Узник ночи

Глава 13

— НАСКОЛЬКО ХОРОШО ТЫ ВЛАДЕЕШЬ НОЖОМ?

Когда пленник задал этот вопрос, Амари мгновенно вспомнила звук «хрр-хрр» при обезглавливании.

— Средне, — сказала она, чувствуя, как внутри все переворачивается. — Зачем тебе?

— Мне нужно от этого избавиться. — Он подергал себя за бороду и волосы. — А без ножниц и бритвы мне понадобится помощь.

— Зеркало, — добавила она.

— Что?

— Тебе бы не помешало зеркало. — Она опустилась на колени и вытащила охотничий нож. — Но я могу это сделать. Мой отец брился опасной бритвой и научил меня этому.

— Не возражаешь, если мы пойдем туда? — Дюран кивнул на койку. — У меня все болит.

С ворчанием от оторвался от пола, при этом раздался громкий хруст суставов и даже пара хлопков, которые заставили ее задуматься, не понадобится ли ему новый набор костей.

— Сколько тебе лет? — выпалила она.

— Я не слежу за такими вещами. Но я слишком молод, чтобы так двигаться. — Он захромал и со стоном опустился на тонкий матрас. — Кости, которые ломали много раз, плохо исцеляются.

Амари очень медленно поднялась на ноги. Вроде как, ей не хотелось хвастаться, что у нее не болит все тело.

Она приблизилась к нему с ножом и поразилась тому, как спокойно он сидит, когда кто-то, кого он и не знал почти, подошел к нему с блестящим лезвием, способным причинить вред…

Без предупреждения перед ее мысленным взором предстала дельта Миссисипи, заливаемая кровью из открытой, разорванной шеи Ролли, — незваный гость, которого она предпочла бы держать подальше от своей черепной коробки. Боже, наступит ли когда-нибудь момент, когда она больше никогда не вспомнит о той смерти? Проблема была в том, что она не могла игнорировать тот факт, что в последний раз она сжимала эту рукоять в ладони, чтобы убить.

Сейчас, чтобы побрить.

«Сможет ли она, как этот клинок, — вдруг пришло ей в голову, — изжить кровавую бойню и возвратиться к обыденности? В конце концов, после всего этого, какой она станет, если выживет?»

Она вспомнила аналогию с рукой, которую провела в разговоре с Тенью, ту, где мертвые пальцы Ролли проникли в ее спокойное и мирное прошлое и осквернили его. Но может заражение началось не с Ролли, возможно, все началось раньше, после набегов лессеров и убийства ее родителей. Может быть, тогда все и стало токсичным, и ее нынешние обстоятельства все лишь следы крови ее родителей.

Возможно, она неправильно представила временную шкалу, даже если ее вывод был верным.

— Ну что? — вопросил пленник.

Она поняла, что стоит перед ним уже какое-то время, глядя на его бородатое лицо и не видя его.

— Извини, — сказала она, кладя пульт в задний карман и пытаясь сосредоточиться на том, как избавить его от волос на лице, не порезав.

Когда он потянулся и взял ее руку, она подпрыгнула, но все, что он сделал, это просто держал ее, ощущаясь удивительно крепким якорем среди хаоса.

— Все в порядке. — Его голос был мягким. — Я знаю, каково это, когда мир скрывается за вещами, которые ты предпочел бы не видеть. Ты можешь не торопиться возвращаться, и не только потому, что у нас впереди еще полно времени.

Амари посмотрела вниз, туда, где они неожиданно соединились. Ее рука казалась крошечной в его ладони, но тепло его кожи было точно таким же, как у нее.

Его большой палец, без ногтя, с синяками, дважды погладил ее по руке.

Затем он отпустил ее руку и вскинул подбородок, готовый к любым неожиданностям.

Слезы навернулись на глаза Амари, заставив его вздрогнуть. Она поняла, что может справиться с чем угодно, только не с добротой.

***

«Эта женщина просто сногсшибательна», — подумал Дюран. И не в обычном понимании этого слова.

Дело не во внешности. Он был убежден, что, если бы пришлось, он даже не смог бы описать ее. Он, можно сказать, даже не видел ее, когда дело касалось ее лица и тела.

Амари была прекрасна для него из-за того, как она заставляла его чувствовать себя. Она была подобна удаче, когда ничто не преграждало тебе путь, или неожиданному облегчению груза, который нестерпимо давил на тебя… или спасательной лодке, которая появилась, когда твоя голова уходила под воду после твоего последнего вдоха.

В связи с этим, впервые за очень долгое время — а, возможно, вообще впервые в жизни — он почувствовал, как некий жесткий узел расслабился внутри него. Ему потребовалась минута, чтобы понять, что это было.

Безопасность. С ней он чувствовал себя в безопасности — и это не было иронией, учитывая, что у нее в руке был 25-сантиметровый охотничий нож. Дело просто в том, что он знал, что она не навредит ему, и не только потому, что ей нужно, чтобы он отвел ее к ненаглядной Чэйлена. Жестокость просто не была ей свойственна. Как цвет ее глаз и ее фигура, то, что она была защитником, миротворцем, а не агрессором, было ее неотъемлемой частью.

— Начну с бороды.

Ему потребовалось секунда, чтобы понять, о чем она говорит: «А, точно. Бритье».

Она собрала волосы в самой нижней точке подбородка.

— Я постараюсь быть как можно нежнее, хорошо? Дай мне знать, если я сделаю тебе больно.

Давненько он этого не слышал.

Она потянула, и он напряг мышцы шеи, чтобы удержать голову на месте, а потом начала резать.

— Тупой, — пробормотала она. — Черт побери, мне очень жаль.

— Все в порядке. Делай, что должна.

«Делай, все, что захочешь», — добавил он про себя. Но озвучивать не стал, потому что внезапно перестал думать о бороде, ноже, бритье. Он думал о других вещах, о других ситуациях.

Как он мог бы ободрить ее. Может попросить у нее что-нибудь. Может… умолять ее о чем-нибудь.

Его глаза остановились на ее губах. Она была так сосредоточена, что прикусила нижнюю губу, и острый клык впился в мягкую розовую плоть. Внизу между ног, за ширинкой боевых штанов, он почувствовал, как его плоть становится толще. Такая реакция, хотя и естественная, казалась знаком неуважения, но извиняться за это было нельзя — не станешь же признаваться в этом — а это, без сомнения, оттолкнет ее.

К сожалению, у него не было выключателя для эрекции. Тот факт, что на член больно давит шов брюк, казался подходящим наказанием, и он надеялся, что дискомфорт заставит здоровяка расслабиться…

Внезапно ее хватка исчезла, что заставило его откинуть голову назад, и ему пришлось схватиться за койку. Опустив глаза, он прикинул длину волос, снятых с его подбородка. Пятнадцать сантиметров. Как минимум.

Подумать только, все это выросло на его лице после последнего бритья. Он тогда брился, не подозревая, что через пятнадцать минут его ударят по затылку и он проснется в кошмаре, который будет длиться двадцать лет.

Он делал это очень тщательно, потому что хотел быть чисто выбритым на церемонии проводов в Забвение своей мамэн.

Однако, ему бы следовало догадаться, что после ее смерти, положение его ухудшится.

— Я был слишком омрачен своим горем.

— Что? — спросила Амари, вернувшись к нему с лезвием.

Она выбирала прядку, натягивала ее, и отрезала у самого подбородка. Затем следующую, и дальше, снова, и снова. До тех пор, пока то, что она откладывала на матрас, не превратилось в бесформенную кучу.

— Я должен был догадаться, что собирается сделать мой отец, — услышал он свой голос. — Я должен был это предвидеть. Но я был слишком подавлен ее уходом. — Он закрыл глаза, вспоминая то, что привело ее к смерти. — Что-то было не так с ее желудком. Она перестала есть примерно месяц назад. Если бы она была человеком, я бы сказал, что у нее рак, но в любом случае, что-то было не так, и не было никакого способа доставить ее к целителю. В те последние недели, когда она становилась все слабее и слабее, она даже не брала вену у моего отца, хотя он настаивал на этом. Я так гордился этим, потому ее отказ сводил его с ума, но я не знал, что она больна. Я бы предпочел унижение и бессильную ярость, которые всегда испытывал, когда она питалась от него, если бы это означало, что она останется со мной.

Внезапно, он широко распахнул глаза: — Но, это же эгоистично, правда? Я имею в виду, хотеть, чтобы она жила, чего бы это ни стоило нам обоим, чтобы мне не пришлось горевать.

— Это нормально. — Женщина встретилась с ним взглядом. — Похоже, у вас в целом мире не было никого кроме друг друга.

— Думаю, я хотел, чтобы она увидела, как я отомщу. Хотя, ей все равно бы это не понравилось, потому что она была… похожа на тебя.

— Меня? — Темные брови приподнялись. — Наклони сюда.

Он подчинился, наклонив голову согласно ее нежным указаниям. С другой стороны, у него было чувство, что, если бы она попросила его отрубить себе руку, он бы это сделал — а затем обязательно очистил бы клинок, прежде чем вернуть его ей.

— У нее была добрая душа, — сказал он. — Она была доброй. Не хотела никому навредить. Как и ты.

Амари резко рассмеялась. — Я провожу ночи, обучая самообороне, а это удары, пинки, стрельба по мишеням и техника боя.

— Чтобы невинные люди не пострадали.

— Полагаю, я никогда не думала об этом в таком ключе. — Она выпрямилась и оценила свою работу. — Так, теперь, с другой стороны. Не двигайся. Я совсем близко к коже — жаль, что у нас нет крема для бритья, чтобы смягчить ее.

— К раковине подведена вода. И там есть кусок мыла. По крайней мере, так было, после того, как я ушел отсюда после постройки.

Она опустила клинок: «Ты построил все это?»

Дюран посмотрел вокруг: — Это было частью моего грандиозного замысла, а теперь просто пережиток прошлого. Мамэн помогала мне ускользать из нашей комнаты. Каждый раз, когда она придумывала отвлекающий маневр и я уходил через воздуховоды, она надеялась, что я сбегу и никогда не вернусь. Моя же идея состояла в том, чтобы вытащить ее оттуда, спрятать здесь и вернуться за ней после того, как я покончу с отцом. Но все пошло не так…

Он нахмурился и внимательно посмотрел на Амари: — Знаешь… Я никогда не думал, что расскажу кому-нибудь все это.

— Потому что это личное?

Дюран отвел взгляд: — Вроде того.

На самом деле, он всегда полагал, что единственная, кому он когда-либо откроется, будет его мамэн, когда они воссоединятся в Забвении. После убийства своего отца, он собирался умереть и нашел способ сделать это, не совершая самоубийство.

Это была его последняя игра, лазейка, которую он придумал, потому что ведь известно, что если-ты-убьешь-себя-не-сможешь-войти-в-Забвение.

С другой стороны, возможно, вся эта вера в загробную жизнь была похожа на убеждение его отца, что ты не можешь стать причиной смерти своих детей и жить дальше. Может, это просто суеверие. В любом случае, учитывая то, что он узнал о смертном существовании — а это было еще до того, как Чэйлен запустил в него свои когти, — замена смертного срока на Земле на целую вечность с единственным любимым человеком, который у него когда-либо был, казалась ему пустяком.

Но теперь… глядя в глаза этой женщины, он почувствовал, что что-то изменилось.

Из-за Амари ему захотелось остаться.

Хотя это было безумием.