ВЕЗДЕХОД НЕССЯ ПО ЕЩЕ БОЛЕЕ ПЕРЕСЕЧЕННОЙ, но такой заросшей местности, подпрыгивая, как взбрыкивающий мустанг.
Несмотря на то, что Амари держалась за ручки сиденья — потому что другим вариантом было держаться за Дюрана — она подпрыгивала вверх-вниз, и ее задница подскакивала и приземлялась мимо центра сиденья так много раз, что она прочувствовала своими ягодицами всю поверхность кресла. Хуже того, рев двигателя сводил ее с ума. Пронзительный, сотрясающий барабанные перепонки вой был слишком похож на сигнал тревоги, которая и без того вибрировала в ее теле и мозгу, поэтому адреналин зашкаливал.
Она не выдержит ни секунды промедления. И все же выбора не было, рассвет наступал им на пятки и впереди у нее, так или иначе, было несколько часов бездействия, пока ее брат находился у Чэйлена. Это было похоже на кошмарный сон, в котором ты пытаешься добраться до дома, но препятствие за препятствием сбивает тебя с ног: сломанные машины, заблокированные дороги, неверные направления, за которыми следуют запертые двери с ключами, которые не подходят к замку.
Когда три дня назад ее брат не вернулся на рассвете, не ответил на звонок мобильного, ничего не опубликовал в соцсетях и не появился к полуночи, Амари пошла в его комнату в их общей квартире и выдвинула нижний ящик комода. Там, среди его запасных футболок, поношенных джинсов и фланелевых рубашек, лежал конверт, подписанный его неаккуратным почерком: «На крайний случай».
Около девяти месяцев назад, уходя на ночь, он сказал ей, что хочет быть уверенным, что она всегда знает, где он. Она спросила его, для чего, по его мнению, нужны сотовые телефоны. Но в тот раз Алан стал серьезным и рассказал ей о конверте. Больше она об этом не думала.
Вот как она связалась с Чэйленом. Она набрала десятизначный номер, принадлежащий другому штату, и, после нескольких звонков, обнаружила, что разговаривает с «работодателем» Алана.
Она знала, что ее брат торговал наркотиками. Поначалу, когда в его карманах начали появляться туго скрученные пачки денег, а потом и новый телевизор размером с олимпийский плавательный бассейн, она отказывалась слишком пристально смотреть на то, чем он, возможно, зарабатывает на жизнь. Это была одна из тех вещей, также, как и его сексуальная жизнь с разными женщинами, о которых она решительно отказывалась думать.
Но потом он начал употреблять.
Остекленевший взгляд. Отрывистая речь. Растущая паранойя.
И, наконец, человек — Ролли, начал захаживать к ним.
Однажды ночью ей пришлось поговорить с Аланом о нем. Как только этот дерганый, беззубый, вонючий человек ушел, она разругалась с братом, и он пообещал, что все прекратит. Абсолютно все.
Пять ночей спустя он исчез.
Шесть ночей спустя она вскрыла конверт. Сделала звонок. Заключила сделку.
Выслеживая Ролли, она узнала о торговле с несовершеннолетними, что заставило ее чувствовать себя больной, потому что не было никакой возможности, что ее брат не занимался тем же. Потом трейлер и обезглавливание. Долгое путешествие у Чэйлену.
С той секунды, как она закончила первый разговор с Завоевателем, она измеряла время, как часы Ролекс, понимая, что ее брат, все равно, что пострадавший в аварии, а она — единственная «скорая помощь», способная спасти его.
Считала каждый час, каждую секунду…
Но теперь, после такого поворота, как новое задание Чэйлена, которое, вероятнее всего, было самоубийством, она мысленно вернулась туда, где выслеживала Ролли и пыталась понять, как убить его: ждала с условной бомбой на коленях и тикающие минуты сводили ее с ума.
Пока ее хлестали ветки и лианы, а незнакомец увозил ее все глубже в лес, она пыталась найти выход из положения.
Она похлопала Дюрана по плечу. Когда он не ответил, она постучала сильнее.
Его бородатое лицо повернулось к ней. Перекрывая шум, он сказал: «Скоро уже…»
— Стой! — завопила она. — Остановись сейчас же!
— … ранило?
Она явно пропустила «тебя» в начале фразы. — Мы должны обдумать все! Должен быть способ…
Когда он проигнорировал ее, и сосредоточился на сплетении зарослей впереди, она поняла, что если она заставит его остановиться только для того, чтобы поболтать, это ни к чему не приведет, она только потеряет то, что не могла потерять — все равно, как выживший в авиакатастрофе в пустыне использовал бы остатки воды, чтобы умыться вместо того, чтобы напиться.
Но, черт побери, когда, черт возьми, она добьется хоть какого-то прогресса?
Наконец он замедлился. Потом остановился.
— Слезай, — сказал он.
Она уже сделала это, и держала палец на кнопке пульта к ошейнику — на случай, если эта предрассветная поездка была просто предлогом, чтобы подтвердить ее мнение о том, что это влажное, покрытое насекомыми, забитое листьями место, как раз то самое, где находят раздутые трупы женщин. Или, в данном конкретном случае, ее труп. Но ее останки долго не протянут. Даже несмотря на полог из лиан и листьев над головой, предупреждающее покалывание на коже сказало ей, что солнце встает как раз в этот самый момент.
— Остаток пути мы пойдем пешком.
Амари был благодарна, когда он побежал трусцой, его рюкзак был пристегнут так туго, что походил на седло лошади, ничего не болталось и не шлепало.
То, как он уворачивался от веток, нырял и уклонялся, впечатляло, и она поймала себя на том, что повторяет его движения, и они оба становятся партнерами в танцах под мелодию таких классических песен, как «В дыму через десять минут», «Где мы, черт возьми?» и «Иисус Христос, когда мы туда доберемся».
Затем стало темнее и немного прохладнее, когда они достигли постепенного подъема.
Лианы раздвинулись, стволы деревьев стали меньше, а полог приподнялся достаточно, чтобы не бить ее по лицу. Под ногами слои разлагающихся листьев, напоминали слоеный пирог.
Отлично, они закончили салат. Теперь на очереди десерт.
Потом камни. Гранитные скалы в трещинах.
Они огибали подножие горы, прохладный воздух спускался с вершины, которую она не могла видеть, потоки воздуха с разной температурой были так отчетливы, что она точно знала, когда входила и выходила из них.
Пленник остановился возле гниющего пня. Взяв две палки, каждая около метра длиной, он положил одну рядом с другой под углом.
— Что ты делаешь? — спросила она, глядя вверх сквозь деревья.
Она заморгала, глядя на поразительно бледное небо, сетчатку глаз жгло.
— Давай, сюда.
Когда она не перешла снова на бег, он схватил ее за руку и потащил за собой, ее глаза наполнились слезами, а она почти ничего не видела.
Пленник рывком остановился: — Протискивайся сюда!
Пытаясь сосредоточиться, она гадала, о чем, черт возьми, он говорит. Она не видела никакого «сюда», только скопление массивных валунов, которые, казалось, выпали из рук бога у подножия горы, около которой они находились.
— Сюда.
Он развернул ее к себе… да, там была небольшая щель.
Амари стала протискиваться боком, ее ветровка царапала лишайник спереди и сзади. Вскоре проход перешел в небольшую пещеру, освещенную только через трещину, через которую она прошла. Когда пленник присоединился к ней, они оказались так близко друг к другу, что его волосы упали ей на лицо.
Щелчок.
Фонарик, который он достал, осветил вокруг. — Все так, как я помню.
Она понятия не имела, о чем он говорит. Кругом был лишь черная каменная стена…
Пленник поднял руку и отодвинул камуфляжную драпировку, которая была накинута на камень, тяжелая ткань была разрисована и сшита таким образом, чтобы скрыть свою истинную, рукотворную сущность. За занавесом блестела дверь из нержавеющей стали, покрытая грязными потеками.
Пленник что-то набрал на клавиатуре, установленной слева на уровне пояса. Не раздалось никаких сигналов. Ничего не загорелось. Вообще ничего не произошло.
— Проклятье. — Он повторил последовательность. — Давай же…
Как спящий, который с трудом просыпается, что-то пришло в движение, раздался глухой стук, за которым последовало скольжение, слишком громкое, видимо смазки осталось немного на том, что двигалось, послышалось шипение воздушного замка, который не-открывался-более-двадцать-лет.
Когда Дюран вошел внутрь первым, Амари захотелось, чтобы там зажегся какой-нибудь свет. Она в одной руке держала пульт, а в другой — пистолет. Невозможно было сказать, что там внутри, и она не хотела рисковать.