Ты в моей власти

8

Уик-энд закончился. Мысли о Бене неотступно преследовали Розмари. Радость при воспоминании о его объятиях сменялась глубоким унынием, порожденным растерянностью и жаждой узнать наконец, что же он в действительности представляет из себя. Розмари все еще не теряла надежды, что он позвонит, но как она ни заклинала телефон, это не действовало.

Фрэнсис отвезла Бетти домой поздно вечером в воскресенье.

– Ляг в постель и почитай, – сказала она Розмари, усадив в машину свою пассажирку и прикрыв ей колени пледом.

Они расцеловались в обе щеки, на секунду прижавшись друг к другу.

– Постарайся извлечь из этого хоть какое-то удовольствие, душа моя. Не ищи огонь там, где нет дыма, ты уже большая девочка. Я уверена, что он без ума от тебя.

– Спасибо, Фрэнни. Не знаю, чтобы я без тебя делала.

– Постоянно влезала бы в колоссальные неприятности, радость моя. Смотри, что случилось, как только я уехала в последний раз!

Розмари рассмеялась и обхватила себя руками за плечи, стараясь согреться.

– Иди, иди, – сказала Фрэнсис, направляясь к водительской дверце. – Не стой здесь, замерзнешь. Позвони мне, если будут новости из Барселоны. До пятницы я буду в Бирмингеме. Позвоню сама, если не получу от тебя известий.

Розмари помахала рукой, чмокнула мать и побежала в дом, растирая руки, застывшие на мартовском ветру. На следующей неделе в свои права вступал апрель. Начиналось британское лето. Скоро появятся первые почки на рано зацветающих вишнях, а ей осталось записать всего одно шоу, и потом можно будет расслабиться. Испания манила. Ей следовало бы рассказать о Бене матери прежде, чем та прочтет о них в желтой прессе.

«Я обдумаю это позже», – произнесла она мысленно, разбирая постель и ощутив себя вдруг до смешного похожей на юную Скарлетт О'Хара.

Розмари спала плохо и проснулась в семь с опухшими и покрасневшими глазами – от усталости и от выпитого за уик-энд спиртного.

– У Фрэнни никогда не бывает красных глаз, – пробормотала она, поглядев на себя в зеркале ванной и обнаружив темные круги под глазами, – а пьет она как сапожник.

Она сделала быструю и энергичную зарядку, словно желая изгнать Бена из своих мыслей посредством физического напряжения. Приняв душ, накрасившись и одевшись, она уже могла встретить утро лицом к лицу.

«Никакого завтрака», – подумала она, нащупав утолщение на пояснице, появившееся после двух последних разгульных недель.

Она начала день с черного кофе и апельсинового сока. Пришла Пат, а в полдесятого появилась Дженни, как всегда, пунктуальная. Они понесли свой кофе в кабинет.

– Не давай мне печенья в одиннадцать, – через плечо бросила Розмари Пат.

Когда она шла через холл, слишком полная чашка накренилась, и кофе выплеснулось на пол.

– А, черт! Пат, я пролила кофе на ковер. Совсем чуточку. Смой, пока не впиталось. О печенье я сказала серьезно. Сажусь на диету.

– Осталось только «джефе-кейкс», – сказала Пат.

– Отлично. Напомни мне, чтобы я другого не покупала.

В десять позвонил Дерек. Уточнив состав приглашенных на запись в четверг, он спросил, понравилось ли ей вчерашнее шоу. Розмари поняла, что впервые забыла посмотреть его, – как и Фрэнсис и, что всего удивительнее, мать.

– Дерек, ради Бога, извини. Я его не видела. Пришлось отлучиться. Все прошло нормально?

– Изумительно. Мы оставили ровно столько, чтобы пощекотать публике нервы. Выйди и купи прессу. Ты отлично справилась. Все говорят, что никто не берет интервью лучше, чем ты.

– Газеты у меня уже есть. Я перезвоню, когда прочту их.

Она уже собиралась повесить трубку, когда Дерек произнес:

– Тут в «Сан» есть кое-что о тебе и об этом молодом актере. Как его… Бен… Бен Моррисон. Вас кто-то видел в ресторане.

Сердце у Розмари ухнуло вниз.

– О, Господи.

– Неплохая реклама, девочка, без паники. Может, впихнем его в четверговое шоу?

«Только через мой труп он попадет в шоу», – подумала Розмари, а вслух сказала:

– Он в Испании, Дерек. Слушай, дай я прочту газеты. Позже поговорим.

Положив трубку, она повернулась к секретарше.

– Дженни, сходи за газетами. Они в холле, на столике, я полагаю. И спроси Пат, покупала ли она «Сан» и читала ли уже?

Дженни торопливо вышла. Телефон снова зазвонил. Это был Бен.

– Ты где? – спросила она.

– В аэропорту. С тобой все о'кей?

– Да. А что такое? – нервно спросила она.

– Мы попали в бульварную прессу. – Голос его звучал совершенно бесстрастно.

– Знаю. Очень жаль. Вероятно, ленч в пятницу?

– Не терзайся, Рози. Я уже покончил с прежним. Можно рассказывать хоть всему свету.

Сердце у нее снова екнуло.

– А ты не хочешь рассказать мне, как у тебя дела? – спросила она, улыбаясь ему в трубку.

– Из Барселоны. Я позвоню тебе оттуда и скажу, как обстоят дела. Когда ты прилетишь?

– В любое время после ближайшего уик-энда. Я должна поставить игровое шоу к следующему воскресенью. В Манчестере.

– Боже, какая тоска. А ты не можешь плюнуть на все и приехать в пятницу?

Она заколебалась, но, прежде чем успела ответить, он сказал:

– У меня кончились монетки. Я еще позвоню. Не забывай меня.

– Как я могу забыть? – воскликнула она, но он исчез. Их разъединили, и только частые гудки звенели в ее ушах.

В одной из колонок «Сан» ей было посвящено всего несколько строк. Пат пропустила это и теперь, злясь на себя за то, что не смогла лично сообщить подобную новость с утра, с нарастающим раздражением громко и медленно зачитывала газетное сообщение вслух: «Пятидесятилетняя Розмари Дауни была замечена поздно вечером за столиком известного ресторана вместе с подающим надежды актером Беном Моррисоном. Они держались за руки, и было не похоже, чтобы она брала у него интервью».

– О Господи, – сказала Дженни.

– Чертовская наглость, – сказала Пат. – Почему они все время поминают ваш возраст?

– Это был просто ленч, – произнесла Розмари, не обращая внимания на ярость Пат.

Она перечитала заметку еще раз и попыталась вспомнить, кто был в ресторане. Речь шла не о «Каприсе», поскольку там они были вместе с Фрэнсис.

– Всего-навсего ленч, – сказала она, швырнув газету на кухонный стол. – Завтра это превратится в кулек для картофельных очисток, – направляясь в кабинет, бросила она через плечо обеим женщинам. – Я бы выпила еще кофе, Пат. Без молока. Мне нужно позвонить матери. Она всегда читает «Сан».

Но телефон зазвонил прежде, чем она сняла трубку.

– Розмари?

– Слушаю, ма.

– Ты уже прочла газеты?

– Под газетами ты имеешь в виду «Сан»?

– Разумеется.

Розмари ждала следующего вопроса.

– Что это за молодой человек? – осведомилась Бетти. – Вы действительно держались за руки?

– Ма. – Розмари села. – Это приятель Эллы. Они все переврали. Они всегда врут. Я тебе уже говорила.

– Миссис Дрюэтт зашла и рассказала мне. Сама я еще не читала.

Бетти была в ярости, поскольку новости ей сообщила соседка.

– Ты должна подать на них в суд, Розмари. Они пишут об этом так, будто у вас любовная связь.

Розмари вздохнула.

– Я не могу подать на них в суд. В их заметке нет ничего ужасного или клеветнического.

– Но они делают намеки.

– За намеки в суд не подают.

– Это выглядит так мерзко. Все знают, что ты мужчинами не интересуешься. Тебя выставили в глупом виде, потому что любой может прочитать это в газете.

– Это относится только к тем, кто читает «Сан», ма.

Наконец Розмари удалось закончить разговор, и она села работать с Дженни. Газетные отклики о ней и о представлении были хорошими. По поводу ленча с Беном никто больше не звонил. Набрав номер своего импресарио, она предупредила, что на следующей неделе собирается в Испанию. Его, судя по всему, не слишком взволновала заметка в «Сан». Воскресную передачу в Манчестере она не стала отменять – нельзя было терять последние остатки здравого смысла. Импресарио записал для нее воскресное шоу и сказал, что может завезти кассету на велосипеде.

– Ты здорово выступала, Розмари. Думаю, в переговорах об осенней серии денежный вопрос будет улажен без особых споров.

– Не стоит тратить времени, Майкл. В четверг я буду на студии и возьму кассету там. Ты пойдешь на вечеринку после шоу?

– Да. Но без жены. Один из мальчиков заболел гриппом, и Барбара не хочет оставлять его с няней.

«Вот это сюрприз!» – подумала Розмари, когда они простились.

Она вернулась к Дженни, которая принесла еще две чашки кофе. «Майкл Доусон с партнерами» – ее импресарио уже десять лет, и за это время не было случая, чтобы он пришел куда-нибудь без своей супруги Барбары. После двадцати лет совместной жизни они по-прежнему нежно любили друг друга и своих четырех детей.

«Один из мальчиков – это, должно быть, младший», – подумала Розмари.

Джошуа Доусон родился три года назад, когда его матери было сорок три, – она не хотела больше рожать, но очень скоро привязалась к своему последнему малышу. Гораздо больше, чем хотелось Майклу, которому ее привязанность, судя по всему, не слишком нравилась. Розмари еще некоторое время размышляла над этим.

Дни перед заключительным шоу из серии, идущей по четвергам, оказались для нее благотворными. Успокоившись благодаря передышке в отношениях с Беном, радуясь его звонку из аэропорта, зная, что он работает за границей и избавлен от всех неурядиц, подстерегающих его дома, она чувствовала, что он принадлежит ей в большей степени, чем прежде. Обычно склонная сострадать покинутым женщинам, она на сей раз отказывала в сочувствии таинственной Джил, убедив себя, что у них с Беном все закончилось до того, как она появилась на сцене. И не желала думать о том, что он, судя по всему, спал – пусть даже эпизодически – и с Эллой, одновременно живя с Джил. Возможно, он был тогда несчастен. Разве не из-за этого мужчины сбиваются с пути? Розмари плохо знала людей и для своего возраста отличалась непростительной наивностью.

И вот теперь наконец она была счастлива – потому что без памяти влюбилась. Целый день Розмари провела в «Хэрродз», покупая белье для испанского путешествия. Диету соблюдала строжайшую и очень быстро, всего за несколько дней, сбросила семь фунтов, ясно сознавая, что поступает именно так, как положено, если верить молве, как вести себя женщине, охваченной первым порывом страсти.

В пятницу вечером Розмари отправилась на премьеру. Едва лимузин остановился у театра «Олдуич» и они с Майклом вышли из машины, как к ним ринулись фоторепортеры.

– Встаньте вот тут, Розмари, посмотрите сюда, а сейчас улыбнитесь. Спасибо. Теперь поднимите голову, покажите нам ваши зубки!

Она задержалась на несколько секунд, пока вокруг щелкали вспышки. Майкл держался в стороне, оставив ее одну греться в лучах публичного успеха. Наконец, подняв руку в знак того, что с нее хватит, Розмари вновь подошла к Майклу.

– А где молодой человек? – крикнул один из фотографов, чиркая что-то в мгновенно выхваченном блокноте.

Розмари, похолодев, толкнула локтем Майкла.

– Придумай что-нибудь, – прошептала она. – Ради Бога, сбей их с толку.

Он засмеялся и, обняв ее за плечи, наклонился и поцеловал в щеку.

– Это собьет с толку только Барбару, – зашипела она.

И они оба расхохотались.

С вечеринки по поводу премьеры они сбежали. С радостью сославшись на завтрашнее шоу, она даже отказалась пойти на ужин к «Джо Аллену». Около одиннадцати Майкл подвез ее к дому.

– Передай привет Барбаре. Надеюсь, Джош скоро поправится.

– Увидимся завтра, Розмари. Если Барбара все же надумает пойти, я позвоню Дереку.

Они быстро расцеловались в обе щеки, едва касаясь губами друг друга. Теперь в моду вошли такие почти воздушные поцелуи между друзьями. Страдая от голода, но с радостью ощущая, как талия снова становится осиной, она миновала кухню и направилась прямо в кабинет, к автоответчику. Четыре послания. От Фрэнсис, Эллы и два от Бена, из Барселоны.

«Мне не хватает тебя, Рози. Очень, очень не хватает. Позвоню попозже». И четвертая запись: «Где ты, Рози? Почему тебя нет дома? Я в гостинице «Комтес», в Барселоне. Когда ты приедешь? Кровать тут слишком маленькая, но мне не хватает в ней тебя. Позвоню завтра».

Она набрала номер Фрэнсис, зная, что подруга никогда не ложится раньше полуночи.

– Как тебе Бирмингем, Фрэнни?

– Я люблю Бирмингем по-прежнему. Что еще можно сказать? У тебя все хорошо?

– Замечательно. Майкл придет завтра без жены, так что у тебя будет кавалер.

– Отлично, – сказала Фрэнсис. – Он избавит меня от занудного Дерека и его лап. Когда ты отправляешься в Испанию?

– В понедельник лечу. – Розмари, прижав трубку подбородком и освободив руки, закурила сигарету. – Кажется, Бену меня не хватает. Лучше поторопиться, пока он не остыл.

– Были какие-нибудь отклики на заметку в «Сан»? – спросила Фрэнсис.

– Да, в общем, нет, – ответила Розмари не слишком уверенно. – Ты думаешь, мне не следует лететь в Барселону?

– Тогда это перестанет быть секретом.

– Ему все равно. Я говорю про Бена. Он сам так сказал.

– Плюнь на это. Как насчет тебя самой? – сказала Фрэнсис. – Радость моя, ведь это ты у нас знаменитость, и бомба разорвется по поводу тебя. Чего ты сама хочешь?

Розмари потушила недокуренную сигарету в чернильнице, стоявшей на рабочем столе. От никотина на пустой желудок ей стало плохо. Над верхней губой выступили капельки пота, и тело вдруг стало липким – симптомы, говорившие об опасной близости обморока. Она закрыла глаза, чтобы не видеть, как комната внезапно закружилась вокруг нее.

– Фрэнни, дорогая, давай закончим. Мне ужасно нехорошо. Навалилось вдруг. Поговорим завтра.

Повесив трубку, она уткнулась головой в колени.

– Господи, какая же ты дура, – прошептала она самой себе, чувствуя, как рот наполняется горькой слюной, поднявшейся из пустого желудка. – Так может вести себя только девчонка!

Прошло уже много лет с тех пор, как она морила себя голодом из тщеславных соображений.

Через несколько секунд Розмари стояла на кухне, нарезая хлеб для сандвичей. Проглотила она их почти не жуя, потому что в желудке ныло невыносимо. Налила себе сливок. Так и не сняв пальто, она стояла, устроив себе чуть ли не полуночное пиршество. В холодильнике почти ничего не было, а ей слишком хотелось есть – тут не до готовки. Она вела себя как дура. Хотела добиться одобрения от мужчины. От Бена. Жаждала сохранить свое тело молодым в надежде удержать любовника, потому что в ее возрасте всегда чувствуешь себя неуверенно, боишься, что красота уходит. Она смалодушничала. Как же дошла до этого так быстро? Разве перестала она быть той Розмари, которую он, увидев, так страстно возжелал? Ведь он не выражал никаких претензий – зачем же нужно это самоистязание?

Она пошла спать, желая теперь вернуться к себе прежней, какой была до дня рождения, но понимая, что уже слишком поздно. В тоске по его объятиям, она ласкала саму себя и беззвучно оплакивала свою глупость, безвозвратно ушедшие двадцать лет – и в этих безрадостных мыслях наконец заснула.

Наступил четверг, и, как всегда, явились парикмахеры, лимузины, костюмеры, гримеры с их вечной болтовней и режиссеры с вопросами. На ленче, как обычно, она была с Дереком и, по случаю последнего шоу, с распорядительным директором компании, отвечающим за составление программ. Энн сидела за столиком для сотрудников, в обществе одного из операторов, но смотрела только на Дерека. Розмари стало стыдно, что она никак не поддержала ее в трудное время. Энн получила отставку как в личной жизни, так и по службе – и Розмари сказала себе, что уж ей-то следовало проявить женскую солидарность. Ни один человек не заслуживал такого бессердечного предательства, какое совершил Дерек по отношению к своей прежней любовнице.

Розмари улыбнулась через зал, в ответ искра оживления мелькнула на печальном лице Энн.

«Господи, как мне ее жалко, – подумала Розмари. – Куда ей приткнуться с такой унылой физиономией?»

Она повернулась к своему сотрапезнику. «Не взваливай весь мир себе на плечи, ласточка моя, – сказала бы Фрэнсис. – Со своими бы проблемами справиться, а уж потом можно и силу проявить, если она осталась».

«Не знаю, куда моя испарилась», – подумала Розмари и отпила глоток из бокала с противным теплым белым вином.

Она с трудом проглотила жидкость и отставила бокал. Ленч лежал на тарелке нетронутым. Чувство голода исчезло бесследно.

– Сыр, бисквиты и кофе, – сказала она в ответ на вопрос Дерека о десерте и принудила себя немного поесть, когда на подносе перед ней появился большой кусок мягкого «чеддера».

Генеральная репетиция наконец закончилась, и, оставшись в одиночестве в своей уборной, Розмари позвонила Элле в театр.

– Долго болтать не смогу, ма. У нас перерыв на чай. – Голос Эллы звучал радостно.

– Когда у вас премьера, дорогая? – спросила Розмари.

Она приложила руку ко лбу, чувствуя подступающую головную боль.

– Я же тебе говорила. Ты прямо, как бабуля, черт подери. Она никогда не слушает других.

– Не кричи на меня, Элла. У меня ужасно болит голова, – сказала Розмари ровным тоном. – Записная книжка осталась дома, и я забыла число.

– Тринадцатого апреля. Я и не думала кричать. У тебя все в порядке?

– Да, дорогая.

Сердце у нее екнуло. Тринадцатого апреля она будет в Испании.

– Ты приедешь на премьеру, ма?

Розмари заколебалась, прежде чем ответить.

– Я не смогу, Элла. В понедельник я уезжаю. В Испанию.

Наступила короткая пауза, и на линии словно что-то хрустнуло.

– Все правильно. Ты заслужила отдых. Едешь с Фрэнсис?

«Отчего вдруг такая кроткость? – подумала Розмари. – И откуда такая непонятная радость во время репетиций? Очень не похоже на Эллу».

– Бен снимается в Барселоне. Я еду к нему.

– Да?

Видимо, больше говорить им было не о чем, и, прежде чем разговор принял опасный оборот, они попрощались. Розмари не могла припомнить случая, чтобы она пропустила премьеру Эллы. Вошла Мей, и Розмари отправила ее за таблетками от головной боли.

После записи, во время вечеринки последнего шоу серии на верхнем этаже студии, Фрэнсис сказала:

– Ты выглядишь ужасно, дорогая. Тебя радует этот твой роман?

– Да, когда я с Беном.

– Это бывает не часто.

– Пока достаточно.

Фрэнсис взглянула на нее пристально, а затем наклонилась, чтобы взять ее за руку.

– Беру свои слова назад. Тебе не надо продолжать. Ты несчастлива. Какой же в этом смысл? Почему бы тебе не развязаться с этим к дьяволу, дорогая?

– Если бы я могла быть уверена в нем, – с тоской произнесла Розмари.

– Ради Бога, ведь это длится две недели.

– Но меня все равно бросает то в жар, то в холод. Он кажется таким непостоянным.

Фрэнсис, скрипнув зубами, вручила подруге сигарету и поднесла огонь.

– Розмари, я говорю серьезно: развяжись с этим сейчас. Он очарователен и очень сексуален, но, похоже, способен сделать тебя счастливой только на жалких пять минут в день.

– В чем же его вина?

– Он вывел тебя из равновесия, вот и все. Откажись от поездки в Испанию. Обещаю тебе, через неделю ты о нем забудешь.

– Что забуду? Я не знаю, кто он и что он. Просто я перестала быть сама собой.

Она почувствовала, как дневная головная боль мстительно возвращается, и стала рыться в сумочке в поисках таблеток.

– Сегодня мне бы не хотелось заниматься любовью, – сказала она.

– А как насчет вчерашнего дня? – спросила Фрэнсис, удивленная раздраженными нотками в голосе подруги.

Розмари посмотрела на нее, а затем, осознав свою детскую непоследовательность, рассмеялась.

– Да, вчера мне хотелось. Какая же я глупая. Неужели ничего не удастся исправить?

– Только если ты займешься этим. На него не рассчитывай. Я не слишком убеждена, что для него это серьезно. Возможно, он просто играет.

– Быть может, именно это и имела в виду Элла, когда предостерегала меня? – Розмари нахмурилась, вспомнив то воскресенье, после которого прошло совсем немного времени.

– Ты ее не спрашивала? – осведомилась Фрэнсис.

– Нет. Мы обещали, что не будем влезать в жизнь друг друга.

Вечер был бесконечным, и Розмари выпила слишком много шампанского в надежде вызвать веселье, которого совсем не чувствовала.

Засыпая около трех утра, она вдруг вспомнила, что Фрэнсис с Майклом о чем-то долго и увлеченно разговаривали. Не она ли стала темой этой длительной беседы? Судя по всему, так оно и было. Казалось, жизнь ее принадлежала теперь кому угодно, но только не ей самой.