Узник ночи

Глава 25

КОГДА ДЮРАН РАСПАХНУЛ ДВЕРЬ, он старался держаться с боку на случай если…

В тот момент, когда он уловил запах в воздухе, он ожил, инстинкты взревели, возможности засветили новыми красками. Это был такой же порыв, как после щедрого дара Амари — ее вены, сила и целеустремленность вернулись.

Его отец был еще жив.

Его отец все еще был в комплексе.

Когда глаза Дюрана привыкли к яркому свету, ему захотелось убрать пистолет, чтобы нападение было более личным. Но он держал сороковой наготове на случай, если мужчина вооружен — хотя он не беспокоился ни о ком другом, потому что в воздухе не было других запахов. Даавос был один.

— Отец, — прорычал он, — разве ты не хочешь поприветствовать своего сына?

Дюран огляделся, и все остальное мгновенно перестало иметь значение.

Роскошная прихожая, ведущая в спальню Даавоса, была освобождена от причудливых позолоченных и мягких аксессуаров. В ней был только один предмет мебели.

Койка его мамэн. И на койке… скелет, череп на атласной подушке, чистая простыня, натянутая до ключиц, одеяло, аккуратно сложенное на ногах. Рядом с останками на полу лежали скомканные одеяла. Наполовину съеденный кусок хлеба. Бутылки с водой с этикеткой «Poland Spring». Книга.

Несколько книг.

Дюран споткнулся и упал на колени перед койкой. Волосы его мамэн… ее длинные темные волосы… сохранилась коса, сбоку, перевязанная атласной лентой.

— Мамэн, — прошептал он. — Я здесь. Я собираюсь вытащить тебя…

Впадины глазниц невидяще смотрели в потолок, а челюсть была прикручена к месту чем-то похожим… на зубную нить. Зубная нить была намотана вокруг челюстного сустава, чтобы держать зубы вместе.

— Прости, мамэн. — Он откашлялся. — Я был недостаточно быстр. Я не успел все подготовить. Мне очень жаль.

Боль от того, что он увидел ее останки и почувствовал, что не смог спасти ее, была такой сильной, что он не мог дышать, а потом и зрение затуманилось, когда на глаза навернулись слезы. Опустив голову, он попытался, как и подобает мужчине, быть кем-то сильным. Кем-то, кто достоин любви, которую она так необъяснимо подарила ему.

Собравшись с силами, потому что, видит Бог, его эмоции были настолько велики, что его тело едва могло их сдерживать, он выпрямился и вытер лицо рукавом рубашки.

— Я вытащу тебя отсюда.

Пытаясь собраться с мыслями, он натянул одеяло повыше, как будто она все еще была жива, как будто она чувствовала холод в воздухе, и он мог что-то сделать, чтобы это исправить. При этом он нечаянно ударил по койке и то, что аккуратно лежало на подушке сдвинулось.

Череп упал на бок, повернулся к нему, пустые глазницы уставились в его сторону.

Дюран быстро поправил одежду и пригладил волосы.

Как будто она все еще могла видеть свое драгоценное дитя. Которое выглядело уже гораздо старше, пройдя переход, и которое никогда не было ей дорого, что бы она ему ни говорила.

— Я люблю тебя, мамэн, — прошептал он.

Он положил руку на то место, где, по его представлениям, должна была находиться ее рука под одеялом, и огромная пропасть между живыми и мертвыми никогда не была для него так ясна. Она никогда не услышит ни его слов, ни его ответов. Не почувствует никаких прикосновений. Не обменяется улыбками.

Никакого будущего, только прошлое.

И невозможно было достичь конца пути, чтобы наконец соединиться, по крайней мере, пока он был жив, так же как, вероятно, этого нельзя будет сделать, когда он умрет.

В конце концов, отец ошибался во всем, что говорил своей пастве. Почему тогда должны оказаться правдой слухи о Забвении? О Деве-Летописеце?

Если нельзя доверять, как лидеру, бессмертной Деве, то уж тем более нельзя было доверять временному лидеру.

Глубоко вздохнув, он взглянул на бутылки с водой и мгновенно сфокусировался.

Его отец был жив.

Черт побери, этот ублюдок жив и находится где-то здесь.

— Амари, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Давай уведем тебя отсюда вместе с ненаглядной.

Ему нужно было, чтобы она в безопасности направлялась к Чэйлену, прежде чем он отправится за Даавосом. Он не знал, в каком состоянии его отец, но не мог рисковать с Амари. И не хотел отвлекаться на нее.

— Амари. — Она, без сомнения, давала ему пространство. — Можешь войти.

Нахмурившись, он оглянулся через плечо на открытую дверь и темноту спальни. — Амари?

В голове зазвенели тревожные колокольчики, когда он включил фонарик и подошел к двери.

Еще до того, как его Луч сделал полный обзор, он уже знал, что ее там нет.

— Амари!