Тайны камня и воды

Глава 3 Франг: Сюрприз за сюрпризом

Пес Лль-Ильма, сопровождаемый злым горбоносым волком, смотрел на них, как на куски грязи, прилипшие к сапогам прямо перед порогом господского дома — и задерживаться, чтобы стряхнуть, времени нет, и так не войдешь. Франг гадал, что же на этот раз ухитрился вытворить сын. И получится ли откупиться — за мелкие провинности все семейство под стражу не берут. Даллак выглядел слегка помятым и испуганным. Неужели убил кого-то? Если Пия, то и тюрьма не спасет. Огневки не успокоятся, пока обоих на клочки не порвут.

Ултан перестал гримасничать, мотнул головой, приказывая следовать за ним, и пошел по коридору, сквозь большую комнату, в которой переругивались стражники. Они вышли в проулок через заднюю дверь. Без объяснений и напутствий. Воздуху свободы можно было бы порадоваться, но помешала резь в глазах. Возле порожков ужасно воняло — похоже, тут облегчались все стражники перед тем, как пойти на обход.

Пес Лль-Ильма развернулся, широким шагом двинулся к улице, на которой мелькали факелы и раздавались громкие голоса — стражники волокли в тюрьму какого-то перебравшего вина гуляку, посылавшего проклятия Гильдии и Совету Следопытов. Пришлось поспешить. Они обогнули крикуна и караульных и едва не уткнулись в спину Ултана — тот неожиданно встал как вкопанный. Волк, чувствовавший недовольство хозяина, глухо порыкивал, скалил зубы то на Франга, то на Даллака.

— Выпьем эля, — внезапно не предложил, а утвердительно сказал Ултан. — Я угощаю.

В дорогом трактире, где кланяющийся хозяин провел их в комнату на втором этаже, Франг твердо отказался от еды — за себя, и за сына — и получил огромную глиняную кружку пенной жидкости. Помолчали. Ултан пригубил эль и холодно проговорил:

— Теперь, когда рядом нет лишних ушей, поговорим серьезно. Начнем с самого главного. Как ты сумел выманить скальницу за ограду?

— Она сама вышла! — Даллак поднял руки, демонстрируя пустые ладони — знак честности и добрых намерений. — Она первый раз меня с балкона увидела и вышла.

— Первый раз?

Франг слушал рассказ очень внимательно. Прошли те времена, когда Даллак за ужином выбалтывал ему все, что с ним случилось за день — как к служанке из зеленной лавки захаживать начал, так откровенности и закончились. Но одно дело — служанка, а другое — скальница, да еще и дочь базальтового принца. Нашел, к кому молчком заглядывать пожрать!

Ултан долго вытягивал из Даллака подробности: как Райна отнеслась к лису, почему перестала бояться, правда ли, что лис с ними в беседке сидел. Узнав, что Даллак еще и за чужой кристалл лиса вызывал, Франг в сердцах грохнул кружкой по столу. Какая бестолочь! А если потребуют вернуть? Где брать-то?

Эль выплеснулся на стол. Ултан перевел взгляд на Франга. Спросил:

— Ты историю со скальничьей дочкой помнишь? Искал ее или сидел уже?

— Сидел. Когда вышел — рассказали.

— Ясно. А ты?

Даллак замотал головой.

— У Анхеля скальники брата големами растоптали. Наскочили втроем, говорят, богатую добычу кристаллов забрали. Не сизых, а фиолетовых. Он где-то делянку нашел. Выходил раз в три месяца, весь сбор сразу в Храм-Каскад продавал — на этих кристаллах розы растут, как тесто на дрожжах. Скальники за ними тоже охотятся. Говорят, их галечники такие кристаллы в пыль трут и по щепоти в еду добавляют. Только так могут лечить наложением рук, без фиолетовых кристаллов не получается. Скальники Анхелева брата перед смертью пытали. Может, вызнали, где делянка, может — нет. Анхель и по брату убивался, и по потерянным кустам. Сам-то секрета тоже не знал. Пару раз выбирался на Пустошь, какие-то карты проверял… вернулся ополоумевшим. На площади закатил бессвязную речь о скверне, утверждал, что если скальников в Акваллу беспрепятственно впускать, Ключи и Водопады иссякнут. Народ послушал, да разошелся — других забот хватало, как раз саламандры стаями нападать начали. Жена Анхеля лекаря вызвала. Тот руками развел, холодные обливания присоветовал и в Гильдию о безумце сообщил. Талисман у него отобрали, но он и без дракона обошелся: купил две куклы-перчатки и встал рядом с домом посла скальников — народ забавлять, представление разыгрывать. За посольской дочкой не досмотрели — вышла она к Анхелю, чтобы на потеху о покупке дракона глянуть. Тут-то Анхель ее и увел. Кто увел — вызнали быстро. Искали мы его долго. Думали, он в городе прячется — записку с проклятиями в посольский дом прислал. А он девчонку в карстовые пещеры увел и волка приставил на охрану. Волк-то тоже тронутый воплотился… покусал скальничью дочку и напугал так, что магия заперлась.

— Как — покусал? — удивился Франг. — Сколько девчонке было?

— Шесть зим.

— Вправду обезумел.

Вызванные звери никогда не трогали детей. Огрызались, рычали, но укусить не могли — растекались лужей по камням или траве. Нешуточно тот Анхель помешался, если смог волка на ребенка натравить. Или из фиолетовой ветки воплотил. С нее что лис, что волк, что медведь получался непослушный — как будто Храм-Каскад за трату ценного кристалла мстил.

— Не знаю, почему Хатол других детей не наделал, раз с этой такая закавыка вышла. Может, сам немощный — хотя на вид не скажешь. А, может, жена хворая и сменить нельзя. Пару зим назад Тимол в Предел врачевателей вызвал. Пытались подросшей девице магию отворить, но ничего хорошего не вышло. Врачеватели начали зазывать Базальт к нам — в обмен на подпись под соглашением. Долго вели переговоры, пообещали девице ледяную розу… сейчас ставят. Магия открылась, голема она подняла. Уже можно.

— Я его видел, — оживился Даллак. — Она его перед беседкой поставила, когда большой голем из-за ограды вышел.

— Забота с плеч, — хмыкнул Ултан. — Теперь важно, чтобы соглашение подписали. Если вильнут или сбегут — все наши старания зря. Слушайте меня внимательно, оба. В ближайшие дни к вам могут придти озабоченные гильдейцы или мелкие храмовые служки. Они начнут рассказывать заманчивые вещи. Предложат подать в суд на скальника, применившего боевое заклинание к Даллаку. На нейтральной территории, практически на городской улице. Пообещают солидную выплату после окончания процесса, скажут, что даже если скальник избегнет штрафа, они сами возместят вам беспокойство. Не обольщайтесь. Хоть один медяк возьмете — я лично закрою вам обоим дорогу на Пустошь. А поведете себя разумно — открою. Опять же, обоим. Ты понял меня, Франг?

Это было настолько ошеломительно и привлекательно, что Франг забыл кивнуть. Отвел взгляд от Ултана, уставился в кружку, под столом вцепился пальцами себе в ногу, стараясь унять дрожь.

— Нам — я говорю не только от своего лица — нам сейчас не нужны конфликты с скальниками. Испортите Хатолу настроение — пеняйте на себя.

— Я вас понял, отец Ултан, — с трудом выговорил Франг. — Я не собираюсь рисковать будущим сына и единственной возможностью вернуться на Пустошь. Прослежу, чтобы Даллак не повелся на чужие посулы.

— Хорошо, если так.

Ултан встал, бросил на стол несколько мелких монет, расплачиваясь за эль, и ушел прочь — не прощаясь и больше ничего не обещая. Даллак отодвинул пустую кружку, хрипло спросил:

— Он может вернуть тебя в Гильдию? Может или врет?

— Не знаю, — пожал плечами Франг. — Пойдем домой. Там поговорим.

Дом был единственным добром, которое Франг нажил за годы выходов на Пустошь. Не ахти какой: сруб из бревен, обмазанный глиной ивняк, соломенная крыша. Глухая стена к улице — чтоб не сглазили. Забор, клочок земли с двумя грядками и грушевое дерево. Покупался дом за небольшой мешок отборных кристаллов — сейчас за такой мешочек двухэтажный каменный особняк сторговать можно. А их домишко за годы, проведенные Франгом в тюрьме, стал стоить пару сизых веточек. Улица дважды выгорала, благо, пламя до их дома не дошло, потушили. Гильдейские сборщики переехали в районы поближе к Храму-Каскаду, в соседях остались ротозеи да пьянчуги — в собутыльниках у Франга недостатка не было.

Сегодня он чуть не свернул к знакомой калитке местного торгаша — постучать, купить дешевого плодового вина — но вовремя опомнился. Сейчас, когда забрезжила призрачная надежда вернуться в Гильдию, нужно держать себя в руках. Встречать нежданных гостей — если таковые появятся — трезвым выдохом и суровым взглядом. Отказывать. Выжидать. Надеяться, что скальник подпишет договор, а Ултан сдержит слово.

Даллак первым делом загремел горшками и котелками, нашел вчерашнюю кашу, выложил в плошку — подкрепиться. Жевал и одновременно оправдывался: и первый раз с Райной заговорил случайно, а почему второй раз в тот сад зашел и беседку начал чистить — сам не знает, ноги не туда занесли.

— Она тебе понравилась? — спросил Франг.

— Кто? — уточнил Даллак. — Беседка?

— Райна.

— А, вот ты про что! Нет. Наверное, нет. Не знаю.

Ответил спокойно. Значит, не зацепила, иначе бы голос дрогнул или искорка в глазах блеснула.

— Как ты думаешь, этот Ултан?.. — Даллак замялся, потом выпалил. — Вот было бы здорово вдвоем выйти! Я так скучаю по Закату!

— А я-то как… — впервые признался Франг.

Неловкий разговор прервал далекий стук в калитку.

— Пойду, поговорю. Не высовывайся. Скажу, что услал тебя к дяде, в деревню. На сенокос.

Даллак закивал, полез за остатками каши. Франг вышел к забору, спросил:

— Кого среди ночи принесло?

Нельзя сказать, что глухая ночь — поздний вечер, но не грех и преувеличить.

— С приветом от Лль-Ильма, — проговорил знакомый голос. — Открывай.

Дельма, служку из Храма-Каскада, Франг ни с кем спутать не мог. Дельм никогда днем и не заходил — его раз в год бывшая жена присылала, если хотела Даллака чем-то облагодетельствовать, и всегда скрытно, всегда по темноте.

«Интересно, что потребовалось? Дочери Мариты хотят подать в суд на скальника? А взамен что предложат? Как бы не сгореть меж двух огней».

Опасения оказались напрасными. Дельм принес мешок снеди — вкусно пахло и жареным мясом, и сладкой выпечкой. Даже у Франга рот слюной наполнился, а Даллак на лавке заерзал, словно гвоздь в задницу воткнули.

— Лль-Ильм шлет вам не только привет, но и плату за очистку фонтана в чужом саду.

Глухо брякнул кошель, набитый монетами.

— Что нужно? — не прикасаясь к кошелю, спросил Франг. — Мы не будем судиться со скальником. Поговори с отцом Ултаном, он объяснит, почему.

— Это плата за сделанное, — ответил Дельм. — Врачеватели не знали, как достучаться до магии Райны. Соглашение висело на волоске. И тут Даллак. Райна воззвала к скалам, желая защитить его лиса. Пожалела белого кладоискателя, которого мог убить отцовский страж — тревожилась о нем, когда очнулась. Я передаю, что велели: деньги и четыре зелья.

Замотанные в тряпицы флаконы примостились к кошелю.

— Одна из дочерей Мариты желает вам здоровья — вопреки обету. Пусть эти зелья никогда не пригодятся вам на Пустоши.

Франг поблагодарил, проводил Дельма за калитку. Вернулся к Даллаку, роющемуся в мешке с едой и жующему пирог. Развернул флаконы и покачал головой. Кто-то — вряд ли бывшая жена, скорее, настоятель розария — расщедрился на два зелья полного исцеления и два противоядия от отравленных копий саламандр. Темно-фиолетовые флаконы с серебряными розами. Мгновенное исцеление смертельных ран. Тысяча золотых за флакон. Минус пять лет жизни — дочери Мариты берут с бесшабашных и невезучих высокую плату.

— Ого!

Даллак даже жевать перестал, благоговейно тронул флаконы — руку об штаны обтер, прежде чем прикасаться.

— Если закроют выход на Пустошь — продадим и уедем из столицы, — сказал Франг. — В глушь, подальше от Храмов-Каскадов. Скальники тоже наши зелья покупают.

— Ага. В сейо говорят, что они из-за этого сильно подорожали.

— На торге болтают, что и розы хуже растут. Долго стоят бутонами, не раскрываются. А потом опадают, и только пара лепестков пригодны в дело.

Они быстро поели, прислушиваясь к звукам за дверью. В калитку больше никто не стучал. Даллак начал зевать и отправился на боковую. Франг вышел на порожки, сел, глядя в небо. Отогнал мысль о походе за вином и привалился к нагретой стене. Можно было бы лечь под грушей, но с нее уже сыпались первые зрелые плоды — упадет и оставит синяк на половину физиономии. А соседи потом будут языками чесать, что они с Даллаком подрались.

От внезапных перемен кружилась голова. Прежде, когда не было надежды вернуться в Гильдию, Франг утешал себя незатейливым доводом: «Целее буду». Пустошь и раньше не баловала сборщиков — и выдаваемый в обрез запас зелий способствовал сокращению рядов. А сейчас, когда к ловушкам изменчивой земли и соперникам-скальникам прибавились саламандры, вернуться домой целым и невредимым считалось большой удачей.

Резон: «Целее буду» хорошо помогал только после третьей кружки дешевого плодового вина. Будучи трезвым, Франг тосковал по Закату: лишиться лиса — все равно, что потерять руку или ногу. Вино приносило забвение, редко когда веселило, но позволяло забыть невидимое глазу увечье. Увечье, в котором некого было винить. Сам дурак. Повелся на чужую похвальбу, захотел легкой наживы. Хотел купить своего дракона. Девятерым повезло, ему, десятому — нет. Только и оставалось, что повторять: «Целее буду».

Сейчас, благодаря любопытству и безалаберности сына, забрезжила надежда вернуться в ряды сборщиков. Плоха ли, хороша работа, главное — Закат будет рядом. Франг хотел посидеть с ним бок о бок, запустить пальцы в шерсть, рассказать обо всех переменах, которые случились за долгие годы разлуки. Закат не знал ни о тюрьме, где Франг растрепывал старые корабельные канаты на волокна, а потом плел из них гамаки и сети. Ни о том, что Лилла покрыла голову алым платком. Дождалась его из тюрьмы и в Храм-Каскад ушла. Не слушая рыдания сына.

И винить ее было не в чем — дар не задавишь. Все Дочери Мариты побывали в замужестве и оставили в миру детей. Повторяли судьбу Мариты, без этого дар не пробуждался. Сейчас жили не так строго, как в прежние времена. Раньше двери Храма захлопывались, и будто умерла. А Лилла и зелья передавала, и сына подкармливала. Как и многие другие Дочери.

И, все-таки, Франг на нее до сих пор злился. И на нее, и на себя. В постели у них с самой первой ночи не заладилось. Франг поначалу думал: жена привыкнет, старался сдерживаться, нежнее быть. Это сейчас ясно — дар, хоть и дремал, а страсть морозил, чтоб Лилла ко всему земному меньше привязывалась.

Пока дар не открылся, пока слова не упали с губ Лиллы замерзшими льдинками, Франг себя корил. О том, чтоб полюбовницу заводить, и не мыслил — не дело это, при живой жене да с маленьким сыном. В тюрьме много передумал, ждал, что после разлуки смогут начать заново. А льдинки сложились в вязь: «Теперь я свободна. Ухожу».

И Лилла ушла. И Даллак вырос. Да уж, удивился бы Закат переменам. И удивится, если на этот раз Франгу с Даллаком улыбнется удача.

«Сейчас, конечно, ни до Предела не доберешься, ни к Парту-коробейнику. Жив ли он? Давно о нем ничего не рассказывали — ни на торге, ни в кабаках».

С Партом Франг познакомился в былые времена, когда, сдав дань кристаллов выборному Гильдии в Пределе, отправлялся на поиски приключений на Пустоши. Не Франг. Кряж. По именам там никого не называли, считалось, что имя, данное в родном мире, отбирает здешнюю удачу. Парта кликали Коробейником — за то, что диковины всякие в Предел приносил и продавал тамошним скупщикам. Пару раз в таверне эль пили, болтали ни о чем, а потом Кряж Коробейника с поля хватай-травы вытащил. Закат учуял, что трава кого-то жрет, вывел к неудачнику. Попотеть тогда пришлось — попробуй, вытяни тело, почти спеленатое коконом, когда разъяренная трава тебе за ноги цепляется и кровь пьет. После этого вроде как сдружились. Коробейник бормотал, что на нем долг, но Кряж отмахнулся. Получал возмещение разговорами, и, чем больше узнавал, тем шире рот разевал.

Коробейник был сыном вызывающего и скальницы, проклинающей дочери клана Гальки. Он не чувствовал отклика камня и не слышал рокота Водопада Жизни. Проклясть врага, движением руки одарив его трясучкой или заиканием, у него тоже не получалось. Не досталось в наследство редкое умение матери.

Если бы глава клана Гальки предвидел, что полукровка окажется удачливым сборщиком, не видать бы ему выхода за Арку без оговоренной дани, а, возможно, и следящего амулета. Но в день совершеннолетия Парт показался родне ненужным балластом, вроде тех корзин с мертвыми камнями, которые грузят в воздушные шары. И ему позволили уйти в Пустошь. Со скудными припасами еды и небольшим мешком вещей. Да еще и пожелали в спину, чтоб не возвращался.

Видимо, в возмещение проклятий, Коробейник получил благословение Пустоши, почти никогда не загонявшей его в ловушки и оберегавшей от встреч с хищниками. Хоженые и нехоженые тропы приводили его к рощам с созревшими кристаллами. И ни враг, ни непогода не мешали укладывать окаменевшие ветки в мешок.

Кряж ему не завидовал — тогда думалось, что на его век кристаллов хватит. В гости приходил с удовольствием. Нравился ему и дом, и уклад жизни. Коробейник клялся, что дом ему подарила Пустошь — тропа сама вывела к приземистому каменному строению, вросшему в полянку с родником.

Наверное, Пустошь его действительно любила. Не позволяла рехнуться от одиночества — затаскивала в старые развалины, подсовывала в руки книги и артефакты, требовавшие тщательного изучения. И приводила к порогу дома раненых животных, которых он лечил, успокаивая разговорами. Закат рычал, но болезных не трогал. Понимал, что нельзя рушить чужую жизнь.

Зверье благодарило Коробейника за лекарские услуги. Алые волки оставляли у родника косульи туши, а стервятники охраняли поляну, уничтожая шнырьков. На опушке росли три хлебных дерева, а предметы первой необходимости и даже вино Коробейник выменивал за кристаллы в Пределе.

Что Пустошь его от болотной лихорадки не уберегла, Кряж узнал случайно. Заглянул на огонек и замер на поляне. Возле дома стоял голем. Неприятный оказался сюрприз — Коробейник никогда не говорил, что привечает родню по матери. Пока ломал голову, решая, не случилась ли очередная беда, не надо ли ввязываться в драку, на крыльцо хозяин голема вышел. Свистнул, спросил:

— Кряж?

— Да.

— Заходи. Ему бабочка нашептала, что ты идешь. Велел пропустить, не трогать, — когда уже лицом к лицу встали, скальник сообщил. — Я — Валун. Настойки принес. У него лихорадка.

Так и познакомились. Поначалу косились друг на друга, но соблюдали перемирие. Потом, ожидая, пока Коробейник жар переборет, начали разгадывать тайны артефактов. Валуну удалось выяснить, как действует покрытая инеем металлическая цепочка с двумя прозрачными камешками — если завязать ее хитрым узлом, как на рисунке в пергаменте, и положить на землю, почва замерзнет и покроется коркой льда. Особой выгоды Кряж в этом не видел — он и ураган, и ледяной дождь заклинанием вызывал с помощью гильдейского талисмана, однако признал, что Валун башковитый. Сам он узел завязать не смог, как ни старался.

Потом встретились в Пуще — Кряж удачно выменял какой-то покрытый резьбой камешек на два птичьих головных убора. Все ремешки были целые, на Драконьем Торге задорого продать можно — для упряжи нужны. Потом возле Предела столкнулись, вместе пошли в лес. Пустошь немедленно сменила наряд, окружила их солончаковой пустыней. Когда из трещин белые крабы полезли, Кряж хотел сдать назад — Закату их панцири не по зубам. Валун сказал: «Не поджимай хвост, пробьемся!», крабов големом растоптал, и посматривал свысока, пока Пустошь снова не переоделась. Со шнырьками расправился Закат, да и Кряж не ударил в грязь лицом: приморозил теплолюбивых тварюшек ледяным дождем, благо, небо было отзывчивое, не то что в пустыне.

Вспомнит ли сегодняшний Закат Валуна? Если, конечно, Ултан сдержит слово, и Франгу откроют выход на Пустошь. Будет ли всматриваться в скальников, ловить запахи?

— Кто его знает… — пробормотал Франг, глядя в небо. — Поживем — увидим.

Наутро Франг на подработку на торг не пошел. Не из-за храмового кошеля с монетами, а потому что после почти бессонной ночи к диким драконам в загон заходить — верная смерть. Чуют они застрявших между явью и сном, вытягивают слабость на белый свет и убивают, задурманив голову. Пораскинув мозгами, он и Даллака в сейо не пустил. Провожать туда-сюда — не маленький. А мало ли кто на улице подступится. Заморочат хитростью, отведут к судье, и жизнь сломана. Нет уж… Франг этого не допустит.

В обед оказалось, что не зря дома засели. Явился Ултан с горбоносым волком, отдал новые распоряжения.

— Завтра пойдешь в гости к скальникам. Райна хочет тебя видеть. Лишнего не болтай, радуйся ее выздоровлению, если вдруг велят лиса вызвать — не отнекивайся. Что скажут, то и делай. Хоть на голове пляши, если потребуется. Хатолу не перечь, постарайся защитника к нему не подпускать. Попутает твоего лиса с другим зверем, не големом придавит, так клыками прихватит. А девица потом опять закатит истерику. Нам это не надо. Помни: как только Хатол подпишет соглашение, вы с отцом получите талисманы Гильдии и выход на Пустошь.

— Я все сделаю! — жарко пообещал Даллак.

— Приодень его, чтоб не в рванине шел, — приказал Ултан, повернувшись к Франгу. — Кошель из розария передали? Если мало — я добавлю.

— Хватает, — сдержанно ответил Франг. — Большое спасибо.

На следующий день Даллак в новенькой рубашке с вышитым воротом и чистых штанах отправился в гости к скальникам. Вернулся вечером в сопровождении Ултана и долго и подробно описывал, чем его кормили.

— Весь день жрал, что ли? — хмуро спросил Ултан. — Я же тебе сказал — не засиживайся. Раньше не мог уйти?

— А… ну… — Даллак замялся. — Мы с Райной сначала в саду сидели, потом поели. А Хатола куда-то срочно вызвали. Я еще раз поел и мы заснули. Я не думал, что он так быстро вернется.

— Лль-Ильм мой, он что, вас в постели застукал? — у Ултана округлились глаза. — И он тебя не убил?

— Это не то, что вы подумали! — замахал руками Даллак. — Мы не это… мы спали. Райна мне шею бальзамом намазала, потому что я ее воротником рубашки натер, и мы прилегли. Чтобы бальзам впитался.

— Я тебе в следующий раз так намажу — без шеи останешься! — пообещал Ултан. — То-то я смотрю — Хатол взбешенный. Завтра ты зачем туда пойдешь? Шею показывать?

— Лиса для Райны вызвать. Сегодня сырого кристалла не было. Райна сразу у отца не попросила, а потом искала, но кристаллы куда-то убрали, а у нее только заговоренные.

— Лис ей зачем?

— Райна по нему соскучилась.

Ултан с Франгом одновременно вздохнули.

— Я все делал, как вы велели! — заверил Даллак. — Рассказывал про папиного лиса. Что он никогда детей не трогал. И про морковку рассказал.

— Про какую морковку? — насторожился Ултан.

— А я, когда маленький был, Закату в уши две морковки воткнул, чтобы он стал буйволом! Ботва так смешно качалась… а он рычал, недовольный такой, головой мотал, но я его крепко держал!

— Мало ты его порол, — сказал Франгу Ултан. — Значит, так. Завтра в обед пойдешь, заберешь его от скальников. А то Хатол недоволен, что я возле дома слишком много отираюсь.

— Я и сам домой дорогу найду!

— Дурень! — усмехнулся Ултан. — Не о тебе беспокойство. Хатол должен знать, что мы следим за каждым твоим шагом. И, если тебя покалечит ловушка или его голем, это не удастся скрыть, вызвав врачевателя из Палат, и наскоро залатав повреждения.

— Понятно, — кивнул Даллак.

— Завтра вызовешь лиса, если кристалл дадут, повеселишь девицу и скажешь, что у тебя занятия в сейо. И так, мол, много пропустил. А через пару дней договор будет подписан, и пусть скальники себе сами развлечения ищут. Что Хатол, что его доченька. Нам главное, чтоб до подписи не сбежали, а дальше — хоть в омут с головой.

«Как они сбежать могут? — думал Франг, провожая Ултана к калитке. — Ладно, до главной Арки-Радуги можно по темноте в закрытой карете добраться. Но на Пустошь-то стража не выпустит. У них всегда запас кристаллов в караульной. Даже если этот Хатол половину стражников в клыки возьмет, а остальных големом топтать будет, все равно чей-нибудь волк увернется и в горло ему вцепится. Ох, темнит Ултан. Недоговаривает».

Поручение — встретить Даллака — пришлось весьма кстати. Франг и до этого хотел взглянуть на дом и сад скальников собственными глазами, но боялся спутать планы Ултана. А теперь, когда есть указание, отчего бы не посмотреть?

После полудня Франг обмылся под летним душем — хотел баньку поставить, да так и не сподобился — и сменил одежду на парадную. К дому скальников подошел со стороны заброшенного сада. Осмотрел каменный забор, увитый плющом, кучу оборванных жухлых плетей, свежую кладку, новенькую калитку. Тропка привела сначала к фонтану, а от него — к мраморной беседке. Франг без интереса взглянул на виноград и влез на скамью, чтобы проверить, действительно ли отсюда виден балкон. Не то чтобы он не доверял словам Даллака… но свои глаза надежнее.

На скамье-то Франг и остолбенел. Не соврал Даллак, балкон как на ладони. А на балконе — Валун. Почти не изменившийся с их последней встречи. Такой же собранный, хищный. И явно чем-то недовольный. Смотрел считай-что-умерший Валун в сад, на зрелище, скрытое от Франга стеной. Мелькнула мысль — а, может, приставили к дочурке Хатола охранником? Мелькнула и тут же исчезла. Голос — девичий, звонкий — спросил:

— Папа, а у нас есть веревка?

— Зачем тебе? — поинтересовался Валун, наваливаясь на перила. — Что вы там делаете?

— Мы с Даллаком хотим попробовать привязать веник.

— Чтобы лис на него прыгал, — влез в разговор сын. — А то они вместе играть не хотят.

Виноградная плеть, за которую Франг неосторожно взялся, оборвалась под рукой с громким треском. Валун — или Хатол? — выпрямился, вперился взглядом в беседку.

«Вот и встретились, — вытирая руку об штаны, подумал Франг. — Надо же, где на этот раз судьба свела. В самом центре нашей столицы».