Люк Рюэлль бросил взгляд на пистолет. Я ахнула и убрала оружие. Вот почему мне не нравилось им пользоваться: зачастую пулю получал невинный человек.
— Оружие опасно, — с серьезным видом изрек мальчик.
— Да, черт побери.
— Плохое слово.
Я поджала губы.
— Извини.
Он пожал плечами.
— Слышал его и раньше.
Бьюсь об заклад, что слышал.
— Просто не от леди.
Я не собиралась говорить, что и сейчас ругательство прозвучало не из уст леди.
— Что ты здесь делаешь? — Я вытянула шею. — Тебя привез отец?
Поняв, что в голосе прозвучала надежда, я опять захотела чертыхнуться. Если Адам привез Люка, то, может, он не против моих встреч с его сыном. А если Адам передумал, то...
То что?
Он купил бы мне обручальное кольцо, отремонтировал особняк, мы бы въехали туда и стали играть в Оззи и Харриет?
Сильно вряд ли.
В любом случае мне нужен более современный пример. Кто из счастливых семейных пар нынче в почете по телевизору? Никто в голову не приходил, хоть убейте.
— Папа не знает, что я здесь.
— Опаньки, — сорвалось с моих губ.
Люк пожал плечами и смущенно поводил пальцем ноги по полу. Только тогда я обратила внимание, что он босиком. Пригляделась повнимательней: рубашка наизнанку, а шорты не застегнуты.
— Ты что, торопился уйти? — спросила я.
— Что? — Он уставился на меня невинными глазами Адама.
— Твоя... хм, — я неопределенно махнула, — дверь на нижней палубе.
Он глянул вниз, потом повернулся ко мне спиной.
— Я забыл ПСШ.
Звук застегиваемой молнии сопроводил его слова.
— Что такое ПСШ?
— Проверить свою ширинку. Чего непонятного?
Как я уже говорила, я ничего не знала о детях, особенно мальчишках, поэтому много чего не понимала.
— Я должна позвонить твоему папе, — сказала я.
— Нет телефона.
— Нет телефона?
Люк пожал плечами.
— Он нам не нужен.
Всем нужен телефон, разве нет?
Люк побродил по особняку, осмотрел мои вещи, заглянул во все углы, затем посмотрел наверх. Заметил, что я за ним наблюдаю, и пожал плечами.
— Никогда здесь не был.
Я нахмурилась. Это же его родовое гнездо, пусть нынче оно в упадке. Почему Адам не приводил сюда сына?
«Я ненавижу это место. Хотел бы, чтобы проклятый дом сгнил, но этого никогда не будет».
Ах да.
— Я срезал через болото, — сказал Люк. — Не так уж и далеко.
— Ты часто гуляешь по болоту?
— Ага.
Не уверена, что это ему на пользу. Люк еще так мал, а окружающий мир такой большой. По крайней мере то существо, что меня преследовало, показалось большим.
— Видел что-нибудь… странное? — спросила я.
— Нет.
Да уж, информативно.
— Или хоть что-нибудь?
— Деревья, аллигаторов, воду и змей. Зверюшек.
— Каких зверюшек?
Он пожал плечами.
— На самом деле, я ничего не видел. Просто слышал, как они шуршат в зарослях.
— Может, какое-то время тебе лучше не ходить на болото.
Он упрямо наморщил лоб.
— Я играл там с тех пор, как начал ходить.
— И твой папа не против?
— Он говорит, что я должен знать, как там выживать. Когда-нибудь мне это пригодится.
Как странно — сказать такое ребенку.
Мы уставились друг на друга. Я слегка напряженно улыбнулась. И что мне с ним делать до прихода Адама?
Он же придет, правда?
Подожду с полчаса, а потом сама отвезу Люка назад и отправлюсь в город, как и планировала.
— Ты голоден?
— Всегда.
Я улыбнулась.
— У меня есть крекеры.
Он скорчил рожицу.
— Это не еда.
— А как насчет печенья?
— Сойдет.
Раскопав в рюкзаке упаковку, я дала ее Люку.
— Сколько можно съесть? — спросил мальчик.
— Сколько душе угодно.
Наверное, неправильно так говорить ребенку, но, во-первых, он не мой сын, а во-вторых, Адам ясно дал понять, что мальчик никогда моим не будет. Если Люк придет домой весь взбудораженный от большого количества сахара, ну что ж, так Адаму и надо.
Какой отец позволит ребенку бродить по болоту?
С другой стороны, я-то в воспитании детей совсем ни бум-бум. Может, в этой местности — или с таким же успехом где угодно еще — четырехлетний малыш считался достаточно взрослым для таких прогулок.
Я оглядела Люка, подумала о его речи и поведении. Может, ему и больше четырех, но явно не двадцать четыре. Как по мне, до этого возраста одному соваться на болота точно не стоит.
— Сколько тебе лет? — спросила я.
— А тебе?
— Невежливо спрашивать у женщины о ее возрасте.
— А почему? Ты не знаешь, сколько тебе лет?
Он просто милаха!
— Мне тридцать.
— Ого как много!
— Не так уж.
— Ты старше папы.
Говорю же: общаться с Люком — одно удовольствие!
— И на сколько?
— На год.
По-моему, это не считается.
— Хорошо, твоя очередь.
Я взяла печенюшку, и Люк укоризненно поднял на меня глаза. Он что, планировал съесть всю упаковку один? Глупый вопрос, учитывая то, как жадно он их лопал.
— Мне семь.
— Правда?
— Я мелкий, но быстрый. И умный.
— Уверена, так и есть.
— Мама была маленькой. А папа сказал, что до двенадцати лет не рос, а потом за год вырос на целую ладонь.
— Наверное, это было больно.
— Больно? — Глаза Люка широко распахнулись, а губа задрожала.
Вот черт! Понятия не имела, как говорить с детьми.
— Я имела в виду «полезно». Это, наверное, было полезно для... занятий баскетболом.
Судя по выражению его лица, на мое объяснение Люк не купился. Он таки быстро соображал.
— Папа не играл в баскетбол.
— Нет? А во что играл?
— Ни во что. — Люк выпятил губу. — Папа говорит, что жизнь — это не игра, а ответственность.
— Ага, никакого веселья.
Люк усмехнулся.
— Да.
Щель между его передними зубами меня просто добила.
— Разве ты не должен быть в школе? — спросила я.
— Меня учит папа.
Хм. Дом на колесах, многочисленные приходящие няни, домашнее обучение. Но почему?
Будет о чем спросить Адама, если он когда-нибудь снова со мной заговорит.
— Хочешь, сыграем в карты? — спросил Люк.
— У меня нет карт.
Мальчик полез в карман шорт и вытащил колоду.
— Ну хорошо, один раз, — согласилась я. — Во что хочешь сыграть?
— В покер.
— Как по телевизору?
— Оттуда и научился.
Он начал перетасовывать карты с ловкостью профессионального крупье, что было одновременно и мило, и пугающе. И еще печально — ребенок вынужден учиться играм по телику!
— Как часто ты видишься с папой?
— Каждый день.
— Тогда зачем няни?
— Они у нас ночуют.
— А папа?
Мальчик пожал плечами.
— Работает, наверное.
— Где?
— Не знаю.
Все страньше и страньше. Я спала с Адамом, делила с ним непередаваемые моменты близости, и все равно до сих пор не знала, чем же он зарабатывал на жизнь. Но, если уж на то пошло, его сын тоже не знал.
Люк побил меня в покер с разгромным счетом. Причем несколько раз.
Я забыла о «всего одной игре». Как и о том, что собиралась уехать через полчаса. Прошел час, а мы все играли. Счет был не в мою пользу.
— Думаю, достаточно. — Я бросила в рот еще одну печенюшку.
— Все так говорят, когда я выигрываю.
Я внимательно оглядела его спутанные волосы, неровные зубы, такие знакомые глаза.
— Люк, зачем ты пришел?
Мальчик положил карты в карман и забрался ко мне на колени. Я так удивилась, что не возразила.
— Ты нравишься папе. — Он сдвинулся, прижался головой к моей шее под подбородком и обнял меня за талию. — Я знаю.
— Вряд ли.
Я не стала добавлять «достаточно» или «уже».
— Он никогда не бормотал девчачье имя во сне. Это что-то значит.
И я знала, что именно, но не собиралась говорить об этом Люку.
— Я думала, он работает в ночную смену, — сказала я, задумавшись над тем, как Люк мог услышать бормотание Адама во сне.
— Потом он спит большую часть дня. А я в это время смотрю покер по телевизору.
Чем же Адам занимался всю ночь, что потом спал при свете дня? Было чувство, что мне лучше не знать.
Пока мы говорили, я невольно обняла Люка и прижалась щекой к его голове. Тело мальчика было теплым и одновременно костлявым и мягким, а волосы пахли как летний дождь.
— Если ты нравишься папе, то нравишься и мне, — пробормотал Люк, проваливаясь в сон.
Я молчала, пока его дыхание не выровнялось и он не обмяк. Я не собиралась в ближайшее время отвозить Люка домой. Он, может, и малыш, но, скорее всего, слишком тяжелый, чтобы я его несла. К тому же не хотелось его будить.
Я растянулась на спальном мешке и бережно положила Люка рядом с собой. Когда он забормотал и беспокойно заворочался, я погладила его по голове и прошептала:
— Ты мне тоже нравишься.
И, держась за мою руку, Люк снова уснул.
Меня очаровала его маленькая мягкая ручка. На одной из костяшек виднелась царапина, на ладони — ссадина, а под ногтями траурная кайма. Он что, копал руками? Наверное, маленькие мальчики любят копаться в земле, но точно я не знала.
Люк был так похож на Адама! Те же голубые глаза, темные волосы и кожа, бронзовая от постоянного пребывания на солнце. Неужели в нем нет ничего от матери?
У меня никогда не было материнского инстинкта, да и к тиканью биологических часов я никогда не прислушивалась. Не приходила в восторг от младенцев, их легких летних нарядов и крошечной обуви.
Так почему от того, что я держала Люка Рюэлля за руку, в животе порхали бабочки?
Заметив боковым зрением какое-то движение, я подняла глаза и даже не удивилась, обнаружив, что за мной из окна наблюдает Адам.
И, судя по выражению его лица, Люк ошибался — я совершенно не нравилась его отцу.