— О каком проклятии речь? — наконец спросила я.
— Ой, не о настоящем. — Миссис Бизли рассмеялась, прижимая белую, с проступающими венами руку к впалой груди. — Просто жуткое невезение. А может, безумие.
Безумие? Да уж, становится все интереснее и интереснее.
— Вы имеете в виду Адама? — Она бросила на меня быстрый внимательный взгляд, и я пожала плечами: — Я кое-что почитала перед визитом сюда. Он служил в армии. Потом слетел с катушек.
— Болтают всякое. — Она чопорно поджала губы. — Но я говорила не о нем.
Я удержалась от порыва трясти ее, пока не вызнаю все секреты. Миссис Бизли относилась к тому типу женщин, из которых слова не вытянуть, если собеседник ее разозлит — я такая же. Готова поспорить на следующий горячий душ, что сведений, которыми она поделится, не найти ни в одной книге. Поэтому я набралась терпения и выжидала.
Еще раз оглядев гулкую, похожую на пещеру библиотеку, миссис Бизли до такой степени понизила голос, что мне пришлось практически залезть на стол, чтобы ее слышать.
— Они покончили с собой. — Казалось, слова скользнули по шее, как питон Кассандры.
— Кто?
— Отец и дедушка Адама.
Я нахмурилась. Неудивительно, что Адам сбежал в армию.
— А полиция уверена, что это были самоубийства?
— Они оба… — смутилась она. — Да уж, по-другому никак не скажешь, только прямо. Они вышибли себе мозги
— Оба?
Она кивнула.
— Полиция провела расследование. Но в общем им хватило направления ствола оружия. Конечно, сыновья всегда попадали под подозрение.
— Сыновья?
— Адама подозревали в смерти отца, а того — в смерти деда Адама.
— Почему?
— Полиция считала, что там были замешаны деньги.
— Но это не так?
— Проклятие семьи Рюэллей — это не только безумие и отсутствие дочерей. Все, к чему бы они ни прикасались… — миссис Бизли развела руками.
— Превращается в дерьмо, — пробормотала я.
— Грубо выражаясь. — Она снова поджала губы.
Ну, по-другому и не скажешь.
— У них мало земли, — продолжила миссис Бизли. — Особняк, болото. Чтобы сохранить это в семье, надо много денег.
— А почему они вообще построили особняк на болоте? — спросила я. Меня всегда интересовал этот вопрос.
— Первый Рюэлль приехал в Луизиану из Франции через Канаду.
Из Акадии. Так я и думала.
— Каджуны всегда держались обособленно, а Рюэлли — так вообще. Они купили тот кусок земли за гроши, и столетиями отказываются ее покинуть, несмотря на сплошное невезение.
Никогда не понимала людской одержимости землей, но именно из-за нее велись войны и гибло множество людей.
— Так выяснили или нет, почему оба старших Рюэлля покончили с собой? — продолжила я. — Может, они оставили записки?
— Ничего.
— Мне хотелось бы почитать статьи о том, как они умерли, но...
Я глянула на наручные часы. Сначала нужно забрать пленку из проявки.
— Я поищу, — сказала миссис Бизли. — И могу сделать копии — доллар за страничку.
— Было бы замечательно. — Я вручила ей десять долларов.
— Оставлю копии на столе. Если не я, то кто-то другой здесь будет. Как вас зовут?
— Диана Мэлоун.
Она глянула на меня строгим взглядом учительницы.
— Никогда не слышала, что у Рюэллей есть ирландские корни.
— Побочная ветвь, — пояснила я. — Только тсс.
На секунду мне показалось, что миссис Бизли откажется мне помочь. И почему, спрашивается? Она библиотекарь, ей платят за предоставление информации. Какая ей разница, кто я?
Думаю, никакой, потому что она сунула деньги в карман и попрощалась.
Я поспешила наружу, удивленная тем, что узнала. Однако настоящий сюрприз ждал меня в фотоателье.
Я заплатила за фотографии, лихорадочно вытащила их из конверта, потом схватила продавца за руку и сунула ему под нос один из снимков.
— Что случилось?
Он был лет на десять моложе и сантиметров на десять ниже, да еще и килограммов на десять легче меня, и поэтому его лицо стало затравленным и начал дергаться кадык.
— Э-э-э... что?
— Здесь ничего нет.
— Ну почему… — Он всмотрелся в изображение. — Есть.
— Я не имею в виду болото, траву и деревья. Там было кое-что еще.
— Что?
— Не знаю! — Я практически кричала. — Поэтому и сфотографировала!
Казалось, паренек был смущен как никогда.
— Вы что-то сфотографировали, и этого нет на распечатанной фотографии?
— Да.
— Мэм, но это невозможно. Если бы там что-то было, мы бы увидели это на снимке… — Он указал на красивую картинку ночного болота. — Если только это не вампир. — Парень фыркнул, развеселившись от собственной шутки. — Нет, погодите, вампиры не отражаются в зеркалах. А на фотографиях не видны оборотни.
Я нахмурилась, обвиняя слишком холодный для жаркого осеннего дня воздух из кондиционера во внезапно пронявшей меня дрожи.
— Что вы сказали?
Наверное, мой тон насторожил паренька и дал понять, что мне не смешно, потому что он перестал хихикать и отступил за прилавок. Как будто это мне помешает, если я захочу пойти за ним.
— Оборотни не видны на фотопленке, — повторил он.
— И откуда такая информация?
— Я живу в Новом Орлеане всю свою жизнь, — ответил он. Как будто это все объясняло.
— Вампиров и оборотней не существует.
— Разве? — пробормотал он со слабым французским акцентом. — Может, вам стоит наведаться в Квартал одной после полуночи или в полнолуние пройтись по болоту. Знаете, почему нет вечерних экскурсий на кладбище?
— Из-за ограблений.
— Не только. Еще мертвые встают из могил.
Я уставилась на молодого человека, которого поначалу сочла таким безобидным, почти застенчивым. Теперь он казался просто чокнутым.
— Хорошо, хорошо. — Я отступила к двери.
— Волка от оборотня можно отличить только одним способом — выстрелив в него серебром.
— Логично, — ответила я. — Спасибо за подсказку.
Он что, серьезно?
Я повозилась с дверью, открыла ее и выбежала на жару.
— Больше туда ни за какие коврижки, — пробормотала я. Даже если в этом ателье не портили фотографий.
То, что на снимках пропечаталась только трава, а оборотни не видны на фотопленке — просто совпадение. Потому что оборотней не существует, не существует, не существует.
И, может, если я трижды щелкну каблуками, то окажусь в Канзасе, а не посреди этого бардака. Очень хотелось попробовать, но вот незадача — серебряных башмачков у меня не было.
Вместо этого я купила новую пленку, убеждая себя, что рентгеновские аппараты для осмотра багажа в аэропорту испортили мою, и отправилась к болоту. Только припарковавшись перед особняком, я вспомнила, что собиралась забрать статьи из библиотеки.
Отдаленные раскаты грома заставили глянуть на запад. На горизонте сгущались огромные черные тучи. Похоже, на нас надвигалась гроза. Так как я привыкла к слабым грозам Среднего Запада, а не к ураганным ветрам юга, вернуться в город завтра показалось неплохой идеей.
Кроме того, если я найду мыло, то смогу принять душ прямо в палисаднике. Учитывая, что последние несколько дней термометр зашкаливал от жары, этот замысел казался слишком соблазнительным, чтобы от него отказаться.
Закрыв багажник с камерой, фотографиями и оружием, я поспешила внутрь и захватила все необходимое для принятия душа. И еще взяла с собой гри-гри.
— С волками жить… — пробормотала я и запихнула оберег в карман джинсов. Порошок, изобличающий зомби, брать не стала — побоялась, что, намокнув, он может раствориться или еще что похуже.
Только я ступила на порог, как небеса разверзлись. И хотя дождь был теплым, как только на землю попали капли, от нее пошел пар.
Я стянула джинсы и носки, сбросила обувь и даже умудрилась каким-то невероятным образом вытащить бюстгальтер из-под майки. После этого ступила под струи дождя.
Я моментально промокла, и майка с трусиками облепили меня как лайкровое трико сорок четвертого размера. Я быстро намылилась, нанесла на волосы шампунь, и иглы дождя тут же все смыли. Струйки воды так быстро стекали по лицу, что я практически ничего не видела. Закончив мыться, я осталась стоять под дождем, подняв руки к небу и позволяя природе себя очистить.
— Deesse de la lune.
Я моментально открыла глаза. Медленно обошла двор. Почему я продолжаю слышать эти французские слова, как будто принесенные ветром? Может, я схожу с ума?
Нахмурившись, я посмотрела на дом Рюэллей. Неужели все, кто жил в нем, в конечном счете получили дозу свинца?
Отказываясь бояться, я прошла к крыльцу, вытерлась полотенцем и натянула джинсы. Подняла голову, глянула на болото и заметила, что за мной наблюдают.
Дождь по-прежнему лил как из ведра, а от земли поднимался пар. Разглядеть было трудно, но у кипариса метрах в ста от дома точно стоял человек, мужчина. Испанский мох свисал с ветвей, практически касаясь земли и прикрывая лицо непрошеного гостя. Но контуры тела показались мне знакомыми, как и волосы, джинсы и оголенная грудь.
— Адам?
Он не ответил.
— Мне это уже надоело, — пробормотала я.
Я собиралась припереть его к стенке, устроить допрос и получить ответы. Бросив полотенце на крыльце, я вышла в грозу.
Он не двигался, пока я приближалась. Почему-то он казался диким — глаза ярче, волосы спутанней, тело напряжено, словно у выслеживающего добычу хищника. Мокрая от дождя кожа, не прикрытая рубашкой, отчего открывался вид на каждую впадинку, каждый изгиб. Он был без браслета — не помню, чтобы когда-нибудь видела Адама без него.
Почему он здесь? Неужели хочет того же, что и я? Бездумного секса, пока я не забуду все свои вопросы?
Я дошла до конца двора, который упирался в болото, а он все ждал. Вспыхнула молния, в глаза попала вода. Я нетерпеливо вытерла лицо, а когда снова глянула на кипарис, Адам исчез. Видела ли я его на самом деле или это была игра воображения, основанная на желании встречи с ним?
И почему я хотела его увидеть? Полиция хотела поговорить с Адамом Рюэллем о задушенном на болоте бедняге. Не следовало приближаться к загадочному каджуну хотя бы по этой причине, не говоря уж о моем к нему влечении.
Пусть он волновал меня во многих смыслах, о которых я не хотела задумываться, и пугал больше раз, чем хотелось упоминать, я все никак не могла поверить, что Адам убил кого-то голыми руками.
Я чувствовала их на себе — отчаянные, не терпящие отлагательств и грубые, но не жестокие. Хотя это не значит, что они не могли таковыми быть.
В грязи под деревом нашелся небольшой отпечаток босой ноги. Потом еще один и еще — они вели глубже в болото. Я не сошла с ума. Он был здесь.
Нужно возвращаться назад, иначе заблужусь и буду несколько дней искать дорогу обратно. Но я все равно пошла по его следам.
Я понятия не имела, почему так им одержима. Он был тайной, а мне нравилась спокойная жизнь. Может, этим и объяснялся мой скептицизм по отношению к сверхъестественному. Оно не поддавалось логике, отсюда и название. А я ненавидела нелогичность и чувствовала себя обязанной докопаться до сути.
После получаса быстрой ходьбы я потеряла след и поэтому остановилась, напряженно вслушиваясь и вглядываясь. Все, что я видела — дождливое болото, все, что слышала — шум дождя. А потом почувствовала слабый, но едкий запах сигаретного дыма.
Сморгнув воду с ресниц, я уперлась взглядом в то, что выглядело как крыша на другой стороне небольшого холма. У меня не было другого выбора, как отправиться туда, пусть босые ноги и уходили в болотный ил по щиколотку.
Каждый раз, вытягивая ступни из зеленовато-коричневой липкой жижи, я вздрагивала от отвратительного чавканья. К счастью, как только я ступила на твердую почву, дождь смыл всю слизь.
Я поднялась на холм и уставилась на лачугу, которая, казалось, выросла из заболоченного рукава реки. Такую постройку легко можно задействовать декорацией к фильму «Деревенщина из Беверли-Хиллз 3: Элли Мэй покоряет Луизиану».
— Подходящее название для порнофильма, — пробормотала я, всматриваясь в фигуру на крыльце, от которой у любой женщины могли возникнуть развратные мысли.
Обнаженный до пояса Адам Рюэлль, облокотившись на перила, курил и наблюдал, как бушевала гроза. Я глянула на болото и вдруг захотела вернуться, но легкое движение где-то позади заставило меня поспешить в небольшую долину и остановиться на краю заросшего дворика.
Едва я появилась, Адам переключил внимание с неба на меня. Сделав последнюю затяжку, он щелчком отправил окурок в траву, где тот зашипел, когда на тлеющий уголек попали капли дождя.
Адам медленно спустился по ступенькам, пересек лужайку и остановился так близко, что я почувствовала замерзшей кожей жар его тела. Я практически ждала, что от моей мокрой одежды повалит пар.
Адам рассматривал меня, и на его лице отражалось желание. Взгляд остановился на моей груди, и я покраснела, мельком глянув туда же.
Я сняла бюстгальтер почти час назад и все это время пробыла под дождем. Быть обнаженной по пояс и то менее соблазнительно, чем в мокрой майке, которая подчеркивает вес и полноту бюста и как будто специально акцентирует внимание на торчащих сосках и темных ареолах.
Адам протянул руку — загорелая кожа резко контрастировала с белизной моей майки — и осторожно, почти благоговейно, накрыл одну из грудей. Пробуя ее на вес, провел большим пальцем по соску.
Я открыла рот, чтобы спросить... не помню что, и тут Адам дернул меня к себе. Дыхание перехватило одновременно от страха и радостного предвкушения. Я зовуще подняла голову, и Адам тут же приник к моим губам.
Наши языки встретились: его был с привкусом дыма, и мне это понравилось, что только доказывало, как далеко я зашла. Я никогда не была сторонницей сигарет, но когда Адам курил, я думала только о том, что почувствую, если он обхватит своими красивыми губами мой сосок так же, как фильтр сигареты, и начнет его сосать.
Адам потерся о меня возбужденным членом. Я гладила его и пощипывала, изучая изгибы и впадинки тела. Я ни о чем не могла думать, только чувствовала снедающее нас обоих желание. Мне следовало возмутиться, отскочить, но я этого не сделала.
Мы шли к этому с самой первой встречи. И остановить неизбежное было так же невозможно, как помешать луне расти каждую ночь до полнолуния.
Адам поднял голову, поглядел на деревья и нахмурился. Я запустила руки в его шевелюру и тоже нахмурилась.
Он пробыл под дождем столько же, сколько и я, но его волосы были почти сухими.