Ты в моей власти

29

– Я даже не знаю, с чего начать, – говорила она Фрэнсис несколько часов спустя. – Просто слов нет описать то, что я чувствовала.

Эта сцена врезалась в ее память на всю жизнь. Сначала – унижение, уязвленная гордость, растерянность. А потом… Возможно, позже она сможет рассказывать ее на вечеринке как забавную историю.

– У меня однажды было что-то в этом роде, – сказала Фрэнсис. – Не совсем так, но тоже унизительно – дальше некуда. Я танцевала с одним парнем, в которого здорово втюрилась. И он в меня тоже, если верить его словам. Он говорил, что собирается оставить жену и детей и жениться на мне, чтобы я была порядочной женщиной. Помни, мне тогда было двадцать лет – совсем еще дурочка. Как бы там ни было, мы танцевали так тесно прижавшись, что потели от собственного жара, а он шептал мне всякие слова вроде: «Я никогда тебя не покину, кроме тебя, мне никто не нужен» – и тому подобное. Ну, ты представляешь себе эти разговоры. Потом он протягивает мне стакан с виски. Мне, конечно, сразу же следовало понять, что это за человек, раз он танцует, держа в руке стакан. Но, вообще-то, он был из Глазго, и по тем временам это казалось нормальным. Ну вот, сует он мне в руку стакан и говорит: «Подержи-ка. Я на минутку». И уходит. А я остаюсь среди совершенно незнакомых людей – там были его друзья – с этим стаканом.

– И что же? – спросила Розмари.

– Он не вернулся, и я никогда его больше не видела. Вернее, мы встретились пять лет спустя, и я сказала: «А виски я выпила». Он уже давно все забыл и подумал, что я чокнутая.

– Так куда же он делся?

– Ну, а ты как думаешь? К жене и детям, разумеется. «О, Хамиш у нас домашний голубок», – сказал мне один из его приятелей. – Фрэнсис засмеялась.

Но Розмари переступала порог палаты в полном неведении. Это было огромное помещение с резким светом, в котором стоял гул от голосов посетителей и стука каблуков мелькавших тут и там сиделок. Она остановила улыбающуюся медсестру-малайку, которая спешила к двери со скромно прикрытым судном в руках.

– Простите, сестра, не могли бы вы мне сказать, где лежит мистер Моррисон?

Медсестра сперва слегка нахмурилась, а потом улыбнулась приветливо. Розмари сразу поняла, в чем дело, – ее узнали.

– Вы Розмари Дауни, правда? Как приятно с вами познакомиться. Я ваша большая поклонница.

– Благодарю вас.

– Бен вон там, в дальнем углу, – сказала девушка и указала на отгороженное стеклянной перегородкой пространство в конце палаты. – Он уже давно очнулся, но мы его пока не переводим в общую палату. Там лучше.

Она засмеялась и двинулась дальше, и Розмари проводила ее взглядом. Под накрахмаленной униформой соблазнительно покачивались округлые бедра. Розмари пошла через палату, со всех сторон на нее смотрели посетители – они были рады неожиданному развлечению и пялились на ее знаменитое на всю страну лицо. У Розмари запылали щеки и онемели руки. Она приближалась к Бену, не отрывая взгляда от носков собственных туфель.

Дверь в маленькое послеоперационное отделение с одной кроватью была открыта. Она вошла. Бен полусидел на кровати в окружении множества подушек, его руки покоились на голубом одеяле, цвет которого диссонировал с зелеными полосками на незнакомой пижаме. У кровати сидела Бетси Техеро и держала его за руку. С другой стороны Джил Спенсер ставила цветы в вазы, стоявшие на тумбочке. В ногах кровати неловко переминалась с ноги на ногу девушка, которую Розмари никогда не видела, на нее время от времени налетала сиделка, сновавшая туда-сюда с температурными листками, пилюлями и микстурами.

Бен поднял глаза и увидел ее.

– Рози! – воскликнул он и улыбнулся. – Ты пришла.

– Да, – деревянным голосом ответила она и буквально приросла к месту слева от странной рыжеволосой девушки.

Бетси сказала: «Привет, Розмари», – и снова продолжила тихий разговор с Беном.

Джил с улыбкой обернулась.

– Здравствуйте, Розмари. Давайте я поставлю цветы. – Она взяла их из опущенной руки Розмари и обратилась к сиделке: – Есть еще ваза?

– Сейчас принесу.

Рыжеволосая девушка слабо улыбнулась.

У Розмари язык словно прирос к нёбу. Наконец она выдавила из себя:

– Сколько ты еще здесь пробудешь?

– Всего несколько дней, – ответила Джил Спенсер раньше, чем Бен успел открыть рот.

Бен кивнул.

– Всего несколько дней.

Рыжеволосая выглядела все более и более несчастной. Сиделка вернулась и выхватила цветы из рук Джил.

– Я сама сделаю, – сказала она и величественно удалилась, бросив через плечо: – Слишком много посетителей, Бен. – Ей пришлось тут же отступить, чтобы пропустить следующего.

Девушка-китаянка с фотографии. Она подошла прямо к кровати и поцеловала Бена.

– Привет, Марго, – сказал тот, и на его лице появилась болезненная улыбка, предназначенная всем присутствующим.

Заговорила Бетси:

– Ты выписываешься в четверг. Мне заказать побольше молока на этот день?

Глаза всех женщин обратились на нее.

Рыжеволосая сказала:

– Разве ты не собираешься ко мне в Сассекс? Тебе нужна реабилитация.

– Дайана – физиотерапевт, – объяснил Бен. – Она работает в больнице.

Теперь все взгляды обратились на Дайану, вид у которой был по-прежнему невеселый. Джил снова стала приводить в порядок тумбочку. Дайана и Розмари смотрели друг на друга.

– Вообще-то они считают, что реабилитация мне нужна, – с запинкой произнес Бен.

Марго спросила:

– А как же фильм?

Бен пожал плечами.

– Кажется, им от меня больше ничего не нужно.

– Тебе выплатят компенсацию? – поинтересовалась Джил.

Бетси быстро ответила:

– Да, но это будет не скоро.

Джил села напротив нее на постель. Бетси продолжала поглаживать руку Бена. Марго пристроилась у него в ногах, зардевшись от удовольствия, очевидного для всех, кроме самого Бена, и проговорила:

– Я так рада, что все это кончилась. Я думала о тебе все утро.

Джил сказала:

– Я начинаю завтра репетировать на радио. Контракт на шесть недель, поэтому ты можешь не беспокоиться о работе. Мы с Джейми проживем на мое жалованье.

Бен улыбнулся и погладил ее по щеке. Потом он снова взглянул на Розмари.

– Как твоя программа, Рози?

Она только кивнула. Она чисто физически не могла заставить себя произнести хоть слово, любую банальность, даже: «Как ты себя чувствуешь?» Она ждала, когда в ногах наконец исчезнет слабость и она сможет уйти.

Вернулась сиделка.

– Не засиживайтесь, дамы. – Она посмотрела на часы. – Еще минут пять, не больше. – Она наклонилась к Бену. – Когда все уйдут, я опущу спинку, – она подмигнула ему, – а потом мы переведем вас в общую палату.

– Вы меня там потеряете, – пошутил Бен. – Среди всех этих повязок.

– Не беспокойтесь, мистер Моррисон, уж вас-то я всегда найду.

Бен кивнул ей, она засмеялась и ушла. Он поймал взгляд Розмари, и с минуту они не отрываясь глядели друг другу в глаза. Потом он пожал плечами, как бы говоря: «Что я могу сделать?» – а вслух проговорил:

– Ты потрясающе выглядишь, Рози.

Женщины уставились на нее. Она вздрогнула, пошевелилась и наконец обрела дар речи.

– Я должна идти, Бен. Обед с американскими друзьями. – Она сделала шаг к двери. – Надеюсь, реабилитация пройдет успешно. – Она улыбнулась Дайане, которая не ответила ей и продолжала теребить белое покрывало, висевшее на спинке кровати. – До свидания, – попрощалась Розмари, потом еще раз сказала: – До свидания, Бен. – И она ушла. Через палату, мимо любопытных глаз, вниз по ступенькам, не дожидаясь лифта. В баре она нашла Джо. Улыбчивую и серьезную Джо.

– Какое счастье, что ты поехала со мной, – выпалила Розмари, протягивая Джоанне ключи от машины. – Ради Бога, поскорее отвези меня домой. И скажи, что по моему виду не слишком заметно, какая я дура.

– Так, значит, аут? – спросила Фрэнсис. – Господи, неужели это случилось? Окончательно и бесповоротно?

Пока Джоанна везла Розмари домой, у той стучали зубы от холода и потрясения. Она переоделась: сорвала с себя брючный костюм и швырнула его в дальний угол гардероба.

– Эта вещь – свидетель чудовищного унижения, – ответила она на недоуменный взгляд Джоанны, которая стояла на пороге спальни с рюмкой бренди в руке и знакомым озабоченным выражением лица.

Розмари выпила бренди, погладила Джоанну по щеке и засмеялась.

– Джо, милая, не тревожься так. Просто небольшая истерика. Я не собираюсь больше впадать в депрессию. Все это так нелепо.

Она собрала вещи и позвонила Фрэнсис.

– Я хотела бы пожить у тебя. Примерно с неделю.

– Прекрасно. И удивительно. А как же «не могу спать в чужой постели»?

– Забыто. Вместе со здравым смыслом и чувством самосохранения.

– И того, и другого ты наберешься здесь. Дорогая, оставайся у меня сколько захочешь.

Она позвонила Майклу и сообщила, что теперь ее нужно искать у Фрэнсис.

– С тобой все в порядке? Ты сможешь вести программу?

– Конечно, – твердо ответила она, потом обернулась к Фрэнсис: – Он будет звонить сюда. Ничего?

– Это самая мелкая из всех возможных неприятностей.

– Что касается твоего вопроса, – продолжала Розмари, – то мне кажется, что это действительно аут, как ты выражаешься.

– Кажется?

– Надо сменить замок на входной двери.

Фрэнсис радостно потерла руки.

– Ах, как бы мне хотелось оказаться мухой на стене этой палаты.

Розмари передернула плечами.

– Что ты! Это был самый настоящий кошмар. Этот человек в совершенстве владеет искусством унижать. Как ты думаешь, он сделал это нарочно? Я имею в виду – попросил меня прийти.

Фрэнсис покачала головой.

– Нет, вряд ли. Он об этом даже не задумывался. Его наглость беспредельна, невольно начинаешь восхищаться. Интересно, сменит ли он образ после этой истории с глазом.

– А с какой стати?

– Да, ты права. Ведь главный предмет остался цел и невредим. Во всяком случае пока. А вдруг какой-нибудь милой даме придет в голову страшная месть?

– Ты знаешь, – Розмари стиснула зубы, – я уже об этом думала.

Фрэнсис налила ей вина.

– Станем опять взрослыми? – проговорила она с улыбкой.

– Да уж, пожалуйста, – ответила Розмари.

Она прожила у подруги больше недели.

– Он может опять объявиться? – спросила Фрэнсис, когда Розмари собиралась домой.

Розмари отрицательно покачала головой.

– Нет, не сейчас. Он все понимает, и для него очень важно оставить за собой последнее слово.

– Надеюсь, ты права. А если ты когда-нибудь еще раз сделаешь хоть шаг в направлении кого-нибудь вроде Бена Моррисона, я скажу: «Больница».

Розмари улыбнулась.

– Его больше нет в моей жизни. И пока я не вижу и не слышу его, все будет прекрасно.

Серия программ на телевидении закончилась. Майкл уже вел переговоры о следующей. Розмари вздыхала:

– Неужели нельзя придумать чего-нибудь новенькое?

Она продолжала работать на радио Би-би-си и старательно избегала встречи с Джил Спенсер.

Однажды в субботу, в конце января, Розмари поехала в Стритхэм навестить мать. Они походили по магазинам, а потом посмотрели дневной спектакль в театре.

Однако оставалась еще одна, последняя, сцена с участием Бена Моррисона. Но на этот раз ее роль взяла на себя Джоанна, которой она удалась гораздо лучше, чем самой Розмари. Джоанна была дома одна и занималась тем, что стирала рубашку в раковине на кухне. Она поглядывала в большое окно на холодный, ясный день и мурлыкала себе под нос. Элла должна была вернуться из Глазго на следующий день, контракт у нее кончился. Будущее рисовалось Джоанне в счастливом свете. Они собирались наконец снять квартиру, сама Джо начинала работу над новой пьесой, последняя ее постановка шла в театре в Вест-Энде. Погода стояла холодная, но мягкая, что случается порой в январе. «Больше похоже на начало апреля, – сказала Розмари утром. Она принесла в кухню вещи Бена, которые до сих пор валялись в кладовке. – В понедельник отправлю посылку на адрес Джил Спенсер», – угрюмо объяснила она.

Джоанна, очень довольная, с улыбкой проводила ее в Стритхэм. Они с Эллой собирались перед тем, как переселиться, подарить Розмари котенка и должны были вместе выбрать его, когда Элла вернется домой. Она отжала рубашку. Джоанна из скромности не включала стиральную машину – у нее, в отличие от Эллы, хватало терпения стирать руками.

– Ну вот, – удовлетворенно пробормотала она и стала искать прищепки, чтобы повесить рубашку на улице.

Она не слышала, как открылась передняя дверь, и не слышала шагов по ковру холла. Бен вошел прямо в кухню. Мягкие кроссовки, джинсы, толстый пиджак. Джо – с закатанными по локоть рукавами, мокрыми руками и хлопьями мыльной пены на носу – застыла на месте, уставившись на него. Наконец она смогла выговорить:

– Вы меня напугали до полусмерти. – Она стащила полотенце с вешалки и вытерла руки. Все вокруг раковины было забрызгано водой и пеной.

Бен улыбнулся.

– Разве вы не слышали, как открывается дверь? У меня есть ключ. Припоминаете?

Она без улыбки глядела на него.

– Что вам нужно? – спросила она, избегая смотреть на черную повязку на его лице.

– Рози дома?

– Нет.

– Когда она вернется?

Джоанна только пожала плечами.

Бен сказал:

– Вы меня очень не любите, правда?

Джоанна ответила не сразу, ее удерживала природная вежливость.

– Не особенно, – сказала она наконец.

– Конечно, на всех не угодишь, – усмехнулся Бен, наблюдая, как на нее подействует его намек.

Она промолчала. Потом сказала:

– Вам здесь нечего ловить, Бен. Здесь вы больше никому не нужны. По-моему, вам лучше уехать. – Она сама не могла поверить, что сумела произнести эту фразу, но мало надеялась, что Бен тут же уедет.

Бен вперил в ее лицо единственный глаз и спросил:

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно, – заявила она твердо. – Вот ваши вещи. Розмари принесла их сегодня утром, чтобы отправить вам посылкой. – Она насильно сунула ему в руки небольшой пакет.

– Кажется, она поведала вам только свою версию всей этой истории, – сказал Бен.

Джоанна почувствовала, что в ней растут гнев и отвращение.

– А мне больше ничего и не нужно. Я хорошо знакома с такими, как вы, Бен Моррисон.

Он опять улыбнулся и, прежде чем она успела откинуть голову, потрепал ее по щеке.

– Вот уж не думаю. Но что с тобой поделаешь, глупышка. – Она еще не успела опомниться и придумать что-нибудь в ответ, как он уже повернулся к ней спиной и вышел в холл. – Передай, пожалуйста, Рози, что я заезжал. Загляну еще, когда она перестанет дуться.

Джоанна кинулась за ним. Глаза у нее горели, а непокорные черные кудри выбились из-под ленты и растрепались.

– Подождите, мне нужен ключ, – крикнула она.

– Что? – В этом вопросе были и насмешка, и удивление.

– Отдайте мне этот чертов ключ, – проговорила Джоанна дрожащим от ненависти голосом. Она чувствовала, что леденеет от гнева. Потом повторила еще громче: – Ключ, ублюдок! И если ты еще хоть раз подойдешь к этому дому – хоть один раз, – всю жизнь жалеть будешь. У нее больше друзей, чем ты можешь себе представить. Она в тебе больше не нуждается.

Наступило долгое молчание. Джоанна протянула руку. Бен заколебался, потом пожал плечами. В конце концов он запустил руку в верхний карман, тот самый, где хранилась походная зубная щетка, вынул ключ и отдал его Джо. Она молча взяла его. Бен направился к двери – тоже без единого слова – и вышел.

Джоанна зарыдала.