. Взамен оставили послание с пожеланием, чтобы Хатол убирался обратно в Рок и не осквернял землю Акваллы каменной поступью.

Ултан нашел Райну за городом, в лабиринте пещер. Обеспамятевшую, покусанную озлобленным сумасшедшим волком. Похититель тоже был не в себе. Хатол не стал вникать, что послужило причиной безумия — распри ли были на Пустоши, обидели ли похитителя скальники… он позволил провести допрос, прослушал пару несвязных речей, а потом поднял голема и разорвал сумасшедшего на куски. Почти что собственными руками.

Похищение не спровоцировало войну. Хатол и его жена выслушали извинения главы Гильдии и храмовников, забрали дочь из Палат Исцеления и отбыли домой. Воины клана Базальта растерзали на Пустоши десяток вызывающих, а потом присмирели — Тимол одернул их приказом. Жизнь потекла своим чередом.

Зимы чередовались с летней жарой, в Аквалле давно позабыли неприятную историю, случившуюся с дочерью посла, зато в клане Базальта помнили ее, как в день скорбного известия. Райна росла чахлой и пугливой, мало ела, мучилась кошмарами. К шестнадцатой зиме стало ясно: ее пожирает запертая в теле магия. Лекари Рока ничего не смогли сделать, и на помощь были призваны врачеватели из Акваллы. Встреча была назначена в Пределе, куда Райну доставили на дирижабле. То, что дочь до одури боится защитников, выяснилось сразу же. Неподалеку от посадочной площадки бродил волк одного из встречающих. Увидев его, Райна забилась в истерическом припадке. Магию это не освободило, зато послужило причиной для очередной цепи скандалов — и жена, и отец целый год пеняли Хатолу на то, что он окончательно испортил дочери жизнь. Мрамор объявил о расторжении помолвки между Райной и младшим сыном главы клана и этим отрезал ей дорогу в Лабиринт с законным проводником. Остальные женихи занять освободившееся место не спешили — слишком много хлопот с ущербной богачкой, неизвестно, дадут ли ее мужу место на Совете Клана.

Райна боялась защитников. Боялась Пустоши. Хатол не мог понять — а Пустоши-то почему? Неужели победила материнская кровь и дочери не передалось ни капли его азарта? Он до сих пор локти грыз, не мог привыкнуть к жизни в скальном лабиринте с редкими выходами на Пустошь — если бы знал наперед, как судьба повернется, сбежал бы и не возвращался. Три лучших года, три — после принятия силы в Лабиринте и до женитьбы — он провел на Пустоши, подарившей ему головокружительные приключения. И жалел, что ему досталось так мало свободы.

«Райна бы и в Лабиринт не вошла, если бы этого не требовали традиции. Ничего не хочет. Замуж тоже не рвется, ни разу не обмолвилась, что ей кто-то из скальников симпатичен».

Хатол налил себе еще вина и перевел взгляд на звездное небо. Проплывающие тени — драконы, возвращающиеся в гильдейские загоны — напомнили ему о первой попытке подкупа. Следопыты Акваллы жаждали мира с кланом Базальта. Им требовалось одобрение договора, а Базальт — это четверть Рока. Они не сразу поняли, что от имени четверти с ними говорит Хатол. А когда поняли, приложили все усилия, чтобы вместо «нет» прозвучало «да».

Год назад — как раз, когда утихли скандалы после вывоза Райны в Предел — ему подарили дракона. Под льстивым предлогом: «Мастер, вы должны попробовать и решить, хочет ли ваш клан царить не только на тверди, но и в воздухе». Стрела поразила цель. Хатол не растерзал подарок каменными клыками. Рука не поднялась уничтожать разумное и неповинное в его бедах существо. Да и… кто из скальников хоть раз, да не мечтал о собственном драконе? И Хатола желание не обошло. Только запоздал подарок. Дракон был нужен задиристому скальнику по кличке Валун, удачливому сборщику кристаллов, кладоискателю, обладателю открытого счета во всех тавернах Предела, веселому гуляке и непременному участнику драк с идущими-по-следу. Остепенившийся мастер Хатол, наследник главы клана Базальта, заботливый отец искалеченной защитником дочери, смерил чешуйчатую тварь равнодушным взглядом.

Давнего любопытства хватило только на один вылет. Перед полетом какой-то подхалим из посольства Акваллы долго и нудно объяснял ему принцип «разумного своеволия». Даже обузданный магическим ошейником дракон не терял инстинкт самосохранения. Приказ не мог отправить его в бушующее пламя. Голем покорно шел в огонь, ящер — нет. Это было понятно, но скальнику, привыкшему полностью контролировать камень, своеволие живого существа все равно казалось недостатком.

Второй минус обнаружился у северной Арки Скал. Хатол давно уже не выходил в Пустошь общими путями. У клана имелись свои Арки. Однако самый большой лаз в подземельях Базальтовой Цитадели мог пропустить двух скальников, идущих плечом к плечу. Но никак не дракона. Да и не затащишь дракона в базальтовые лабиринты.

Его появление с ящером на поводу произвело такой переполох, что стало ясно — вылет и возвращение не пройдут незаметно. Даже если драконов будет много. Даже через несколько лет. И каждый наблюдатель сможет узнать, сколько разведчиков клана не вернулось домой, какую добычу принесли сборщики.

Третий, и самый главный минус обнаружился на Пустоши. Хатол забрался в седло, поднял ладонь, собираясь сотворить голема, и замер.

«Вызывающий вышел, осмотрелся — нет ничего интересного. Хвать лиса или волка за шкирку, и в седло. Пролетел, приземлился. На свежем участке зверя спустил и заросли прочесывает, к примеру. А нам как? Дракон голема не унесет. Каждый раз тратить кристалл? Невыгодно. Приказать, чтоб голем следом по земле бежал? А смысл? Бежит он медленно, дороги не разбирает. В первый же овраг свалится, и будет там барахтаться до скончания лет. Всё равно нового вызывать придется».

Все эти минусы насладившийся полетом Хатол честно доложил Клановому Совету. Добавил, что в драконий ошейник вплетена следящая бусина, одновременно гарантирующая, что к тебе придут на помощь, но и делающая всадника заметным для чужаков — можно отследить количество и направление вылетов, наверное, можно и куда-то приманить дракона против воли всадника. Доводы ьыои услышаны. Следопыты Акваллы, собиравшиеся купить мир в обмен на драконов, услышали от представителей клана очередное: «Нет».

Хатол залпом допил вино и задумался. По нынешнему договору разведчикам клана привезут пять десятков выдрессированных драконов. И поклянутся оказывать помощь всадникам-скальникам, попавшим в трудное положение. Еще несколько дней, и — если ничего не произойдет — соглашение о мире и охране будет подписано. Чем это может грозить?

Неведомые боги Межмирья, сотворившие Арки на Пустошь, позаботились о разделении сфер влияния. Идущие-по-следу царили в воздухе — первый дирижабль у скальников появился всего полсотни лет назад. Зато любые верховые и вьючные животные мира Акваллы падали замертво, оказавшись на Пустоши. Без всяких видимых причин. А лошади Рока проходили сквозь Арки и спокойно топтали чужую твердь — несли всадников, тащили повозки. Каждому был дарован свой путь, и, в общем-то, кристаллов хватало на всех. Хватало, пока не появились саламандры.

Огненные ящерицы, безжалостно и бесцельно выжигавшие всё, что попадалось им на глаза, представляли собой нешуточную угрозу. На оплавленной магическим огнем тверди не росли кристаллы — и не только кристаллы, иной раз и трава больше не росла. Пустошь — изменчивая, изворотливая, в считанные часы менявшая покров с хвойного леса на джунгли, не могла залечить следы ожогов. В лесах, на равнинах, зияли уродливые черные проплешины, в центре которых полыхали неугасимые кострища — Двери саламандр.

И скальники, и идущие-по-следу знали, что не первыми ступили на Пустошь. Леса таили в себе развалины старых храмов с разбитыми алтарями. На чужака, отважившегося потревожить храм, с фресок смотрели настороженные люди-птицы. Зачем и когда они выходили на эту землю? Собирали ли кристаллы, чтобы дольше и увереннее держаться в воздухе? Или просто охотились на стервятников, украшая перьями замысловатые головные уборы? Кто и по какой причине захлопнул их Двери? Ответов не было ни у кого.

Менее заметные следы оставили полузверцы — их выбеленные временем кости без клочка одежды находили в Песчаной Долине и Лабиринте в Северных горах. У неведомых охотников были мощные клыки и очень крупные кисти с когтями. А еще в Абанне — реке, делившей Пустошь пополам — изредка вылавливали рассыпающиеся скелеты водяников. И доставали из глубоких заводей обросшие тиной жемчужные ожерелья и замысловатые трезубцы.

«Водяников саламандры вытеснить не могли. Да и в храмах людей-птиц следов огня нет. Скорее всего, саламандры не имеют отношения и к исчезновению полузверцев. Более вероятно, что боги Межмирья позволяют нам гулять по другим землям не дольше какого-то определенного срока. А потом закрывают Двери, запирая в родных мирах. Может быть, наши вылеты в небо подтолкнут их разрушить Арки раньше назначенной даты… но я все равно поставлю подпись под договором, потому что ей куплено здоровье Райны».

Вино ударило в голову, вышибло мысли об ответственности перед мирами и кланом. Хатол понюхал сыр, отодвинул тарелку и растянулся на траве, сцепив ладони под затылком. Голем, заслонявший телом проем в ограде, слабо шевельнулся и замер. Сад укутало одеяло, сотканное из темноты и тишины. Небо Акваллы мерцало звездами, словно поддразнивало, беззвучно нашептывая: «Забыл о тайнах Пустоши? Променял на клановые междоусобицы?»

Хатол понимал, почему всколыхнулись давно забытые, заваленные ворохом забот воспоминания о Пустоши, артефактах, следах исчезнувших племен, находках и покупках в лавке купца Флоина в Пределе. Гость с белым лисом был похож на Кряжа — высоким ростом, крепким сложением, повадками. Только был значительно моложе. Схожесть выбила заслонку в памяти, и она сейчас подсовывала ему все подряд: знакомство у Коробейника, когда они с Кряжем не сцепились в схватке, а вынужденно мирно поговорили и разошлись, и следующая встреча в Пуще, когда Хатол удачно выменял два головных убора людей-птиц на разговорчивую гемму из Тростниковой долины. Для Хатола рассыпающиеся перья не имели никакой ценности, а Кряжу нужны были скреплявшие их ремешки — оказывается, если вплести их в сбрую дракона, тот не будет артачиться. Гемму Кряж счел украшением и собирался подарить жене, а Хатол услышал тонкий писк-голос и понял, что сердолик может послужить источником информации. Они не то чтобы сдружились, но начали вместе ходить по тропам Пущи. Обычно скальники не совались в лес, кишащий мелкими хищными зверьками — големы были слишком неповоротливы, чтобы с ними справиться. Лис Кряжа — кремовый, с пепельным ремнем вдоль хребта — разделывался с юркими жителями Пущи, не выказывая признаков усталости. Голем вступал в дело уже в Буреломе: прокладывал дорогу, разрывал паутину, растаптывал гигантских пауков. Как-то они взяли хорошую добычу — два набора заговоренных лат и вооружения. Вытряхнули кости, сдали латы антиквару и закатили гулянку на весь Предел, не обращая внимания на косые взгляды окружающих. Скальники дружно осуждали Хатола-Валуна за выбор чужака в напарники. Следопыты так же дружно ополчились на Кряжа, считая его поступки предательством. Скорей всего, через пару месяцев терпение окружающих лопнуло, и их или затоптали бы големами где-нибудь в глухом уголке или медведей натравили в окрестностях Предела. Не помог бы Хатолу титул «базальтового принца», не было у скальников сказки о дружбе принца и нищего. Тимол вовремя почуял неладное — донесли, как пить дать донесли — зазвал блудного сына домой под благовидным предлогом, и больше на Пустошь не выпустил. Женил, обременил всевозможными обязанностями.

Что о внезапном исчезновении напарника подумал Кряж — неизвестно. Может быть, пожалел — вместе шариться по всяким руинам удобно было, а, может, и не пожалел — на него-то следопыты тоже зубы скалили. Так и развела жизнь и Пустошь в разные стороны: без прощания, даже настоящих имен друг другу не называли. Кряж да Валун. Лис и голем. Хатол о своем положении в клане не рассказывал. Кряж тоже откровенностью не отличался. Хатол по паре оговорок понял, что у него есть жена и сын, но подробностей не выспрашивал — на Пустоши это зачем?

В дни поисков Райны — и после — Хатол искал взглядом среди идущих-по-следу знакомую фигуру. Не увидел. И подумал, что Кряж мог и сгинуть на Пустоши. Рисковый был. Лазил в Дождевые леса за сонными грибами, примеривался к Лабиринту в Северных горах. Сетовал на норму сборщика, мешавшую пуститься в приключения. Один раз обмолвился, что хотел бы иметь своего дракона, а не брать за плату у Гильдии.

Хатол плеснул в бокал еще немного вина — на один глоток — и отсалютовал звездному небу:

— Если ты жив, пусть тебе повезет.

Он не стал желать скал пухом или вечного покоя мертвецу. Грех хоронить, если точно не знаешь, что случилось.

Добравшись до кровати, он заснул как убитый. Провалился в черноту, как будто в Лабиринт на испытание вошел. Сон — душный, дурной — настиг его под утро. Он увидел каменный столб, объятый огнем. Дочерна обгоревший скелет, прикованный к столбу раскаленными цепями, шевельнулся, протянул Хатолу рдеющую шкатулку. Раздалось еле слышное сипение: «Поторопис-с-с-ь». Пальцы скользнули в кармашек пояса — за кристаллом, чтобы вызвать голема. Заговоренная ветвь зацепилась за кожу. Хатол дергал и дергал кристалл, не отрывая взгляда от шкатулки, пока его не разбудил стук в дверь.

Райна проснулась и хотела поговорить. Наскоро умывшийся Хатол вошел к ней в спальню, ожидая волны радости, вопроса, когда можно будет попробовать вызвать следующего голема. Вместо этого дочь, укрытая тонким покрывалом и утопавшая в горе подушек, спросила:

— Что с Даллаком? Он цел? Никто ничего не знает — ни слуги, ни целитель.

— Даллак — это?..

— Мой гость, — с вызовом ответила Райна. — Хозяин белого лиса. Что с ним? Твой голем остановился?

— Вчера тебя больше волновала судьба лиса.

— А сегодня — обоих.

— Вот как? — Хатол неприятно задело ненужное беспокойство и равнодушие к первому голему. — Могу сказать, что твой гость ушел из сада на своих ногах. Мой голем остановился.

— Ты говорил с Даллаком?

— Нет. Зачем? Я взял беседку в клыки, а когда убедился, что тебе не причинили вреда, снял заклинание. Твой гость ушел со стражниками и Ултаном.

— Ты отдал его стражникам?

— Нет. Я не подавал жалобу.

Хатол раздражался все сильнее. Ему не нравились обвинительные нотки в голосе дочери.

Райна приподнялась, почти села, попросила:

— Можешь отправить записку Ултану? Пусть придет, мне надо с ним поговорить.

— Хорошо, — не позволяя прорваться злости, ответил Хатол. — Сейчас напишу.

Ултан явился быстро, как будто на половине дороги со слугой встретился. Оставил волка за порогом, проявляя уважение к беде хозяев дома, спросил, чем может быть полезен. Хатол отвел его к Райне без упредительных наставлений. Что расскажет, то и расскажет. Единственное, что он себе позволил — остаться в спальне и послушать. Мало ли, какие фантазии у Райны могут возникнуть. Если дурные — надо пресечь.

На Ултана обрушился тот же самый град вопросов. На этот раз Райна получила ответы.

— Я познакомился с вашим гостем, мы вчера посидели в таверне, поужинали. Сначала вдвоем, потом к нам присоединился его отец. Даллак еще не нарек лиса, не принят в Гильдию, поэтому я счел нужным пообщаться с его семьей. Он прекрасно себя чувствует, — Ултан позволил себе легкую усмешку. — Происшествие не лишило его аппетита. И он, и Франг, чрезвычайно рады, что белый лис поспособствовал воплощению вашего голема, и передают вам пожелания скорейшего выздоровления.

«Молодец, — подумал Хатол. — Обо всем побеспокоился. Даже с родней Даллака поговорил, научил, как оценивать происшествие».

Он только сейчас понял, что, в общем-то, и Даллак мог на него жалобу подать. На неогороженном участке сада не было никаких предупреждающих меток. Заклинание Клыков всегда считалось боевым, и, при должном желании, Хатола можно было бы обвинить в нападении на случайного прохожего. С применением скальной магии, строго-настрого запрещенной в Аквалле.

— Я хочу его увидеть, — Райна повернула голову. — Папа, я могу пригласить Даллака в дом?

Пришлось изобразить улыбку, ответить:

— Конечно.

— Непременно передам ему ваше приглашение, — пообещал Ултан. — Завтра будет удобно?

— Можно и сегодня.

— Хорошо. Постараюсь увидеть его до обеда.

Они вышли из спальни Райны плечом к плечу. Не сговариваясь, дошли до гостиной, уселись.

— Вина? — спросил Хатол.

— Нет, спасибо. День обещает быть жарким, хочу сохранить свежую голову.

С Ултаном можно было обойтись без лишних расшаркиваний.

— Предпочитаю знать, кто переступает порог моего дома.

— Обычный недоучка, который второй год проваливает экзамен по управлению стихией, хотя имеет неплохие способности. Глуповат, не озлоблен, несмотря на трудную жизнь. Восемь лет назад, когда его отец вышел из тюрьмы, мать покрыла голову алым платком и ушла в Храм-Каскад. Дочери Мариты никогда не оплачивают детям обучение в сейо, отец перебивается случайными заработками на Драконьем Торге. Живут бедно, но в своем доме. Даллак учится в долг, будет отрабатывать годы в сейо годами работы на Гильдию.

— За что сидел отец?

— Франг пытался утаить дневной сбор кристаллов. Это было больше десяти лет назад, когда в Гильдии ввели обязательную отработку за найм дракона. Обычная история — работали впятером, впятером проносили кристаллы домой, потом один попался на сбыте и донес на остальных. По-моему, даже подбил их взять добычу побогаче, пообещав щедрого покупателя. Суд, дополнительный срок за сговор, изгнание из Гильдии. Отсидел пять лет, вышел. Ни в каких темных делишках не замешан.

— Почему изгнание? — удивился Хатол. — Зачем растрачиваться обученными следопытами?

— Франгу не повезло, — пожал плечами Ултан. — По новому закону в ряды Гильдии можно вернуться, внеся залог. В его случае — тройной размер утаенной добычи. Он сел до массового появления саламандр. А когда вышел, они уже два года как хозяйничали на Пустоши. Стоимость одного кристалла возросла в тысячу раз. Три стоуна кристаллов — огромное состояние. Выход на Пустошь для него закрыт.

Хатол кивнул, принимая объяснение. И подумал, что редко кому так не везет. Чтоб и сесть на пять лет, и кристаллы за это время подорожали, и жена навсегда ушла.

— Мне передавать приглашение? — уточнил Ултан.

— Да. Пусть этот Даллак приходит завтра. Мне не надо будет выезжать в Совет, прослежу, чтобы встреча не принесла Райне дополнительных потрясений.

Его вновь позвали в спальню Райны. Дочь, переставшая тревожиться о хозяине белого лиса, наконец-то захотела поговорить о сотворенном големе.

— Ты его видел? У меня правильно получилось?

Хатол рассыпался в немного преувеличенной похвале, сообщил, что собрал осколки, и даже не три, как положено по обычаю, а пять. На всякий случай. Разговор довольно быстро угас — Райна не строила планов, не рвался повторять попытку, не просилась домой, чтобы пройти Лабиринт. Хатол заметил вазу с талой водой от ледяной розы — конечно же, врачеватель к ней не прикоснулся, выливать должен близкий друг или родственник — и нашел причину удалиться.

Он вынес леденящую руки вазу в сад, наклонил, позволяя бедам и горестям впитаться на траву. Долго смотрел на колдовской иней, покрывший зелень. И подумал, что Лль-Ильм с Геблом способны на любые злые шутки. Вчера у кровати Райны могла стоять мать Даллака. И не ведать о запертом в беседке сыне.