Нэш
После камня, брошенного в окно Лины, и визита Грейва, взявшего у нас показания, я час лежал без сна и смотрел в потолок, слушая размеренное дыхание Лины рядом. Но вместо утешения, которое обычно дарила мне её близость, я испытывал лишь гложущую тревожность.
Кто-то угрожал ей.
«Если с ней что-то случится… Если я не смогу её защитить…»
Мне наконец-то удалось задремать, но потом мне привиделись сны о тёмном асфальте, угрожающем хрусте и эхо выстрелов.
Проснувшись как от толчка, с бешено стучащим сердцем и раскалывающейся головой, я отказался от попыток поспать и выскользнул из кровати.
Это было безрадостное серое утро с медленно накрапывавшим ледяным дождём, который будто просачивался в сами твои поры.
Я выпил первую кружку кофе, стоя перед белой доской в гостиной и прогоняя тревожность, которая угрожала меня задушить.
Или Тэйт Дилтон решил не уходить по-тихому, или бардак с Дунканом Хьюго каким-то образом зацепил Лину. В любом случае, я не собирался ждать и смотреть, что будет дальше.
Я взял телефон и открыл сообщения.
Я: Встречаемся в участке. Как можно быстрее.
Нокс: Иисусе, ты вообще когда-нибудь спишь? Люсьену нужен минимум час, чтобы натянуть свой пафосный костюмчик и прилететь сюда на вертолёте.
Люсьен: Я уже одет и за это утро провёл два созвона-совещания из приватной комнаты в Кафе Рев.
Нокс: Жополиз.
Люсьен: Нытик в трико.
Я добрался в участок наперёд их обоих и отрывисто кивнул в знак приветствия ночной смене.
Я покинул свою квартиру, не прощаясь, просто чтобы доказать себе, что мне не нужно начинать свой день с неё.
В голове всё как будто затуманилось, желудок горел от кофе и нервов. Беспокойство ползало по моим венам подобно тысяче пауков.
Чтобы отвлечь себя, пока я дожидался Нокса и Люсьена, я открыл почту, ждавшую меня на столе. Только вскрыв и развернув содержимое конверта, я осознал, что это письмо от моего отца.
Один лишь вид его подписи внизу усилил мою тревожность.
Сколько раз я хотел чего-то от него, нуждался в чём-то от него? Сколько раз он подводил меня, потому что его зависимость была сильнее его любви ко мне? Дьюк Морган нуждался в таблетках, просто чтобы пережить день. Чтобы выжить. Чтобы притупить себя, пока мир и его реалии ещё не загнали его в могилу.
Несмотря на утреннюю прохладу, я покрылся лёгким потом.
«Я делаю то же самое?»
Я провёл ладонью по губам и невидящим взором уставился на почерк моего отца.
Даже спустя только времени он был таким же узнаваемым, как и мой собственный. Мы писали маленькую букву е с одинаковым резким наклоном. У нас были одинаковые глаза, одинаковые буквы е. Что ещё было схожим?
Моё сердце громче колотилось как будто в голове. Но теперь меня угрожал задушить не страх. А злость.
Злость на себя за то, что пошёл по его стопам.
Я же знал, что не стоит. Я знал, что опираться на костыль, чтобы пережить день — это начало конца.
И разве не это я делал с Линой? Использовал её? Обращался к ней, чтобы помочь оттолкнуть боль и страх? Это необязательно должны быть наркотики, алкоголь или что там ещё люди использовали, чтобы приглушить боль существования. Это может быть что угодно, кто угодно, в ком ты нуждался, просто чтобы выживать, просыпаться и начинать ужасный цикл заново.
— Всё в порядке? — Люсьен вальяжно вошёл внутрь, и я убрал непрочитанное письмо отца в ящик стола.
— Нет, не в порядке. Но я предпочту подождать Нокса, прежде чем приступать.
— Тут он я, — сказал Нокс, издавая ревущий зевок.
— Прошлой ночью кто-то закинул это в окно Лины, — я бросил на стол камень и записку в пакете.
— Ну бл*дь, — выдал мой брат.
— Видимо, внешние камеры становятся приоритетом, — сказал Нокс Люсьену после того, как я закончил вводить их в курс дела.
— Я так понимаю, Лине нужно выдать её личный трекер, — предложил наш друг.
Нокс усмехнулся.
— Она будет в восторге.
— Хорошо. Тогда ты ей его и доставишь, — сказал я.
— А ты почему не можешь, бл*дь? Ты же с ней спишь. Или, если верить Уэй, делаешь глазки-сердечки.
— Я сегодня занят. Просто отдай ей трекер и ори на неё, пока она не согласится носить его при себе, — сказал я.
Нокс сощурился.
— Кто-то нассал тебе в сухой завтрак с утра, солнышко?
— У меня нет на это времени. Просто сделай это.
К счастью, с утра Нокс бывал не таким упрямым, так что вышел из моего кабинета, матерясь себе под нос.
Люсьен, однако, остался сидеть.
— Ты ещё не покрылся сыпью? — спросил я у него. Он недолюбливал копов и полицейские участки, причём по весомой причине.
— Ты сегодня утром особенно взбешённый. Что случилось?
— Не считая камня в окно в три часа утра?
Люсьен сидел и невозмутимо смотрел на меня. Я решил взять его измором и переключил своё внимание на электронную почту. Наше противостояние продлилось на протяжении трёх с половиной писем.
— Как думаешь, мы все обречены повторять грехи наших отцов? — спросил я наконец.
— Да.
Я моргнул.
— Ты не хочешь обдумать это с минутку?
Он раздражённо скрестил руки на груди.
— Последние несколько десятилетий я практически только об этом и думал. Убежать от генов невозможно. Нас породили на свет мужчины с изъянами. Эти изъяны не исчезают из родословной вот так запросто.
По окнам тарабанил дождь, будто убеждавшийся, что я не забуду про страдания снаружи.
— Тогда какой вообще смысл во всём этом, бл*дь? — спросил я.
— Откуда мне знать, чёрт возьми? — он отрешённо похлопал по карману пиджака, где он хранил свою единственную ежедневную сигарету. — Моя единственная надежда заключается в том, что если я продолжу каждое утро выбираться из постели, то всё это однажды обретёт смысл.
— Знаешь, я чувствовал себя довольно дерьмово и до того, как ты притащил сюда своё облако угрюмости, — сообщил я ему.
Люсьен поморщился.
— Извини. Я мало спал прошлой ночью.
— Ты не обязан из-за этого полностью переезжать сюда, ты же знаешь, — дом его родителей для него был полон призраков прошлого.
— Я останусь там, где захочу остаться, и буду работать там, где захочу работать.
— Должно быть, сегодня кто-то нассал в сухие завтраки всех жителей города, — пошутил я.
Именно в этот момент дверь моего кабинета распахнулась.
— Почему, чёрт возьми, я нахожу тебя здесь, а не в твоей проклятой квартире? Богом клянусь, Морган. Присматривать за тобой ещё хуже, чем за той церковной старушкой в бл*дской Алабаме, — объявил взъерошенный Нолан, ворвавшийся в комнату и для пущего эффекта пнувший мусорную корзину. — С тобой вечно два шага вперёд и тридцать семь тысяч шагов назад, и мне недостаточно платят, чтобы я терпел такое дерьмо.
— Тогда почему бы тебе не уволиться? — рявкнул я, слишком увязнув в жалости к себе, чтобы жалеть кого-то другого.
— Я уволюсь, а тебя изрешетят пулями. И тогда мне придётся жить с чувством вины? Зае*ись план.
— Возможно, у меня найдётся для тебя должность, — объявил Люсьен. У него было то коварное ублюдочное выражение, которое должно заставить любого, кто заработал такой взгляд, очень сильно занервничать.
— Да что ты? — произнёс Нолан, всё ещё сердясь.
— Серьёзно.
— В чём подвох?
— Подвох — это такое уродливое слово. Давай назовём это «условием».
На Нолана это не произвело впечатления.
— Перестань встречаться со Слоан, и работа твоя.
— Да ты издеваешься, бл*дь, — сказал Нолан.
— Так, вот серьёзно? Ты ненавидишь её всем нутром, но не хочешь, чтобы она встречалась с кем-то ещё? Даже ты должен понимать, насколько это нездоровое поведение, — сказал я.
— А я и не утверждал, что здоровое, — произнёс Люсьен своим пугающим голосом.
— Тогда зачем, чёрт возьми, я выслушиваю советы от тебя? — потребовал я.
— А мне откуда знать, чёрт возьми?
— Кучка диких засранцев, — пробормотал Нолан, вылетев из моего кабинета.
Лина: Привет. Всё в порядке? Я проснулась, и тебя нигде не было. Не то чтобы ты должен докладывать мне обо всех своих передвижениях. Или типа того.
Дождь делал дороги скользкими, а скользкие дороги приводили к авариям. Первый вызов был не таким уж плохим. Лёгкое столкновение с участием молодой матери, которая спешила отвезти своего младенца к педиатру.
Баннерджи успокоила и маму, и малыша, пока мы ждали прибытия эвакуатора. Я тем временем разбирался с дорожным движением и наведением порядка, заставляя себя не думать о женщине, которую оставил в тепле своей постели.
Мы даже не обсохли после первого вызова, как нас вызвали на второй инцидент.
Все сотрудники экстренных служб умели переключаться в некий рабочий режим, чтобы травмы, которые они видят, их не задевали. Это работало. По большей части.
Но учитывая настроение, от которого я не мог избавиться, обстоятельства, жестокое совпадение… Я знал, что уже слетал с катушек ещё до того, как всё стало хуже.
Было темно, и я основательно замёрз к тому времени, когда кое-как волочил ноги по лестнице к своей квартире. Моё плечо и голова воевали за то, кто может болеть сильнее.
Я просто хотел в горячий душ, чтобы стоять под струями воды, пока моя душа не оттает. А потом я хотел завалиться в постель и погрузиться во тьму, пока не удастся забыть о боли, от которой мне никого не получалось спасти.
Прямо сейчас муж и два маленьких мальчика ждали у реанимации и надеялись, что их жена и мама очнётся.
Я прибыл на место уже после случившегося. Обычно так и бывало. Случалось что-то плохое, потом приезжали копы. Я помог пожарным и медикам высвободить её из тюрьмы покорёженного металла, держал накидку над её неподвижным телом, пока они пристёгивали её к каталке, и чувствовал себя беспомощным, бл*дь.
Я должен был спасать людей, но не сумел спасти даже себя. Тупо повезло, что я до сих пор здесь. По счастливой случайности Ксандра оказалась там в идеально подходящий момент.
Я отпёр дверь замёрзшими пальцами, тревожно ожидая темноты, тишины.
Вместо этого меня встретил свет, тепло и запах еды на плите.
Играла громкая весёлая музыка — что-то из классического кантри. Воспоминания о том, как она вовлекала меня, Нокса или папу в танцы на кухне, атаковали меня, вызывая ноющую боль в груди.
Джайла Морган была светом и смехом для всей нашей маленькой семьи.
Когда в тот день она не вернулась домой, часть меня умерла. Часть всех нас умерла. И мы уже не были прежними.
Пайпер посеменила ко мне, игриво рыча и держа в пасти плюшевую змейку.
— Привет! — бодро окликнула Лина с кухни. — Прежде чем ты начнёшь паниковать, я на самом деле не готовила. Миссис Твиди приготовила тройную порцию чили, и я нашла у тебя в кладовке готовую смесь для кукурузного хлеба, который я сумела не сжечь. Я подумала, что это будет идеальный несчастный день для такой еды.
На ней были леггинсы и белая укороченная кофта с длинными рукавами, на спине состоявшая из перекрещенных лямок. Её кожа покрылась лёгким слоем пота, короткие тёмные волосы были взъерошены. Подаренные мной серёжки болтались в её ушах.
В этот момент я познал столь стильную тоску, что почувствовал, как подкосились колени.
В этот момент я понял своего отца.
В этот момент я осознал, что я и есть мой отец.
— Тебе нравится новая игрушка Пайпер? Её привезла мэр. Сказала, что ты поймёшь шутку, — продолжала она.
Я хотел снять обувь, стянуть с себя мокрую одежду и стоять под душем, пока не почувствую себя вновь человеком. Но я будто примёрз к одному месту. Потому что я не заслуживал почувствовать тепло. Пока не отпущу её.
— Нэш? Ты в порядке? — её голос доносился будто издалека. Будто пробирался ко мне сквозь кантри-музыку и запах свежеиспечённого кукурузного хлеба.
Что-то поднималось во мне. Что-то тёмное и решительное. Я не мог это сделать.
Если я останусь, если оставлю её себе, если продолжу опираться на неё, то буду не лучше моего отца.
А если буду любить её слишком сильно, то потеряю.
— Думаю, тебе лучше уйти, — мой голос звучал слабым и дрожащим, как у моего отца, когда он нуждался в дозе.
Черпак выпал из её руки и приземлился на пол.
— Чего ты там думаешь? — потребовала Лина, встречая моё ледяное онемение пламенем.
Поэтому мы ссорились? Чтобы я мог провоцировать её и забирать её огонь? Это были лишь новые способы использовать её?
— Это не работает, — настаивал я. — Думаю, тебе лучше уйти.
Эти глаза цвета виски осмотрели меня с головы до пят, будто искали травму. Но она её никогда не увидит. Травма слишком глубоко под поверхностью. Рана, которая никогда не заживёт.
Она швырнула черпак в раковину и скрестила руки на груди.
— Что случилось? — повторила она.
Я покачал головой.
— Ничего. Просто… Мне нужно, чтобы ты ушла.
— У тебя опять случилась паническая атака? — Лина приближалась ко мне, и я знал, что если она прикоснётся ко мне, то всё будет кончено. Я поддамся. Я уткнусь в её тело и возьму то, в чём я нуждался от неё.
— Не было у меня бл*дской панической атаки. Ясно? — взорвался я.
Она вздрогнула, но продолжила подходить ко мне.
— Что случилось? Ты в порядке?
— Я просто больше не хочу видеть тебя здесь. Я не могу выразиться ещё яснее. Мне надоело. Ты была права. Это была реально тупая идея. Мы едва знакомы.
Она остановилась как вкопанная, и взгляд её глаз едва не сравнял меня с землей. Шок. Боль. Это я их вызвал. Но так лучше. Лучше, чем затаскивать её на дно за собой. Лучше, чем если она меня бросит.
— Ты серьёзно, да? — прошептала она.
Пайпер заскулила, бросив плюшевую змейку к моим ногам. Я отбросил её пинком.
— Не сейчас, Пайп, — тихо сказал я. — Ты всё равно собиралась уйти. С таким же успехом можно сделать это сейчас, — продолжил я.
Она приподняла подбородок и прерывисто вдохнула.
— Окей.
— Просто окей?
Почему я не мог оставить её в покое? Я получал то, чего хотел. Лина уйдёт. Она будет в безопасности от всех тех вещей, от которых я не мог её защитить. А я смогу вернуться в тот ад, в котором пребывал до неё. И всё же я подначивал её, пытался заставить её разделить ответственность за этот колоссальный провал.
Она не сказала мне ни слова, не клюнула на наживку. Она просто ушла.
Я последовал за ней в спальню и смотрел, как она достаёт чемодан из моего шкафа.
— Мне жаль из-за того, как всё сложилось. Ты, наверное, испытываешь облегчение.
Её челюсти сжались, отчего впадины под скулами сделались ещё более выраженными. И всё равно она ничего не сказала, умело расстёгивая молнию чемодана и кладя его на постель в раскрытом виде.
Пайпер запрыгнула на скамеечку в изножье, затем на матрас, где принялась обнюхивать чемодан Лины.
— Её тоже лучше забери. Я сейчас не могу ей заниматься, — сказал я, показывая на собаку.
Взгляды, которыми они обе меня наградили, заставили меня почувствовать Королём-Засранцем всей Планеты Засранцев.
Лина положила руки на свои бёдра.
— Ладно. Я почти поверила. Я купилась на твои слова вот до этого самого момента.
— Какого момента?
Она показала на Пайпер.
— Ты любишь её, идиот.
— Нет.
Лина открыла ящик тумбочки и достала небольшую стопку бумаг.
— Ты купил ей скамеечку, чтобы она могла запрыгивать на кровать. У тебя есть целая корзина игрушек для её развлечения. Ты одеваешь её в свитерки, чтобы ей было тепло на улице. Ты её любишь.
— Это не любовь. Это забота, и я исчерпал свои возможности. У меня нет сил заботиться о ком-то или о чём-то.
«Включая меня самого», — безмолвно добавил я.
— Хрень собачья.
— Разве ты не понимаешь? — мой голос хлестнул подобно удару кнута. — Я не могу о ней позаботиться. Я не могу защитить тебя. Чёрт, я даже себя не смог защитить.
Лина бросила бумаги на кровать и с вызовом шагнула в мою сторону.
— Для галочки, сейчас ты отталкиваешь меня, а я никуда не ухожу.
— Я не хочу, чтобы ты оставалась, — эти слова обжигали мой язык подобно кислоте.
— Кого ты не защитил, Нэш? — тихо произнесла она.
Пайпер свернулась тесным комочком в чемодане и прикрыла хвостиком нос.
— Ты забыла про камень, который кто-то бросил в твоё окно прошлой ночью?
— Никто не пострадал.
— Нельзя сказать то же самое про женщину на бл*дском ИВЛ в реанимации. У неё есть муж и два сына, гадающие, что они будут делать, если она не очнётся.
Лина сделала ещё один шаг вперёд. Она была слишком близко. Мне пришлось сжать руки в кулаки вдоль боков, чтобы не схватить её и не прижать к себе.
— Это напомнило тебе о твоей маме? — тихо спросила она.
— А как, бл*дь, это могло не напомнить? Это случилось на том же участке дороги, буквально в двухсот метрах от того места.
— Детка, — прошептала она, медленно пододвигаясь ближе, как будто я был какой-то перепуганной бл*дской лошадью.
— Не надо, — прошипел я.
— Ты не можешь добраться вовремя, чтобы спасти всех, — сказала она.
— Я никого не могу спасти. Мне правда нужно, чтобы ты ушла, Лина. Пожалуйста.
Её глаза выглядели остекленевшими, и когда она кивнула, её серёжки блеснули, как золотистые вспышки солнечного света.
— Хорошо. Ты устал. У тебя был ужасный день. Я дам тебе немного уединения. Я сегодня останусь с Ноланом в соседней квартире. Мы поговорим завтра, когда ты немного поспишь.
— Ладно, — прохрипел я. Я пообещал бы ей что угодно, лишь бы она ушла, пока я не сломался и не прикоснулся к ней.
Я оставался на прежнем месте, будто прирос к полу, пока она собирала в чемодан немного вещей, затем катила его мимо меня. Я слышала, как она вошла на кухню и выключила конфорку. А затем я слушал, как входная дверь открылась и тихо закрылась.
Она ушла.
И я остался один.
Но вместо облегчения меня накрыла волна паники, сокрушившая меня под собой и загоняющая в свои глубины.
Она ушла.
Я заставил уйти женщину, в которой нуждался, которую я любил.
Я вышел из спальни — вид постели, которую мы делили, вызывал у меня тошноту. Я любил её. Я знал это уже некоторое время. Может, с того самого момента, как обнаружил её на лестнице. Я хотел её. Нуждался в ней. А теперь я выбросил её прочь.
Но это было правильно, не так ли? Она заслуживала лучшего, чем просто быть чьим-то костылём, перепихом для эмоциональной поддержки. Она заслуживала чего-то настоящего и хорошего. А я этого предложить не мог. Не вот так.
Пайпер сидела у входной двери и жалобно скулила.
Я накрыл ладонями голову и пошёл в спальню, пока тиски на моей груди сжимались уже до боли. Я заметил бумаги, оставленные Линой, и поднял их. Они были из собачьего приюта. Это было заявление на заведение питомца15. На клейком листочке сверху размашистым почерком Лины было написано: «Она твоя. Сделай это официальным».
Это ощущалось как удар кулаком под дых. Я бросил бумаги и вышел обратно в гостиную. Растение на окне привлекло моё внимание. Растение Лины. Когда она въехала, растение состояло лишь из глянцевых листьев, но теперь оно покрылось изящными белыми бутонами-колокольчиками.
Ландыш, сообразил я.
Мамин любимый.
— Бл*дь.