Ты в моей власти

17

– И с этого вечера все стало по-другому, – говорила она потом Фрэнсис. Что-то сдвинулось в их отношениях – что-то, чему она даже не могла дать названия.

Бен собирался в город на машине и захватил с собой большую сумку.

– Надо кое-что сдать в чистку, – сказал он в ответ на вопросительный взгляд Розмари.

Она проводила его через заднюю дверь, чтобы не встречаться с Пат, которая прибирала гостиную.

– Ты вернешься к обеду? – спросила Розмари.

Он послал ей воздушный поцелуй и сердито сдвинул брови, потому что «метро» не желал заводиться.

– Не знаю, – прокричал он в ответ, перекрывая рев вдруг ожившего мотора. – Не жди меня, Рози. Пока. – И он уехал.

Она поговорила по телефону с матерью, которая позвонила, чтобы поблагодарить ее за вечер.

– Какой приятный молодой человек, – отозвалась Бетти о Бене.

– Я рада, что он тебе понравился.

– Но для тебя он, пожалуй, немного молод, как ты думаешь?

– Возможно.

– И потому не позволяй себе увлечься, Розмари. Иначе тебе придется сильно расстраиваться, когда он встретит кого-нибудь в возрасте Эллы. Но, конечно, ты можешь время от времени принимать приглашения пообедать. Это очень полезно – иметь молодых друзей.

– Да, ма.

После отъезда Бена у нее разболелась голова. Она позвонила Майклу и, как только он взял трубку, быстро проговорила:

– Нельзя ли отменить нашу встречу?

– Что-нибудь случилось? – спросил Майкл.

– Нет, просто у меня болит голова, и я боюсь, что это может кончиться мигренью. Поэтому вряд ли сейчас способна на деловой разговор.

– Но нам все равно надо встретиться на этой неделе. Если ты собираешься обсудить серию радиопередач.

Она закрыла глаза.

– Я позвоню тебе попозже. Мне надо пойти купить что-нибудь от мигрени.

– Розмари, постарайся связаться со мной до пяти, хорошо?

– Хорошо.

Когда она вернулась домой из аптеки, было уже больше двенадцати, и Пат ушла. Элла оставила сообщение на автоответчике: «Ма, можно мы с Джо приедем в конце недели? Я согласна даже на Бена».

«Потом позвоню», – решила Розмари и запила две таблетки стаканом воды, который захватила с собой в оранжерею. Июнь выдался дождливым, в воздухе стояла прохлада, обычная для английского лета. Ее знобило, и она пошла в дом, чтобы надеть жакет.

В гардеробе висело несколько пустых вешалок, оставшихся от вещей Бена. Она нахмурилась, сжала руками виски – пульсирующая боль в голове никак не унималась.

– Похоже, что он взял с собой почти всю одежду, – сообщила она Фрэнсис по телефону. Она убедила себя, что рюмка шерри ей не повредит, выпила и сразу же позвонила подруге.

– В химчистку? – предположила Фрэнсис.

– Он взял джинсы. Их не чистят. – Она мечтала о сигарете. – Он ушел, Фрэнни? Не знаю почему, но во всем этом мне видится что-то зловещее.

– Вряд ли. Я имею в виду вряд ли он ушел. – Фрэнсис замолчала, и Розмари услышала на другом конце провода хруст целлофана.

– Боже, как хочется курить, – пожаловалась Розмари.

– Радость моя, ты опять распадаешься на части. – В голосе Фрэнсис слышалась тревога.

– Извини.

– И перестань, пожалуйста, извиняться. Ты в последнее время только и знаешь, что извиняешься. Знаешь что, я заеду сегодня вечером. Вместе с Майклом.

Розмари быстро проговорила:

– Нет-нет, в этом нет необходимости. Я уверена, что он позвонит. Не понимаю, почему это так выбило меня из колеи. Что со мной происходит?

– Ты слишком мало спишь. Иди и ложись. Мы позвоним попозже. Дорогая, береги себя.

Она без особого интереса пошарила в холодильнике, нашла кусок колбасы на тарелке. Жир затвердел, кусок подсох по краям, но она взяла его и начала жевать. Бен был любителем колбасы. «Интересно, сколько это здесь пролежало, – подумала она. – Может, я отравлюсь?» Как будто физическая боль могла заполнить пустоту, образовавшуюся после странного отъезда Бена.

Лежа в постели, она смотрела, как в окно хлещут струи дождя. Головная боль временами совпадала по ритму с непрерывной барабанной дробью, которую дождь выбивал по стеклу. Теплый летний дождь… Ситцевые платья под причудливыми зонтиками, ноги, спешащие в спасительное укрытие… Прислушиваясь к писку птенцов ласточек под кровлей, она провалилась в нездоровый тяжелый сон.

Ей приснилось, что кричит трехлетний Джонатан. Ощущение ужаса. Ноги налиты свинцом, и она не может подняться по лестнице. Надо во что бы то ни стало добраться до детей. Крик замирает. Ни звука из их комнаты. Светловолосая головка покоится на подушке. Бояться нечего. Она тянется, чтобы взять на руки и прижать к себе теплое, сладко пахнущее тельце. Улыбка, кровь на белокурых волосах, онемевшие руки. Боже! Боже, помоги мне! Мой малыш!

Она с криком проснулась, мокрая от пота, села на кровати. Болел желудок. Дождь кончился, и уже темнело. Зазвонил телефон.

– Ма?

– Элла? О, дорогая, я только что проснулась и видела сон про тебя. Нет – про Джонатана.

– Ма, с тобой все в порядке? – спросила Элла. В трубке немилосердно трещало.

Розмари откинула волосы с лица.

– Все в порядке, дорогая. У меня мигрень, поэтому я и легла.

– Так можно нам приехать на уик-энд?

– Конечно. – Розмари с раскаянием вспомнила, что так и не съездила в Ноттингем и не видела ни одну из их постановок. – Когда у вас кончается контракт?

– Через две недели. Ты хочешь приехать?

Розмари наконец решилась.

– Обязательно, дорогая. На будущей неделе, хорошо?

– Замечательно, мы как раз заканчиваем «Макбета».

У Розмари почему-то сжалось сердце.

– Мы приедем в субботу поздно вечером, как в прошлый раз, – продолжала дочь.

Положив трубку, Розмари сообразила, что впервые за долгие годы они с Эллой поговорили, не поссорившись. Потом она позвонила Джонатану в Бирмингем и услышала молодой женский голос.

– Извините, мисс Дауни, их сейчас нет. Я сижу с ребенком.

– Передайте, что я звонила, хорошо? Просто привет.

Она переоделась в халат, махровая ткань приятно согревала и успокаивала ноющий желудок. Она была не накрашена, и когда, причесываясь, взглянула в зеркало, то увидела припухшие от сна глаза, серую, дряблую кожу.

– Господи, – пробормотала она и побрела в кухню, оставив постель незаправленной.

Согрела молоко – обычное средство от всех болезней, так помогавшее в детстве. На автоответчике никаких сообщений не было.

Розмари села перед телевизором и стала без малейшего интереса смотреть новости. Было время, когда ее интересовало все, что происходило в мире. Было время, когда она не чувствовала себя безумно влюбленной… Такой апатии она еще никогда не ощущала… Он не возвращался домой, в Уимблдон, к ней. Быть может, она ему просто надоела? Может быть, в словах «я хочу познакомить тебя с мамой» ему виделось покушение на его свободу? Он не допускал даже мысли о том, что она может ставить условия.

Дверной колокольчик зазвенел так неожиданно, что Розмари вздрогнула, потом, нахмурившись, пошла к двери и услышала голос Фрэнсис:

– Детка, это мы, открывай. У нас есть сигареты и шампанское.

Розмари открыла дверь и улыбнулась Фрэнсис и Майклу.

Фрэнсис ужаснулась.

– Господи, на что ты похожа… – И ворвалась в прихожую, на ходу поцеловав Розмари в щеку.

Они расположились за столом на кухне. Майкл почти не говорил, потягивал вино и внимательно смотрел на Розмари. Фрэнсис предложила ей сигарету.

– Бросишь, когда тебе станет получше, – сказала она.

– Опять? – ответила Розмари. – Вечно ты меня искушаешь.

Они засиделись за полночь.

– Барбара уехала, – объяснила Фрэнсис, а Майкл при упоминании имени жены смущенно отвел глаза и достал еще бутылку вина из холодильника. «Это от чувства вины», – подумала Розмари. Ее импресарио похудел и осунулся, вид у него был озабоченный. Она вдруг осознала, что в последнее время была так поглощена Беном, что совсем не интересовалась проблемами своих друзей.

Когда они уехали («Ночь вдвоем», – сказала Фрэнсис, садясь в машину), Розмари не стала убираться на кухне и поднялась в спальню. Полчаса спустя она заснула, даже не выключив телевизор.

Ее разбудили утренняя телевизионная программа и шаги Пат на лестнице. Часы показывали почти девять, Бена не было с ней рядом, и ей захотелось навсегда остаться здесь, под этим теплым пуховым одеялом, в безопасности спальни.

В воскресенье к чаю приехала мать. Джоанна и Элла играли в саду в крокет. За время отсутствия Бена в ее жизни появилось подобие упорядоченности. Исчез предлог уклоняться от встречи с Майклом и заниматься делами. Ее импресарио договорился о серии радиопередач и теперь вел переговоры о работе на телевидении в октябре – телевикторина. У нее эта идея не вызывала ничего, кроме отвращения, но ее беспокоило отсутствие регулярных денежных поступлений. Летом она заработала слишком мало, поэтому, несмотря на внутренний протест, новости ее обрадовали.

– Времена сейчас тяжелые, – всегда говорил Майкл.

– Соглашайся на телевикторину, – сказала ему Розмари. – Как бы там ни было, я не могу бросить работу при таком положении вещей. Элла скоро вернется домой, и даже у Джонатана дела не очень-то хороши. Я во всем полагаюсь на тебя, ладно? – И она отвернулась. Пустота в душе стала чуть менее ощутимой, отчасти заполненная беспокойством о пошатнувшейся карьере и неминуемых денежных проблемах.

Розмари сидела в оранжерее вместе с матерью. Они смотрели на девушек, которые весело смеялись и азартно размахивали молотками.

– Кажется, эта Джоанна довольно милая, – заметила мать.

– Да, очень, – твердо ответила Розмари. Тут она услышала, что открывается входная дверь, и оглянулась. Бетти мелкими глотками пила чай и ела лимонный бисквит.

Из холла раздался голос Бена:

– Рози?

– Кто это там? – спросила Бетти.

– Наверное, я не закрыла дверь. Похоже, что это Бен. Подожди минутку, ма.

Он стоял в неловкой позе, держа в руке ключ. У ног лежала небольшая сумка, а дверь на улицу была все еще открыта.

– Привет, Рози.

Она молча смотрела на него. Сердце билось в груди, как мотылек о стекло, в горле стоял комок. Она не знала, что ему сказать, – то, что сейчас происходило, не укладывалось в подготовленный ею сценарий. Потом она заговорила преувеличенно спокойным тоном:

– Было бы лучше, если бы ты позвонил.

– Не мучай меня, Рози, – ответил он стонущим голосом. – Я знаю, что поступаю не по правилам, но мне необходимо было с тобой увидеться. – Он последовал за ней на кухню.

– Мы пьем чай, – сказала Розмари. – Хочешь чаю?

Он протянул к ней руку.

– Не надо, – быстро проговорила она. – Не сейчас. Сейчас я не могу с тобой разговаривать. У меня гости. Ты можешь либо присоединиться к нам, либо приехать позже. Но мне нужны объяснения.

Некоторое время он молча смотрел ей в лицо, потом сказал:

– Я остаюсь. Принеси мне чашку. А кто у тебя?

– Моя мать.

Она повернулась к буфету, достала чашку – не его чашку, напоминая себе, что с ним надо обращаться как с гостем.

– А-а, это ничего.

– А еще Элла с Джоанной. Это ее подруга.

– Черт…

Розмари быстро взглянула на него.

– Думаю, ты как-нибудь это переживешь. Будешь есть лимонный бисквит?

– Угу.

– В жизни не видала более жуткого чаепития, – рассказывала она Фрэнсис на следующей неделе.

Бетти была от Бена в восторге. Она подставила ему щеку для поцелуя, хлопала ресницами и с удовольствием согласилась выпить шерри. Элла держалась холодно, и по всему было видно, что ее подмывает наговорить ему грубостей. Джоанна становилась все более и более молчаливой, сидела, опустив голову, и каждый раз, когда Бен к ней обращался, отводила взгляд. Поняв, что его обычная манера обращения с женщинами ни на кого из них не действует, он сосредоточил усилия на Бетти. Розмари через силу пыталась оживить то и дело спотыкавшийся разговор и к пяти часам почувствовала, что пора открыть бутылку вина и достать из буфета шерри.

– Я сейчас отвезу бабушку домой, – шепнула ей на ухо Элла, которая помогала готовить напитки.

Розмари мучило желание закурить, и один раз она, спрятавшись за дверью на кухне, так быстро сделала несколько затяжек «Силк Кат», что у нее закружилась голова.

– Но тогда не наливай ей больше одного бокала, – прошептала она в ответ, – а то захочет остаться. – Ладно. Вот блядство! Чаепитие – почище, чем у Кэррола, – шипела Элла, ставя бокалы на поднос. В последнее время Элла никак не могла обходиться без крепких словечек.

Когда Элла с Бетти уехали, Джоанна сразу же исчезла наверху, а Розмари с Беном остались в оранжерее. Розмари закурила сигарету и задумчиво смотрела в окно на удлинявшиеся вечерние тени. Становилось прохладно, и поднявшийся ветер гнул ветки деревьев, к западу, в сторону заходящего солнца.

Бен хмуро потягивал вино.

– Можно мне сесть рядом с тобой? – вдруг спросил он.

Она пожала плечами и повернула к нему голову. Докурив сигарету до конца, немедленно закурила следующую.

– Что произошло? – спросила она, мысленно спрашивая себя, сколько еще он собирается вот так сидеть и молчать.

Теперь Бен плечами пожал.

– Где ты был? – спросила Розмари. – Мне позволено, по крайней мере, задать этот вопрос?

Он шевельнулся.

– Не приставай ко мне, Рози. Мне нужно заниматься делами. А здесь я теряю подвижность – чересчур уютно.

Она с удивлением уставилась на него. Он каким-то образом ухитрился заставить ее почувствовать себя виноватой. В конце концов она выдавила:

– Я говорю не о том. – Она пыталась отыскать в себе признаки гнева, но ничего не чувствовала – только удивление перед лицом такой наглости и ужас от сознания того, что она все равно его хочет. – Ну и что теперь? – спросила она.

– Это зависит от тебя.

– И что же было потом? – спросила по телефону Фрэнсис два дня спустя.

– А ты как думаешь?

Фрэнсис огорченно проговорила:

– Нет, Розмари, только не говори мне, что ты не выгнала его. Пожалуйста, дорогая.

– Я приняла его, но на совсем других условиях, поверь. Он не живет у меня, мы просто встречаемся.

– В постели.

Розмари помедлила.

– Он не ночевал у меня в воскресенье. Дома были Элла с Джоанной. Джо ему не нравится. А вчера он приглашал меня на обед.

– А потом остался у тебя на ночь?

– Да.

Фрэнсис вздохнула.

– Ладно, я сдаюсь. И как ты себя чувствуешь?

– Гораздо лучше. – Розмари повеселела. – Все совсем неплохо. Мне так лучше.

– Нет, радость моя, так лучше ему.

– Фрэнни, он не спит ни с какой другой. Я спросила его, и он ответил «нет». Я сказала ему, что не могу поддерживать отношения с человеком, который спит со всеми подряд.

– Господи, и чем он тебя так прельстил? У него что, самый большой член на свете?

Она не могла никому объяснить, почему не может порвать с Беном. Она знала только, что не в состоянии нормально существовать, если он так или иначе не присутствует в ее жизни.

Элла с Джоанной уехали в понедельник утром – они еще неделю были заняты в Ноттингеме. Но новую работу пока не предлагали ни той, ни другой.

– Со следующего уик-энда ты будешь жить дома? – спросила Розмари, наблюдая за сборами дочери. Элла как попало запихивала вещи в дорожную сумку.

– Да. Ничего, если Джоанна тоже приедет?

Розмари нахмурилась.

– Ты имеешь в виду – будет у нас жить? Все время?

– Нет, ма, только до тех пор, пока мы что-нибудь себе не подыщем.

Розмари немного помолчала, потом вдруг спохватилась – «Какая же я стерва!» – и быстро проговорила:

– О, дорогая, конечно. Только очень тебя прошу – не ссорьтесь с Беном, когда он приезжает.

– Обещаю. – Элла подняла руку. – Клянусь честью. – Она рывком застегнула «молнию» и повесила сумку на плечо. – А знаешь, мне кажется, что ты спятила, – добавила она.

– Возможно, но это только потому, что ты меня никогда прежде такой не видела.

– Это уж точно, ма. – Элла двинулась к двери.

Розмари с ужасом оглядела хаос, оставшийся в комнате, и спросила:

– Ты собираешься все так оставить?

Элла на мгновение оглянулась через плечо, бросив:

– Пусть хоть что-то в нашей жизни останется таким, как обычно.

Розмари понимала, что в ее отношениях с Беном нет никакой определенности, и все время ощущала тревогу, с которой ничего не могла поделать.

На следующей неделе она съездила в Ноттингем и посмотрела дочь в «Макбете». Элла играла леди Макдуф.

– Ты была великолепна, – сказала Розмари после спектакля в баре, перед тем как повезти девушек обедать.

Они просияли.

– Ма, ты заказала номер в отеле? – спросила Элла. Они обедали в китайском ресторане, и Розмари скучала над своим мясом с лапшой. С тех пор как она снова стала курить, у нее почти пропал аппетит.

– Нет, дорогая, я поеду домой. У меня утром дела. Вы приедете в воскресенье?

– Да. – Элла, скосив глаза, бросила на нее изучающий взгляд.

Был четверг и, казалось, прошлый уик-энд, приезд Бена отодвинулись куда-то далеко. За это время Розмари виделась с ним дважды – в понедельник и в среду. Во второй раз он даже не позвонил, а просто приехал, когда по телевизору начинались вечерние новости. У него был такой счастливый вид, он казался таким любящим, что она удержалась от саркастических замечаний относительно визитов без звонка. Их все еще неудержимо тянуло друг к другу, и к утру она заставила себя поверить, что это – единственное, что ей нужно. И не сказала Элле, почему так хочет вернуться в тот же день, не сказала, что надеется увидеть Бена. Но у дома не было его машины, и она вошла в темноту пустого жилища, вновь почувствовав одиночество и злясь на себя за ноющее от разочарования сердце.

– У тебя не очень-то счастливый вид, – заметила Фрэнсис за ленчем.

– У тебя тоже, – отозвалась Розмари.

– Я знаю, – сказала Фрэнсис. – Давай ты мне выложишь свои горести, а я тебе – свои. Идет?

Розмари вздохнула.

– О, Фрэнни, я сама не знаю. Он просто приезжает когда ему вздумается. Мы едим, пьем и ложимся в постель, а утром он говорит: «Дорогая Рози, мне никто не нужен, кроме тебя» – и снова исчезает.

– А где он живет? – спросила Фрэнсис.

– Говорит, что у двоюродной сестры.

– Ты ему веришь?

– Стараюсь.

– У тебя есть телефон?

– Да.

– Ты ему когда-нибудь звонила?

– Нет.

Фрэнсис издала что-то вроде хриплого стона.

– Моя милая девочка прячет головку под крылышко. Вот что я тебе скажу – он очень хорошо тебя изучил. А тебе достаточно одного секса?

– Я надеюсь, что это изменится. Но пока секс – единственное, что у нас есть общего.

Фрэнсис сказала:

– Ты отдаешь себе отчет в том, что ты его не любишь?

Розмари сдвинула брови.

– Разумеется, я его люблю. А почему бы еще я позволила так себя использовать?

– Ты влюблена в его пенис, – назидательно проговорила Фрэнсис. – Ты одержима сексом, моя маленькая пуританка.

Розмари была поражена.

– Не говори глупостей. Мне, слава Богу, пятьдесят. И никогда я не была одержима сексом, сама знаешь.

– Раньше не была. Смотри правде в глаза, не пытайся видеть в нем то, чего нет.

Розмари опустила глаза, поморщилась от дыма, поднимавшегося от пепельницы с недокуренной сигаретой.

– А что в нем есть?

Фрэнсис, казалось, подыскивает в уме нужные слова.

– Дорогая, я не могу это выразить приличными словами, – наконец заговорила она. – Он типичный «член с ножками». Их не так уж мало – просто тебе раньше не попадались. С такими только Элла может иметь дело.

– Больше не имеет, – улыбнулась Розмари.

– Все еще влюблена? – спросила Фрэнсис.

– Да, и все еще без работы.

– И все еще живет у тебя, – констатировала Фрэнсис.

Розмари пожала плечами.

– На самом деле я ничего не имею против. Меня это даже – как бы поточнее сказать – успокаивает.

И это было правдой. Джоанна безропотно приняла их порядки. С самого начала было ясно, что она не собирается ссориться с Беном, но стоило тому появиться, как она немедленно исчезала либо в сад, где помогала благодарному Эрни, либо к себе наверх читать или слушать музыку.

Бен ее терпеть не мог. Он инстинктивно чувствовал, что не представляет для нее никакой загадки, и встречи с Джоанной неизменно выводили его из себя. И он, и Элла соблюдали дистанцию и держались по отношению друг к другу холодно и слегка иронично. «Вообще-то жалко, – сказала как-то Элла. – Мы всегда были большими друзьями». – «Нет, не были, – немедленно вмешалась Джоанна. – Он просто тебя смешил и был хорош в постели».

– Я очень привязалась к Джоанне, – сказала Розмари подруге. – Она мне как вторая дочь. Совсем не хочу, чтобы они от меня уезжали. В доме станет так пусто. Знаешь, мне кажется, что, будь я одна, мне было бы еще труднее с Беном. – Она потянулась через стол и взяла Фрэнсис за руку. – А как у тебя с Майклом?

– Он хочет уйти от жены.

У Розмари поднялись брови от удивления.

– Боже мой, у меня даже дыхание перехватило. А Барбара знает? А как же дети?

– Она догадывается, и, судя по его словам, он ей сказал.

– Майкл собирается жить с тобой?

– Он так говорит.

– А ты?

Фрэнсис покачала головой и глубоко вздохнула.

– Я никогда не собиралась заходить настолько далеко. Постоянное сосуществование – это не мой конек, как тебе прекрасно известно. – У нее вырвался короткий хриплый смешок. – Может быть, Бен – как раз то, что мне нужно.

– Вы разбежались бы через три дня, – сказала Розмари.

– Если он так хорош в постели, как ты говоришь, я бы потерпела. Годы идут, и мы не молодеем. А некоторые… хм… предметы становятся все мягче и мягче.

Розмари рассмеялась и от души пожалела, что в ней нет хотя бы малой толики характера Фрэнсис. Тогда никакой Бен ей был бы не страшен.

– Вообще я в полной растерянности, – призналась Фрэнсис. – По-моему, мне следует прокатиться в Европу. На недельку. Пусть сами разбираются со своими семейными делами.

Они вышли из ресторана, подозвали такси и доехали сначала до того места в Саус-Бэнк, где стояла машина Розмари. Ей очень не хотелось, чтобы Фрэнсис уезжала. «Мне будет не с кем поговорить», – думала она по дороге домой.