Ты предал нашу любовь

24

Мне снилось детство. Мамины ласковые руки и разговоры отца, которые я слушала, ещё мало смысля в том, что он мне транслировал. Однако одну его фразу, сказанную мне незадолго до смерти мамы я запомнила досконально:

«Не обстоятельства делают из тебя смелого человека. Ты подстраиваешь их под себя, когда ничего не боишься. Всегда, что бы ни случилось, будь хозяйкой своей жизни. А я тебе помогу».

Слова эти тогда не показались мне такими уж значимыми, а когда мама умерла, я и вовсе поставила их под сомнение. Как это я могу подстроить под себя обстоятельства, если с гибелью любимого человека справиться не в силах? Значит, я не смелая?

Сейчас же осознавала всё сильнее: я всё могу изменить кроме смерти. А пока жива, всё в моих руках.

С этими мыслями я проснулась, когда едва забрезжил рассвет. Путь до пансионата занял чуть больше времени, чем задумал Дэн.

– Нас уже ждут. Можем привести себя в порядок, пока твой отец спит, – сказал мне Загорский, паркуя машину возле трёхэтажного здания.

Я кивнула и растёрла лицо руками. Когда выбралась из тёплого салона, показалось, что на улице ощутимо морозно.

– Беги внутрь, я заберу сумку и приду, – сказал Даниэль, открывая багажник.

Нас действительно уже ждали, несмотря на ранний час. Женщина, представившаяся Надеждой, проводила меня в комнату с двумя раздельными кроватями. Взглянув на них, я невольно вскинула бровь. Ночевать здесь я уж точно не планировала, несмотря на то, что Загорский говорил о двух-трёх днях. И даже если придётся остаться, я изыщу способ добраться до Москвы и сниму номер в отеле.

– Последний сьют для гостей, – словно читая мои мысли, сказал Даниэль, заходя следом за мной. – Я не храплю, не переживай, – усмехнулся он.

Говорить ему о том, что ночевать вместе мы не будем точно, я не стала. Взяла из сумки смену белья и одежды, прихватила полотенце, чтобы сходить в душ.

– Надежда сказала, чтобы мы спускались на завтрак через полчаса, а потом она проводит нас к папе. Ему как раз сделают все необходимые процедуры и можно будет с ним пообщаться, – сообщила Дэну.

Загорский кивнул и, присев на край кровати, стал копаться в своей сумке, а я отправилась в ванную комнату.

Через час, перекусив весьма приличным континентальным завтраком и немного придя в себя после долгой дороги, мы направлялись по одному из коридоров третьего этажа.

Сразу, стоило нам только подняться наверх, стало ясно, что этот пансионат не для простых смертных. Но я мало обращала внимание на окружающие детали – сердце моё билось учащённо от предстоящей встречи.

Загорский постучал во внушительную дубовую дверь, которой не встретишь в обычных санаториях и прочих клиниках, и когда с той стороны откликнулся бодрый женский голос, вошёл в комнату. Я несмело последовала за ним и сразу, как только оказалась в палате, которую даже язык не поворачивался так назвать, охнула. Моё внимание, словно прикованное, сосредоточилось на сухом и измождённом старике, в котором я с трудом узнавала того деятельного и в некотором роде лихорадочно болезненного мужчину, каким был мой отец.

– О… Варвара, – обратился он ко мне, повернув голову в мою сторону. – А я тебя ждал.

А вот голос, в котором до сих пор сквозили властные нотки, был мне знаком. Подойдя к постели, на которой лежал папа, я переступила с ноги на ногу. Не знала, что говорить и делать, лишь только ответила ему:

– Здравствуй.

Его сиделка, грузная рыжеволосая женщина, засуетилась, сообщив, что ей нужно по делам, а Загорский немало меня удивил, последовав за ней.

– Я буду в коридоре. Вам нужно поговорить вдвоём, – сказал он мне и вышел.

Мы с отцом остались наедине. Двое близких по крови людей, которые сейчас были невыносимо далёкими.

– Присядь, – попросил отец, указав на стул, стоящий чуть поодаль.

Я подтащила его ближе к постели и устроилась на нём. Сейчас, когда отец, который находился под неусыпным контролем каких-то приборов и датчиков, был настолько близко, я чувствовала себя не в своей тарелке. И всё же не жалела о том, что приехала сюда сегодня.

– Ты так выросла, Варвара, – прошелестел папа, кривя губы в улыбке.

– Это случилось давно, – сопроводив слова тем, что тоже улыбнулась, ответила отцу.

– Я не об этом, – тут же откликнулся он. – Ты стала взрослой.

Я сидела, смотрела на него и у меня никак не вязался тот образ, который запечатлелся в памяти, с тем, кого я видела перед собой сейчас. Наверное, зря мы так долго были далеко друг от друга…

– Даня мне всё рассказал, – сказал отец, переходя к делу ровно в тот момент, когда я начала подыскивать какие-то слова, чтобы поговорить о прошлом и тех годах, что мы провели врозь.

И хорошо, что не начала беседу на эту тему, потому что почувствовала, что ни мне, ни отцу она уже ни к чему.

– Даня в курсе, что ты его так зовёшь? – не удержалась я от шутливого уточнения.

Папа хмыкнул и, протянув руку, взял мою ладонь в старческие сухие пальцы.

– Это неважно. Важно другое. Я скоро отправлюсь к твоей маме, девочка моя… Но не собираюсь на тот свет до момента, пока твой муж и эти дряни Хасановы не ответят перед тобой по заслугам. Через час приедет мой юрист. Я хотел отдать тебе всё, что у меня есть, когда ты бы вступила в наследство после моей смерти, но тянуть с этим не станем. В том, что ты должна сделать, чтобы отомстить этим тварям, тебе понадобятся деньги. А они у меня имеются. И в очень большом количестве.

Отец сжал мою руку почти до боли, пока я сидела и слушала его, округлив глаза. И, переведя дух, добавил под писк датчиков, который участился:

– Ты будешь отомщена, Варя. И это моя последняя воля.