Ты в моей власти

21

Той ночью она чувствовала себя слишком усталой, чтобы добиваться от него объяснений относительно Бетси. Они оба слишком много выпили. Бен приготовил ужин на четверых, и они поели в кухне. Даже Джоанна не устояла и смеялась его шуткам. В тот вечер он снова стал таким же, как в первый раз, когда Розмари его увидела.

Когда она чуть не заснула над тарелкой со спагетти, Бен отвел ее наверх и уложил в постель.

– Что тебя усыпило – моя стряпня или мои остроты? – спросил он, укрывая ее до подбородка пуховым одеялом.

– Не надо, душно, – начала было Розмари, но, не докончив фразы, провалилась в тяжелый, подобной коме, сон. Бен оставил свет у кровати и спустился вниз.

Розмари проснулась от телефонного звонка, ей показалось, что она проспала всего несколько минут. Она села. В комнате было темно, рядом, лежа не спине, тихонько посапывал Бен – ей это всегда казалось милым и трогательным. На миг ее охватило смятение, но потом она вспомнила, что она дома, у себя в спальне. Она сняла трубку и, понизив голос, ответила:

– Алло.

– Розмари? – Это была Фрэнсис.

– Фрэнни? Что случилось. Который час? – Она, прищурившись, пыталась разглядеть светящийся циферблат часов, стоявших у кровати.

– Половина третьего, – сказала Фрэнсис.

Розмари удалось стряхнуть сон, она сразу испугалась.

– Что случилось?

– Неприятности, дорогая. Мне нужно ухо, чтобы выговориться, и, возможно, жилетка, чтобы выплакаться. Барбара отравилась снотворным. Майкл был у меня и полчаса назад ушел домой. Старший сын ждал его на пороге. Майкл не включил автоответчик, когда уходил.

– Я знаю. – Розмари окончательно проснулась, села на край постели, нашаривая ногой тапочки. – Я пыталась связаться с ним. Барбара позвонила мне в ужасающем состоянии – она думала, что у него роман со мной.

– О, Господи, – устало вздохнула Фрэнсис, и Розмари услышала, как она закуривает сигарету.

– Барбара в больнице?

– Да. Ей делают промывание желудка. Майкл сейчас дома с детьми.

– Хочешь приехать? – предложила Розмари, смущенно покосившись на все еще спавшего Бена.

– А это не будет неудобно?

– Нет, – твердо ответила Розмари.

– Я уже сказала Майклу, что буду у тебя, – знала, что ты не откажешь. Сейчас приеду. – И Фрэнсис положила трубку.

Когда Розмари потянулась за халатом и встала с постели, Бен пошевелился и пробормотал:

– В чем дело? Тебе нехорошо?

– Спи, спи, – прошептала Розмари. – У Фрэнсис неприятности. Она сейчас приедет.

Он отвернулся и снова закрыл глаза. Розмари спустилась вниз. В доме было холодновато, в ночном воздухе пахло осенью, и она прикрыла маленькое окошко в передней. Спать уже совсем не хотелось. Розмари пошла на кухню, поставила чайник. Кто-то спустил воду в туалете наверху. Она услышала тяжелые шаги Джоанны, которая возвращалась в комнату Эллы, а потом – на мгновение, пока оставалась открытой дверь, – голоса. Часы в холле пробили без четверти три. Дом снова погрузился в тишину. Она приготовила чай и стала ждать подругу.

– Кто ее нашел? – спросила Розмари, когда они с Фрэнсис сидели на кухне.

– Она сама позвонила в больницу. – Куча окурков в пепельнице быстро росла. Розмари, которая не пообедала как следует, приготовила тосты. Фрэнсис только курила. – Это был крик о помощи, – продолжала она, глядя в пустую чайную чашку.

– Бедняжка. – Розмари налила воды в чайник. – Хочешь еще чаю, дорогая?

Фрэнсис взглянула ей в лицо.

– Ты меня осуждаешь?

Розмари покачала головой.

– Как я могу тебя осуждать, – тихо ответила она. – Ты моя подруга. Похоже, я считаю, что во всем виноват Майкл.

– Какое же он дерьмо! – Фрэнсис нервно затушила сигарету, часть окурков из переполненной пепельницы высыпалась на стол. Она говорила во весь голос. – Я же просила его не уходить из дома. Господи, как меня угораздило во все это влипнуть? – Она прикурила следующую сигарету.

Розмари не выдержала и вытряхнула пепельницу.

– Майкл тебя любит, – с запинкой проговорила она.

Фрэнсис посмотрела на нее.

– Это не причина переворачивать всю жизнь.

– Для некоторых людей – причина. Майкл именно такой. Просто он сделал неправильный выбор. Я имею в виду: на данном этапе.

– Это обвинение? – резко сказала Фрэнсис.

Розмари подошла, обняла ее и быстро заговорила:

– Боже мой, Фрэнсис, нет, конечно. Я хотела бы быть такой, как ты. Я завидую твоей способности получать удовольствие без оглядки, не требуя от себя и других никаких обязательств. Посмотри, в какое жуткое положение попала я.

Фрэнсис возмутилась.

– В какое жуткое положение? Вот Барбара действительно попала в жуткое положение. А ты просто влюбилась в человека, который хорош как любовник, тебе нравится с ним спать, и ты убедила себя в том, что он не такой, каков есть на самом деле. Вот и все. А остальное – дело твоих рук, твоей собственной глупости. Как и у Майкла. Он не слышит меня, а ты не слышишь Бена. Не видишь его, потому что правда не укладывается в твои понятия, в которых секс автоматически смешивается с любовью. – Розмари отодвинулась от нее, и та виновато улыбнулась. – Извини, я не имею права срывать на тебе настроение.

Розмари спокойно ответила:

– Нет, ты права. Меня уже дважды за сегодняшний день обвинили в том, что я не умею смотреть правде в глаза. Я так поглощена собственными проблемами, что остальное проходит мимо сознания.

Их руки встретились. Розмари встала, чтобы приготовить еще чаю. Они смотрели, как поднимается солнце, курили, ели кукурузные хлопья, слушали пение птиц. Наступило утро, и сна как не бывало. Фрэнсис приняла ванну и уехала на работу. Розмари поднялась наверх, встала под душ, услышала, как Джоанна прошлепала на кухню варить кофе. И Бен остался. Начинался новый день, но Розмари не ощущала спокойствия и непрестанно думала о том, какие новые невзгоды он ей сулит.

День, когда Майкл вернулся домой, стал днем всеобщего покаяния.

У Бена были ночные съемки в Северном Лондоне, и он исчез после чая. К тому времени Розмари уже позвонила матери, принесла извинения; стиснув зубы, выслушала, как та их приняла; поговорила с Майклом. Он сегодня забирал из больницы Барбару, в которой не осталось и следа не только снотворного, но и каких-либо эмоций.

– Прости меня, Розмари, – вяло проговорила она, взяв трубку у мужа, все еще ошеломленного последствиями собственных поступков.

– Я все понимаю, – ответила Розмари.

– Извини, – сказал и Майкл. – Мы все виноваты.

«Что верно, то верно», – подумала Розмари, а вслух сказала:

– Поговорим завтра в офисе, Майкл.

– Я там буду, – согласился Майкл. – Надо кое в чем разобраться. Словом, ты понимаешь…

Потом она позвонила Фрэнсис.

– Все кончено, – объявила та усталым, после бессонной ночи, голосом. – Я сказала ему, что все кончено. Я для этого не гожусь.

– Фрэнсис такая же эгоистка, как ты, – пробормотала Розмари, обращаясь к дочери. Она безуспешно пыталась разыскать в холодильнике мясной соус к макаронам.

– Мы его, кажется, съели, – ответила Элла, пропуская мимо ушей ее замечание.

Бен-кот снова нагадил в комнате, потому что кто-то случайно его там запер.

– Он просто старый, – говорила Розмари, отмывая пол.

– Надеюсь, с тобой ничего такого не случится, – сказала Элла.

Розмари сделала вид, что не слышит.

Она снова вернулась на кухню. Открыла холодильник.

– Придется взять соевый, – решила она. – Подойдет? Даже думать страшно о готовке. Должен подойти.

Они ели пластмассовыми вилками прямо из упаковочных тарелок. Глюканат натрия щипал язык, заглушая вкус теплого красного вина. Джоанна, которая не утратила ни энтузиазма, ни вкуса к жизни, щебетала о новой пьесе. Элла была в мрачном расположении духа ввиду отсутствия работы.

Вечером четырежды звонил телефон. Сначала Фрэнсис с извинениями.

– Прошу тебя, – взмолилась Розмари. – Я не могу больше ни говорить, ни слышать слова «извини». Даже кот, кажется, раскаивается. Весь день от меня не отходит.

– Позвоню дня через два, – сказала Фрэнсис. – Пойду отсыпаться, завтра я еду в Эдинбург.

Потом позвонил продюсер новой серии телевизионных передач, молодой и серьезный. Он сказал:

– Я хотел бы с вами встретиться на будущей неделе. Просто небольшой разговор.

– Через месяц начнем, – сообщила Розмари Джоанне, когда они загружали посудомоечную машину. – Ужасно рада, что снова буду занята.

За ее спиной Элла, которая доедала мороженое из картонного стакана, глубоко вздохнула:

– Да, вам-то хорошо…

– Иди и наймись на работу, – обернулась к ней Джоанна. – Любую. Хоть официанткой.

Элла опять вздохнула и поплелась наверх. Некоторое время спустя из ее комнаты до кухни донеслись знакомые звуки. Мадонна.

Джоанна ободряюще улыбнулась Розмари.

– С ней все будет в порядке. Не беспокойтесь.

Оставшись одна, Розмари зашла в кабинет, чтобы немного разобраться в делах. В это время телефон зазвонил в третий раз. Она услышала чье-то дыхание, потом трубку повесили. Розмари решила лечь спать: как следует выспаться, и тогда она сможет допросить Бена насчет Бетси. В то же время она испытывала сильнейшее искушение не заводить этого разговора. Сейчас им было так хорошо вдвоем. Может быть, если посмотреть на ситуацию с Бетси сквозь пальцы, все рассосется само собой.

Бен вернулся поздно ночью, почти под утро, и они занялись любовью. Он взял ее без единого слова, даже не разбудив. Когда все кончилось, она лежала в его объятиях. Часы в холле пробили четыре. Стараясь убедить себя, что его действия продиктованы любовью, и отгородившись этой ложью от очевидного, она сказала:

– Можно я задам тебе вопрос?

Он коснулся губами ее волос.

– Какой?

– Тебе это может не понравиться. – Она сжала его руку, жалея о том, что не видит его лица, чувствуя, как сон постепенно сковывает его тело. В комнате было темно, за окном беззвездное небо, – казалось, его вовсе не существует.

– Спрашивай, Рози, – сонно пробормотал Бен, – только поскорее, а то я засыпаю.

– Это касается Бетси, – быстро, пока храбрость не испарилась, проговорила Розмари. Он молчал. – Ты видишься с ней?

– Нет.

Она отодвинулась от него и села, устремив взор в темноту, стараясь угадать, что выражает его лицо, потом протянула руку к лампе у кровати.

– Не надо, – услышала она голос Бена. – Оставь.

Так и не включив свет, она коснулась его щеки и спросила:

– Но виделся?

– Я случайно наскочил на нее. Мы пили кофе и встретились с этой… как ее…

– С Джессикой?

– Да. Вот и все.

Она помолчала немного, потом прошептала: – Я тебе не верю. – Слова сорвались у нее с языка сами собой.

– Какая чушь, – отозвался Бен. Розмари вздрогнула. Он поспешно проговорил: – Перестань, Розмари, я пошутил.

– Ничего смешного тут нет.

Он что-то промычал сквозь зубы, сел рядом с ней, включил свет.

– Я спал с этой девушкой. – Он взял ее за руки, приблизив свое нахмуренное лицо к ее лицу. – Не могу же я теперь делать вид, что не узнаю ее.

– Ладно. – Она не хотела злить его. – Не будь грубым, – прошептала она, – не будь со мной грубым. – Она чувствовала себя беспомощной как ребенок, боялась снова его потерять и снова покорялась его власти, не в силах вырваться из паутины этих отношений.

– Вот и будь такой всегда, – пробормотал Бен. – Мне нравится, когда ты такая. – Он выдохнул эти слова, спрятав лицо в ее волосы, и, возбужденный ее слабостью, еще раз овладел ею, а она, хоть и была подавлена и чувствовала себя так, словно ее коснулось что-то нечистое, не могла не ответить на его неожиданную страсть и больше не задавала вопросов. Вот такой он ее хотел, и такой она должна быть. Это единственный способ сохранить его. На работе она обладает силой и властью, а дома должна вести себя как ребенок. Может быть, именно на таких отношениях и надо строить их союз? Счастье принимает разные формы, и не всегда ему сопутствует душевное спокойствие. Она понимала, что в их отношениях Бен реализует стремление доминировать, и эта мысль одновременно и пугала, и радовала ее. Если так хочет Бен, то, безусловно, должно устраивать и ее. На какое-то время успокоив себя, она прижалась к нему. Бену нужна была ее потребность в нем. Ну и что из того, что ее ждет еще немало тяжелых дней? Он придет, и все станет хорошо, потому что он этого хочет.

«Я буду вести двойную жизнь, – думала она, засыпая. – И тогда он будет всегда со мной». И, убеждая себя, что и сама хочет того же, она отбросила мысль о том, что это не все, что он должен ей давать.

Работа снова заполнила ее жизнь. Дженни обрадовалась ее возвращению и с восторгом приняла подарки, которые Розмари привезла ее детям. Пат беспрестанно сетовала на то, что Джоанна и, особенно, Элла устраивают беспорядок. Мать должна была приехать пообедать на будущей неделе.

Прошло всего четыре дня после того, как Розмари вернулась из Лос-Анджелеса, но она уже почти не вспоминала о Томе, Марлен и Глен. Четыре дня подряд Бен приезжал с работы в Уимблдон. Она больше ни о чем его не спрашивала. Передала, что звонила Джил, а он ответил, что повидается с Джейми в воскресенье, и поцеловал ее. Только такими окольными путями она могла выяснить, собирается ли он вернуться. Бен уходил и приходил, а она только удивлялась, как ему удается вести настолько независимый образ жизни, и старалась не задумываться о том, насколько их отношения усложняют ее собственную жизнь.

Фрэнсис возвращалась в воскресенье и собиралась навестить ее.

– Я захвачу Бетти, – предложила она.

Майкл снова стал ходить к себе в офис, и как-то раз, вернувшись из супермаркета, Розмари отважилась позвонить ему и заговорить о его личной жизни.

– Как Барбара? Дети?

Он нерешительно пробормотал:

– Лучше.

Розмари ему не поверила. Его голос выдавал напряжение. «Дома у них скорее всего ад кромешный», – подумала она. Барбара и всегда-то любила поплакать безо всякого повода, а теперь, когда причина у нее есть, и весьма основательная, она наверняка утопила Майкла в слезах.

После минутного молчания, во время которого Розмари безуспешно пыталась засунуть в морозильник только что купленное мороженое, Майкл неохотно сказал:

– Я никак не могу дозвониться до Фрэнсис. Ты не знаешь, где она и когда вернется?

У нее возникло искушение ответить «нет», но она понимала, что Майкл все равно не поверит. Розмари провела пальцем по ободку на картонном стаканчике – морожение начинало таять, – облизала пальцы: шоколадное. Любимое мороженое Джоанны. И Бена.

– Майкл, я не уверена, что она будет рада, если ты попытаешься с ней связаться.

– Но не могу же я просто оставить все как есть. – По его голосу было слышно, как он устал. И был явно слишком смущен и расстроен, чтобы расспрашивать ее дальше, и сказал только: – Попроси ее позвонить мне на будущей неделе, ладно? В понедельник с утра я буду в офисе.

Ей хотелось крикнуть: «Отстань от нее! Присматривай лучше за женой», но вместо этого она сказала:

– Я передам. Но, если говорить честно, мало надежды, что она этого захочет.

Майкл тяжело вздохнул: ему предстояли два дня разлада в семье.

– Если я тебе понадоблюсь, звони. Я буду дома. Желаю тебе приятно провести уик-энд.

– Привет Барбаре, – проговорила Розмари, но он уже повесил трубку.

Ей бы очень хотелось иногда выбираться из дома вместе с Беном, но он никогда не предлагал. Она приготовила обед, не имея ни малейшего представления о том, когда он вернется и вернется ли вообще. Она просто ждала.

– Бен нагадил на лестничной клетке, – объявила вошедшая Элла и сразу же сунула нос в пакеты с едой. Она вынула хлеб и начала отрывать кусочки хрустящей корочки. Розмари шлепнула ее по руке, но Элла только засмеялась, прикончила корочку и сунула общипанную булку в хлебницу.

– Значит, надо убрать, – сказала Розмари.

– Лучше подожду, пока затвердеет. – Элла наморщила нос. – Тогда будет проще.

– Какая ты противная, – раздался голос Джоанны. – Розмари, я это сделаю. – Она ушла наверх с туалетной бумагой и дезинфицирующей жидкостью.

– И что случилось с котом, ума не приложу? – нахмурившись, проговорила Розмари полураздраженно-полуозабоченно.

Элла пожала плечами.

– А еще он все время роет землю под цветами, – доложила она и пошла к Джоанне.

– Боже, прошу тебя, пошли ей какую-нибудь работу, – пробормотала сквозь зубы Розмари. – Я от нее с ума сойду.

Они пообедали втроем перед телевизором, держа тарелки на коленях.»Я не могу пропустить эту передачу», – объяснила Элла.

– Оставьте что-нибудь Бену, – крикнула Розмари вслед девушкам, которые отправились на кухню за добавкой.

– Поздно, – прокричала в ответ Элла. – Пусть сам себе готовит. Когда он приедет?

Розмари не ответила. Разозлившись на Эллу, Бена и себя саму, она застыла перед телевизором, словно в трансе. В одиннадцать она ссадила кота с колен, пожелала девушкам спокойной ночи и поднялась в спальню. Когда Бен уезжал, он сказал: «Скоро увидимся». Она не могла удержаться, чтобы не думать о нем, и гадала, где он и что делает. В перевозбужденном сознании роились образы. Она видела переплетенные тела, открытые в порыве страсти губы, юную, худую, похожую на мальчика, Бетси, и, к ее невыразимому отвращению, эти картинки возбуждали ее. Она жаждала его прикосновений. И, забравшись в постель, сделала то, чего не делала с незапамятных времен – она стала мастурбировать. В ранней юности этот процесс казался ей захватывающим – теперь же он только усилил ощущение неудовлетворенности, и потом ей снились эротические сны.

Бен приехал под утро. Когда он поцеловал ее, она сразу же проснулась. Он повернулся к ней спиной.

– Приятных снов, Рози.

Спустя пять минут он уже спал. Розмари лежала без сна, уставившись в темноту широко открытыми глазами и спрашивая себя, действительно ли от его обнаженного, теплого тела пахнет сексом и чужими духами, или ей это только кажется.

На следующее утро Бен встал поздно. Была суббота. «Моя роль отснята», – пробормотал он едва членораздельно, когда она принесла ему чай.

– Хочешь тост? – спросила Розмари. Она жаждала поговорить с ним, в отчаянной надежде узнать, с кем он был, – или ей только чудился запах чужих духов?

Но он лишь пробурчал:

– Разбуди меня около одиннадцати.

Расстроенная, она спустилась вниз, ругая себя за то, что у нее не хватило смелости разбудить его и спросить.

Элла с Джоанной собирались на рынок.

– Ма, поехали с нами.

Она молча покачала головой. Джоанна посмотрела на нее так, словно хотела что-то сказать, но потом молча отвернулась. Розмари так и осталась в халате и не отрывала взгляда от часов. Без десяти одиннадцать она включила кофеварку и достала кружку Бена. Она стояла у раковины, глядя в сад, впервые обратив внимание на то, что листья уже начали желтеть и опадать, и увидела кота. Она постучала пальцами по стеклу. На вид кот был совсем старым и потрепанным, шерсть намокла от ночного дождя. Плиты внутреннего дворика еще не высохли, а солнце казалось бледным, как глубокой осенью. Она опять постучала в окно. Бен взглянул на нее янтарными глазами, потом повернулся и с поднятым хвостом, всем своим видом выражая обиду, исчез в кустах. Розмари нахмурилась и обернулась к входной двери, удивленная, что он не проскочил с громким мурлыканьем через кошачий лаз, как делал всегда, когда видел ее. Он бывал таким голодным по утрам. Она посмотрела вниз. Кошачий лаз оказался забитым куском картона, наскоро приколоченным гвоздями к двери.

С бьющимся сердцем и сжатыми от ярости губами, с глазами, полными слез, она открыла дверь и побежала к тому месту, куда исчез кот. Она свистела, звала кота по имени, снова вернулась в дом и вынесла миску с едой, чтобы приманить его. Она стояла и ждала. Но кот не показывался. Не слышно было ответного мурлыканья, никто не терся о холодные босые ноги мокрым боком.

Розмари вернулась в дом, шмыгая носом, и в этот момент ненависть к человеку, который спал наверху, была даже сильнее жалости к животному. Слезы высыхали на покрасневших от холодного воздуха щеках.

Она опустилась на колени и, ломая ногти, кусками оторвала картонку, приговаривая:

– Ну вот, милый. Теперь приходи.

Она вытерла лицо кухонным полотенцем и подождала, пока немного успокоится сердце, потом налила кофе до половины кружки и долила только что вскипевшим молоком. Когда она поднималась по лестнице, готовясь обрушить гнев на безжалостного любовника, у нее дрожали руки.

– Бен, уже одиннадцать.

Он неохотно приоткрыл глаза и взглянул на нее.

Розмари резким тоном спросила:

– Это ты заколотил кошачий лаз?

– Что? – Он протянул руку к кофе, но она не обратила на его жест внимания.

– Я спросила: ты заколотил дверцу для кота?

– Да.

Она с трудом поборола желание выплеснуть кофе прямо в его сонное самодовольное лицо.

Он сел и взял кружку с тумбочки, на которую она ее поставила.

– Почему? – спросила она.

– Этот проклятый кот нагадил в кухне. – Бен торопливо и шумно отхлебнул кофе. – Черт побери! – Кофе расплескался, Бен с размаху шлепнул кружку обратно на тумбочку, залив еще и белое кружево. – Черт возьми, он же как кипяток!

– Я налила горячего молока для разнообразия, – тихо произнесла она, уже испугавшись его внезапной ярости, не сводя глаз от коричневого пятна, которое неумолимо расползалось по белой ткани.

– Какого черта! Ты же знаешь, что я люблю, чтобы молоко было холодным. В чем дело? В Америке научилась?

Она молча глядела на него и наконец проговорила:

– Бен, что случилось? Почему ты так злишься?

– Проклятая безмозглая сука! – Он вскочил с постели, откинув пуховое одеяло с отвратительными кофейными пятнами. Розмари отпрянула, наткнулась на туалетный столик. Бен заметил ее инстинктивное движение.

– Ты что? Я не собираюсь тебя бить.

– Я тебя боюсь.

Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза.

– Мне пора, – наконец сказал Бен.

– Что ты имеешь в виду? – возмутилась она. – Что значит пора? Я всего лишь спросила тебя про кошачий лаз. Что происходит?

– Ну, начинается… – мученически вздохнул он и принялся натягивать джинсы.

В смятении она шагнула к нему.

– Бен, не уезжай. Извини меня – за кота, за кофе, за все… Я не понимаю: из-за чего ты вдруг вышел из себя.

Он говорил, не глядя на нее:

– Меня тошнит от твоего уютного домика. Горячее молоко, вонючие коты… Совсем как моя проклятая мамочка. Почему все бабы, как только их трахнут, начинают всюду развешивать кружевные занавесочки?

– Ублюдок.

– Правильно. – Он, уже одетый, прошел в ванну – умыться и почистить зубы щеткой, которую вынул из кармана пиджака.

«Он всегда наготове, чтобы смыться», – подумала Розмари.

– Бен, я не хочу, чтобы ты уходил, – сказала она, едва веря собственным ушам.

– Мне надо быть в одном месте.

– Где?

– В Хэкни.

– Ты собираешься встретиться с сыном?

– Нет.

– Тогда с кем?

– В чем дело? – Он выпрямился, навис над ней, как башня. Она пришла за ним в ванну и стояла у него за спиной. Он обернулся, приподнял ее за локти, так что ей пришлось встать на цыпочки. Их лица почти соприкасались, и она чувствовала запах зубной пасты. Он все еще хмурился. – Не делай этого, Рози. Я этого не хочу. Вот как раз такие мелочи нас и разделяют.

– Какие мелочи? Какие? – в отчаянии прошептала она, с трудом удерживаясь от слез.

– Когда ты забываешь, какой я люблю кофе. Когда я приезжаю сюда, и везде кошачье дерьмо.

– Кот старый. Он ни в чем не виноват.

Бен отпустил ее так внезапно, что она чуть не упала.

– Я тебе позвоню, – сказал он. Он положил руки ей на плечи. Ярость его утихла так же быстро, как и вспыхнула.

Розмари больше не могла владеть собой, комната поплыла перед глазами, и она разрыдалась.

– Бен, пожалуйста… Пожалуйста… – Ей казалось, что это говорит не она, а кто-то другой – настолько поражало ее собственное поведение. Вся ее гордость рассыпалась в прах, испарилась, осталось только одно желание – удержать его, не оставаться одной.

– Не проси, – сказал Бен. – Мне это неприятно, Рози.

И он ушел.

Она осела на пол, ударившись коленями о коврик, и услышала, как хлопнула входная дверь.

– Объясни мне, объясни, – повторяла она снова и снова, раскачиваясь взад и вперед. Слезы безостановочно текли из глаз. Всего лишь двадцать минут назад она спокойно поливала цветы в холле, засыпала кофе в кофеварку, наливала молоко в молочник. А потом нахлынула и понесла ее неизвестно откуда взявшаяся волна ярости и бросила на полу в ванной, где она теперь лежала, скорчившись и дрожа, все больше и больше ощущая собственную глупость по мере того, как унимались рыдания.

Он хотел ссоры. И получил ее.

Розмари осталась в ванной, у нее не было сил подняться, привести в порядок спальню. Бен всегда получает то, что хочет.