Фрэнсис устроила свои дела, чтобы остаться с ней на ночь и, если будет такая необходимость, на уик-энд. Это оказалось необходимо. Розмари была в гораздо худшем состоянии, чем думала, – после долгих лет спокойной и упорядоченной жизни она была не в состоянии справиться с давно забытыми ею юношескими страданиями.
– В этом все дело, сокровище, – сказала Фрэнсис, когда они пили ночью кофе. – Так страдают только подростки. Помнишь?
– Даже слишком хорошо. Зачем, зачем я снова в это влипла? Господи, в моей жизни все было так гладко и ровно.
– Что-то должно было рухнуть, куколка. Никому не удается всегда вести такую размеренную жизнь. Но ты действительно бросилась с моста вниз головой. Глупо и безрассудно. Я говорю это, потому что люблю тебя.
– Но за что, Фрэнсис? Почему именно я? Чего он добивался?
– Тебя, моя радость. Чтобы держать под каблуком. И у него это вышло.
Розмари подняла взгляд от стакана с бренди, который согревала в руках.
– Ты говоришь в прошедшем времени?
Фрэнсис пристально взглянула на нее сквозь сигаретный дым. Розмари тоже закурила.
– Ты думаешь, все закончилось, Фрэнсис?
– Разумеется. Ты должна это понять. Пусть он занимается молоденькими, ласточка моя. Такие потрясения уже не для нас. Господи, Розмари, брось это, умоляю тебя. Не ввязывайся снова. Все будет по-прежнему. Его не переделать.
– Как я смогу забыть его? Ту радость, которую он принес? Ведь мне было хорошо с ним – лучше, чем с кем-либо другим. В пятьдесят лет это немало.
Фрэнсис покачала головой.
– Это просто секс, дорогая. Секс и ничего больше. Он из тех, кому все равно с кем. Смирись с этим и забудь о нем, иначе пропадешь.
Розмари молчала. Фрэнсис смотрела на свою подругу, удивляясь, как эта женщина, которую она знала много лет, ухитрилась оказаться в ситуации, совершенно чуждой ее натуре.
– Это не любовь, дорогая, – наконец сказала Фрэнсис.
– Что ты имеешь в виду? Если это не любовь, то что же? – спросила Розмари.
– Наваждение, – ответила Фрэнсис. – Он поймал тебя на том, в чем ты слаба. Держу пари, что сейчас ты думаешь: «Возможно, я вспылила напрасно, возможно, Бетси не имеет никакого значения».
Возникла короткая напряженная пауза. Затем Фрэнсис заговорила вновь:
– Я права? Ты уже готова простить его?
– Фрэнни, возможно, я и в самом деле вспылила напрасно. Нет, дай мне сказать. Сейчас, когда я дома, когда все это осталось позади, я начинаю думать, что Бетси, возможно, всего лишь принесла ему ленч. Он никогда не обещал мне хранить верность, он об этом прямо сказал… О, Господи, что я наделала?
Розмари встала и пошла к раковине. Желудок конвульсивно сжимался. Слишком много кофе, алкоголя и бесконечные сигареты… Ее стало рвать, Фрэнсис поддерживала ей голову.
Телефон на стене зазвонил, и женщины уставились друг на друга.
– Это он, – сказала Розмари хрипло.
Горло у нее ныло после рвоты, глаза покраснели, лицо пошло пятнами, на висках вздулись вены от мучительных позывов.
– Я сама отвечу, – твердо произнесла Фрэнсис и сняла трубку, а Розмари стала мыть и прочищать свою раковину.
– Да? – спросила Фрэнсис жестким, отрывистым тоном. – И после паузы: – О, прости, Майкл. Привет. Да, она здесь. Хочешь поговорить с ней?
Она что-то нежно проворковала в трубку, но Розмари не расслышала ее слов из-за шума льющейся воды.
– Это Майкл? – спросила Розмари, едва Фрэнсис повесила трубку, и посмотрела на часы. – Полночь. Он никогда не звонит так поздно. А как он узнал, что я дома?
Она тяжело плюхнулась в кресло и закрыла лицо руками.
– Господи, как мне стыдно, Фрэнсис. Только ты одна во всем мире можешь помочь, когда мне плохо.
Фрэнсис, сев на подлокотник, повернула ее к себе и обняла, баюкая, как ребенка. Тогда Розмари начала плакать – уже не чувствуя горя, а просто донельзя измученная.
– Я так устала, Фрэнни. Я такая опустошенная и такая… глупая. Я знаю, что ты права.
Фрэнсис осушила ей слезы бумажным кухонным полотенцем.
– Господи Боже, дорогая, эти дрянные салфетки, может быть, и удобны, но для наших морщин уже не годятся.
Розмари засмеялась.
– Они не предназначены для того, чтобы вытирать лицо.
– Если ты не откажешься от своего «неотразимого Бена», тебе придется вытирать лицо в течение многих месяцев.
Розмари внезапно выпрямилась.
– Ты права. Я не нуждаюсь в этом. Я не желаю терпеть подобного обращения. У нас разные представления о том, что такое любовная связь.
– Умница. – Фрэнсис встала. – Ну, а сейчас тебе нужно поесть. Что ты хочешь? – Тосты с маслом, мороженое и ватрушку.
Обе рассмеялись. Фрэнсис протянула ей руки, и Розмари, ухватившись за них, поднялась на ноги.
– Ты чудо, Фрэнни. Без тебя я бы не выдержала.
– Выдержала бы. Ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю. Помни об этом. Особенно когда позвонит Бен и тебе надо будет потребовать назад свой ключ.
Розмари прикрыла ладонью рот.
– Господи. Мой ключ.
– Не паникуй. Как долго он пробудет в Испании?
– Еще три недели. У них все расписано.
– К этому времени все кончится. Правда. И если на свете существует хоть какая-нибудь справедливость, его мамочка будет постоянно торчать на съемочной площадке. А теперь пошлем мужиков к черту и поедим.
За едой Розмари сказала:
– Никак не пойму, зачем Майкл звонил.
– Ты ешь. Завтра я тебе расскажу. Как говорила Скарлетт: «Завтра все будет иначе».
Когда Розмари открыла глаза в пятницу утром, было уже почти одиннадцать часов. Она еще повалялась в постели, прислушиваясь к голосу Пат, которая о чем-то беседовала с Фрэнсис внизу. Телефон зазвонил, и кто-то снял трубку прежде, чем Розмари успела высунуть руку из-под одеяла. Лежа в постели, она ощущала в себе спокойную пустоту. Муки и смятение куда-то исчезли, и она чувствовала странную радость, что находится дома. Солнце, внезапно выглянув из-за облаков, осветило ее спальню. Она знала, что за время ее недолгого отсутствия появились новые нарциссы. Сейчас она встанет и выйдет прогуляться в сад. Но продолжала лежать, пытаясь разобраться в своих чувствах. Слезы иссякли, осталось только сожаление о собственной глупости. Она уцепилась за успокоительную мысль, что рассталась с Беном, сохранив хотя бы толику достоинства. Спросила себя, когда же он проявится вновь. Она знала, что это произойдет, что дело еще не закончилось и что впереди ее ждут испытания. Но сейчас несколько успокоилась, и этого было достаточно. Дав себе передышку после пережитого потрясения, она стала вспоминать о днях, проведенных вместе с ним в Испании. О хорошем и о плохом. В это утро плохое явно возобладало, и она мысленно взмолилась, чтобы так это и оставалось, зная, что смягчится, простит и начнет мечтать о нем вновь, если вспомнит, как было хорошо в его объятиях, когда он дышал ей в волосы.
Но сейчас нахлынули воспоминания о Бетси и его сыне – и она опять задохнулась от ярости. В дверь постучали, затем Фрэнсис заглянула в щелку.
– Я проснулась, – сказала Розмари, – входи. Чувствую себя прекрасно.
– Хочешь чаю? Я могу принести.
– Правда? Я пока не в состоянии видеться с Пат.
Фрэнсис засмеялась.
– Не паникуй. Я принесу чай с тостами. И сказала ей, что тебе пришлось неожиданно вернуться из-за нескольких интервью.
Она вышла. Розмари поднялась, надела халат. Постояв у окна, которое выходило на восточную сторону сада, она открыла дверь и ступила на маленький балкон. У ее ног покачивались в каменном желобке молоденькие нарциссы, и она, наклонившись, нежно прикоснулась к ним пальцами, отекшими после долгого сна. Она стояла и смотрела на кота, а тот зачарованно наблюдал за прудиком, терпеливо и настойчиво выслеживая кого-то. Старик Эрни вышел из сарая, держа в трясущихся руках крышечку от термоса, где был налит кофе, от которого шел пар. Подняв голову, он помахал ей в знак приветствия и исчез за кустами. Она в который раз спросила себя, хватит ли у нее духу заменить его другим садовником, хотя было ясно, что работать по-прежнему он уже не в силах и лишь без толку слоняется по саду.
Дверь за ее спиной распахнулась.
– Вместо чая я сделала кофе, ты не против?
– Чудесно.
Розмари вернулась в комнату и захлопнула балконную дверь, поежившись от холодного ветра.
– Прекрасный день, – сказала она.
Они уселись у окна – Розмари на обитом ситцем пуфике, Фрэнсис в кресле.
– Мне нужно тебе кое-что сказать, – произнесла Фрэнсис.
Очнувшись от своих грез, Розмари повернулась к подруге.
– Господи, ты говоришь таким серьезным тоном.
– Радость моя, не дрожи так, к тебе это почти не имеет отношения. Просто ты должна услышать это именно от меня. Мы давно знаем друг друга.
Розмари пристально посмотрела на нее, а затем сказала:
– Я, кажется, поняла, о чем ты собираешься говорить.
– Правда?
– У тебя связь с Майклом, да?
– Ты у меня умненькая девочка. Как ты, черт возьми, догадалась?
– Я догадалась только сейчас. Должна признаться, ты меня удивила. Он всегда казался верным мужем. Может, это влияние атмосферы, как думаешь? А Барбара знает?
– Понятия не имею. Подозреваю, что теперь ей на это наплевать. Если он не врет, то ее гораздо больше интересуют дети.
– О, Господи. Бедная Барбара. Они были так счастливы, пока не родился Джош.
– Он говорит то же самое.
– Это началось во время моей последней записи, да? – И, не дожидаясь ответа, Розмари добавила: – А как ты, Фрэнни? Не боишься разочароваться?
– Сердце мое, он мне нужен временами в постели, а не навечно в жизни. У нас все прекрасно, он требует немного, что меня вполне устраивает, потому что я, похоже, и давать способна немного.
– Ты когда-нибудь влюблялась?
– Я влюблена уже много лет.
Брови Розмари поползли вверх.
– В кого же?
– В себя саму, дурочка ты моя. В себя… в жизнь… во все вокруг. Я никогда не стремилась к вещам, из-за которых убивались другие. Я никогда никого не слушала. И не строила жизненных планов, как ты.
Розмари вздохнула.
– Поэтому я всегда тебе завидовала. За одним исключением – я имею в виду детей. Я рада, что стала матерью.
Она вдруг вспомнила об Элле.
– Господи, сегодня у Эллы первый закрытый просмотр. Я должна там быть.
– Нет, – твердо сказала Фрэнсис. – Сегодня ты начинаешь свой роман с собой. У Эллы все прекрасно. Скорее всего она сейчас приятно проводит время в чьей-нибудь постели, а может быть, в постели всех своих знакомых.
– О, прошу тебя, не надо, – пробормотала Розмари. – И добавила: – Она оказалась права насчет Бена.
– Потому что только Элла и способна его вынести.
– Я ей позвоню.
Она потянулась к телефону, стоявшему на столике у кровати.
– Против этого ты не можешь возразить.
– Пожалуйста, если тебе так хочется.
– Не могу вспомнить номер. – Розмари внезапно положила трубку. – Как странно. У меня всегда была фотографическая память на номера телефонов детей, даже если они куда-то уезжали.
– Вот и оставь. – Фрэнсис подлила кофе в чашку Розмари. – Пусть живет сама по себе. Когда Пат уйдет, мы спустимся вниз и решим, чем нам заняться в этот уик-энд. Все думают, что ты в отъезде.
Розмари неожиданно просияла.
– Боже мой, это так чудесно, просто замечательно. Надо включить автоответчик. Хотя, если подумать…
Фрэнсис посмотрела на нее.
– Ты все еще надеешься, что он вдруг позвонит?
– Да.
– Ты сошла с ума.
– Я знаю. Но, Фрэнни, это не может кончиться так просто.
– Хорошо, хорошо. – Она подняла руки. – Хоть ты и сошла с ума, я больше ни слова не скажу. Но не сердись, если я буду мысленно заклинать его не звонить тебе.
– Может, мне самой позвонить?
– Не позорься! Ты сделаешь это только через мой труп! Ради Бога, веди себя так, как подобает в твоем возрасте.
Для Розмари это был унылый день. Она распаковала вещи и приняла душ, поговорила с Фрэнсис и прогулялась в саду – и при этом все время ждала телефонного звонка. К шести вечера единственным, за исключением Фрэнсис, человеком, с которым ей удалось перемолвиться словом, оказался Майкл – и то лишь потому, что она сама ему позвонила.
– Ты в порядке, Розмари?
– Прекрасно, Майкл. Уверена, Фрэнсис тебе обо всем рассказала, так что в подробности входить не буду. По правде говоря, я чувствую себя немного дурой.
Она язвительно посмеялась над собой и, передав трубку Фрэнсис, вышла из комнаты, чтобы они могли поговорить без помех. Было шесть вечера, она стояла в гостиной, глядела в сад и курила сигарету. И вспоминала, как Бен играл с котом в то первое воскресенье, когда у них произошла стычка с Эллой. Три короткие недели.
Фрэнсис подошла к ней сзади. – Давай я сделаю нам мартини.
Розмари обернулась.
– Чудесно. У тебя это получается лучше.
Фрэнсис сказала:
– Идем со мной, поболтаем, пока я буду готовить.
Они вернулись в сад, и Розмари решила покормить кота, пока Фрэнсис вынимала водку, мартини и лед.
– Тебе с оливками или с лимоном? – спросила она, сунув голову в холодильник.
– И то и другое. – Розмари поставила миску, и кот немедленно появился, как обычно, шумно. – У него шестое чувство.
Она с улыбкой нагнулась, чтобы погладить своего любимца.
– Надо бы сменить ему имя.
– Зачем, дурочка?
Фрэнсис, разлив коктейль в длинные высокие стаканы, протянула один подруге.
– Я хочу забыть, навсегда забыть о последних трех неделях. Надеюсь, он не позвонит.
Сквозь стекло бокала Фрэнсис задумчиво и пристально смотрела на нее.
– Ты лжешь, сокровище мое. Это я надеюсь, что он не позвонит, а ты надеешься, что он позвонит, и станет молить о прощении, и будет уверять, что подобного больше никогда не повторится.
Розмари пожала плечами. Зазвонил телефон, они обе подпрыгнули.
– Господи Боже, я превратилась в такую же идиотку, как ты, – сказала Фрэнсис и подняла трубку. – Да?.. Привет, Элла! Какой сюрприз. У тебя сегодня премьера? – Розмари, поставив стакан, жестом попросила Фрэнсис передать ей трубку. – Нет, она здесь. Пришлось вернуться раньше. Даю ее тебе.
Фрэнсис передала трубку Розмари.
– Привет, дорогая. Как ты, черт побери, узнала, что я приехала?
– Я этого не знала, ма. У тебя все о'кей?
– Да, а почему ты спрашиваешь?
– Я думала, ты пробудешь там дней десять.
– Не получилось… – Розмари метнула взгляд на подругу, а та, пожав плечами, пошла из гостиной. – Фрэнсис понадобилась моя помощь.
– Да простит тебя Господь, – прошипела Фрэнсис и хлопнула дверью.
– Ты хорошо провела время, ма?
– Все было чудесно. Не беспокойся обо мне, девочка. Как у тебя дела?
– Замечательно. Блядски здорово, ма! Послушай, нам бы надо увидеться. Ты никуда не уедешь?
– Не знаю, дорогая. У тебя неприятности?
– Да нет. Просто нужно кое о чем тебе рассказать и попросить о большом одолжении.
– Что такое?
– Да гадство какое-то, у меня разлетелись все деньги.
– Позвони мне, и мы переведем на мой счет.
– После представления, ма, хорошо?
– Желаю удачи, дорогая. Веди себя хорошо.
На линии воцарилось молчание, и Розмари положила трубку. Взяв свой мартини, направилась в гостиную. Фрэнсис смотрела новости по телевизору и взглянула на Розмари, едва та вошла.
– У нее все порядке, да?
– «Блядски здорово», так она выразилась.
– Значит, все хорошо, беспокоиться не о чем.
– Просит об одолжении. Позвонит попозже.
– Будем надеяться, что речь идет только о деньгах, золото мое.
В этот вечер они поужинали в итальянском ресторане за углом – Розмари там не раз бывала. Предложила это Фрэнсис, ворчливо сказав:
– Я не могу сидеть тут и смотреть, как ты не сводишь глаз с телефона.
На автоответчике не было никаких записей, когда они вернулись ближе к ночи. Они уселись с кофе, бренди и коробкой шоколадных конфет перед выключенным телевизором, предпочитая разглядывать обои, которые не мешали разговаривать.
– Я пью как сапожник, – сказала Розмари. – Что это со мной случилось?
– Бен Моррисон.
– Не упоминай больше его имени.
– Через неделю тебе это будет безразлично. Попомни мои слова.
Розмари ответила после паузы:
– Не знаю, Фрэнни. Я говорю, ем и пью, что-то делаю… все, как обычно, но он по-прежнему здесь. Меня словно бы оглушили. Как я сумела так глубоко влипнуть всего лишь за три недели?
– Единственная любовная связь, которая причинила мне настоящие муки, продолжалась один уик-энд.
– Господи Боже! Неужели правда? Ты по-прежнему думаешь об этом… как его звали? Джефф?
Фрэнсис кивнула.
– Иногда на улице мне чудится, будто это он идет, и я бросаюсь к совершенно незнакомому человеку, который думает, что я спятила.
– Но почему именно Джефф? Вот уж кого бы не заподозрила.
– Он был такой недоступный. Такой высокомерный… В общем, не знаю.
– Как Бен, ты хочешь сказать?
– Именно. Как твой Бен.
– Он не мой Бен.
– Ты совершенно права. Лучше говорить – общий Бен.
Зазвонил телефон.
– Ты можешь не подпрыгивать так? – засмеялась Фрэнсис. – Из-за тебя я чуть не пролила бренди.
Звонила Элла.
– Все прошло хорошо? – осведомилась Розмари.
– Закрытый просмотр или представление в целом?
– И то и другое.
Элла вздохнула.
– Ну, паниковать рано. Пресса появится только в следующую среду.
Розмари сказала:
– Ты упоминала о каком-то одолжении, дорогая?
– Могу я привезти кое-кого на следующий уик-энд?
Розмари удивилась.
– Конечно, дорогая. Разве я когда-нибудь запрещала? Почему ты просишь об одолжении?
– Я не хочу, чтобы Бен был здесь.
– Его не будет.
Элла помолчала.
– Что-то случилось, ма? Я слышу по твоему голосу. Этот недоносок опять взялся за старое?
– Что значит «за старое»?
– Он всегда шел на поводу у своего члена.
Розмари невольно рассмеялась.
– Нечто вроде этого и произошло, дорогая.
– О, ма, – прошептала Элла. – Это было ужасно для тебя?
– Я в полном порядке. Все прошло. Давай не будем это обсуждать. Скажи мне, что у тебя.
– Я влюбилась, ма.
У Розмари перехватило дыхание.
– О, дорогая, как это замечательно. Просто… просто чудесно… я даже слов не подберу. Но, признаться, не ожидала.
– Я хочу вас познакомить.
– Буду очень рада. В следующий уик-энд?
– Да. Мы приедем в воскресенье утром.
– Не в это воскресенье?
– Нет. Только после премьеры. Это нормально?
– Конечно.
– Я очень хочу, чтобы она понравилась тебе, ма.
– Прости?
– Я сказала, что очень хочу, чтобы она тебе понравилась. Она для меня много значит. У нас особые отношения.
Розмари ответила дочери очень ровным тоном:
– Надеюсь, так оно и будет. Итак, в следующее воскресенье? Дорогая, удачи тебе в среду.
Но Элла уже не слушала, чмокнув трубку и обращаясь к кому-то стоявшему рядом.
Розмари вернулась к Фрэнсис, которая вновь наполнила стаканы. Она взглянула на подругу, появившуюся в дверях. Розмари сотрясалась от смеха, и слезы катились у нее по щекам.
– Что? Что такое?! – вскрикнула Фрэнсис. – Господи, да у тебя истерика? Что случилось?
– Элла влюбилась, – с трудом проговорила Розмари.
– Она сама так сказала? «Я влюбилась». Именно этими словами? – Розмари кивнула. – Хорошо, – сказала Фрэнсис. – Я полагаю, в конце концов это должно было произойти. Если постоянно открывать форточку, то кто-нибудь подходящий и сунется. Меня всегда поражало, как это ей удалось не подцепить венерическую болезнь. В этой жизни даже крабам иногда приходится расплачиваться за грехи.
– О, Фрэнни, заткнись. Это у нее серьезно. Она влюбилась и привезет ее сюда, чтобы мы познакомились.
Фрэнсис ошеломленно уставилась на подругу, затем обе они начали хохотать.
– Это то, что тебе нужно. Замечательно. Ты должна немедленно рассказать обо всем матери. Она не вынесет такого удара, и ты одним махом освободишься ото всех.
– Ну, по крайней мере, ей не грозит подцепить венерическую болезнь, – сказала Розмари. – Выпьем.
Она опрокинула свой стакан.
– Это решает все проблемы. Давай прикончим бренди. Кажется, я становлюсь алкоголичкой.