Три сердца в унисон (СИ)

Глава 3

Никто из нас не выберется отсюда живым…

— Скажите, мистер Оливандер, а вы… умеете петь?

— Петь? — тихий, хриплый старческий смех гулко отражался от каменных стен их персональной камеры, и Олливандер тут же резко умолк, испуганно озираясь по сторонам. — Ну что вы, милая моя, это дело ваше, молодое — петь, а старикам вроде меня остается лишь сидеть в стороне и услаждать свой слух.

— Но ведь одному петь совсем-совсем не интересно. Я могла бы попросить нарглов составить мне компанию, но, кажется, им здесь не нравится — за всё время ни одну мою вещь не стащили…

— Нарглы? — рассеянно переспросил старик, и голос Луны тут же ожил.

— Вы никогда о них не слышали? — поспешно переспросила она, и в ответ на тихое Олливандерово «нет» начала тараторить. — Но ведь волшебные палочки из омелы — одни из самых сильных в любовных чарах, вы должны это знать, а нарглы живут именно…

— Милая моя, омела совершенно не подходит для изготовления волшебных палочек, она не способна пропускать магию волшебника и давать ей выход в реальный мир.

— Но мой папа говорит… — упрямо продолжала Луна, но старик опять её перебил.

— А Ваш отец когда-нибудь изготовлял волшебные палочки?

— Нет, но…

— Тогда, я думаю, Вам стоит довериться мнению человека, вся семья которого занималась этим, — ломкий голос Олливандера сменился тяжёлым, надрывным кашлем, и Луна тут же подвинулась к нему, нежно поглаживая дрожащую спину.

— Когда-нибудь мы с Вами отсюда выберемся, мистер Олливандер, и тогда я обязательно познакомлю вас с нарглами. Они… не слишком дружелюбны, хотя, возможно, так происходит только со мной, но Вы-то точно должны им понравиться!

— Милая моя, Вы правда верите, что нам удастся выбраться отсюда живыми? — грустно спросил старик, откашлявшись и украдкой вытирая рот тыльной стороной руки.

— Ну конечно же! Нас обязательно спасут, я в этом уверена. Вы ведь хороший человек, мистер Олливандер, и никогда в жизни не делали ничего плохого, разве Вы заслужили умереть в этом подземелье? Нет, а значит, обязательно найдётся кто-то, кто заступится за Вас. Я обязательно сделала бы это сама, если бы только могла, но, к сожалению, Вам досталась лишь моя компания.

— Ваша компания — это лучшее, что я мог бы получить в своей жизни. Боюсь, если бы не Вы — дряхлый старик по имени Гаррик Олливардер уже провёл бы свои последние дни здесь и давно отправился в другой мир, — грустно улыбнулся он, и прежде, чем Луна успела что-то ответить, продолжил. — Но, кажется, вы хотели спеть, разве нет? Уж будьте добры, порадуйте старика, у него и без того осталось слишком мало хорошего в жизни.

— Знаете, думаю, это очень грустно — петь самой себе в день рождения. Вот если бы Вы всё-таки составили мне компанию…

— Так у Вас сегодня день рождения, милая? Почему же вы молчали? Если вам так хочется — в честь праздника я могу сделать исключение…

— Правда? — Олливандеру казалось, что даже в темноте подземелья видно, как большие, вечно удивленные глаза Луны засветились счастьем. — Это было бы лучшим подарком для меня!

— Ну что же, если перед смертью старик ещё может сделать что-то хорошее в этой жизни — то почему бы не попробовать?

Представьте себе мальчика.

У этого мальчика есть семья, он обеспечен и любой его каприз исполняется тут же, стоит лишь озвучить желание. Его друзей сложно назвать друзьями, но мальчику достаточно их внушительного присутствия, а почему они рядом — совсем неважно. У мальчика есть определённые идеалы, определённые взгляды на жизнь, которые веками царили в его семье, и он уверен в истинности этих убеждений. А потом упорядоченная, правильная жизнь мальчика вдруг оказывается хрупка, как карточный домик, но он осознает это лишь тогда, когда лежащая прямо под ним карта уплывает из-под ног, и мальчик стремительно летит вниз, теперь лишённый возможности выбирать, потому что совсем недавно уже сделал свой неправильный выбор.

Мальчик вляпался, по самые уши вляпался.

Он был уверен, что силён. Был уверен, что пытать, убить человека ради достижения цели — это очень просто, но реальность вдруг показала, что все совсем не так. Его жизнь больше не его жизнь, его дом больше не его дом, он сам — слаб, труслив и беспомощен. На каждом шагу мальчика поджидают те, к кому он сам когда-то мечтал принадлежать — Пожиратели смерти, кровожадные, плотоядно ухмыляющиеся, требующие, чтобы он был таким же, как и они.

И мальчику страшно.

Страшно поворачивать за угол, страшно заглядывать в глаза тётушке, страшно от разочарования, сквозящего во взгляде сломленного отца. Страшно испытывать боль. С некоторых пор он — никто, а «никому» нигде нет места.

«Отнеси еду — ты только на это и годен…» — брезгливо бросает тётушка, и мальчик не знает, куда девать глаза. Если он поднимет взгляд на тётушку — она увидит страх, если потупится — она всё равно осознает, что мальчик боится. Но тётушка только фыркает так, что по коже бегут испуганные мурашки, и отворачивается, а мальчик спешит убраться оттуда подальше.

Он знает, куда нести еду.

Подземелья промозглые и сырые, Драко практически чувствует, как влажный воздух продирает путь через его горло к легким, но продолжает спускаться. Странным образом ему вдруг становится… легче? Здесь за каждым углом не таятся ни осуждающий взгляд отца, ни брезгливо поджатые губы тётушки, ни обречённые глаза матери, ни насмешки Пожирателей, ни гнев Тёмного лорда…

А чего ещё он может желать?

Но когда мальчик подходит к двери, ведущей в нужное ему подземелье, он слышит это.

Пение.

Нестройное, не попадающее в ноты.

Два голоса: один — по-старчески хриплый, другой — по-девичьи звонкий.

Драко застывает, не в силах слушать этот признак продолжающейся жизни от людей, которые давно должны были отчаяться. В его душе поднимается зависть — почему, ПОЧЕМУ они, пленники, измученные, изголодавшиеся, столько раз подвергавшиеся пыткам чувствуют себя свободнее, чем он в родном доме?

Почему в их голосах слышится надежда, которую потерял он?!

Мальчик опускает поднос на пол, прижимается к двери и съёживается в комок. Жалость к себе отчаянной волной затапливает его душу, но мальчик ещё не осознает, что нашёл в этом чужом ему месте маленький уголок, где не так страшно, не так тоскливо, не так одиноко. Где ему, продрогшему в согретом заклинаниями доме до самой глубины сердца, вдруг становится чуточку теплее.

— Они говорят, что поймали Поттера, — сказала Нарцисса сыну. — Драко, подойди.

Малфой медленно двинулся в сторону троих ребят.

Неужели они действительно поймали Поттера? Но это значит, что… Тёмный Лорд победил… Нет, нет, Поттер не мог попасться.

— Ну, что скажете? — проскрежетал оборотень.

Лицо Поттера раздулось до невероятных размеров. Чёрные волосы доставали до плеч, на подбородке лежала тёмная тень.

— Ну что, Драко? — с жадным интересом спросил Люциус Малфой. — Это он? Это Гарри Поттер?

— Н-не знаю… Не уверен, — ответил Драко.

Он старался держаться как можно дальше от Сивого и явно боялся посмотреть на Гарри, точно также как Гарри боялся посмотреть на него.

— Да ты погляди хорошенько! Подойди к нему поближе! Драко, если мы передадим Поттера в руки Тёмного Лорда, нам всё прос…

— Давайте-ка не будем забывать, кто его поймал на самом деле, а, мистер Малфой? — с угрозой проговорил Фенрир.

— Конечно-конечно! — нетерпеливо отозвался Люциус.

Он сам приблизился к Гарри, так что тот, хоть и заплывшими глазами, во всех подробностях мог разглядеть обычно такое равнодушное бледное лицо. Гарри смотрел из-за раздувшейся маски своего лица, как из-за тюремной решётки.

— Что вы с ним сделали? — спросил Фенрира старший Малфой. — Почему он в таком состоянии?

— Это не мы!

— На мой взгляд, похоже на Жалящее заклинание, — объявил Люциус.

Серые глаза внимательно осмотрели лоб Гарри.

— Здесь что-то виднеется, — прошептал он. — Может быть, и шрам, только туго натянутый… Драко, иди сюда, посмотри как следует! Как ты считаешь?

Теперь лицо Драко тоже оказалось прямо перед Гарри. Они с отцом были удивительно похожи, только старший Малфой был вне себя от волнения, в то время как Драко смотрел на Гарри неохотно и даже, кажется, со страхом.

— Не знаю я, — пробормотал он и отошёл к Нарциссе, стоявшей у камина.

— Мы должны знать наверняка, Люциус! — крикнула она мужу холодным, ясным голосом. — Нужно совершенно точно убедиться, что это Поттер, прежде чем вызывать Тёмного Лорда… Эти люди сказали, что взяли его волшебную палочку, — прибавила она, разглядывая палочку из терновника, — однако она совсем не подходит под описание Олливандера. Если тут ошибка и мы зря побеспокоим Тёмного Лорда… Помнишь, что он сделал с Долоховым и Роулом?

— А грязнокровка? — прорычал Фенрир.

— Постойте, — резким тоном произнесла Нарцисса. — Да! Она была с Поттером в ателье у мадам Малкин! Я видела фотографию в «Пророке»! Смотри, Драко, это Грейнджер?

— Не знаю… Может быть… Вроде да…

— А это — мальчишка Уизли! — вскричал Малфой-старший, остановившись напротив Рона. — Это они, друзья Поттера! Драко, взгляни, это действительно сын Артура Уизли, как его там?..

— Вроде да, — не оборачиваясь, повторил Драко. — Может, и он.

За спиной у Гарри открылась дверь. Послышался женский голос, при звуке которого Гарри окончательно перепугался.

— Что здесь происходит? В чём дело, Цисси?

Беллатриса Лестрейндж медленно обошла пленников кругом и остановилась справа от Гарри, глядя на Гермиону из-под тяжёлых век.

— Это же та самая грязнокровка! — вполголоса проговорила она. — Это Грейнджер?

— Да, да, Грейнджер! — откликнулся Люциус. — А рядом с ней, похоже, Поттер! Поттер и его друзья попались наконец-то!

— Поттер? — взвизгнула Беллатриса и попятилась, чтобы лучше рассмотреть Гарри. — Ты уверен? Так нужно поскорее известить Тёмного Лорда!

Она засучила левый рукав. Гарри увидел выжженную на коже Чёрную Метку и понял, что сейчас Беллатриса коснётся её и вызовет своего обожаемого повелителя…

— Я сам собирался призвать его! — Люциус перехватил запястье Беллатрисы, не давая ей коснуться Метки. — Я вызову его, Белла! Поттера привели в мой дом, и потому моё право…

— Твоё право! — фыркнула Беллатриса, пытаясь вырвать руку. — Ты потерял все права, когда лишился волшебной палочки, Люциус! Как ты смеешь! Не трогай меня!

— Ты здесь ни при чём, не ты поймала мальчишку…

— С вашего разрешения, мистер Малфой, — вмешался Сивый, — Поттера поймали мы, так что нам и получать золото…

— Золото! — расхохоталась Беллатриса, продолжая вырываться и свободной рукой нащупывая в кармане волшебную палочку. — Забирайте своё золото, жалкие стервятники, на что оно мне? Мне дорога милость моего… моего…

Она вдруг застыла, устремив взгляд тёмных глаз на что-то, чего Гарри не мог видеть. Люциус взликовал, выпустил её руку и рванул кверху свой собственный рукав…

— Остановись! — пронзительно крикнула Беллатриса. — Не прикасайся! Если Тёмный Лорд появится сейчас, мы все погибли!

Люциус замер, держа палец над Чёрной Меткой. Беллатриса отошла в сторону и пропала из поля зрения Гарри. Он услышал её голос:

— Что это такое?

— Меч, — буркнул кто-то из егерей.

— Где вы взяли этот меч? — прошипела она, вырвав волшебную палочку из обмякшей руки Фенрира.

— Как ты смеешь? — зарычал он в ответ. Только губами он и мог шевелить, злобно глядя на неё снизу вверх и оскалив острые зубы. — Отпусти меня, женщина!

— Где вы нашли меч? — повторила она, тыча клинок ему в лицо. — Снейп отправил его на хранение в мой сейф в Гринготтс!

— Он был у них в палатке, — прохрипел Фенрир. — Отпусти меня, я сказал!

— Драко, убери отсюда этот сброд, — приказала Беллатриса, указывая на лежащих без сознания людей. — Если самому их прикончить характера не хватает, оставь их во дворе, я потом займусь.

— Не смей так разговаривать с Драко! — вспыхнула Нарцисса, но Беллатриса прикрикнула на неё:

— Помолчи, Цисси! Положение серьёзнее, чем ты думаешь!

— Если это в самом деле Поттер, нужно позаботиться, чтобы ему не причинили вреда, — пробормотала она как будто самой себе. — Тёмный Лорд желает сам разделаться с Поттером… Но если он узнает… Я должна… Должна знать! — Она снова повернулась к сестре. — Пусть пленников запрут в подвале, а я пока подумаю, что нам делать.

— Нечего распоряжаться в моём доме, Белла!

— Выполняй! Ты даже не представляешь, какая опасность нам грозит! — завизжала Беллатриса.

Она словно обезумела от страха, тонкая огненная струйка вырвалась из её волшебной палочки и прожгла дыру в ковре.

Нарцисса после короткого колебания приказала оборотню:

— Отведите пленников в подвал, Фенрир.

— Постойте! — вмешалась Беллатриса. — Всех, кроме… Кроме грязнокровки.

Сивый радостно хмыкнул.

— Нет! — закричал Рон. — Лучше меня, меня оставьте!

— Если она умрёт во время допроса, тебя возьму следующим, — пообещала волшебница. — Для меня предатели чистокровных немногим лучше грязнокровок. Отведи их в подвал, Сивый, и запри хорошенько, но зубы пока не распускай.

Малфой поспешил убраться из дома, не желая видеть пытки. Если Поттер у них в доме, значит, всё потеряно.

Надежды на спасение больше нет.

Драко чувствовал, как его колотит нервная дрожь. Он ведь знал, что это Поттер, конечно же, знал — столько лет учиться бок о бок, никакое жалящее заклятие его бы не провело. А то, что рядом были Грейнджер и Уизли, Малфой тем более понял без проблем.

Но Драко и сам не смог бы сказать, что заставило его невнятно мямлить и говорить, будто не уверен, действительно ли это его бывшие однокурсники. Ведь отец прав, отдай они Лорду Поттера — и им всё было бы прощено, все их прошлые ошибки и провалы были бы забыты!

Вот только…

Что-то в нём самом изменилось, надломилось. Теперь каждый раз, когда Драко смотрел на Тёмного Лорда — он понимал, что не испытывает никакого желания служить ему. Им движет лишь всеобъемлющий страх. Понимал, что два года назад был всего лишь глупым, самодовольным мальчишкой, который ничего не знал о жизни. И если когда-то Драко был уверен: он хочет собственными руками уничтожить и запытать как можно больше грязнокровок, чтобы они не пятнали мир своей поганой кровью — то теперь он не уверен уже ни в чем. В конце концов, убивать и пытать людей оказалось не так легко, как думалось когда-то.

А ещё Драко с ужасом понимал, что завидует Поттеру, Грейнджер, Уизли, завидует Т/И, Лонгботтому, Финнигану и другим студентам, которые все еще борются против Кэрроу в Хогвартсе — они сильные, они знают, чего хотят от этой жизни, они чётко следуют собственным убеждениям.

Два года назад Драко ничего не знал о жизни.

А теперь он знает ещё меньше.

Рассказать вам о 1997–1998 годах в Хогвартсе, о боли, страхе и обречённости, о детях, которые взрослеют так рано, так неправильно и так сломлено, о взрослых, которые лишены возможности их спасти?

Рассказать вам о первом уроке маггловедения у Кэрроу, рассказать о Симусе, у которого руки сжимаются в кулаки от бессильной злобы и челюсти стискиваются до боли, когда он слышит очередное «магглы глупое отребье», очередное «магглы как животные», очередное «магглов нужно истреблять»? А в голове у него в это время воспоминания о Дине. О его смехе и улыбках, о его дружеских похлопываниях по плечу и раздражённом закатывании глаз, о его умении часами до хрипоты спорить, что лучше — квиддич или футбол. И под ребрами у Симуса кто-то воет от тоски и боли, и он бы с радостью выдрал глотку голыми руками и Кэрроу, и Снейпу, и даже Волан-де-Морту, если бы это дало гарант того, что лучший друг, презираемый и гонимый новыми порядками магглорожденный, будет рядом. Будет в безопасности.

А может рассказать вам о Лаванде, которая иногда ночами перебирается на кровать к Парвати, сворачивается рядом клубком и тихо плачет ей в ночную рубашку, чувствуя, как знакомые руки бережно гладят по волосам? И ненавидит себя за это, так яростно, пылко ненавидит, ведь она такая слабая, слабая, слабая, и сильная Парвати заслуживает подругу получше, и Гриффиндор заслуживает борца получше, и весь мир тоже заслуживает кого-то получше. Но вместо этого у них всего лишь Лаванда. Поэтому утром Лаванда в очередной раз встанет. Лаванда приведёт в порядок заплаканное лицо. Лаванда улыбнется Парвати, возьмет её за руку и потащит за собой из гостиной. Даже если на самом деле больше всего на свете ей будет хотеться спрятать себя и её под одеялом, подальше от монстров и страхов, наполнивших их жизни.

И о Минерве расскажу, о том, как она смотрит на Северуса — и её внутренности скручивает от смеси жгучей ненависти и отчаянной грусти. Грусти по одинокому, нелюдимому одиннадцатилетнему мальчику. Грусти по начинающему преподавателю, который сжимал губы в тонкую линию и отказывался показывать, в какое отчаяние его приводит то, что никак не удается сладить с толпой упрямых, неуправляемых детей. Грусти по коллеге, с которым они обменивались колкостями, спорили, у какого из их факультетов в этом году окажется кубок по квиддичу и пили чай вечерами в уютной тишине. И часть Минервы отказывается принимать, что этот ребенок, выросший у неё на глазах, стал предателем и убийцей — а другая часть ненавидит Северуса ещё сильнее за ту веру в него, которая продолжает тлеть где-то в сердце. Ненавидит за то, что он — причина страданий десятков, сотен невинных детей, которых Минерва не может спасти от Северуса так же, как не смогла спасти Северуса от него самого.

Мы можем поговорить о Колине, о фотографии Гарри у него под подушкой, на которую он смотрит каждый раз, когда смелость изменяет, и парализующий страх начинает сочиться с кончиков пальцев. Смотрит и вспоминает, что Гарри победил Темного лорда, ещё когда был младенцем. Что встретился с ним лицом к лицу в одиннадцать. Что убил василиска в двенадцать. Что сейчас он тоже где-то там, выживает и борется, смело и преданно сражается за каждого из них. Колин верит, что это так. Колин знает. Когда Колин находится в шаге от того, чтобы сдаться — он черпает храбрость в мыслях о храбрости Гарри. А потом смотрит на своего брата Денниса, такого маленького, такого хрупкого, осунувшегося и непривычно посеревшего и думает — если Гарри сражается за целый мир, я могу найти в себе силы сражаться хотя бы за своего брата. И он находит. В первый, десятый и сотый раз, беря брата за руку и становясь стеной между ним и враз ожесточившимся миром.

Рассказать вам о них? О гонимых, испуганных и отчаянных, с показной, иллюзорной дерзостью глядящих в лицо своим боггартам и продолжающих ступать вперёд вопреки тому, как бесконечно сильно хочется отступить назад.

Парень, сидящий по правую руку от Т/И, был её другом, с того момента, как она отвела его к мадам Помфри, когда он упал с метлы.

Да, Невилл — герой, который на протяжении практически всего года защищал Хогвартс.

Т/И крупно повезло, что у неё был такой друг. Она могла положиться на него.

Лонгботтом аккуратно коснулся руки девушки, выводя её из транса.

— Т/И? Всё в порядке?

— А? Что? — не поняла бывшая когтевранка, будто только проснулась. — Извини ты что-то говорил?

— Нет, я только спросил: как ты? Всё хорошо? — опять аккуратно, будто от его слов она развалится, задал вопрос он.

— Нет. В смысле да. Всё хорошо, Невилл, — ответила девушка, всё ещё путаясь в своих мыслях. — Просто задумалась.

Между ними воцарилась тишина. Каждому было, о чём поразмыслить.

— А помнишь, как на втором курсе я сказала, что солнце слишком радостное для такого холодного неба? — вдруг спросила волшебница.

— Да, помню, — моментально ответил друг. — Луна тогда сказала, что тоже это заметила, а я никак не мог понять, о чём вы говорите. Я до сих пор иногда не понимаю всех ваших слов.

— Да, — тепло улыбнулась ты. — А помнишь, как на пятом курсе мы учились вызывать Патронуса? Ты, кстати, так и не сказал, что это было за воспоминание.

— Как и вы с Луной, — улыбнулся в ответ Невилл.

Он немного помолчал и вновь подал голос:

— Почему ты сейчас об этом вспоминаешь?

Т/И пожала плечами.

— Мою лучшую подругу держат в подвале, друзей пытают, а о близнецах я уже давно ничего не слышала. Я просто хочу вспомнить что-то… Хорошее, — глаза увлажнились. Казалось, она всё-таки развалится, но девушка смогла удержать себя в руках.

— О… Ясно, — ответил Невилл и снова замолчал. Впрочем, это длилось не долго. — Помнишь, как ты хотела прочитать все книги в библиотеке, связанные с зельями?

— Невилл, это было на первом курсе! — рассмеялась Т/И. — Я была глупой и наивной. Хотя, по правде говоря, с тех пор мало что изменилось. А помнишь, как…

Это был просто диалог двух людей, которые пережили то, чего случаться не должно, и, казалось, он мог продолжаться вечно.

Т/И знала точно — её друг, Невилл Лонгботтом, всегда был героем, что бы ни думали остальные.

— Глядите, кто пришёл! Я же вам говорил! — послышался голос Невилла.

Уже 2 недели “серые” скрывались в Выручай-Комнате.

Комната была огромной и напоминала какой-то необычайно роскошный шалаш или невероятных размеров пароходную каюту. Разноцветные гамаки свисали с потолка и навесной галереи, вившейся вдоль сплошных, без окон, стен, обшитых тёмными деревянными панелями и украшенных яркими гобеленами. На них можно было увидеть золотого льва на алом фоне — герб Гриффиндора, чёрного барсука Пуффендуя, вышитого на жёлтом, и бронзового орла Когтеврана на лазоревой ткани. Не видно было лишь серебра и зелени Слизерина.

Здесь были битком набитые книжные полки, несколько мётел, прислонённых к стене, а в углу — большой радиоприёмник в деревянном корпусе.

Из прохода вышел Невилл, а за ним Гарри, Рон и Гермиона.

В комнате послышались ликующие голоса:

— ГАРРИ!

— Это Поттер, ПОТТЕР!

— Рон!

— Гермиона!

В следующую минуту Гарри, Рона и Гермиону обступили, обнимая, хлопая по спине, ероша волосы, пожимая руки, человек двадцать, не меньше.

— Эй, ребята, уймитесь! — крикнул Невилл, и толпа отхлынула, давая Гарри возможность осмотреться.

— Где мы? — спросил Гарри.

— В Выручай-комнате, конечно! — сказал Невилл. — На этот раз она превзошла саму себя, правда? Кэрроу сидели у меня на хвосте, и я понял, что спасение только в одном. Я ухитрился пройти в эту дверь, и смотри, что я тут обнаружил! Конечно, когда я вошёл, она была не такая, намного меньше, всего с одним гамаком и одним гобеленом с гербом Гриффиндора. Но по мере того как прибывали новые члены Отряда Дамблдора, она становилась всё просторнее.

— И Кэрроу не могут сюда войти? — Гарри оглянулся в поисках двери.

— Нет, — ответил Симус Финниган. — Это настоящее укрытие: пока хоть один из нас находится внутри, они не могут нас достать, дверь не откроется. Всё благодаря Невиллу. Он действительно понимает эту комнату. Здесь ведь нужно попросить в точности то, что тебе нужно, например: «Хочу, чтобы никто из тех, кто поддерживает Кэрроу, не смог сюда войти» — и она сделает, как ты просил. Главное — не оставить никакой лазейки! Невилл молодец!

— Тут никакой особой хитрости нет, — сказал Невилл скромно. — Я пробыл здесь дня полтора, страшно проголодался и пожелал себе добыть откуда-нибудь еды — и тут открылся проход в «Кабанью голову». Я пошёл по нему и оказался у Аберфорта. Он снабжает нас провизией, потому что это единственное, чего комната по каким-то причинам не делает.

— Потому что еда — одно из пяти исключений к закону Гэмпа об элементарных трансфигурациях, — заявил Рон, к всеобщему изумлению.

— Так что мы прячемся здесь уже около двух недель, — сказал Симус. — И если нам нужны новые гамаки, они тут же оказываются на месте, а ещё вдруг образовался отменный туалет с душем, когда появились девчонки…

Тут были близнецы Патил, Т/И, Терри Бут, Эрни Макмиллан, Энтони Голдстейн и Майкл Корнер и много других их однокурсников.

— Мы должны идти дальше, — сказал Гарри.

— А что мы будем делать, Гарри? — спросил Симус. — В чём твой план?

— План? — машинально повторил Гарри. — В общем, у нас — у меня, Рона и Гермионы — есть одно дело, поэтому нам пора уходить отсюда.

Теперь никто не смеялся и не кричал «ура!». Невилл выглядел сбитым с толку.

— Что значит «уходить отсюда»?

— Мы вернулись не за тем, чтобы остаться здесь. — Гарри потирал свой шрам, пытаясь смягчить боль. — У нас есть важное дело…

— Какое?

— Я… я не могу вам сказать.

Раздался глухой ропот. Невилл сдвинул брови.

— Почему ты не можешь нам сказать? Речь ведь идёт о борьбе с Сам-Знаешь-Кем, правда?

— Ну да…

— Тогда мы тебе поможем.

Остальные члены Отряда Дамблдора закивали, одни с энтузиазмом, другие с торжественной важностью. Несколько человек вскочили со стульев, демонстрируя готовность к немедленному действию.

— Вы не понимаете. Мы… мы не можем сказать вам. Мы должны исполнить это… одни.

— Почему? — спросил Невилл.

— Потому что… Дамблдор поручил нам троим одно дело, — сказал он осторожно. — И не велел рассказывать… Он поручил его именно нам, нам троим.

— Мы — Отряд Дамблдора, — ответил Невилл. — Мы всё время держались вместе, сохраняли наш Отряд, пока вы трое где-то скитались.

— Не то чтобы это была увеселительная прогулка, приятель, — откликнулся Рон.

— Я ничего такого и не говорю, но мне непонятно, почему вы нам не доверяете. Каждый находящийся в этой комнате боролся и оказался здесь потому, что его преследовали Кэрроу. Каждый из нас доказал на деле свою верность Дамблдору — верность тебе, Гарри.

— Подумай, — начал Гарри, сам не зная, что собирается сказать, но это оказалось не важно: дверь тоннеля за его спиной распахнулась.

— Мы получили твоё письмо, Невилл! Привет всей троице, я так и думала, что вы здесь!

Это были Луна и Дин. Т/И вскрикнула от радости и бросилась обнимать свою лучшую подругу.

— Всем привет, ребята! — весело сказала Луна. — Как же здорово вернуться домой!

— Луна, — встревоженно спросил Гарри, — что ты здесь делаешь? Как ты…

— Я послал за ней. — Невилл высоко поднял фальшивый галеон. — Я обещал ей и Джинни, что извещу их, если вы появитесь. Мы все думали, что ваше возвращение будет означать революцию. Что тогда мы сбросим Снейпа и Кэрроу.

— Конечно, именно это оно и означает, — сияя, сказала Луна. — Правда, Гарри? Теперь-то мы их выбьем из Хогвартса?

— Послушайте… — В Гарри нарастала паника. — Мне очень жаль, но мы вернулись не за этим. Нам нужно сделать одно дело, а потом…

— Вы собираетесь бросить нас? — спросил Майкл Корнер.

— Нет! — воскликнул Рон. — То, что мы хотим сделать, пойдёт, в конце концов, на пользу всем, ведь это затем, чтобы избавиться от Сами-Знаете-Кого…

— Тогда возьмите нас в помощь! — сердито крикнул Невилл. — Мы тоже хотим в этом участвовать!

Т/И обернулась на новый шум у них за спиной. Из отверстия в стене появилась Джинни, а за ней — Фред, Джордж и Ли Джордан. Т/И никогда не чувствовала себя счастливей, чем в тот момент.

— Фред, Джордж, — девушка бросилась на шеи друзей.

— Т/И!

Слёзы покатились из глаз волшебницы.

— Зря я тебя отпустил, — сокрушался Фред, видя состояние девушки. Всё её тело было в ссадинах, шрамах и синяках.

— Я бы всё равно поехала, — сказала Т/И.

— Да, ты от своего не отступишься. Легче голыми руками гору срыть, чем заставить тебя отступиться. Я таких упрямцев, как ты, отродясь не видывал… разве что в зеркале, — Фред улыбнулся.

— Так в чём ваш план, Гарри? — спросил Джордж.

— Да нет никакого плана, — ответил Гарри, совершенно сбитый с толку внезапным появлением всех этих людей и неспособный соображать из-за жгучей боли в шраме.

— То есть мы будем составлять его по ходу? О, это я люблю! — сказал Фред.

— Послушай, прекрати это всё! — крикнул Гарри Невиллу. — Зачем ты всех их сюда созвал? Это же безумие…

— Мы ведь на войне, правда? — Дин достал свой фальшивый галеон. — Пришло известие, что Гарри вернулся, и мы готовимся к бою! Мне бы, конечно, волшебную палочку…

— У тебя нет палочки?! — удивился Симус.

Рон вдруг обернулся к Гарри:

— Почему они не могут помочь?

— Что?

— Они могут нам помочь. Мы ведь не знаем, где он. Нам нужно найти его побыстрее. Необязательно говорить всем, что это крестраж.

— Я думаю, Рон прав. Мы ведь даже не знаем, что мы ищем, нам нужна помощь, — сказала Гермиона.

— Ладно, — спокойно сказал он Рону и Гермионе. — Хорошо, — обратился Гарри к собравшимся в комнате, и тут же наступила полная тишина.

Фред и Джордж, развлекавшие шуточками тех, кто сидел поблизости, замолкли на полуслове, и все уставились на него с взволнованной готовностью.

— Нам нужно найти одну вещь, — сказал Гарри. — Одну вещь… которая поможет нам одержать победу над Сами-Знаете-Кем. Она находится здесь, в Хогвартсе, но мы не знаем где. Возможно, она принадлежала Кандиде Когтевран. Слышал кто-нибудь о подобном предмете? Например, о вещи, отмеченной её орлом?

Он с надеждой посмотрел на маленькую группу когтевранцев: Т/И, Падму, Майкла, Терри и Чжоу, однако ответила ему Луна.

— Ну, есть ведь её потерянная диадема. Я рассказывала тебе о ней, Гарри, помнишь? Исчезнувшая диадема Кандиды Когтевран. Мой отец пытался создать её копию.

— Да, Луна, но исчезнувшая диадема, — сказал Майкл Корнер, закатывая глаза, — она именно что исчезла. Вот в чём загвоздка.

— Когда она исчезла? — спросил Гарри.

— Говорят, много веков назад, — откликнулась Чжоу, и сердце у Гарри упало. — Профессор Флитвик рассказывал, что она исчезла вместе с самой Кандидой. Диадему искали, но, — она обратилась к остальным когтевранцам, — никаких следов обнаружить не удалось. Или я ошибаюсь?

Все покачали головами.

— Гарри, если хочешь посмотреть, как эта штука должна была выглядеть, я могу отвести тебя в нашу общую гостиную и показать. Там у нас статуя Кандиды с этой диадемой на голове, — сказала Луна и повела Гарри в гостиную Когтеврана.

После того, как Гарри и Луна покинули комнату, из прохода появились Кингсли и Люпин, Оливер Вуд, Кэти Белл, Анджелина Джонсон и Алисия Спиннет, Билл и Флёр, мистер и миссис Уизли.

— Что там происходит, Гарри? — Люпин встретил Поттера у подножия лестницы.

— Волан-де-Морт летит сюда, преподаватели баррикадируют школу… Снейп сбежал… Что вы все здесь делаете? Как вы узнали?

— Мы разослали весть всем членам Отряда Дамблдора, — объяснил Фред. — Кто же согласится упустить такое развлечение, Гарри? А ОД известил Орден Феникса, и всё покатилось, как снежный ком.

— С чего начнём, Гарри? — окликнул его Джордж. — Что происходит?

— Идёт эвакуация несовершеннолетних, и всех ждут в Большом зале на организационное собрание, — сказал Гарри. — Война началась.

Поднялась суматоха. Все бросились к ступенькам. Толпа редела.

В Выручай-комнате осталось всего несколько человек, и Гарри подошёл к ним. Миссис Уизли бранилась с Джинни. Вокруг стояли Люпин, Фред, Джордж, Т/И, Билл и Флёр.

— Ты несовершеннолетняя! — кричала миссис Уизли на дочь. — Я не разрешаю! Мальчики — ладно, но ты… ты должна вернуться домой.

— Не пойду! — Джинни вырвалась из рук матери, волосы у неё растрепались. — Я — член Отряда Дамблдора!

— Шайка подростков!

— Эта шайка подростков собирается сразиться с ним, а больше на это пока никто не решился! — сказал Фред.

— Ей шестнадцать лет! — кричала миссис Уизли. — Она ещё маленькая! О чём вы думали, когда брали её с собой…

Вид у Фреда и Джорджа был слегка смущённый.

— Мама права, Джинни, — мягко сказал Билл. — Тебе нельзя здесь оставаться. Всех несовершеннолетних эвакуируют, и это правильно.

— Не могу я пойти домой! — Слёзы ярости хлынули из глаз Джинни. — Вся моя семья здесь. Я не могу сидеть там одна, не зная… — Она впервые подняла глаза на Гарри и умоляюще посмотрела на него, но он покачал головой, и Джинни обиженно отвернулась. — Хорошо, — сказала она, глядя на отверстие тоннеля, ведущего в «Кабанью голову». — Что ж, тогда до свидания всем и…

Послышалось шарканье ног и глухой стук: ещё кто-то выбирался из тоннеля, споткнулся на ступеньках и упал. Кое-как поднявшись, новоприбывший плюхнулся на ближайший стул, посмотрел вокруг сквозь съехавшие очки в роговой оправе и спросил:

— Я опоздал? Уже началось? Я только что узнал, поэтому…

Перси смолк. Очевидно, он не ожидал, что попадёт сразу на семейное собрание. На некоторое время все остолбенели.

Наконец Флёр повернулась к Люпину и с мужеством отчаяния попыталась нарушить неловкое молчание:

— Как поживает малыш Тедди?

Люпин удивлённо посмотрел на неё. Молчание семейства Уизли сгущалось, превращаясь в прочный лёд.

— Он… хорошо, спасибо! — громко сказал Люпин. — Тонкс сейчас с ним — у матери.

Перси и остальные Уизли продолжали неподвижно смотреть друг на друга.

— У меня есть фотография! — закричал Люпин, доставая из кармана карточку.

— Я был дураком! — воскликнул Перси так громко, что Люпин чуть не выронил фотографию. — Я был полным идиотом, самодовольным кретином, я был…

— Обожающим Министерство, предавшим свою семью, жадным до власти дебилом, — закончил Фред.

Перси тяжело вздохнул:

— Да, так и есть.

— Что ж, зато честнее некуда, — сказал Фред, протягивая руку Перси.

Миссис Уизли разрыдалась. Она бросилась вперёд, оттолкнула Фреда и так крепко обняла Перси, что тот чуть не задохнулся. Перси поглаживал её по спине, глядя на отца.

— Папа, прости!

Мистер Уизли быстро сморгнул и тоже поспешил обнять сына.

— Что же заставило тебя одуматься, Перси? — поинтересовался Джордж.

— Это началось уже давно, — сказал Перси, утирая глаза под очками полой своей дорожной мантии. — Но мне нужно было как-то выбраться, а в Министерстве это не просто, они только и делают, что отправляют предателей в тюрьму. Мне удалось установить связь с Аберфортом, и десять минут назад он мне передал, что Хогвартс готовится вступить в борьбу. Вот я и явился.

— Разумеется, все мы надеемся, что наши старосты возьмут на себя руководство в такое трудное время, как сейчас! — сказал Джордж, очень похоже передразнивая витиеватую манеру Перси. — Что ж, пошли скорее наверх сражаться, а то всех стоящих Пожирателей смерти разберут.

— Так Вы теперь моя невестка? — Перси на ходу пожал руку Флёр, торопливо шагая к ступенькам вместе с Биллом, Фредом и Джорджем.

— Джинни! — рявкнула миссис Уизли.

Джинни попыталась под шумок семейного примирения проскользнуть наверх вместе со всеми.

— Молли, у меня есть предложение, — сказал Люпин. — Пусть Джинни останется здесь. Тогда она будет вместе с нами и в то же время не в самой гуще схватки.

— Я…

— Отличная идея, — твёрдо сказал мистер Уизли. — Джинни, ты остаёшься в этой комнате, слышишь?

Джинни, похоже, была не в восторге, но под непривычно суровым взглядом отца послушно кивнула. Мистер и миссис Уизли вместе с Люпином тоже отправились к лестнице.

Волшебный потолок Большого зала темнел, усыпанный звёздами. Под ним за четырьмя длинными столами факультетов сидели растрёпанные школьники. Все глаза были устремлены на профессора МакГонагалл, выступавшую с возвышения в центре Зала. Позади неё стояли остальные учителя, в том числе и белокурый кентавр Флоренц, а также члены Ордена Феникса, прибывшие для битвы.

— Эвакуацией будут руководить мистер Филч и мадам Помфри. Старосты, по моему сигналу вы организуете свои факультеты и в порядке доставите порученные вам группы к месту эвакуации.

За столом Пуффендуя поднялся Эрни Макмиллан и громко спросил:

— А если мы хотим остаться и принять участие в битве?

Раздались бурные аплодисменты.

— Совершеннолетним можно остаться, — сказала профессор МакГонагалл.

— Где профессор Снейп? — выкрикнула девочка за столом Слизерина.

— Он, простите за вульгарное выражение, сделал ноги, — ответила профессор МакГонагалл, и за столами Гриффиндора, Пуффендуя и Когтеврана раздался дружный громкий смех. — Мы уже установили вокруг замка защитные заклинания, — говорила профессор МакГонагалл, — но вряд ли они продержатся долго, если мы не примем дополнительных мер. Поэтому прошу вас двигаться быстро и организованно и слушаться старост…

Её последние слова потонули в раскатах другого голоса, разнёсшегося по Большому залу. Голос был высокий, холодный и ясный. Невозможно было определить, откуда он исходит: казалось, говорят сами стены. Как чудовище, которым он некогда повелевал, этот голос, возможно, дремал в стенах веками:

— Я знаю, что вы готовитесь к битве. Ваши усилия тщетны. Вы не можете противостоять мне. Я не хочу вас убивать. Я с большим уважением отношусь к преподавателям Хогвартса. Я не хочу проливать чистую кровь волшебников. Отдайте мне Гарри Поттера, — сказал голос Волан-де-Морта, — и никто из вас не пострадает. Отдайте мне Гарри Поттера, и я оставлю школу в неприкосновенности. Отдайте мне Гарри Поттера, и вы получите награду. Даю вам на раздумье время до полуночи.

И снова Зал погрузился в тишину. Все головы повернулись, все глаза обратились на Гарри, приковав его к месту тысячей невидимых лучей.

Пэнси Паркинсон семнадцать. И она хочет жить. Она не хочет умирать — это не её война, не её сражения. Это всё — не её.

Ей страшно, безумно страшно — и поэтому, когда она видит в толпе учеников ненавистного Гарри Поттера, из-за которого могут умереть все, абсолютно все, и ученики, и профессора — только потому что не выдали Золотого Мальчика Тёмному Лорду, она не выдерживает.

Пэнси хочет жить, и потому она громко восклицает, вскакивая из-за стола, тыча пальцем в Мальчика-Который-Никак-Не-Сдохнет, стоящего в Большом Зале, как ни в чем не бывало, словно не понимающего, что из-за него погибнут многие.

— Да он же здесь! Поттер здесь! Хватайте его!

Гарри не успел произнести и слова, как началось общее движение. Гриффиндорцы перед ним вскочили и, как один, повернулись к слизеринцам. За ними поднялись пуффендуйцы, и почти в ту же минуту когтевранцы. Все они стояли спиной к Гарри, глядя не на него, а на Панси, и он, поражённый и благодарный, увидел, как взвиваются волшебные палочки, извлекаемые из-под мантий и из рукавов.

— Благодарю вас, мисс Паркинсон, — сказала профессор МакГонагалл ровным голосом. — Вы первая покинете этот зал в сопровождении мистера Филча. За вами пойдут остальные ученики вашего факультета.

— Смотрите, все слизеринцы сбегают! — закричал кто-то.

Гарри услышал шум отодвигаемых скамеек, а затем топот слизеринцев, толпой выходящих в дверь на другой стороне зала.

Теодор Нотт бросил неодобрительный взгляд и пошёл первым.

Милисента Булстроуд поспешила убраться прочь, с затравленным видом озираясь на палочки, направленные на них.

Блейз Забини стоял позади толпы, пока вокруг него кипели события.

Он смотрел, как Дафна Гринграсс схватила и крепко сжала руку своей младшей сестры, Астории, и жестом показала всем ученикам помладше собраться и двигаться за ней.

Он видел, как Драко Малфой аппарировал в суматохе, схватив Гойла и Крэбба. Они исчезли в неизвестном направлении.

Блейз повернулся и пошёл в противоположную своим сокурсникам сторону, но остался незамеченным в Большом Зале.

Он встретился взглядом со Сьюзан Боунс.

Они подружились на пятом курсе, пока были в больничном крыле, приходя в себя после неудачной аппарации и бессонных ночей. Сьюзан была под присмотром мадам Помфри из-за расщепа ноги.

Блейз сделал свой выбор очень давно.

За год до этого, во время рождественских каникул, он отказался принять Чёрную Метку и резко выступил против вступления в так называемые ряды Волан-де-Морта.

— Когтевранцы, ваша очередь! — крикнула профессор МакГонагалл.

— Я здесь! Здесь я!

Это Дафна Гринграсс мчалась к Забини, задыхаясь от бега.

— Мне нужно было убедиться, что вся мелочь, которая не может драться, ушла в безопасности. Все собрались в Хогсмиде. Ты знал, что там есть секретная комната…

— Ты уверена насчёт этого, Гринграсс? — спросил Блейз. — Это не то, что ты можешь просто так взять и легкомысленно решить. Позиция твоей семьи…

— Я их видела! То есть, я действительно их видела! — её глаза широко распахнулись. — Дементоры, великаны, тролли и полно других тварей. Волан-де-Морт явно собирал их не ради одного человека!

— Если не хочешь, чтобы нас сейчас выгнали отсюда, пойдём на улицу, — сказал Забини, и они вдвоём покинули Большой зал.

Постепенно пустели скамьи у всех четырёх столов. За столом Слизерина не осталось никого, но несколько старших когтевранцев продолжали сидеть, когда их товарищи отправились на выход. Ещё больше осталось пуффендуйцев, а за столом Гриффиндора по-прежнему сидела половина факультета, так что профессору МакГонагалл пришлось сойти с возвышения и лично выставлять из зала несовершеннолетних.

— Криви, речи быть не может, уходите! И вы, Пикс!

Кингсли поднялся на возвышение и обратился к оставшимся в зале:

— До полуночи всего полчаса, поэтому нужно действовать быстро! Преподаватели Хогвартса и Орден Феникса согласовали план битвы. Профессора Флитвик, Стебль и МакГонагалл поведут группы бойцов на три самые высокие башни: Когтеврана, Астрономическую и Гриффиндора — оттуда открывается прекрасный обзор, отличная позиция для применения заклятий. Тем временем Римус, — он указал на Люпина, — Артур, — он махнул в сторону мистера Уизли, сидевшего за столом Гриффиндора, — и я поведём свои группы на территорию вокруг замка. Нам нужны люди, которые организуют оборону проходов в школу…

— Это, похоже, работка для нас, — сказал Фред, показывая на себя, Т/И и Джорджа, и Кингсли кивнул в знак согласия.

— Прекрасно, все предводители в сборе, давайте разделим наши войска.