Я разжала кулаки и сделала глубокий, успокаивающий вдох. И нажала на кнопку верхнего этажа. Двери лифта открылись, и, к счастью, я была единственной, кто находился внутри.
Меня вызвала Салли. Я понятия не имела, понравилась ей моя работа или нет, но через несколько минут я узнаю, будет ли в журнале «Визаж» опубликована моя статья. Я вспомнила, как папа за воскресным ужином сказал «когда-нибудь», и помолилась, чтобы этот день наконец настал.
Выйдя из лифта на этаже руководства, я посмотрела на дверь Гарри и подумала, все ли с ним в порядке. Вчера мы больше не разговаривали, кроме оставленной записки. Но я знала, что он, скорее всего, не хотел, чтобы я заходила к нему в кабинет. Я не знала, в каком положении мы находились, и хотя я верила, что нравилась ему так же, как и он мне, но знала, что этого не всегда достаточно.
Я улыбнулась Карле, и она сказала.
— Заходи сразу, Фейт.
Я постучала в дверь Салли.
— Оставьте меня в покое! — крикнула она, и я открыла дверь. Салли была в своей обычной позе: сидела на стуле, положив ноги на стол, и что-то читала.
Я заняла свое место и попыталась подготовиться к любому исходу. Салли посмотрела на меня поверх очков и улыбнулась. Я вздрогнула. За все время работы в «Визаж» я ни разу не видела ее улыбки. Она напоминала гадюку, готовую напасть на невинную мышь.
— Мне понравилось, — сказала она. Я выдохнула сдерживаемый вздох.
— Слава Богу! — я откинулась на спинку стула, словно только что пробежала нью-йоркский марафон в костюме гигантского банана.
Салли открыла ящик стола и положила перед собой на стол копию моей статьи.
— Итак, француз, богат, трахается как собака в течке. У меня есть подозрения, кто это может быть. Я сузила круг до трех человек. Могу я высказать свои предположения и подождать твоей реакции? — я покачала головой. Салли наклонилась ближе, практически истекая слюной. — Давай, Фейт. Кто это? Только между нами, девочками.
— Извини. Я не могу сказать, — сказала я и закрыла рот на невидимый замок. — Правила соглашения о конфиденциальности.
Она хлопнула по столу.
— Черт возьми! Но я их знаю.
— Не могу поверить, что тебе понравилось.
— В ней есть все, Фейт. Секс, веселье, интрига. Это именно то, что я хотела.
— Значит… ты отдашь мне главную статью? — осмелилась спросить я, удивляясь, как она вообще может отказать.
Салли снова улыбнулась.
— Нет. Извини.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать этот ответ.
— Ч-что, — заикаясь сказала я. — Почему? — Я почувствовала, как моя надежда рушится вместе с сердцем.
— Это не мое решение, милая, — сказала она и положила ноги обратно на стол, наполовину закончив со мной. — Это большое начальство.
Я горько рассмеялась.
— Кинг, — сказала я, его имя было кисловатым на вкус на моем языке. — Кинг Синклер решил это, не так ли?
Салли опустила очки на нос.
— Не Кинг, Фейт. Гарри. Это он остановил твою статью.
— Что? — сказала я, кровь отхлынула от моего лица. Она ошибалась. Она должна ошибаться.
— Прочитал сегодня утром, первым делом. Выбросил эту гадость вместе со вчерашним мусором. — Салли вернулась к чтению того, что было у нее в руках. — Мы закончили, Фейт. — Я встала на шаткие ноги. — Как бы то ни было, — сказала Салли через плечо. — Материал заслуживал публикации.
— Спасибо, — сказала я, не в силах радоваться столь редкой похвале Салли. Я закрыла ее дверь и сразу же увидела кабинет Гарри. Поэтому не стала раздумывать, а пошла в том направлении, как взбесившийся паровоз.
— Фейт? — сказал Тео, когда я пронеслась мимо. — У тебя назначена встреча? — я даже не удостоила бедного Тео ответом. Зато собиралась превратиться в универсальную машину для разрушения.
Я толкнула дверь, захлопнула ее за собой и, обогнув угол, увидела Гарри, который сидел за своим столом, положив голову на руки.
— Как ты мог? — сказала я, и голос мой был не таким громким и сильным, как я надеялась.
Гарри поднял голову. Его темно-синий галстук был отброшен на стол, а воротник рубашки расстегнут. Я почти не обратила внимания на то, что он выглядит расстроенным, волосы в беспорядке, — я была слишком оскорблена предательством и билетом в один конец в задницу. Гарри поднялся на ноги, его высокая фигура возвышалась надо мной по другую сторону стола.
— Это было до тебя, — сказала я, но в глубине души я все это время знала, что мое пребывание в «НОКС» погубит нас. — Это было до того, как мы с тобой поцеловались. Черт, это было до того, как я вообще смогла с тобой разговаривать! — я вышагивала перед ним. — Ты знал, как сильно я хотела эту статью, и ты ее остановил? Почему? Защитить своих друзей? Я соблюла соглашение о конфиденциальности, Гарри. Там нет имен. Это было достаточно расплывчато, чтобы защитить частные интересы. Это был чертов шедевр, и ты, именно ты, хочешь его уничтожить? Ты, Гарри. Почему?
Он ничего не сказал, и я продолжила.
— Я знала, что должна была рассказать тебе, по крайней мере, о том, что являюсь членом «НОКС», но все шло так хорошо, и я не хотела рассказывать тебе о Maître. Я не хотела, чтобы ты знал о том, что я спала с ним. — Гарри, как мраморная статуя, просто смотрел на меня. Это меня разозлило. — Так вот почему ты сделал это? Потому что ревнуешь? Потому что в противном случае это не имеет для меня никакого смысла! Скажи мне, ПОЧЕМУ?
Гарри беззлобно рассмеялся. Он покачал головой и сделал шаг назад, встав перед фотографией, на которой, как я предполагала, были изображены он и его мать в каком-то красивом загородном поместье с холмами на заднем плане.
— Почему? — сказал он хриплым голосом. Гарри выглядел измученным, как будто не спал несколько дней. Он ударился головой о стену рядом с фотографией. Его глаза наполнились печалью. — Я не знал, что ты сделала это ради какой-то статьи, Фейт. Я думал, ты была там, потому что хотела.
— Что? — я так растерялась, что начала думать, что находилась в параллельной вселенной. В той, где все говорили загадками.
— Я пытался намекнуть тебе. Я… — Гарри провел руками по лицу. Его лицо было серым, и на его обычно чисто выбритых щеках появилась щетина. — Я не мог тебе сказать. Потому что думал, что смогу вытрахать тебя из себя, будучи им, потом уйти и выкинуть тебя из головы после всех этих лет. Наконец-то. — Я начала дышать быстрее. — Но потом случился лифт. И ты заговорила со мной. Как с человеком, а не с тем, кого ты презирала.
— Гарри?
— Я пытался рассказать тебе, клянусь, что пытался. Когда мы начали… — он сделал паузу, и я увидела, что он слегка улыбнулся, — встречаться. Когда я осмелился надеяться, что у нас что-то получится. Но я так и не нашел слов. И чем больше времени проходило, тем глубже мы влюблялись, я влюблялся, и уже не мог вынести мысли о том, что ты меня возненавидишь.
— Гарри! О чем, черт возьми, ты говоришь?
― Я пытался сделать так, чтобы ты догадалась. — Он обошел стол. — «Ви», — сказал он, назвав имя своей матери, с идеальным французским произношением.
— Имя твоей мамы? В честь кого названа благотворительная организация?
— Фейт, ее звали Элейн.
— Тогда…?
— «Ля ви» по-французски означает жизнь. — Я открыла рот, чтобы задать еще несколько вопросов. И потерялась в клубящемся тумане вопросов в моей голове. — Книга, — продолжил он, подходя ко мне еще ближе. Пока он не оказался совсем рядом, в паре сантиметров от меня, с затравленным выражением лица и хриплым голосом. — Я молился, чтобы ты узнала, но в то же время хотел, чтобы ты этого не делала. — Я вдыхала его запах, пытаясь успокоиться. Но на этот раз ничего не вышло. — Я сказал тебе, что попал в ловушку. Говорил, что нахожусь в тюрьме… — один за другим волоски на моей шее начали вставать дыбом. Мысль, настолько безумная, что не могла быть правдой, ворвалась в мою голову с силой цунами.
Мне нужно было подумать. Мне нужно было, бл*дь, подумать! Я отодвинулась от Гарри и направилась к картинным рамам, висевшим на его стене. Мой пульс бился так быстро, что кружилась голова. Он не хотел, чтобы моя статья была опубликована, моя статья о «НОКС», но в основном о Maître. В первый вечер в «НОКС» меня попросили встретиться с Maître. Я решила, что это из-за того, что я явно струсила в главном зале и из-за моего несчастного случая с секс-качелями.
Я сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло. Потом был «Любовник леди Чаттерлей» в библиотеке Гарри. И Фейт? Я должен тебе кое-что рассказать. Кое-что о том, кто я такой. Слова Гарри, сказанные им в субботу вечером, крутились у меня в голове. Я подняла глаза, не в силах обработать доказательства, которые снова и снова били меня по лицу, когда в поле зрения попала фотография, к которой он прислонился. Я замерла, почувствовав, как леденеют мои вены. Мать Гарри. Я прочитала надпись на рамке фотографии. Элейн Огюст-Синклер и ее сын Гарри. Сен-Тропе, Франция.
Огюст.
Я закрыла глаза.
— Гарри?
— Да? — тихо сказал он.
— Откуда родом твоя мать? — когда он затянул с ответом, я спросила. — Это Франция? Твоя мать из Франции?
— Oui (фр. — да). — Его шелковистый французский акцент проплыл надо мной, как тончайший шарф «Гермес». Этот голос… этот голос, который был им… Я вспомнила все ночи, проведенные с Maître. С суровым мастером, который со временем постепенно смягчился. Человек, который доставлял мне такое удовольствие, что я воистину была рабыней его желаний.
Я повернула голову и наконец открыла глаза. Они столкнулись с глазами Гарри.
— Maître. Ты — Maître Огюст. — Это был не вопрос. Я знала ответ и без его подтверждения. Гарри кивнул, и я почувствовала, как на глаза навернулись слезы. — Ты лгал мне, — сказала я, и мой голос сорвался от обиды. — Все это время ты лгал мне.
— Фейт, пожалуйста. Просто послушай меня…
— И что? — я рассмеялась. Лучше так, чем поддаться своей обиде и заплакать. Я не буду плакать, черт возьми. Я не должна. — Ты отказался от этой статьи, потому что она раскрывала твой клуб, не так ли? — Гарри шагнул вперед. — Не смей подходить ближе, Гарри. Не смей!
Гарри остановился на месте и провел пальцами по волосам.
— Я был неосторожен с тобой, Фейт. Я влюбился в тебя и как Maître, и как Гарри, и слишком глубоко. Я говорил тебе то, чего не должен был говорить. Я делал с тобой вещи, которые не были нормой в клубе. — Я видела, как трудно ему объяснить все это. Но мне было все равно. Мне нужно было, чтобы он объяснил. Мне нужно было, чтобы он объяснил каждую мелочь, которая привела нас к этому дерьму.
— Но я не подумал о Пьере. В тот вечер, на благотворительном приеме, я и представить себе не мог, что ты начнешь подозревать его, а не меня. Когда я прочитал твою статью, хотя это и не совершенно очевидно, я понял, что он и другие могут попасть под подозрение. На Манхэттене не так много французских бизнесменов нашего возраста. Я не мог допустить, чтобы ты так испортила им репутацию.
— Или разрушила твой клуб, — огрызнулась я.
— И это тоже. — Я почувствовала себя так, словно меня ударили. Гарри протянул руки в знак капитуляции. — Фейт, это мое дело. Но более того, это жизни людей. Людей, которых я знаю и о которых забочусь, и даже тех, кого я вообще не знаю. Но они не должны испытать, как их частная жизнь освещается в газете выходного дня, чтобы все ее прочитали, выстраивая догадки о том, кто это может быть. Защищать их — не только моя работа, но и обязанность.
— Обязанность, — повторила я. — В этом вся правда, Гарри. Давай не будем ходить вокруг да около. — Подойдя к нему ближе, настолько близко, что не смогла бы упустить выражение его лица, я спросила. — Твой отец знает о твоем побочном бизнесе? — у Гарри сжалась челюсть. Я подняла руки и в разочаровании опустила их обратно. — Он не знает, не так ли? Вот почему статья отклонена, не так ли? Потому что твой отец не знает о «НОКС», и ты боишься, что он узнает и это опорочит великое имя Синклера!
— Фейт, — сказал Гарри, его голос стал жестче. По его прищуренным глазам я поняла, что он начал злиться. Хорошо. Лучше бы он достиг моего уровня злости, чтобы мы могли по-настоящему все обсудить. — Ты ничего не знаешь о моей жизни, о титуле, который я унаследую. Ты ничего не знаешь о кругах, в которых я родился и в которых мне еще предстоит жить. И более того, что это может сделать с HCS Media, с репутацией моей семьи.
— И чтобы спасти все это, ты разрушаешь мои мечты? Разрушаешь мою работу, чтобы спасти свою. — Лицо Гарри скривилось. Инстинктивно мне захотелось броситься к нему, обнять и утешить маленького потерянного мальчика, которым, как я теперь знала, он был в глубине души. Того, кто больше всего на свете жаждал семьи и любви. Но он солгал мне. Он был Maître. Мой Гарри был Maître.
— Ты солгал, — повторила я. — Из всего, что произошло, именно это ранит больше всего.
— Ты тоже. — При этих словах во мне зажегся огонь. — Ты не рассказала мне о «НОКС». Ты не сказала мне об этой статье. Ты тоже лгала мне, Фейт. Не только я. Не надо сваливать всю вину на меня. Я с радостью возьму на себя львиную долю, но ты здесь не невиновна.
— Значит, все это было напрасно, — сказала я охрипшим голосом. — Ты лгал, я лгала, и, по иронии судьбы, в итоге мы оба оказались в полной жопе!
Я направилась к нему, чтобы пройти мимо, и Гарри встал на моем пути, выставив ладони.
— Пожалуйста, Фейт. Мне нужно объяснить. Нужно больше твоего времени, чтобы все объяснить. Почему у меня «НОКС», почему я прячусь у всех на виду как Maître. Пожалуйста, позволь мне… — на столе у Гарри зазвонил телефон, прервав его. Он не обращал на него внимания, пока тот не замолчал. — Фейт, просто позволь мне. Дай мне шанс все объяснить. Я знаю, что все испортил, но, пожалуйста, позволь мне попытаться…
Снова зазвонил телефон. Гарри скрипнул зубами от злости, но подошел к своему столу, поднял трубку и прошипел.
— Что? — я не слышала, что говорили на другом конце, но он напрягся и застыл. — Я уже еду.
Гарри положил трубку и схватил свой пиджак. Он неловко завис рядом со мной.
— Мне нужно идти, — прошептал он. — Мне очень жаль, Фейт, но я должен идти. — Он заколебался, но потом быстро поцеловал меня в щеку. Поцелуй был мягким и нежным, и в нем чувствовалось прощание. Гарри выскочил за дверь, оставив меня стоять в его кабинете, злую и растерянную. На этот раз слезы все-таки пролились. Они бежали по моим щекам, как реки.
Гарри был Maître.
Он остановил мою статью.
И ушел, ничего не объяснив.
Я обхватила себя руками, когда вдруг почувствовала холод. Заставив себя двигаться, я вышла из кабинета Гарри.
— Фейт? Ты в порядке? — спросил Тео.
Я ошеломленно кивнула и, не обратив внимания на лифт, спустилась по лестнице к выходу. Меня не волновала ни сумочка, ни другие мои вещи. Мне просто нужно было покинуть это здание. С каждым шагом я вспоминала слова Гарри: Ты тоже лгала мне, Фейт. Не только я. И он был прав. Я лгала. Так боялась рассказать ему о «НОКС» и об этой статье. Он умолчал про Maître, объяснив это тем, что слишком боялся рассказать мне. Я хотела позвонить ему и спросить, почему он сбежал. Но я была так зла на него.
Я поймала такси, благо, что в лифчике у меня было пятьдесят долларов на всякий случай.
— Куда? — спросил он.
— В Адскую кухню, — ответила я и, закрыв глаза, дала слезам волю. По коже пробежала дрожь. На улице было жарко и влажно, но я не могла согреться. Что будет дальше? Как я смогу вернуться? Все это время мы жили в фантазии. Жили в своем безопасном пузыре. Этот пузырь лопнул. Ему всегда было суждено лопнуть. Мы были двумя очень разными людьми из двух очень разных миров.
И Гарри был прав: я понятия не имела, каково это — жить в его мире. Однажды унаследовать титул и общаться с королевскими особами, пэрами и людьми, которые осуждали бы и его, и меня просто за то, что мы полюбили друг друга. Кинг сказал мне об этом на скачках. И я знала. В глубине души я знала, что это правда.
Неотвратимая.
У нас с Гарри не было будущего.
Я выглянула в окно и увидела знакомые улицы. Когда мы проезжали мимо папиной лавки, мои руки хлопнули по окну.
— Нет, — прошептала я, и мое сердце второй раз за этот день оборвалось, когда я увидела на двери маленькую вывеску «Закрыто». Когда такси подъехало к квартире моих родителей, я почувствовала, что то, что осталось от моего сердца, рассыпалось. Желудок опустился, и я осознала, что вся мои мечты превратились в дым и развеялись ветром.
Я протянула таксисту деньги и вышла на улицу, на которой выросла. Посмотрела на квартиру, с которой были связаны все мои детские и самые приятные воспоминания. Деревянные двери, которые изо дня в день встречали меня дома. На стене маленькой квартиры, которую я так любила, висела табличка «Продается».
Поднявшись по каменным ступеням, которые казались мне настоящим Эверестом, я открыла дверь и вошла в родительский дом. Мама и папа молча сидели на диване, держа друг друга за руки. Мама вскочила на ноги. Я не произнесла ни слова, просто дала волю слезам и упала в ее объятия.
— Мы должны, Фейт, — сказала она. — Мы должны расплатиться с долгами. Времени больше нет. Мы должны поступить правильно.
Я подняла глаза и протянула руку к папе. Его глаза заблестели, и он обхватил нас руками.
— Ты так любишь этот магазин, — сокрушенно сказала я.
— Это просто магазин, mia bambina. Ты и твоя мама — мое сердце. Это все, что мне нужно. — Я знала, что это неправда, но он никогда не покажет мне свою боль, хотя понимала, что он страдал от нее. И на этом я рассыпалась. Когда мама и папа обняли меня, я сломалась у них в руках.
— Тише, малышка, — сказала мама, погладив меня по волосам. — Ты в порядке? — я покачала головой. Она оторвала мою голову от своего плеча, чтобы посмотреть на мое лицо. Ее глаза смягчились, когда она спросила. — Гарри? — я кивнула, и она снова заключила меня в свои объятия. — Все хорошо, Фейт. Что бы это ни было, все решится. Я обещаю. — Мама поцеловала меня в макушку и сказала. — Суп? Давай поедим суп. После супа все становится лучше.
И мы ели томатный суп. После этого я забралась в свою детскую кровать, подумала о Гарри и позволила своему сердцу разбиться еще раз.
— Для чего эта встреча? — спросила я Нову, когда через три дня нас собрали в конференц-зале. Я шла как зомби, а Нова держала меня за руку, чтобы поддержать. Мои друзья знали, что мы с Гарри поссорились, он ушел и не вернулся. Не звонил. Ни писал. Вообще ничего. Но они не знали, что он был Maître. Несмотря ни на что, я не хотела причинять ему такую боль. А раскрытие его тайны хотя бы одному человеку могло стать его гибелью.
Когда все собрались, в комнату вошла Салли и сказала.
— Три дня назад у Кинга Синклера случился сердечный приступ. — Шок овладел мной, и каждый мускул моего тела напрягся. Гарри. Боже мой, Гарри… телефонный звонок.
Нова сжала мою руку, пока Салли продолжала.
— Это был очень сложный случай, но ему была сделана срочная операция, и сейчас он находится в стабильном состоянии. — Я выдохнула, возблагодарив Бога за то, что Гарри не потерял и отца. — Ожидается, что Кинг полностью поправится. Гарри вылетел, чтобы быть рядом с ним, как только узнал.
Я закрыла глаза. Гарри…
Я вспомнила его лицо, когда ему позвонили… Я должна была понять, что что-то не так. Что все действительно плохо. Но я была слишком поглощена своей болью, своей обидой. В этот момент я ненавидела себя.
— Но есть и хорошие новости, — сказала Салли, посмотрев на меня, Майкла и Сару. — Празднование в середине лета все же состоится. — На следующей неделе мы вчетвером должны отправиться в Англию, чтобы представлять компанию «Визаж» на бале-маскараде в честь дня рождения HCS Media. Остальные приглашенные восторженно улыбнулись Салли, и на этом встреча была закончена.
Когда все вышли из комнаты, я осталась на своем месте.
— Ты в порядке? — спросила Нова.
— Господи, Нова. У его отца был сердечный приступ. Он мне ничего не сказал.
— Может быть, он не знал, может ли он. Судя по тому, что ты сказала, вы сильно поссорились. — От этого мне стало только хуже. Меня не было рядом с ним, когда он больше всего нуждался во мне. Даже после всего, что мы сделали друг другу, я бы никогда не отвернулась от него в такое время.
— Я не могу поехать туда на следующей неделе, — сказала я. Нова просто взяла меня за руку. Она была таким хорошим другом. — Я не могу поехать к нему домой. Не после всего этого. Это будет неправильно.
— Это твой выбор, милая. Помни, твое сердце тоже было разбито. Ты имеешь право подумать о себе. Если это значит не ехать, значит не делай этого.
— Спасибо.
— У меня встреча с Ханной, — с сожалением сказала Нова, имея в виду редактора отдела моды. — Мне нужно идти. С тобой все будет в порядке?
— Да, — прошептала я. Нова поцеловала меня в макушку и оставила одну в конференц-зале. Когда я смотрела на дверь, то мысленно видела, как несколько месяцев назад Гарри вошел в нее, объявив о своем назначении на пост генерального директора. Я была так зла, что он переехал сюда на постоянное место жительства. Сейчас я бы все отдала, чтобы он вошел, чтобы обнять его и сказать, что с его отцом все будет хорошо.
Открыв телефон, я навела руку на кнопку отправки сообщения. Глубоко вздохнув, я нашла контакт «Напыщенный мудак» и отправила ему простое сообщение:
ФП: Мне очень жаль твоего отца. Нам только что сообщили. Я рада слышать, что он полностью поправится.
Я сделала паузу, перечитав слова, затем добавила:
Я думаю о тебе.
И нажала кнопку «Отправить». Когда в ответ ничего не пришло, я убрала телефон и вернулась к работе. Наступило пять часов, и я поехала домой на метро. Сейдж и Амелия устроились на диване, чтобы посмотреть телевизор.
Я забралась в постель, наблюдая за тем, как дождь стучал в окно. Закрыв глаза, я наконец услышала сигнал своего мобильного телефона. Достала его, и мое сердце замерло, когда я увидела сообщение от Гарри. Это было одно предложение. Одно предложение, которое значило так много:
НМ: Пожалуйста, приезжай.
Я поняла, о чем он просил. На следующей неделе. Пожалуйста, приезжай к нему домой в Суррей, в Англию. Я прижалась щекой к подушке и обняла свой телефон, прижав его к груди. Он хотел, чтобы я приехала к нему домой. После всего, что мы сказали друг другу, он все еще хотел, чтобы я была там.
Мой Гарри.
Мой Maître.
Человек, которому принадлежало мое сердце.