В соответствии с инструкцией, Есения перед прыжком находилась в навигационной рубке. Остальные навигаторы были тут же. Девушка заняла место в кресле, по совету Джойса пристегнулась, чтобы тело чувствовало ориентиры фиксации, и закрыла глаза. Заткнуть уши было нечем, а зажимать их ладонями было стыдно.
Пошел обратный отсчет.
— Поехали, парни! Встретимся на том конце.
Это были последние слова Бледы, которые она восприняла нормально.
Потом ей показалось, что корабль страшно тряхнуло, накренило и начало болтать из стороны в сторону. От неожиданности она открыла глаза и от ужаса увиденного сразу закрыла. Все пространство рубки искривилось, как бывает в видеороликах, когда включают эффект диффузии при смене одного кадра другим. Есении показалось, что все вещи начали проникать друг в друга, размывая контуры и сплавляясь в единый конгломерат.
«Ничего этого нет, — сказала она себе. — Это обман зрения».
Но все органы чувств вопили о том, что происходит что-то страшное. Корабль стонал, трещал и словно разваливался на части.
А вдруг это правда? Вдруг ее органы чувств не обманывают? Вдруг что-то пошло не по плану, и в программе произошел сбой? Вдруг корабль на самом деле терпит бедствие, а никто не реагирует, потому что думает, что это галлюцинации?
Она снова осторожно открыла глаза и попыталась взглядом отыскать в том хаосе, что бушевал вокруг нее, фигуры остальных навигаторов, так же, как и она пристегнутых в кресле. Ей это не удалось, а вот голова начала болеть, и даже стало тошнить.
— Антон! — позвала она второго штурмана, чьим помощником являлась. — Антон! Ты слышишь?
Антон не отозвался, зато она услышала голос помощника первого штурмана:
— Пошла вон! Брысь! Достала мяукать!
— Нырок, кого ты прогоняешь? — удивилась девушка.
— Как достала эта кошка! — воскликнул он, и мимо Есении что-то пролетело. Кажется, планшет, но она не была уверена.
Так, этот товарищ точно отпадает. С ним каши не сваришь.
— Антон! — снова позвала она, осторожно прикрыв голову руками. Мало ли что еще Нырок захочет в нее кинуть.
Корабль стал дребезжать, как старая консервная банка.
Может, ее прямой начальник не хочет отзываться, считая ее слова галлюцинациями? А может заткнул уши и вообще не слышит?
О, ведь можно спросить у Джейн!
— Джейн! — позвала Есения. — С кораблем все в порядке?
Та ответила. Есения точно знала, что это отвечает Джейн, она слышала тембр и модуляции ее голоса, но не могла разобрать ни слова. Такое впечатление, что бортовой компьютер произносил какую-то абракадабру.
— Джейн, я тебя не понимаю. Повторяю вопрос: в порядке ли корабль? Ответь кратко, да или нет.
Джейн ответила кратко. Она квакнула что-то непонятное, из чего нельзя было выяснить, утверждение это или отрицание.
Вот и поговорили!
Есения понимала, что скорей всего, компьютер отвечает ей нормально, но в ее собственном мозгу отключился центр распознавания речи. Хорошо, но модуляции же она различает!
— Джейн, если с кораблем все в порядке, спой мне «ля» третьей октавы, а если все ужасно, «ми» малой октавы.
Прозвучало высокое «ля».
Конечно, не факт, что ее сознание восприняло правильно, а не выдало какую-то свою интерпретацию происходящего, но морально стало легче. Наверное, корабль все же не разваливается на части.
Теперь можно тихонько посидеть в кресле и спокойно помучиться от тошноты. В конце концов, и Бледа, и Джойс командиры и уж точно более опытные космонавты, чем она. Вот пусть они и волнуются о том, что происходит.
Ее сознание выдавало какие-то уж совсем фантастические картины происходящего, которые возникали в мозгу под воздействием услышанных звуков. Настолько фантастические, что Есения вряд ли взялась бы описать, на что они похожи. От невозможности осознать и дать определение все больше и больше болела голова. Прав был Джойс, когда советовал ей изолировать себя от внешнего мира полностью.
Она попыталась поднять руки, чтобы зажать уши, — теперь ей ни капли не было стыдно, — но руки не поднимались. Кажется, они стали весить раза в четыре больше, чем положено.
Перегрузка?
— Джейн, есть перегрузка?
Бортовой компьютер снова проквакал что-то непонятное. Черт!
— Джейн, если перегрузка есть, спой «ля» третьей октавы, а если нет…
— Соль, — послышался голос Антона. — Я не знаю, действительно ли ты заставляешь Джейн петь, или это мой мозг такую ерунду выдает, но, если ты все же это делаешь, лучше прекрати. Никаких сил уже нет это терпеть!
— Я не понимаю, что Джейн говорит, — попыталась объяснить Есения. — Только модуляции различаю. Поэтому я…
— Она сказала, что перегрузок нет. Все, уймись!
— Ты ее понимаешь? — обрадовалась Есения.
И тут же осознала, что и она Антона понимает. Значит, ее мозг не хочет распознавать только механический голос. Уже легче.
— Я тебя звала, а ты не отвечал. Я начала переживать, — объяснила она второму штурману свою суетливость.
— А, так это ты была, — облегченно отозвался Антон и больше ничего не добавил.
Интересно, кто звал его в его сознании, кому он не хотел отвечать?
Корабль прекратил стонать, и воцарилась неестественная тишина. Есении даже показалось, что она оглохла, потому что такой тишины не было даже в кротовой норе.
Она открыла глаза и сразу зажмурилась. Нет, ее любопытство не доведет ее до добра. Никакой выдержки! Джойс, небось, сидит и ни на что не реагирует, хоть там потоп, хоть ядерная война.
Джойс…
Есения ухватилась за этот образ в своем сознании, потянулась к нему, словно к якорю.
Представила, как он сидит в кресле в командной рубке, неподвижный, надежный, уверенный, как скала, и пусть что угодно вокруг него происходит, рушится, разваливается, тонет, горит и взрывается, а он все так же размеренно дышит, не шевелясь и не открывая глаз, словно задремал в шезлонге в своем саду.
От этой мысленной картины сразу стало легче.
Джойс…
Ей нельзя было им увлекаться. Никак нельзя. Это было непрофессионально. И это было глупо. Это было самым идиотским ее поступком.
Нельзя упрекнуть ее в том, что она не сопротивлялась! Еще как сопротивлялась. Она пыталась убедить себя в том, что он ей не пара, что он либо преступник, либо неумелый руководитель, либо трус, скрывший правду. Она говорила себе, что он ее противник, он — враг, а не друг. Она напоминала своему сердцу, что сначала нужно все выяснить о нем, а уж потом…
Что — потом? Она и сама не знала.
Ведь если рассуждать логически, то даже будь Джойс ни в чем не виноват, даже — ну, давайте предположим на минуточку, — пусть он, наоборот, герой и пытался спасти Ника, а не погубить, даже в этом случае Джойс совершенно не подходил Есении. Чего только стоит его убежденность в том, что женщине не место на далькосме? Упертый шовинист! Есения плохо представляла себе значение этого выражения, но в старинных книгах так называли идиотов, считающих, что они лучше, чем другие.
Джойса, конечно, нельзя было назвать человеком с неадекватной самооценкой, но, в конце концов, почему он считает, что Есения не сможет быть дальним космонавтом? Неважно, что она, по сути, никогда и не собиралась им становиться, — он все равно не должен считать ее недостойной!
Одно это уже должно было ей намекнуть на то, что им невозможно быть вместе. Но существовали и другие причины.
Конечно, она не собиралась быть дальним космонавтом. И если бы она стала девушкой Джойса… Понятно, что этому не бывать никогда, но если представить на секунду чисто гипотетически… Какое будущее ее ждало? Быть соломенной вдовой? Ждать его десятками лет из космоса? Состариться и умереть, так его больше и не увидев? Или все же дождаться и предстать перед молодым парнем согбенной старухой?
Нарисовав в воображении такую картину, Есения содрогнулась, и ей вдруг стало так жалко себя, и его, и вообще всех, с кем могло такое случиться, что слезы невольно навернулись на глаза и стали вытекать из-под закрытых век.
Ну ладно, а если бы она все же стала дальним космонавтом? Если даже — о, чудо! — ее бы распределили в его команду, и она могла бы быть с ним, — даже в этом случае ничего хорошего не вышло бы. Джойс не умел любить. Джойс не умел чувствовать. Может быть, когда-то давно он и был обычным мальчиком, умеющим смеяться и плакать, злиться, обижаться, восхищаться, совершать необдуманные поступки в порыве чувств, — но это время давно прошло. Есении казалось, что теперь до настоящей сущности Джойса, до его человеческого нутра невозможно добраться. Он словно оброс механической коркой, превратился в киборга. Он почти как Джейн. Та тоже может пошутить или изобразить обиду, но от этого она не становится человеком.
В общем, рассуждая логически, Джойс был самым последним мужчиной во Вселенной, с которым стоило бы заводить отношения.
Но, черт возьми, у нее просто не было шансов! Казалось, что Джойс воплощал в себе все качества, которыми она восхищалась: силу характера, смелость противостоять общественному мнению, благородство, уверенность в себе, которая в свою очередь дополнялась умением признавать свои ошибки. Несмотря на свой отказ от эмоций, он умел прийти на помощь в нужный момент, он мог утешить глупую плачущую девчонку, чья эмоциональность наверняка должна была вызвать у него пренебрежение. Он мог поверить человеку, который совершал заведомо неправомочное действие, не требуя от этого человека объяснений. Он поверил ей в случае с Торнтоном. А она? Да, она тоже верила ему. Есения только сейчас поняла, что уже давно встала на его сторону. Не хотела, но сделала это, несмотря на то что так и не узнала, что случилось с Ником.
Даже подозрения в том, что Джойс мог послужить сознательной или невольной причиной гибели человека, не могли заставить ее относиться плохо к ее командиру.
Если все же в будущем встанет вопрос о его наказании, она будет защищать его всеми возможными способами. Пойдет на подлог и обман, если придется. Пойдет на все, что угодно. Она мысленно посмеялась над собой, представив себя в образе маленькой серой мышки, подпрыгивающей и пищащей перед сворой пристально наблюдающих за ней огромных котов, и пытающейся прикрыть от них не менее крупного и гораздо более невозмутимого кота.
Взвыла аварийная сирена.
«Не буду реагировать. Это не правда. Этого ничего нет».
Джейн начала квакать.
«Мне это кажется, или она реально пытается что-то сказать?»
Джейн начала петь.
— Джейн, если ты мне пытаешься что-то сказать, то я не понимаю, — решила все же отозваться Есения.
Бортовой компьютер разразился такой эмоциональной тирадой, что стало ясно: ситуация из ряда вон.
— Антон, что говорит Джейн?
— Заткнитесь, у меня мозг разрывается от этой какофонии! — завопил Нырок.
И тут же в висок Есении прилетел какой-то предмет. Голова взорвалась болью. Надо все же поднять руку, хоть она и весит килограммов тридцать. Девушка попыталась ощупать больное место. Пальцы намокли. Кажется, кровь.
— Антон!
— Заткнись!
Еще какой-то предмет просвистел над макушкой. Да еще и довольно внушительный. Где Нырок их берет?
Джейн начала верещать.
— Антон! — заорала Есения. — Это не тот, про кого ты думаешь, это Соль. Слышишь? Ответь мне, это Соль! А то я снова заставлю Джейн петь!
— Соль? — раздался слабый голос Антона.
— Да! — радостно завопила Есения.
— Какой октавы?
— Твою мать! — не сдержалась девушка. — Никакой октавы! Я Есения, твой помощник! Скажи мне, что говорит Джейн. Я ее не понимаю! Джейн, скажи ему что-нибудь, что знаешь о нем, приведи его в чувство!
Джейн снова заквакала, потом начала петь. Фальшиво, как показалось Есении.
— Хорошо, хорошо, молчи! — крикнул Антон. — Соль… Я не знаю, кто ты, но Джейн просила сказать, что Штурман пытается изменить координаты.
— Что?!
— Джейн просила сказать…
— Я слышала! — Соль открыла глаза, пытаясь отыскать в рубке первого штурмана, но никакой рубки не было. Было черное пространство, с едва заметными точками далеких звезд, и она одна плыла в бескрайней пустоте, понимая, что никто никогда не придет ей на помощь, потому что невозможно отыскать песчинку на дне мирового океана. Она никому не нужна, никогда и никому не была нужна. Вся команда только вздохнет с облегчением, если отделается от девчонки, которая портит им всю картину. Они оставили ее здесь, в бесконечном космосе. Они избавились от нее. И на многие миллионы парсеков нет ни одной души, никто не протянет ей руку, никто не скажет ей слова, даже слова прощания. Она будет еще какое-то время жить, пока не кончится кислород, но никто не вспомнит про нее…
Такая отчаянная безысходность навалилась на девушку, что она всерьез подумала, не сдохнуть ли ей прямо сейчас. Просто открыть шлем скафандра…
Теплые губы прижались к ее рту.
Она открыла глаза. Бездонная пустота. Закрыла. Попыталась поднять чугунную руку ко рту, ощупала свое лицо. Ничего нет, только что-то липкое стекает от виска к подбородку. Но ощущение не пропадало: чьи-то губы продолжали ее целовать.
— Джойс? — дрожащим голосом прошептала она. — Джойс, это ты?
Никто не ответил.
В этот момент она поняла, что это ее подсознание пытается ей подсказать, ради чего ей жить.
Сжав зубы и веки, она попыталась отстегнуть ремень.
— Джейн, что мне делать? Где Штурман? Я не вижу его.
Раздалось кваканье.
— Позови штурмана, — машинально повторил голос Антона.
Да уж, сама догадаться она не могла!
— Штурман! Эй, Штурман? Луи?
Тот не отозвался, вместо него снова начала квакать Джейн. Антон молчал. Может, попробовать встать и на ощупь найти что-нибудь? Но почему не реагируют Максим и Джойс? Они же могут из командного центра запретить ввод данных, который осуществляется без согласования! Неужели с ними что-то случилось? Только бы не с Джойсом!
— Антон, ты можешь остановить Штурмана?
Антон не ответил. Нырок разразился нецензурной тирадой. Да что же такое? Они что, все неадекватны?
Есения с неимоверным трудом поднялась из кресла, боясь открыть глаза. Перегрузки нет, значит, это причуды ее мозга. Надо просто не обращать внимания на то, что ей кажется, что она весит тонну. Тело слушаться приказов мозга не желало.
Так, надо сосредоточиться. Как расположено ее кресло относительно экрана ввода данных? Штурман может быть только там, если он пытается изменить координаты. Но что она сделает против здорового парня? Оттолкнет? Сейчас она сама себя еле держит.
— Джейн, просто не принимай ввод его данных, — попросила Есения.
Джейн снова что-то возмущенно заквакала. Наверное, тот перешел на ручное управление, и она не может ему помешать.
Ладно, нужно как-то добраться до него… Потом будем думать, как его остановить.
Она представила расположение рубки и сделала шаг. Получилось! Она чувствовала ногами обычный пол. Теперь только ни в коем случае не открывать глаза.
Путь от кресла до экрана навигации занял полгода. Во всяком случае так показалось Есении. С нее ручьем стекал пот, мышцы ныли от напряжения. Она боялась, что будет слишком поздно, когда она доберется до Луи, но все же шла. Зато за это время она придумала, как его остановить. В нижнем ярусе пульта управления лежали инъекторы, заправленные снотворным. Она сама их там оставила, на всякий случай. Скажем, вдруг повторится ситуация с Торнтоном.
Так, наклониться, нащупать. Вот он! Теперь бы найти самого Луи. Но не шарить же руками в пространстве! Он просто оттолкнет ее, и ей снова придется начинать все сначала.
Может, все же рискнуть? Есения открыла один глаз, и — о, чудо! — увидела себя в рубке рядом с Луи, который был так поглощен вводом координат, что не обращал ни на что внимания и как будто даже не видел девушку. Снова зажмурившись, чтобы не дай бог, сменившаяся картинка не помешала ей, она по памяти ткнула инъектором. Кажется, попала. Тяжелое тело шумно упало на пол, придавив ей ноги.
— Джейн, ты сможешь вернуть старые координаты? Верхнее «ля», если да.
Джейн разразилась длинной непонятной тирадой. Что она может иметь ввиду?
А, она же сказала, что включено ручное управление. Надо его вырубить, тогда Джейн все поправит.
— Отключить ручное? — уточнила Есения.
Прозвучало верхнее «ля».
Опасаясь открывать глаза, девушка начала шарить руками по пульту навигации. Кажется, где-то здесь. Ну же, где тумблер? Где замечательная старинная механика, которую можно нащупать без применения зрения? Вот!
Прозвучало верхнее «ля».
Все, ее миссия окончена. Сейчас надо найти наощупь кресло Луи, потому что оно ближе всех, усесться в него и передохнуть.