Несмотря на то, что у меня теперь на счетах имелась сумма, которой бы хватило на открытие собственного ресторана, я решила не прикасаться к деньгам, которые мне, по сути, не принадлежали, и поискать себе работу. Благо в том самом рестопабе, к которому я уже присматривалась, как раз было вакантное место администратора.
Договорившись о встрече по поводу работы и списавшись с адвокатом, который вот-вот должен был инициировать дело о разводе с Гуляевым, я ощутила лишь желание спрятаться в своей квартирке и провести тихий вечер. Ибо происходящая чехарда событий меня стала порядком утомлять.
Однако добраться до дома из магазина, где закупала продукты и всякие милые мелочи, без которых вполне можно существовать, но которые при этом очень скрашивают быт, не успела. Мне позвонила Марина. Точнее, не совсем она…
– Алё, Варь, это Глеб, – сказал мне бывший муж подруги, когда я ответила на звонок, сделанный с её телефона. – Ты можешь сейчас подскочить в больницу? Тебе Марина тут кое-что везла, но мы в аварию попали.
Он говорил об этом так спокойно, как будто мы с Глебом обсуждали совместную поездку за город на выходных. Я же охнула и выронила пакет из рук.
– Что случилось? Какая авария? Какая больница? Я сейчас же приеду! – затараторила, при этом испугавшись так, что вместо того, чтобы забегать, замерла на месте, как вкопанная.
– Да ничего страшного не произошло, но Марине сейчас с ногой будут какие-то манипуляции делать. В операционную повезли. Подскакивай в сто двадцать вторую, на Луначарке. Приедешь – позвони, я вынесу документы. Она сказала, чтобы я с тобой связался и их отдал.
Сообщив мне это, Глеб отключил связь, а я, отмерев, подхватила пакет и помчалась домой.
В больницу я буквально влетела. Миновав пост охранника, который взглянул на меня меланхолично, я стала названивать бывшему Марининому мужу. Меня не особо волновали вопросы на тему: что подруга делала рядом с Глебом и куда они ездили, когда попали в аварию? Самым главным было, чтобы с Маринкой ничего не случилось.
– Ага, я тоже красавчик, – усмехнулся Глеб, спустившись ко мне с лестницы, ведущей к лифтовому холлу.
Он указал на повязку, закрывающую лоб. В довесок к ней имелась ещё и внушительная ссадина, которая располосовала ему щёку.
– Что с Мариной, ты можешь мне сказать? – набросилась я на него с единственным вопросом, который меня волновал.
– Ногу повредила, но врачи сказали, что ничего страшного. Нужна операция на сухожилии. Вот.
Он протянул мне коричневый бумажный пакет, в котором, судя по всему, содержимое было не слишком «богатым». Я рефлекторно вытащила из него несколько фотографий, хмурясь, потому что не понимала, зачем мне их передала Марина.
А потом дальнейшие вопросы, которые я хотела задать Глебу по поводу подруги, сами по себе забылись, когда я просмотрела снимки и прочла одну-единственную строчку.
Какой-то мужчина, очень сильно похожий на Даниэля Загорского, стоял и улыбался рядом с симпатичной моложавой женщиной, А сам Дэн, лет на десять младше того, каким я его знала, радостно смеясь, расположился рядом в плетёном кресле. Он небрежно положил ногу на ногу и казался вот так, со стороны, беспечным и счастливым.
Перевернув фотографию, я прочла надпись, судя по почерку, написанную рукой Марины.
«Муж Динары. С женой и сыном».
Зовите врачей с корвалолом. Занавес.
Муж Динары… Муж Динары… Я смотрела на черты лица Загорского-старшего – или у него была другая фамилия? – и у меня возникало в голове лишь желание спрятать этот снимок и в принципе забыть о том, что Марина мне его передала. Потому что меня откровенно пугал тот факт, что теперь всё стало яснее ясного – Дэн был тесно связан со всей этой «Хасановской» историей. И я ему была нужна исключительно в качестве какого-нибудь… оружия мести.
Разумеется, бегать от тех вопросов, которые у меня тут же появились и множились в геометрической прогрессии, я не стала. Позвонила Загорскому и попросила его приехать.
Он пообещал быть через пару часов и я, поднявшись в квартиру, отложила снимки в ящик стола, после чего начала мысленно набрасывать тот разговор, который проведу с Даниэлем. И так хотелось избавиться от чувства, которое снедало меня изнутри. Чувства потери, которое, как мне казалось, поджидало меня уже вот-вот, когда Дэн приедет и мы с ним обсудим всё то, что я узнала, просто взглянув на то фото…
Когда Загорский прибыл, я поймала себя на том, что меня раздражает то, как он себя ведёт. Как улыбается, как будто ничего не случилось, как смотрит в попытке поймать мой взгляд. Конечно, я знатно себя накрутила за то время, что его ждала, но я видела подвох во всём, что он делал или говорил.
– Что-то важное? Или просто так позвала? – спросил он, вручив мне бутылку вина, которую принёс с собой. – Может, снова затеем ремонт? – предпринял Дэн попытку разрядить обстановку шуткой.
Я прошла на кухню, где отставила вино в сторонку и, кивнув на стул за столом, попросила:
– Присядь. Обсудим важное, да.
Загорский тут же закаменел – я ощутила это по тому, какое напряжение разлилось в воздухе. Он мгновенно превратился в совершенно другого Даниэля. Спроси меня кто, какие именно изменения я ощутила, я бы не смогла ответить на этот вопрос. Однако они были, эти изменения. И не заметить их я попросту не могла.
– Что случилось, Варя? – спросил Загорский, когда я устроилась напротив него.
Вместо ответа я протянула ему конверт и сказала одно короткое слово:
– Открой.
И почти сразу поняла, что Даниэль если не знает, что находится в нем, то подозревает, какая находка его ждет, когда он вытащит содержимое конверта.
– Нужно было давно тебе всё рассказать, – выдохнул он, покачав головой, когда снимки оказались в его руках.
Всё. Маски были сброшены. Даже если бы я убедила себя в том, что на фото никакой не Дэн, сейчас бы Загорский подтвердил это своей реакцией.
– Что именно рассказать? – сложила я руки на груди и взглянула на Загорского выжидательно.
Он отложил фотографии и посмотрел на меня открыто. Я хотела верить в то, что взгляд Дэна – не притворство. Что он действительно смотрит на меня так потому, что не станет врать и придумывать какие-то показания.
– Динара была замужем за моим отцом. У меня есть основания предполагать, что она его убила. А до этого момента она лишила меня матери, потому что папа ушёл к Хасановой, а мама не смогла этого пережить.
Загорский говорил спокойно, даже ровно. Как будто это были заготовленные фразы, которые он собирался выдать мне в тот момент, когда для этого настанет время. И вот оно настало.
– Почему ты не рассказал мне об этом в тот день, когда мы обсуждали моё отравление? Ты просто соврал, что наводил справки о семье Хасановых. Ты и словом не обмолвился, что имеешь ко всей этой ситуации прямое отношение!
Я возмутилась, не сдержав эмоций. Неужели Дэн не понимал простых вещей: он со своей ложью попросту встал в ряд тех, кто меня обманывал до сего момента. Он был одним из них, даже, если и находился на моей стороне.
– Ты бы от меня держалась на расстоянии, если бы я сразу, прямо в лоб, сообщил тебе, что мой отец умер, и к его смерти, скорее всего, имеет отношение Динара. Разве не так?
Губы Загорского искривила болезненная улыбка. Он смотрел на меня пристально, но во взгляде его таилось что-то, что приносило ему мучения. Или он испытывал какие-то терзания и это отражалось в его глазах.
– Я не знаю, как бы себя повела, если бы ты сразу был со мной честен, – покачала я головой. – Ты лишил меня возможности это прочувствовать на своей шкуре. Зато я знаю иное – сейчас я ощущаю себя так, как будто моей персоной воспользовались. Ты играл мною, как пешкой, Дэн…
– Это не так! Всё, что я делал, было с оглядкой на то, чтобы твои интересы соблюдались, Варя! – с жаром заявил Загорский. – Не стану отрицать – конечная цель состоит в том, чтобы Хасановы получили за всё сполна. В первую очередь – Динара. Эта дрянь, которая крутит судьбами чужих людей и делает это руками отца. Ну и её родители тоже, ведь они потакают этой сучке!
В данный момент Дэна настолько поглотила ненависть к Хасановым, которую он выказывал, не стесняясь, что в его голубых глазах заполыхал огонь. Голубые глаза… такие же, как у Дамира, сына Дины и Макса. Или он был вовсе не ребёнком Гуляева?
– Ты уверен в том, что Динара родила сына от моего мужа? Или, может, есть вероятность, что он ребёнок твоего отца?
Я едва договорила, когда поняла: мои вопросы попали точно в цель. С рождением этого малыша что-то было нечисто.
Загорский отвёл взгляд и мгновенно закрылся. Как будто была тайна, которая могла натворить дел, если бы выплыла наружу. И всё же он нехотя произнёс:
– Хасанова пыталась меня соблазнить, потому что ей нужен был ребёнок, а твой муж не особо торопился от тебя уйти и завести с ней потомство. Моего отца она тоже пыталась соблазнить и, конечно, вполне себе это сделала.
Это было невыносимо – слушать то, что говорил Дэн, и испытывать ужасающее чувство разочарования. Во всех и вся. Повторно – в муже. В том, что человеческая верность для мужчин – это просто пустой звук. Но прежде всего, отчего-то было катастрофически больно от того, что Загорский не был со мной откровенен до конца. Даже сейчас, когда так отчаянно пытался умолчать о важном.
– И как мне поверить в том, что ты на это не согласился? Или твой ответ был положительным и ты спал, как изволил выразиться, с «этой сучкой»?
Я впилась взглядом в лицо Даниэля. От того, насколько я сейчас интуитивно пойму, лжёт от мне, или нет, зависело всё. Ведь если на то пошло, Загорский за последние дни стал тем человеком, который постоянно был рядом и показывал, что он действительно сделает для меня всё.
– Конечно, я с ней не спал, Варя! – с жаром откликнулся он. – Как я мог лечь в постель с женщиной, которую ненавидел с момента, как она закрутила с моим отцом? Но у меня была мысль, что она могла отвлечься на меня, и папа бы вернулся к матери.
Он как-то горестно и рвано вздохнул, а я так устала от этого всего, что просто ответила:
– Я не хочу больше всего этого слушать, Дэн. Сделаю то, что от меня потребуется, но я уже не знаю, где правда, где ложь. Кому верить, от кого держаться подальше. А может, вообще стоит остаться одной? Совершить всё то, чего вы от меня ждёте, и просто заняться своей жизнью.
Загорский усмехнулся – криво и болезненно.
– Это называется – отвернуться от всего, что у тебя есть сейчас… я верно тебя понял?
Я вскинула брови:
– А что у меня есть, Дэн? Отец, который скоро отправится на тот свет, и с которым мы потеряли годы общения? Муж, который меня растоптал? Семейка, с которой вы все связались и которая может раздавить меня одним щелчком пальцев? – Я изобразила в воздухе характерный жест и взглянула на Даниэля вопросительно.
– Не раздавит! – заверил Загорский. – Я не позволю. И я не связался с ними, Варя, пойми! Я пытался сделать хоть что-то против, но раньше был слаб, а сейчас…
Я подняла руку, показывая:
– Стоп. Хватит. Хватит, Даниэль.
Поднялась и попросила, указав на дверь:
– Уйди, пожалуйста. Я услышала достаточно для того, чтобы сделать выводы.
– И какие же?
– Такие, что пока нам стоит уменьшить наше общение.
Отвернувшись от Загорского, я принялась ждать момента, когда он выполнит мою просьбу. Но Дэн медлил.
– Варя, прости меня за то, что был вынужден или давать информацию порционно, или скрывать её от тебя. Одно могу сказать точно: Дамир – не мой ребёнок. Возможно, Дина действительно родила его от отца. Но, сама понимаешь, по документам он и есть его сын. Да и какая сейчас разница, от Макса ли он…
Он осёкся, а я физически почувствовала, что Загорский отстраняется. Сама же молчала, так и не глядя на Даниэля. Он помолчал немного и добавил:
– Мы уменьшим с тобой наше общение, как ты и просишь, но я ни в чём перед тобой не виноват, уверяю. А сейчас до встречи, если захочешь окончательно закончить наши отношения – я пойму. Но если после того, как мы со всем разберёмся, не погонишь прочь, я буду рядом. Хотя бы в качестве того, кто ещё раз перекрасит твой балкон.
Он ушёл, а я осталась стоять, глядя в одну точку. Меня разрывали на части разные эмоции, но главным из них было сожаление. В первую очередь, потому, что с этим человеком всё сложилось так. Но доверять, а потом получить нож в спину я больше позволить себе не могла. Так что всё было к лучшему.
Отчего только настолько горчило на губах при взгляде на сиротливо стоящую в стороне бутылку вина и ощущения витающего в воздухе аромата Загорского?
– Варька, ты ко мне приедешь? – заполошно закричала в трубку Маринка, когда мы созвонились после заверений Глеба, что подруга в порядке и операция прошла успешно. – Нам столько всего нужно обсудить! Ты посмотрела фотки? Что сказал Дэн? А что там за история с эксгумацией, о которой даже у меня в палате по телевизору говорят?
Марина сыпала на меня вопросами, как из рога изобилия. Я же только собиралась вставить хоть слово, как тут же понимала, что сделать этого в словопотоке, льющемся из динамика, просто невозможно.
– Так приедешь, нет? Врач тут злюка, у-у-у! Как будто у меня не нога пострадала, а уши с языком. Вот и запрещает болтать много.
Я невольно улыбнулась, когда услышала эту фразу.
– Что за эксгумация, ты можешь мне сказать? – успела я «вставить слово», прежде чем подруга бы положила трубку, потребовав у меня приезда в больницу.
– Твой Даниэль уже раскрутил это дело, там про любовницу Макса. Они будут заново раскапывать всё, что связано со смертью папы Дэна. Причём в прямом смысле. А так как Хасановы полезли в политику, сейчас им это вообще не нужно. Но Даниэль, похоже, нажал на все рычаги, раз деньги этой семейки их не спасли! Так, всё. Приезжай. А то меня сейчас выселят за то, что болтаю. А выйти сама не могу – чёртова нога.
Нажаловавшись мне, подруга положила трубку, а я не стала медлить. Вызвала такси и поехала к ней. Кажется, начиналось что-то, что можно было обозвать словом «заварушка». И я уже согласилась принять самое непосредственное участие, так что оставаться в стороне мне было нельзя.
С Маринкой мы провели часа два. Благо, Глеб не стал бросать бывшую жену в беде и обеспечил ей платную палату. Но, как обычно и бывает, в этой самой палате лежала ещё одна пациентка, причём, несмотря на не столь преклонный возраст, весьма ворчливая. Она и жаловалась врачу на всех, кто хоть как-то шумел, но обожала телевизор чуть ли не двадцать четыре на семь. Из него-то мы и узнали ту новость, которая касалась меня если не напрямую, то очень и очень близко.
Скажи мне кто-то несколько недель назад, что я в итоге окажусь причастна к истории, которую будут крутить на федеральных каналах, я бы не поверила. А теперь восприняла всё чуть ли не безразлично.
Распрощавшись с подругой и пообещав ей, что обязательно буду заглядывать почаще, я вышла из больницы, и в этот момент раздался звонок. При взгляде на экран обнаружился входящий вызов от Даниэля, и сердце моё, несмотря на доводы разума, забилось чаще, когда я увидела имя Загорского.
– Алло, Варвара, я не помешал? – задал он вопрос, окатывая меня ледяной волной холодности, сквозящей в каждом из пяти произнесённых слов.
– Добрый день, Даниэль. Не помешал. Что-то случилось? – не осталась я в долгу.
– Я бы хотел подъехать с юристом в ближайшее время. Где вам будет удобно встретиться?
Я чуть не закатила глаза. Ну что за детский сад?
– У меня дома будет удобно? Через час? Как раз будет немного времени перед тем, как я поеду на смену в паб. И хватит уже выкать. Это не смешно.
Проигнорировав мои последние слова, Загорский ответил:
– Договорились, через час мы будем. Всего хорошего.
Он положил трубку, а я чуть не взвыла от того, какие же порой мужчины идиоты. Но разберёмся мы с этим при встрече, ведь нам есть, что обсудить.
– Ой, Варька-а-а… красивая такая, деловая-я-я, – протянул до боли знакомый голос совершенно пьяного Макса, когда я подходила к подъезду.
Сам без пяти минут бывший муж поднялся со скамьи, на которой полулежал, и двинулся ко мне с осоловевшим взглядом и довольной улыбочкой.
– Гуляев, господи! Зачем тебя-то черти принесли? – простонала я, доставая ключи из сумки.
Он пожал плечами и загородил мне дорогу.
– Ты телевизор смотришь? – задал он вопрос и пьяно хихикнул. – Ну конечно, не смотришь. Только свои эти спортвинные… то есть, спортивные транл… короче, ты поняла, – махнул он рукой.
Я приостановилась. Последняя наша встреча закончилась тем, что Гуляев озвучил желание меня защитить. А если сейчас говорил про телевизор, то, видимо, имел в виду ту самую историю, которую инициировал Даниэль.
– Что тебе нужно? – устало повернулась я к мужу.
Он улыбнулся ещё шире и вдруг выдал:
– Вернись ко мне, а? Сейчас тако-о-ое начнётся. Динку вон посадить могут… Будем жить с тобой, поживать, как раньше…
Я фыркнула.
– Ага, ребёночка твоего растить будем, да? Ну, чтобы тебе удобнее было.
Гуляев покачнулся и пожал плечами. Сведя брови на переносице, он словно бы принялся размышлять, чем мне не угодил его план. Но пока я попыталась обогнуть его и пройти, наконец, к двери, внимание Макса привлекло что-то на противоположной стороне улицы.
– А этот хрен что тут делает? – чуть ли не взревел он, набычившись и, кажется, протрезвев на несколько промилле.
Я мысленно чертыхнулась. До сего момента настолько близкое моё общение с Загорским и наши планы, разумеется, не были достоянием Макса или Хасановых. И, наверное, лучше было бы, чтобы так всё и оставалось до поры. С другой стороны, эта самая пора наступит уже вот-вот.
Я наблюдала, как в немом кино, где сама была главной героиней, как Даниэль замирает. Его взгляд проходится по Максу, и мне становится неуютно от того, какая тьма заполоняет голубые зрачки.
– Ты в порядке? – спросил он издалека, так и продолжая испепелять Гуляева взором из разряда «Тронешь моё – убью!».
– Всё хорошо. Мой бывший муж просто мимо проходил, – отозвалась я каким-то глухим не своим голосом.
– Что этот хрен тут делает?! – заорал Гуляев снова и, опустив голову, ринулся в сторону Загорского и сопровождавшего его юриста.
Последний приостановился, а Дэн так и продолжил шагать к нам. И как только Макс достиг его, просто отступил в сторону. Алкоголь, впрочем, как ему и полагается, сыграл с Гуляевым злую шутку. Он оступился, смешно выставив перед собой руки, после чего улетел в сугроб.
– Чего он от тебя хотел? – спросил хмурый Загорский, поравнявшись со мной.
Я нервно хихикнула.
– Решил перейти на «ты» снова?
Дэн так усиленно делал вид, что теперь он будет обращаться со мной исключительно подчёркнуто-вежливо, что мне хотелось протянуть руку и попытаться разгладить складку, залёгшую между его бровей.
– Идём. Тебе нужно кое-что подписать, Варя. Но не будем об этом здесь. А то придётся мне тебя забрать, чтобы спрятать в безопасном месте.
Взглянув на барахтающегося в сугробе Макса, который то вставал, то поскальзывался и снова падал, я открыла замок на двери и мы втроём зашли в подъезд. Отчего-то слова, сказанные мне Загорским, вызывали ощущения, которые испытывать к лицу юной барышне, а не женщине под тридцать.
Но о них я подумаю… когда-нибудь.