Очнувшись, Трэз почувствовал себя словно под кайфом, и это было единственным и весьма спорным положительным моментом мигрени: после ужасного урагана боли и тошноты всегда следовал период легкости и облегчения, когда ты так чертовски благодарен за то, что из твоей башки больше не торчит топор, что хочется обнять весь мир.
Открыв глаза, Трэз пару раз моргнул и посмотрел на открытую дверь ванной. А где…
— Ты проснулся?
Услышав за спиной голос Селены, Трэз приподнялся в постели и перекатился на другой бок.
— Привет.
Селена расположилась на кушетке с электронной книгой в руках, черты ее лица освещались подсветкой экрана.
— Как себя чувствуешь? — Отложив книгу, она подошла к нему.
— Лучше. — Вроде как. Сейчас он снова беспокоился о ней. — А как ты?
Изменилось ли что-нибудь, пока он лежал в отключке? Как долго он…
— Нет, никаких изменений. И ты отключился примерно на восемь часов.
Ээ, значит, он спросил это вслух.
Взяв ее за руку, Трэз украдкой постарался оценить ее состояние по тому, как она пожала его руку в ответ, как присела рядом с ним на кровать.
— Есть какие-то особые причины не смотреть мне в глаза? — спросил Трэз.
— Ты голоден?
— Нет, и тем более «нет», когда ты увиливаешь от ответа.
Сейчас он был слишком прямолинеен, с другой стороны, обмен любезностями и хождение вокруг да около никогда не были его сильными сторонами и в лучшую ночь.
— Я, ээ, виделась с Доком Джейн.
Вот сейчас он похолодел.
— Зачем?
— Мне просто захотелось поговорить с ней.
— И?
— Она провела некоторые анализы и…
На этой ноте его слух щелкнул хронокартой и взял перерыв.
— Прости, повтори, пожалуйста.
Может, если она скажет это снова, слова каким-то образом проникнут сквозь тревожные звоночки, трезвонящие у него в голове.
— … когда мы будет готовы пойти к ней.
Трэз сел в кровати. Потер лицо. Посмотрел на нее — ее взгляд был устремлен на ковер.
— Ты имеешь в виду спуститься вниз, в клинику?
— И встретиться с ними обоими. Мэнни тоже будет присутствовать.
— Хорошо. Да. — Он взглянул в сторону ванной. — Сначала мне нужно в душ.
— В спешке нет необходимости.
Конечно, но ему так не казалось. Трэз встал с кровати и прошел в ванную, где включил душ, воспользовался туалетом и шагнул под струю воды. Быстро помыл голову и намылился, о бритье и беспокоиться не стал.
Вышел. Вытерся. Вернулся в спальню, обвязав полотенце вокруг талии.
Селена сидела на том же месте.
Когда он, чуть не срываясь на бег, проходил мимо нее, Селена протянула руку и схватила его запястье.
Когда Селена наконец-то посмотрела на него, ее взгляд был твердым, но таким напряженным, что мог прожечь дыру у него в затылке. И по какой-то причине, такое сочетание его ужаснуло.
— Сначала нам нужно поговорить, — сказала она.
Прикрыв на секунду глаза, Трэз опустился перед ней на колени, а про себя подумал: Нет, нет, я не хочу этого слышать. Чтобы там ни было, я не хочу…
Ее руки, эти красивые руки дотянулись до его лица, очертили его брови, щеки, линию челюсти. Она прошлась большим пальцем по его нижней губе, Трэз поцеловал палец в ответ.
— Прошлой ночью Лукас сорвался.
Трэз нахмурился и покачал головой.
— Прости, что?
— Внизу, в клинике. Он просто… сдался. Ему отрезали часть ноги, чтобы спасти его… думаю, он будет жить. Но он совсем не рад этому.
— О. Хорошо. Да.
Даже несмотря на то, что это было жестоко, единственное о чем он мог думать было: И что?
— Он хотел умереть и был так зол из-за того, что они не позволили ему сделать это.
Какое все это имеет отношение к нам, кричал он про себя. Кого, черт возьми, волнует…
— Я не хочу уходить, — сказала Селена. — Я не хочу покидать тебя. На каком-то уровне, я даже не знаю как, я имею в виду, когда придет мое время, я буквально не могу представить это.
Трэз сглотнул, в горле встал ком.
Прежде чем он смог ответить, Селена прошептала:
— Я безумно боюсь.
— О, моя королева…
— За тебя. — Когда Трэз отшатнулся, поскольку это последнее, что он ожидал услышать от нее, Селена обхватила его лицо ладонями. — Видя эту ярость в Лукасе, эту ненависть к миру и к окружающим… Я беспокоюсь, что после моего ухода, то же самое ждет и тебя.
Заставив себя оставаться спокойным, Трэз ответил:
— Послушай, я…
— Не лги мне или себе. Что бы ты ни сказал сейчас, ты должен быть честен.
Что ж, но не это его заткнуло.
— То, что ты будешь в такой ярости, пугает меня больше, чем все, что может произойти с моим телом или душой. Существует ли в самом конце вечная жизнь или там нет совсем ничего, в действительности я беспокоюсь только о тебе. — Ее взгляд впился в него. — Я хочу, чтобы ты мне пообещал, хочу, чтобы ты поклялся своим сердцем и моим, что ты продолжишь жить. Что ты останешься здесь вместе айЭмом и Братством и позволишь им позаботиться о тебе. Что ты не позволишь скорби уничтожить тебя. Я не смогу… буду не в состоянии помочь тебе, поэтому ты позволишь им поддержать тебя.
— Селена, во-первых, ты никуда не уйдешь…
— Мои руки начинают затвердевать. А так же ноги и лодыжки. Я не думаю, что у нас осталось много времени, Трэз.
Говоря это, Селена разгладила брови Трэза, когда стало понятно, что он начинает хмуриться. Она репетировала речь про себя часами, пытаясь найти правильное сочетание, чтобы Трэз не отверг сказанное.
Это очень важно. Она должна была произнести эти слова, а он — услышать их.
— Для меня станет намного сложнее пройти через это, если я буду переживать за тебя.
Селена чувствовала эмоции, исходящие от него, и не была удивлена, когда его черные глаза блеснули ярко-зеленым, осветившим его темное лицо, и она хотела бы избавить его от этого, но не могла.
— Мне нужно, чтобы ты поклялся мне, — произнесла Селена, — здесь и сейчас, что ты не закроешься от мира, что ты…
Трэз вскочил на ноги и принялся вышагивать по комнате, кулаки на бедрах, голова опущена, словно он пытался взять себя в руки.
— Трэз, я хочу, чтобы ты продолжал жить после того, как я уйду. — Когда он начал трясти головой, Селена продолжила: — Потому что только это сделает происходящее более-менее приемлемым для меня.
Трэз вскинул руки.
— Хорошо, ладно. Я продолжу жить. А сейчас могу я одеться, чтобы мы могли спуститься в клинику…
— Трэз. Не лги мне.
Остановившись, он повернулся к Селене, его великолепное тело напряглось до предела, под гладкой, лишенной волос кожей подергивались мускулы бедер и плеч.
— Что ты хочешь от меня услышать?
— Что ты позволишь людям помочь тебе. Тебе это понадобится… я бы нуждалась в этом, если бы ты…
— Позволю! Ладно! Я даже встречусь с Мэри, буду носить на груди гребаный значок «Я скорблю», черт побери. Довольна? А сейчас мы можем, мать твою, прекратить говорить об этом.
Когда Трэз прикрикнул на нее, Селена в изнеможении закрыла глаза:
— Трэз…
— Ты сказала, что не можешь себе представить, как покинешь меня, так? Что ж, я даже думать не могу об этом. Я не думаю о… я отказываюсь даже создавать в голове, — он ткнул пальцем в голову, — реальность, в которой тебя здесь нет. Так что я не только не могу представить себе как, черт возьми, я буду себя чувствовать, но и, безусловно, не могу поклясться, даже гипотетически.
— Лучше тебе начать думать об этом, — резко сказала она. — Лучше тебе начать готовиться. Говорю тебе прямо сейчас: конец близок.
Казалось, он сдулся, несмотря на то, что роста и веса в нем осталось столько же.
— Не говори так.
— И я хочу, чтобы ты нашел другую женщину, когда-нибудь в далеком будущем. Я хочу, чтобы ты… — На этом ее голос надломился от боли такой сильной, что она могла поклясться, что от этого останется кровавое пятно в центре ее рубашки. — Я не хочу, чтобы следующие девять сотен лет ты спал в одиночестве.
Когда она замолчала, Трэз почувствовал такую опустошенность, что, спотыкаясь, отступил и упал на кушетку.
— Я думал, ты меня любишь, — сказал он голосом, совершенно не похожим на его.
— Люблю. Всем своим…
Трэз потер грудь.
— Тогда зачем все это. Почему ты хочешь, чтобы я пошел и нашел какую-то другую женщину…
— Трэз, послушай меня. — Но он ушел, скрывшись в своих мыслях, где Селена не могла достучаться до него. — Трэз, я действительно тебя люблю, именно поэтому…
— Тогда зачем ты вообще упомянула, что хочешь, чтобы я был с другой женщиной? — Он был раздавлен, его взгляд пробегал по ней снова и снова. — Почему ты этого хочешь? Вообще когда-либо? Это осквернение всего, что я думал, мы чувствуем друг к другу.
— Трэз…
— Я связался с тобой. Ты знаешь это. Зачем ты говоришь связанному мужчине, что он должен выйти на улицу и заняться сексом с кем-то еще?
— Ты упускаешь суть.
Дерьмо, все должно было пройти не так. Предполагалось, что он поклянется ей, и примет ее разрешение близко к сердцу так, что через миллион лет, когда он пойдет дальше и все, что они значили друг для друга, станет не таким болезненным, он не будет чувствовать себя виноватым, найдя кого-то, с кем будет счастлив.
С ее стороны это было бы правильным.
— Наверно, тебе лучше уйти, — глухо сказал Трэз.
— Что?
Он вытер глаза.
— Уходи. Просто уйди отсюда. — Трэз кивнул по направлению к двери. — Я был готов пройти с тобой абсолютно через все, что угодно, но не через это. Ты не хочешь моей любви, все нормально. Я понимаю. Для тебя это было всего лишь парочка классных ночей, а сильные эмоции имеют тенденцию все загрязнять и делать вещи более важными, чем они есть на самом деле. Но ты не можешь и дальше оставаться со мной здесь.
Селена потрясла головой, словно это могло помочь придать смысл его словам.
— О чем ты говоришь.
— Я не виню тебя. Док Джейн сказала тебе, что я спас тебе жизнь, поэтому ты, должно быть, чувствуешь огромную благодарность, которую можно спутать с любовью. Я понимаю…
— Стой, что… я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Но я не могу оставаться рядом с тобой. Говоришь, что не хочешь, чтобы я уничтожил себя? Отлично, тогда хорошим началом станет твой уход отсюда.
Вспыхнувшая нелепая паника сжала голову тисками.
— Трэз, ты не слушал, что я говорила. Ты понял все совершенно не так, неправильно. Я люблю тебя…
— Не говори этого, — рявкнул он. — Не говори мне этого…
— Я скажу все, что захочу, — крикнула она в ответ. — Будь я на твоем месте, забеспокоилась бы о своем слухе.
— О, мои уши в порядке, дорогая. Просто женщина, которую я люблю и боготворю больше, чем все остальное в мире, говорит мне, что хочет, чтобы я пошел и поимел кого-то другого. Может, прежде чем ты умрешь, тебе следует написать в Холмарк и предложить эту хрень для Дня Святого Валентина, это чертовски романтично.
Сейчас настала ее очередь вскакивать.
— Я не хочу этого! Ничего из этого не хочу! — В ее голосе послышались истерические нотки, но она ничего не могла с этим поделать. — Думаешь, я счастлива, говоря тебе все это, думая об этом! У меня осталось один Господь Бог знает сколько ночей, а я трачу эту ночь, сидя на этом гребанном стуле и уставившись в дерьмовую книгу, которую даже не читала, представляя себе, что ты вешаешься в ванной комнате после моей смерти! Или напившись, направляешь свою машину в дерево! Или уходишь в загул, который длится не десятилетие, а столетие!
Селена покрутила пальцем у своей головы.
— Эти мысли, я не хочу их! Думаешь, я хочу говорить тебе это? Иисусе, Трэз, я люблю тебя! И не хочу, чтобы у тебя когда-нибудь появилась другая женщина, вообще никогда! Хочу, чтобы ты сидел в уголочке и скорбел обо мне до самой смерти, не хочу, чтобы ты видел солнце или луну, или наслаждался едой, или тебе снились хорошие сны! Я хочу, чтобы мысли обо мне не давали тебе покоя остаток твоей жизни, до тех пор, пока куда бы ты ни пошел, с кем бы ты ни говорил, что бы ты ни видел, было призраком меня, потому что в таком случае я буду знать, что ты не забудешь меня!
Трэз вытянул руки.
— Селена, я…
— Ты хочешь знать какова смерть? Я скажу тебе что это, смерть — это когда живущие забывают о тебе. Как ты пахнешь и выглядишь, как звучит твой голос, как ты смеешься! Даже если и существует жизнь после смерти, моя смерть означает, что ты пойдешь дальше без меня до тех пор, пока не вспомнишь цвет моих глаз или длину моих волос…
Случилось так, что именно она превратилась в Лукаса.
Неожиданно, перед ее взором все побелело, и, потеряв контроль, Селена дотянулась до ближайшей лампы, сдернула ее со стола и швырнула через всю комнату в направлении окон, бросок оказался такой силы, что шелковый абажур, отлетев, стукнулся о люстру, свисающую с середины потолка.
Раздался оглушительный треск. Все было сломано, осколки стекла поблескивали повсюду, из-за чего Трэзу даже пришлось поднять руку, чтобы прикрыть глаза.
Селена расплакалась.
— Я не хочу, чтобы ты шел дальше без меня.
Когда ее душа раскололась на половинки, Трэз прыжком оказался возле нее. Он попытался обнять ее, но Селена замолотила по нему кулаками.
— Ты найдешь кого-нибудь еще, — плакала она. — Ты влюбишься в кого-нибудь еще, и она сможет подарить тебе ребенка и обнимать тебя, когда тебе будут сниться кошмары, и готовить тебе ужин. — Поток слез стал таким сильным, что она не могла вздохнуть. — И она будет лучше меня, потому что она… — Селена осела в его руках. — … она будет удачлива настолько, чтобы быть живой.
Трэз прижимал Селену к сердцу и поглаживал ее спину.
Вот оно. Правда вышла наружу. Грех, который она пыталась запрятать и подчинить, открылся, потому что Селена хотела быть достойной женщиной вместо жалкой, прилипчивой неудачницы, которой на самом деле была.
Тем не менее, Трэз все еще был с ней. Стоя душа к душе, кожа к коже, непоколебимый, полный решимости любить ее несмотря ни на что.
В конце концов, Селена осознала звук биения его сердца.
Тук. Тук. Тук.
Такое спокойное и сильное.
Судорожно сделав вздох, Селена откинулась назад. Когда Трэз большими пальцами смахнул слезы, она хрипло сказала:
— Вау, неплохо вышло, не правда ли?