Тени

Глава 27

Когда Лейла очнулась, она лежала на боку, на чем-то намного мягче пола в вестибюле. Охваченная паникой, она положила руку на живот.

Все так же, плотная округлость, того же размера… но, дражайшая Дева-Летописеца, не навредила ли она ребенку? Она помнила, как вышла из машины, попыталась дойти до главного входа, потеряла сознание….

— Малыш, — прошептала она. — Он в порядке? Малыш?

Сине-зеленый взгляд Куина мгновенно оказался напротив нее.

— С тобой все норм…

Будто ее волновало собственное благополучие.

— Малыш..!

Проклиная себя, она думала, как вообще посмела жаловаться на беременность? Может, это ей в наказание за…

— Все хорошо. — Взгляд Куина бродил по комнате, фокусируясь на ком-то вне ее зрения. — Отлично, просто… хорошо, да, все хорошо.

Облегчение было настолько сильным, что слезы подступили к глазам. Если бы она потеряла ребенка из-за встречи с Кором? Потому что наблюдала, как он… делал это со своим членом?

Она бы себя никогда не простила.

Ругая себя, она гадала, зачем вообще просила об этом мужчину. Это неправильно во стольких смыслах, и добавляло вины, от которой она и так задыхалась.

В конечном итоге, намного легче играть роль жертвы, когда не просишь своего шантажиста заняться мастурбацией.

— О, Боже, — выдохнула Лейла.

— Тебе больно? Дерьмо, Джейн…

— Я здесь. — Добрый доктор села на колени рядом с Куином, она выглядела уставшей, но настороженной. — Привет. Мы рады, что ты снова с нами. Кстати, Мэнни вправил твою руку. У тебя был открытый перелом. Мы наложили гипс и…

Последовал какой-то разговор о сроках ее выздоровления и снятия гипса, но она слушала вполуха. Док Джен и Куин скрывали что-то от нее: их ободряющие улыбки были словно фотографиями настоящих — идеально точные, но плоские.

— Что вы скрываете? — перебила она.

Молчание.

Когда она попыталась сесть, Блэй помог ей, аккуратно подхватив под здоровую руку, придерживая.

— Что? — требовательно спросила она.

Док Джейн перевела взгляд на Куина. Куин посмотрел на Блэя. А Блэй… именно он, в конечном итоге, встретил ее взгляд.

— Ультразвук показал кое-что неожиданное, — сказал боец.

— Если вы заставите меня снова произнести слово «что», — процедила она. — Я начну бросаться вещами, и плевать на сломанную руку.

— Двойня.

Словно время и реальность стало машиной, на тормоз которой надавили внезапно, и в голове раздался метафорический визг шин.

Лейла моргнула.

— Простите… что?

— Двойня, — повторил Куин. — Ультразвук показал, что ты носишь двойню.

— И они идеально здоровы, — добавила Док Джейн. — Один намного меньше второго, и есть небольшая задержка в развитии, но он жизнеспособен. Я не заметила второй плод во время последнего ультразвука, потому что как я понимаю — исходя из консультаций у Хэйверса — у вампиров беременность протекает иначе, чем у людей. Очевидно, была вторая оплодотворенная яйцеклетка, она была имплантирована, но только недавно вошла в важный эмбриогенезисный этап развития… последнее УЗИ делали два месяца назад, к слову, и тогда я ничего не видела.

— Двойня? — выдавила Лейла.

— Двойня, — повторили все трое.

По неясной причине она вспомнила мгновение, когда узнала, что она забеременела. Хотя зачатие было самоцелью, и они с Куином сделали все, чтобы добиться этого, новости об успешном окончании жаждущего периода стали сильным потрясением. Это казалось чудом, поразительным… счастливым испытанием, и она не знала наверняка, переживет ли это.

Сейчас то же самое.

Но без радости.

Она знала двух сестер, которые вынашивали близнецов, и одна беременность закончилась выкидышем. Во втором случае в живых остался лишь один малыш.

Слезы покатились из глаз.

Это — не хорошие новости.

— Эй, — Блэй наклонился с платком в руках. — Все не так плохо. Вовсе нет.

Куин кивнул, хотя лицо оставалось застывшей маской.

— Это… неожиданно. Но совсем не плохо.

Лейла положила руки на живот. Двойня. Теперь она должна двоих перевести через черту.

Двое.

Дражайшая Дева-Летописеца, как такое произошло? Как ей сейчас быть?

Когда вопросы заполнили голову, она осознала… ну, черт. Как и с большей частью своей жизни, это ей неподвластно. Невозможность стала ее девизом… сейчас ее задача — сделать все возможное, чтобы она и малыши хорошо отдыхали, питались и получали необходимый медицинский уход.

Единственное, на что она могла оказать непосредственное влияние. Все остальное?

В руках судьбы.

— Могут быть и другие? — спросила Лейла.

Док Джейн пожала плечами.

— Верю, что это маловероятно, но я бы хотела послать образец твоей крови Хэйверсу. У него в этом намного больше опыта, и посмотрев на особенный гормон беременности, присущий вампирам, он, по его словам, может описать твое состояние. Но он сказал, что тройняшки — беспрецедентный случай, а твоя беременность развивается по привычной схеме для женщин, беременных несколькими плодами. Если у тебя будут близнецы, хотя в редком случае близнецы могут быть идентичными, как Зи и Фьюри, второй эмбрион будет задерживать свое развитие на протяжении всей беременности. Будто бы выжидая, чтобы появиться на вечеринке в правильное время.

Лейла опустила взгляд на округлившийся живот… и поклялась, что больше никогда, ни за что не пожалуется на беременность. Ни на опухшие лодыжки, ни на супер-чувствительные, похожие на дыни груди, ни на посещение уборной каждые десять минут.

Ни. Единой. Жалобы.

Никогда. Больше.

Тот факт, что она умудрилась потерять сознание, упасть лицом на мраморный пол и, тем не менее, сохранить малыша….

Малышей, — поправила она себя шокированная.

… в себе, в целости и безопасности, напомнил ей, что боли и неудобства были несущественны по сравнению с общей картиной, главной целью, основной заботой.

Родить их в нужное время, сделать так, чтобы они выжили.

— Так, ты согласна? — спросила Док Джейн.

— Прости, что?

— Не возражаешь, если я отправлю образец твоей крови Хэйверсу на анализ?

— А, да. — Она протянула целую руку. — Возьмите сейчас…

— Нет, мы уже взяли пробу.

А. Это объясняло ватку на сгибе руки.

Ее мозг работал неправильно.

— Поэтому она потеряла сознание? — Спросил Куин. — Из-за второго ребенка?

Док Джейн снова пожала плечами.

— Ее показатели в норме… и по ним давно наблюдается стабильность. Лейла, когда ты в последний раз кормилась?

Проблема не в том, что она давно не брала вену.

— Я…

— Мы разберемся с этим прямо сейчас, — заявил Куин. — Мы с Блэем оба дадим тебе вену.

Док Джейн кивнула.

— Это было бы логично, учитывая, что второй ребенок начинает требовать больше питания, твоя потребность в калориях и крови должна быть больше, чем ты осознаешь. Ты, скорее всего, загнала сама себя, вот в чем причина.

Лейла чувствовала онемение и через силу улыбнулась.

— Я буду осторожней. И спасибо. Я очень ценю вашу заботу.

— Всегда пожалуйста. — Док Джейн сжала ногу Лейлы поверх одеяла. — Отдыхай. Ты скоро поправишься.

Когда целительница ушла, Лейла подумала о внезапных вспышках сексуального желания, одолевавших ее в последнее время, а также относительно возросших физических проявлениях. Был ли это второй ребенок или…

— Хочешь что-нибудь удобней этого? — спросил Куин.

Она встряхнулась.

— Прости, удобней, чем что?

— Чем больничная сорочка.

Опустив взгляд на себя, она обнаружила, что была не в своих одеждах.

— Ой. М-да. На самом деле, здесь прохладно. Одна из моих мантий пришлась бы к месту, но я не хочу тревожить вас.

— Никаких тревог. Я унесу твои вещи к тебе в спальню и захвачу сорочку и мантию… а Блэй пока может дать тебе вену?

В качестве ответа перед ее лицом показалось запястье солдата.

— Возьми столько, сколько нужно.

И в это мгновение она испытала непреодолимую потребность рассказать им. Очиститься. Стереть стресс прошлого года, независимо от последствий.

Она просто хотела освободиться от ужасной ноши, тяготившей ее. Пугавшей ее.

Дразнившей ее.

Без сомнений, это повысит шансы для нее выносить малышей… чем меньше стресса, тем лучше для беременных женщин, да? А сейчас на кону стояло уже две жизни, а также ее собственная.

— Лейла?

Она проглотила ком. Посмотрела на мужчин, стоявших перед ее койкой, обеспокоенных. Она не хотела предавать свою единственную семью. К тому же, может, если она расскажет им о Коре, они смогут… сделать территорию безопасней. Или перевезти всех. Или…

Лейла прокашлялась, стискивая простыни руками, словно они были рулем, и она собиралась сделать крутой поворот.

— Послушайте, мне нужно…

Она не закончила, и Куин заполнил тишину:

— Тебе нужно кормление. Вот, что тебе нужно.

Ее клыки будто прислушались к его словам, выступая из челюсти, и ей пришлось смириться с фактом, что да, ей нужно было взять вену.

И нет, она не могла рассказать им. Она просто… это было не хорошо. Нехорошее решение для нее. Они возненавидят ее за то, что она подвергла риску себя и беременность… а, тем временем, Кор все равно будет знать, где они живут, потому что Братство никогда не покинет этот лагерь. Это — их дом, и они будут защищать его, когда Кор нападет сразу после того, как она прекратит их встречи.

Погибнут люди. Ее любимые.

Черт.

— Спасибо, — сказала она хрипло, обращаясь к Блэю.

— Все для тебя, — ответил он, смахивая ее волосы назад.

Она попыталась сделать укус максимально нежным, но Блэй даже не дернулся. С другой стороны, он, без сомнений, привык к более жестким укусам, когда занимался любовью с Куином.

Когда она припала к знакомому источнику, вбирая пищу, необходимую ее телу, которую ей мог подарить лишь мужчина ее расы, Куин подошел к стулу в углу комнаты, на котором сложили ее вещи. Когда он взял их в руки, то нахмурился и опустил взгляд. Потом порылся среди складок, будто искал что-то.

Мгновение спустя его разноцветный взгляд переместился на нее, и он застыл на месте.

Отведя глаза, она притворно сконцентрировалась на том, что делала. Она не знала, что он обнаружил и почему так смотрел на нее.

Но, учитывая, какую жизнь она вела, она вынуждена многое скрывать.

***

— Когда ты должна прийти?

Услышав вопрос Трэза, Селена сконцентрировалась на горячей чашке овсянки, которую Трэз только что сделал для нее. Солнце давно встало, проживавшие в доме доджены отдыхали в своих комнатах, поэтому они с Трэзом были одни в огромной кухне, сидя рядом за дубовым столом.

— Селена. Во сколько твой осмотр?

Ей следовало следить за языком. Две секунды назад она наслаждалась вареной «Quaker Oats», с дополнительными плюшками в виде сливок и горки коричневого сахара. Они все еще пылали от того, что произошло в душе, расслабленные и умиротворенные.

А сейчас?

Ничего подобного, как порой выражаются.

— Первым делом этим утром.

Трэз посмотрел на телефон.

— Хорошо, тогда хорошо. Сейчас почти восемь. Поэтому, даже закончив завтрак, мы успеем вовремя.

— Я не хочу идти. — Она чувствовала на себе его взгляд. — Не хочу. Я не особо стремлюсь снова оказаться там.

— Док Джейн сказала, что нам нужно сделать рентген твоих суставов, чтобы отследить…

— Я не хочу. — Селена засунула полную ложку каши в рот, не чувствуя вкуса. Просто вещество. — Прости, но сейчас я себя хорошо чувствую. Я не хочу спускаться туда, не хочу, чтобы в меня снова тыкали и кололи.

В своей скрытности она исходила из того, что сейчас была хорошая часть, и она не хотела знать, сколько она продлится. Учитывая, что болезнь ничто не остановит, то зачем им беспокоить себя…

— Это будет очень важно для меня — если ты сходишь к Джейн.

Она подняла глаза. Трэз уперся взглядом в окна за ее спиной, хотя ставни были опущены и он ничего не мог увидеть.

Его взгляд казался обреченным. Будто он знал, что она не спустится в клинику… и он ничего не мог с этим сделать.

— Знаешь, чего я боюсь сильнее всего? — услышала она себя.

Трэз повернул лицо к ней.

— Чего?

Она помешала овсянку. Попробовала еще раз: все еще теплая.

— Я боюсь оказаться в ловушке.

— В смысле?

— Я не хочу застрять здесь, — сказала она с придыханием. Потом похлопала по груди, рукам, бедрам под столом. — В моем теле. Я боюсь приступов. Я ведь жива под оболочкой, заперта внутри… когда это случается, мне сложно видеть и слышать, но я это чувствую. Я знала, что ты пришел за мной. Это все меняет. Когда ты был со мной, я не чувствовала себя… такой плененной.

Он ничего не ответил, и Селена посмотрела на него. Он снова вернулся к созерцанию окон, которые не показывали ему дня по другую сторону стекол, будь он солнечным или облачным, дождливым, или с ветром, гонявшим осеннюю листву поверх пожухлой травы.

— Трэз? — позвала она его.

— Прости. — Он встряхнулся. — Прости, я задумался.

Он развернулся на своем стуле, поставив ноги на перекладины под ее стулом. Потом он взял ее руку, ту, что была без ложки, и распрямил ее на своей ладони.

— У тебя самые красивые руки, которые я когда-либо видел, — пробормотал он.

Она рассмеялась.

— Думаю, твое суждение не объективно, но я принимаю твой комплимент.

Он нахмурился, его брови сошлись на переносице.

— Могу представить, каково… — Он сделал долгий, медленный вдох, потом выдох. — Для меня нет ничего страшнее в этом мире, чем оказаться запертым там, откуда нет выхода… а оказаться в плену своего тела? Невообразимо. Ужасающий вынос мозга.

— Да.

Повисла длинная пауза, в течение которой он сидел перед остывающей чашкой, так и не прикоснувшись к еде, и она — ковыряясь в овсянке, выписывая небольшую S кончиком ложечки.

В воздухе между ними развернулся спор, пожалуйста-ради-своего-блага с его стороны, и только-когда-совсем-прижмет — с ее. Не было причин произносить слова. Она не сдвинется ни на дюйм. И значит, единственный вариант для него — закинуть ее на спину, и как пещерному человеку унести в учебный центр.

Наконец, терпение Селены иссякло, и она была вынуждена сменить тему.

— Порой я думаю… — Она пожала плечами. — А что, если все лгут о смерти? Что, если нет никакого Забвения, и вместо этого ты остаешься в своем теле навсегда, в сознании, но в полной неподвижности.

Чудесно. Она хотела разрядить обстановку.

Блестящая. Попытка.

— Ну, тела же… — Он прокашлялся. — Знаешь, они гниют.

— Хм, аргумент.

— Хотя, каким, по-моему, кошмаром, может обернуться загробная жизнь? Я боюсь зомби-апокалипсиса. — Он взялся за ложку и начал есть, не отпуская ее свободную руку. — Тогда будет паршиво. Ты отбросишь копыта, а потом будешь бродить по земле, пожизненно застряв на диете Аткинса.

Она подняла ложку, останавливая его.

— Так, подожди… смотри, ты просто будешь голодным, да? И если найдешь людей для еды, то, знаешь, зомби живется не так и плохо.

— А если нижняя половина лица отвалится? Как будешь питаться без челюсти? Тогда ты будешь испытывать постоянный голод, который не сможешь утолить. Полный отстой.

— Трубочки.

— Что?

— Просто нужны трубочки.

— Бедро через трубочку не употребишь.

— И блендер. Трубочки и блендер. Тогда все шикарно.

Трэз взорвался от громкого хохота, удивительно, как он не разбудил половину особняка.

— О, Боже, это ненормально. — Он наклонился, целуя ее. — Полный бред.

Внезапно, Селена тоже расплылась в улыбке… такой, что заныли щеки.

— Абсолютный. Это называется «театр абсурда»?

— Ага. Особенно если мы продолжим прикалываться. — Трэз помрачнел. — И хорошо, если ты не хочешь идти.

— Куда? В театр? Слава Богу.

— Вниз, к Джейн. Если не хочешь идти, то я не стану тебя заставлять.

Селена шумно выдохнула.

— Спасибо. Правда, я очень ценю это.

— Не благодари меня. Это не мне решать. Тебе. — Он прошелся ложкой по стенкам чашки. — Думаю, это важно, что у тебя есть свое мнение на все, что касается твоей жизни, особенно болезни и методов лечения. Кажется, у тебя нет особого выбора по части своей… грядущей… судьбы, и поэтому возможности для принятия решений кажутся особенно важными. — Он посмотрел на нее. — У меня может быть свое мнение и, можешь не сомневаться, я всегда его выскажу, но последнее, чего я хочу — чтобы ты чувствовала давление с моей стороны. На тебя и так многое давит. Я не стану добавлять.

— Как ты узнал… Боже, будто ты точно знаешь, что я чувствую.

Он пожал плечами, а его взгляд стал таким далеким. Потом он постучал по голове.

— Удачное предположение. Соображалка работает. — Потом он снова сосредоточился на ней. — Так, вопрос в том, куда ты хочешь отправиться?

— Что, прости?

— Куда ты хочешь пойти? Клиника — не вариант… что тогда?

Селена откинулась на спинку стула. Сейчас она уперлась взглядом в окна.

— Мне нравится Вилла Ривенджа, если ты об этом?

— Будь смелее. Думай шире. Давай, должно быть что-то увлекательное. Тадж Махал, Париж…

— Мы не можем отправиться в Париж.

— Кто так сказал?

— Эмм…

— Никогда не встречал этого Эмм, не знаю такого, плевать, что там за громила… если он встанет у нас на пути? Я убью гаденыша.

— Ты невероятный. — Наклонившись, Селена поцеловала его в губы. Потом попыталась родить что-нибудь в своем мозгу. — Вот она, удача, разве нет? Наконец получить пропуск во все двери… и оказаться не в состоянии приду… ой, знаю!

— Назови, и я все исполню.

— Я хочу побывать в «Вокруг Света».

Трэз тоже откинулся на спинку.

— Ресторан?

— Ага. — Она вытерла губы салфеткой. — Я бы хотела поужинать в «Вокруг Света».

— В том, что опоясывает крышу…

— Самого высокого здания в Колдвелле! Однажды я видела его по ТВ, когда сидела с Лейлой в ее комнате. Там можно сесть рядом с окном и смотреть на город во время трапезы. — Она нахмурилась, когда Трэз, казалось, проглотил ком… и не потому, что набрал слишком много овсянки на ложку. — Ты в порядке?

— Да, конечно. — Трэз кивнул и расправил грудь, весь из себя мужчина рядом с ней. — Я думаю, это чудесная мысль. Мы попросим Фритца забронировать столик на эту ночь… у меня есть кое-какие связи в городе, так что проблем не возникнет. И они подают ужин до девяти или даже до десяти.

Селена расплылась в улыбке, представляя себя в одной из мантий Избранных, с хорошей прической, нормальным телом… и Трэза, сидевшего напротив за черным блестящим столом, с кипенно-белыми салфетками, идеально квадратными тарелками, серебро мерцает в свете свечей.

Идеально.

Романтично.

И ничего связанного с болезнью.

— Я в жутком восторге, — заявила она.

Следующая ложка овсянки, попавшая в ее рот, была сладкой и кремовой, почти такой же идеальной как… как люди это называют? Пере-вкус?

Это было нелогично. Но кому какое дело.

— Это свидание, да? — осознала она. Хвала Деве-Летописеце, я иду на свидание!

Трэз рассмеялся, звук прокатился по его широкой груди.

— Будь уверена. И я буду относиться к тебе, как к королеве. Моей королеве.

Пока они ели, Селена думала… вау, она переживала такой странный ландшафт эмоций: глубокие впадины отчаяния, за которыми следовали обширные поля чистых и прекрасных эмоций, было честью испытывать это. Будто ее жизнь, урезанная во времени, была сжата, словно ткань в кулаке, которая раньше была гладкой и без морщин, а сейчас шла большими волнами.

Она бы предпочла роскошь обладания веками. Но здесь и сейчас она чувствовала себя невероятно живой. Настолько, что сомневалась, что жила раньше.

— Спасибо, — сказала она внезапно.

— За что?

Она уставилась на свою овсянку, чувствуя, как горят щеки.

— За эту ночь. Она лучшая в моей жизни.

— Мы там еще не были, моя королева.

— И все равно эта ночь — лучшая… — она посмотрела в его темные глаза — … за всю мою жизнь.