Тщательно отшлепанная

Глава двадцать первая

Я снова проверила свой телефон. От Гарри по-прежнему ничего не было. Я провела утро и большую часть дня составляя и переделывая статью. Сегодня она должна была выйти в печать. Как только Салли подписала ее, я отправила копию Гарри.

Ответа не было.

Амелия была на работе. Сейдж и Нова тоже. Мне нужно было выйти из дома, я вскочила на ноги и направилась к метро. Когда поезд остановился на станции Адской Кухни, я пошла по жаре к родителям. Снова и снова проверяла свой телефон, как психованная подружка.

Почему он не отвечал? Неужели он еще не прочитал? Или прочитал и возненавидел меня? Сунув телефон обратно в сумочку, я откинула голову назад и крикнула.

— Я слишком устала от перелетов, и мне слишком жарко и неприятно от этого дерьма!

Не получив ни божественного знака, ни даже ответа от Гарри, давшего мне понять, что он думал, я повернула за угол к дому родителей, и мой желудок упал.

— Нет, — прошептала я и побежала к ступенькам. На табличке, где было написано «Продается», теперь значилось «Продано». — Нет, нет, нет, нет! — повторяла я, когда ворвалась в дверь родителей. Мама вошла в гостиную с подносом кофе. Папа сидел за столом, держа в руках два письма. — Ты его продал? — спросила я с грустью в голосе. — Не могу поверить, что ты его продал.

Мама и папа обменялись взглядами, которые я не смогла расшифровать.

— Что? — я надавила. — Что происходит?

— Мы не знаем, — сказал папа, держа в руках письма. — Я закрыл магазин, потому что не мог платить за аренду. И нам поступило предложение о продаже квартиры за наличные. Мы, конечно, согласились. Это было даже больше, чем мы за нее просили. — Он напряженно потер голову. Или, может быть, растерянно, я не была уверена. — А сегодня пришло вот это. — Папа протянул письма. Я прошла через всю комнату, как будто моя задница горела, и открыла их.

— Дарственная? — спросила я, прочитав то, что написано на документах. — Папа, это на твое и мамино имена. — Сердце заколотилось, когда я увидела на бумаге адрес папиного магазина. Но не только магазина, а всего здания. Все это чертово здание в Нью-Йорке.

— Наверное, это какая-то ошибка, — сказала мама. — Кто мог купить наш дом, а потом отдать нам документы? И кто мог купить все здание для твоего папы, да еще и подарить его нам. Ничего не понятно! Мы звонили юристу, который этим занимался. Они сказали, что никакой ошибки нет. И даже продлили сделку на пару недель вместо обычного срока.

Мама положила руку на плечо папы. Он положил свою руку на ее. По моим венам пробежало какое-то электрическое ощущение, которое подсказывало мне, что я должна что-то понять. Перечитав письмо еще раз, я замерла, увидев инициалы покупателя…

Г.О.С.

— О, черт возьми, — прошептала я, и мои руки затряслись. — О, мой гребаный Бог! — сказала я громче, и мама бросилась ко мне.

— Что, Фейт, что? — спрашивала мама, пытаясь удержать меня на месте.

— Гарри, — прошептала я и увидела, как выражение лица мамы изменилось с растерянного на понимающее. Генри Огюст Синклер… — это сделал Гарри, — сказала я, задыхаясь от эмоций, забивших мое горло. — Он спас ваш дом. — Я посмотрела на папу, который побелел. — Он купил тебе здание. Целое здание, мать его!

— Почему? — прошептала мама, прикрыв рот дрожащей рукой.

— Он любит ее, — сказал папа, поднявшись на ноги. Его взгляд остановился на мне. — Он любит тебя, не так ли, mia bambina?

— Да, — ответила я, почувствовав, как мое сердце так сильно увеличилось в груди, что, казалось, может пробить ребра. — Он любит меня, — прошептала я.

Папа положил руки мне на плечи.

— А ты, Фейт? Ты любишь его?

— Да, — сказала я, и слезы полились из моих глаз.

— Да, так сильно, что едва могу это вынести.

— Фейт, — сказала мама и обняла меня.

— Мне нужно идти. — Я уже отступила к двери. — Мне нужно найти его. — Я помчалась к двери, остановившись только для того, чтобы отдать документы. Документы на их дом. Папин магазин. Гарри. Гарри спас их дом и бизнес.

Мой Гарри.

Я размахивала руками в воздухе, пытаясь поймать такси. Когда оно остановилось, я назвала адрес дома, где жил Гарри. Было уже слишком поздно, чтобы он находился на работе, поэтому должен быть дома. Я подпрыгивала на своем сидении, когда хаотичное нью-йоркское движение двигалось бампер в бампер. Таксист сигналил, и я опустила стекло и кричала.

— Убирайтесь с дороги, придурки!

— Не хотите ли ездить со мной каждый день, леди? — сказал таксист, но я не могла остановить свои мысли. Гарри купил дом и бизнес моих родителей за немыслимую сумму. Потому что он любил меня. Потому что он любил меня.

Я разрыдалась на заднем сиденье, громкие всхлипывания смешивались со смехом недоверия. Таксист, еще секунду назад предлагавший возить меня постоянно, теперь смотрел на меня так, словно я сбежала из психбольницы и собиралась устроить хаос в его городе.

Водитель с явным облегчением распахнул двери, и я выскочила на улицу. Подбежала к стеклянным дверям и направилась к стойке консьержа в доме Гарри.

— Мне нужно увидеть Гарри Синклера, — сказала я, несколько раз ударив ладонью по столешнице. Консьерж посмотрел на меня так же, как и водитель. В его взгляде был чистый страх.

— Мисс, с вами все в порядке? — спросил он.

— Мне нужно увидеть Гарри Синклера. Вы не могли бы позвонить и узнать, дома ли он? — Консьерж сделал, как я сказала, и я повернулась к зеркальной стене рядом со мной. У меня открылся рот, когда я увидела, что тушь стекала по лицу.

Схватив со стола консьержа салфетку, я подбежала к зеркалу и начала вытирать щеки, но ничего не могла поделать с красными глазами и румянцем на щеках.

— Мистера Синклера нет, — сказал консьерж.

Повернувшись, я спросила.

— Вы уверены? — я бы не удивилась, если бы он решил, что я сталкер.

— Мистера Синклера нет, — повторил он.

Достав свой мобильный телефон, я попыталась набрать номер Гарри, но звонок перевели на голосовую почту. Только сбросив звонок, я обратила внимание на время.

— Конечно! — прошептала я про себя и вернулась на улицу, чтобы поймать другое такси. Когда ни одно не остановилось, я глубоко вздохнула. — Это всего пара кварталов. Неужели так трудно добежать туда?

Я побежала, быстро осознав, что очень плохо подготовлена. Но не остановилась. Не остановилась, пока не оказалась возле знакомого дома. Я наклонилась, задохнувшись. Горло и грудь болели от глубоких вдохов и выдохов, которые приходилось делать, чтобы привести сердцебиение в норму. Я чувствовала, как мои густые и волнистые от природы волосы начали завиваться от влажности, и понимала, что выглядела ужасно. Но мне было все равно. Мне нужно было увидеть его. Я просто отчаянно хотела его увидеть.

Поняв, что мне нужно пройти через подземную парковку, я уставилась на длинную улицу перед собой, осознав, что мне предстояло преодолеть еще одну гору. Применив свои конверсы на практике, я снова побежала. Добежала до въезда на парковку и спустилась по длинной подземной дороге, которая вела в подвал таунхауса. К тому времени, когда я добралась до личного лифта, уже была близка к тому, чтобы потерять сознание. Но я полезла в сумочку и нашла свою карточку «НОКС», которую забыла выложить из бумажника.

Спасибо. Блядь. Господи.

Я провела карточкой по считывателю, двери открылись, и я вошла внутрь, застонав от удовольствия, когда кондиционер поцеловал мою раскрасневшуюся кожу. Я посмотрела на свое отражение в зеркале, почти испугавшись. Поэтому расчесала пальцами волосы и убедилась, что на лице нет разводов от туши.

Когда двери открылись, я протиснулась в комнату Maître. Когда я вошла внутрь, все было тихо. Я привыкла к музыке и Андреа Бочелли, который пел мне серенаду «Аве Мария».

И тут я увидела свет под дверью в комнату, из которой всегда выходил Maître. Сердце наполнилось надеждой, любовью и всем тем, из чего состояли мечты, и я ворвалась в дверь.

Гарри в шоке поднял голову, прижав телефон к уху. Он был одет в костюм, пиджак снят, воротник расстегнут, рукава закатаны до локтей.

— Фейт, — сказал он, прошептав мое имя как молитву. — Я собирался позвонить тебе. Мой телефон разрядился, и я только что прочитал…

Я бросилась на него. Не успела закончить фразу, как мои руки обвились вокруг его талии, и я прижалась щекой к его груди. Он был сильным, мускулистым, пах мятой, сандаловым деревом и мускусом… и он был моим. Он действительно был моим.

— Спасибо, — сказала я срывающимся голосом. И закрыла глаза. — Я не знаю, как отблагодарить тебя за то, что ты сделал… сделал для моих родителей.

Гарри напрягся, и я подняла голову. Его челюсть сжалась, глаза были настороженными. Я положила руку ему на щеку, и он накрыл её своей ладонью.

— Я знаю, что это был ты. — Я сглотнула подступившие к горлу эмоции. — Спасибо. Я… просто благодарю тебя.

Мои глаза заслезились, и Гарри смахнул большим пальцем упавшую слезу.

— Фейт, я… — он выдохнул и, борясь с собственными эмоциями, сказал. — Я сделал это ради тебя. Все, что я когда-либо делал, было ради тебя.

Притянув его голову вниз, я поцеловала его. Сквозь дрожащие губы и соленые слезы я целовала его и целовала, и целовала, и целовала, и целовала до тех пор, пока мне не стало трудно дышать. Когда я оторвалась от него, Гарри прижался к моему лицу.

— Я только что закончил читать твою статью. — Его голос был хриплым от эмоций. — Ты это серьезно? Ты любишь меня? Это навсегда?

— Да, — сказала я и одарила его самой широкой улыбкой. — Я имела в виду каждое слово.

Гарри закрыл глаза и процитировал.

— Я отправилась в «НОКС» добровольной рабыней, готовой к тому, что мне откроют глаза на мир греха и наслаждений. Но я не знала, что это приведет меня к великой любви всей моей жизни. Моей половинке. Моему мастеру. Моему Maître Манхэттена.

Гарри прижался лбом к моему.

— Чего я не знала, так это того, что я оставлю за дверью свои запреты, но не свое сердце. — Гарри улыбался и излучал счастье, и я подумала, что могу умереть, видя радость на его лице. — Потому что, хотя весь мир, возможно, слышал о печально известном Maître как о короле сексуального подполья, для меня он — король моего сердца, повелитель моей души и хранитель моей вечной любви…

— А я — его королева, — закончила я за него.

— Правда? — нервно спросил Гарри.

— Да, да и еще раз да.

— Ты это серьезно? — сказал Гарри с настороженным выражением лица. — У тебя было достаточно времени, чтобы по-настоящему подумать о том, как изменится твоя жизнь, как…

Я сделала шаг назад и убедилась, что взгляд Гарри прикован ко мне. Зная, что я полностью завладела его вниманием, произнесла.

— Я просто очень, очень, очень непослушная сабмиссив, стоящая перед своим мастером и просящая его шлепать ее до конца жизни. — Борясь с улыбкой, я спросила. — Тебе достаточно такого ответа?

Я наблюдала за тем, как дернулась щека Гарри, как он закусил губу, и вдруг меня подхватили на руки, обвив ногами талию и понесли к кровати с балдахином в спальне. Когда моя спина ударилась о чертовски ужасную непромокаемую простынь, Гарри забрался на меня.

— Ты подписалась «Аноним», — сказал он, имея в виду мою статью. — Ты подписала ее «Аноним». — Он повторил это дважды, словно не мог поверить в то, что я сделала.

— Это показалось мне подходящим.

Он посмотрел мне в глаза, и весь юмор исчез.

— Но это была твоя мечта — указать свое имя, чтобы тебя признали за то, что ты пишешь.

Я пожала плечами и обвила его шею руками.

— Мечты меняются.

— А иногда нет, — сказал он, осыпав поцелуями мои щеки и губы. — Иногда тебе снится чертовски безумный сон, который, как ты думаешь, никогда не сбудется, а потом он вдруг сбывается, и твоя мечта стоит прямо перед тобой и просит шлепать ее всю оставшуюся жизнь.

Громкий смех вырвался из моего горла.

— Мы такие романтики, что меня тошнит. — Когда мой смех утих, я начала снимать с него одежду. Гарри наблюдал за мной с пылающей страстью в глазах. Когда он остался голым, я прикусила губу и тоже разделась.

— Я голая, Maître. Что вы хотите со мной сделать?

Застонав, Гарри подхватил меня на руки и понес через всю комнату к Андреевскому кресту. Не отводя от меня взгляд, он пристегнул мои запястья и лодыжки наручниками. Волнение и возбуждение, как всегда, покалывали мое тело. Но сейчас все было по-другому. Ярко-голубой взгляд Гарри, который я так обожала, пожирал меня, и все в этот момент было по-другому. Он был Maître и, как всегда, доминировал и контролировал ситуацию. Но здесь, прямо сейчас, без масок, плащей и вуалей, он был еще и моим Гарри. Мой Гарри Огюст Синклер, человек, которого я любила больше самой жизни.

Я застонала, чувствуя, как ожил каждый синапс в моем теле, когда Гарри поцеловал мою голень, а затем стал покрывать поцелуями каждый сантиметр моей кожи. Когда его губы прижались к моим, я зарыдала от счастья. Maître никогда не целовал меня, даже ничего похожего не было между нами. Но сейчас он впивался в мои губы, насытив меня своим вкусом и навсегда поселившись в моей душе.

— Фейт, — стонал он, располагаясь между моих ног. Руки скользнули по моей талии, затем вернулись выше, чтобы обхватить мое лицо, и он вошел в меня. Когда наше тяжелое дыхание заполнило комнату, я покорилась его прикосновениям, его телу и его любви. Гарри целовал меня, а я стонала ему в рот, чувствуя, как в основании моего позвоночника нарастает напряжение.

— Гарри, — прошептала я ему в губы, чувствуя, как из глаз скатилась случайная слеза. Это было так много: он, я и наше будущее, которое теперь лежало перед нами.

— Я люблю тебя, — прошептал он, и я разлетелась на части. Мои запястья и лодыжки дернулись, сопротивляясь фиксаторам. Потом Гарри замер и, выкрикнув мое имя, кончил, припав лбом к моей шее. После этого нам стало жарко и нечем дышать.

Один за другим Гарри снял наручники, фиксирующие меня на кресте. Когда я освободилась, он отнес меня на кровать, лег и прижал к своей груди. Собравшись с силами, я провела пальцем по его грудине, улыбаясь, когда его блестящая кожа затрепетала от моего прикосновения.

Гарри поцеловал меня в лоб и провел руками по моим волосам, полностью удовлетворенный.

— Все по-другому, — сказала я, нарушив приятную тишину в комнате. Я наклонила голову, чтобы видеть Гарри. Он встретил мой взгляд. — Это, — продолжила я. — Быть здесь с тобой, заниматься с тобой любовью вот так. — Его приятный аромат обволакивал меня, притягивая ближе. — Раньше это было весело, возбуждающе, а сейчас… — я замялась.

— Сейчас? — сказал он хриплым голосом.

— Я всегда любила это. Эту сторону тебя, нас. — Я увидела на стенах наручники, флоггеры и трости. — Но сейчас, когда я полностью доверяю тебе, когда ты смотришь на меня… — я покачала головой. — Любовь, — сказала я, поняв, что говорила бессвязно. — Она все изменила. — Я поцеловала Гарри в щеку, потом в губы.

Потерявшись в его вкусе, я смогла отстраниться, его руки обхватили мое лицо, и я сказала.

— Теперь это значит намного больше. Ты и я, вот так, здесь, в любви, и никаких секретов между нами… — я улыбнулась. — Теперь это стало идеальным.

Гарри перевернул меня на спину и поцеловал. Он целовал меня до тех пор, пока на моих губах не появились синяки.

— Я никогда не смогу насытиться тобой, — сказал он мне в губы. — В любом виде. Здесь, связанной, дома, в нашей постели, где угодно, Фейт. Я просто хочу тебя.

— Я твоя.

Гарри посмотрел на меня с такой любовью в глазах, что у меня сердце заколотилось. Он снова заключил меня в свои объятия, как будто никогда меня не отпустит. Он убрал волосы с моего лица и сказал.

— Мой отец передает мне HCS Media.

— Я знаю. — Он даже не удивился этому; это кое-что подтверждало.

— Мне придется делить свое время между Нью-Йорком и Англией.

Притянув его к себе, я сказала.

— Мне нравится Англия, поэтому я одобряю такой образ жизни. — Я сделала вид, что задумалась. — Вот… если бы у нас был дворец с двадцатью тремя спальнями, который мы могли бы занимать, пока находимся там. Все, что менее грандиозно, просто не годится.

— Это старинная усадьба, а не дворец. Есть разница.

— Несущественная, — ответила я.

— Но твоя колонка, — сказал Гарри, как всегда, со своим избыточным рыцарством.

— А что с ней? Писательство хорошо тем, что ты можешь заниматься этим где угодно. И, Гарри, я знаю, что ты эксперт и все такое, но во всем мире есть сексуально неудовлетворенные люди, нуждающиеся в помощи мисс Блисс. Выводя нас на международный уровень, я оказываю услугу всему миру. Я чертов супергерой для людей с горизонтальными проблемами. — Я насмешливо вздохнула. — Если бы только у нас было больше поместий, куда можно было бы сбежать, мы могли бы захватить весь мир.

Гарри заколебался.

— Ну, у нас есть поместье моей матери во Франции, которое я унаследовал. — Я замерла и поняла, что он не шутил. — Потом есть моя вилла в Монако, пентхаус в Лондоне и, конечно, пентхаус здесь…

Я впилась в губы Гарри поцелуем, чтобы прервать его, пока у меня не начался приступ тревожности из-за того, что он чертовски богат, и ему не пришлось нагнуть меня, чтобы успокоить. Когда мы оторвались друг от друга, его лазурные глаза были такими яркими, какими я их никогда не видела.

— И перспектива однажды стать герцогиней тебя не пугает?

Когда он произнес слово «герцогиня», мой желудок слегка сжался. То есть я, герцогиня. Но когда я посмотрела на это красивое лицо и увидела улыбку на губах, то подавила появившееся беспокойство.

— Раз уж ты не против взять в жены деревенщину, то и я справлюсь.

— Общество может нас не одобрять, и нас могут приглашать только на свадьбы низших королевских особ, — сухо сказал он, не теряя игривого блеска в глазах.

Я сдержала смех.

— Мне всегда казалось, что они больше любят веселиться.

Гарри тоже рассмеялся и покачал головой в недоумении.

— Не могу поверить, что ты моя. — Он провел пальцем по моей щеке. — Я не могу поверить, что могу любить тебя, и ты любишь меня в ответ.

Я провела рукой по его груди, с любовью и нежностью, затем обхватила его член.

— А я не могу поверить в то, что он будет обслуживать меня до конца моих дней и ночей, и полудней, конечно… Гарри поджал губы, покачав головой в насмешливом отчаянии. — Забудь о поместье Синклеров, мы могли бы построить целый дворец на таком обхвате.

— Фейт, — сказал Гарри своим серьезным, самым британским голосом, — ты уже закончила?

— Даже близко нет. — Я положила руку ему на щеку. — У тебя есть я, и у меня есть ты, ты любишь меня, и я люблю тебя, во веки веков, аминь, умноженное на бесконечность, и ля-ля-ля, мать твою, ля-ля. — Я сцепила руки над головой у изголовья. — А теперь привяжи меня к кровати и отшлепай своим флоггером. У меня назревает еще один оргазм с твоим именем.

— Еще один оргазм, mon petit chaton? — соблазнительно произнес он, заставив мои соски напрячься, так как его безупречный французский задел все мои лучшие места.

Восхитительно обнаженный во всей своей благородной напыщенности и оливковой красоте, Гарри взял со стены мой любимый флоггер и медленно пошел обратно к кровати.

— Это вызов?

— Всегда, — ответила я и почувствовала, как температура в комнате повысилась.

Гарри привязал меня к кровати шелковыми шарфами и поцеловал в губы долгим, любящим поцелуем. Затем он встал рядом со мной, улыбка угасла, доминирование волнами накатывало на него, и мой любимый Maître перешел к делу.

— Вызов принят.