ДЮРАН НИКОГДА НЕ ДУМАЛ, что может быть что-то более интуитивное, более всепоглощающее… более важное… чем месть. Все остальное, весь его опыт, относилось к категории легко отбрасываемых отвлечений: зрелища, запахи, мысли или чувства, как мелкая монета, вывалившаяся из кармана, ничего достаточно ценного, чтобы заставить его остановиться и вернуть то, что он потерял или проигнорировал.
Это, однако… это поглотило его даже больше, чем месть.
Пробуя Амари на вкус, чувствуя ее кожа к коже, слыша, как ее дыхание прерывается, а затем взрывается на выдохе, все это было, впервые с тех пор, как он осознал жестокость отца и страдания мамэн, погружением в чувства и ощущения настолько полным, что другая потребность перехватила штурвал его целей и намерений и теперь прокладывала курс, с которым он не собирался спорить.
Черт, все, чего он хотел, это нажать на газ.
И этот момент настал.
Когда Амари приподняла бедра и он почувствовал первое прикосновение своей эрекции к ее горячей сердцевине, он понял, что пути назад нет.
На самом деле, пути назад не было уже в тот момент, когда он почувствовал ее по ту сторону водопада в своей камере.
Некоторые вещи неизбежны.
Некоторые прыжки осознаются, когда уже спрыгнул с края.
Некоторые песни звучат для тебя слишком волшебно.
Вот только сейчас он не знал, что делать. До этого момента все шло так гладко, как будто они делали это миллион раз раньше, хотя для него это было впервые и, очевидно, было чем-то новым и для нее. Но теперь он, фигурально выражаясь, топтался на месте, головка его члена раздувалась все сильнее от каждого неверного почти-там движения, полу-толчки бедер были своего рода слепой навигацией, которая приведет его туда, куда нужно только чудом.
Каламбур, ага.
Амари решила эту, становящуюся все более и более насущной, проблему, протянув руку между ними, точно так же, как она сделала это, когда расстегивала их брюки. Он задохнулся, когда ее рука коснулась его, электрический разряд был настолько силен, что он увидел звезды и с ужасом подумал, что кончил. Но нет. Когда шок прошел, он все еще был тверд и не оставил на ней никакого следа…
Его тело знало, что делать.
Как только она установила связь, что-то овладело им, его бедра двинулись вперед и погрузили его глубоко в ее объятия. Он смутно ощутил, как что-то скользнуло по его плечам, ее ногти впились в него, когда она откинула голову назад и со стоном выгнулась ему навстречу. Взяв ее затылок в ладонь, чтобы придержать ее голову, он решил не торопиться — и сделал ровно наоборот.
Оказавшись в колыбели ее бедер, он вошел в нее, его верхняя губа приподнялась, обнажая клыки, но он не укусил ее по двум причинам: он не спросил разрешения, и она сама не предложила, но также потому, что для этого он должен был замедлиться, может быть даже остановиться.
А это было невозможно.
С каждым проникновением и каждым отступлением он набирал темп, и она была рядом с ним, подстраиваясь под его ритм, отражая его жадность к большему, быстрее, сильнее, жестче. Вдалеке, приближаясь к нему со скоростью света, была конечная точка удовольствия, и где-то в глубине сознания он вспомнил, как выбежал из темницы Чэйлена к ее машине, оптическая иллюзия заставила его поверить, что машина мчится к нему, а не наоборот…
Вторжение той реальности грозило пригвоздить его к земле, как кол, пронзающий грудь, и он сбился с шага в танце с Амари, его мозг отключился, ритм сбился.
Хотя, он зря беспокоился… Все, что ему нужно было сделать — это посмотреть в ее глаза, в ее прекрасные, сияющие глаза, чтобы снова вернуться в настоящее мгновение.
Как только их взгляды встретились, она кончила, и это было настолько невероятно, что в этот раз он замедлился, смакуя это ощущение, а не потому, что потерял связь с настоящим мгновеньем. Когда удовольствие пришло к ней, ее лицо исказилось, а тело напряглось, и она восхитительно сжималась вокруг его эрекции, снова и снова…
— Дюран… О, Боже, Дюран.
Никто никогда не произносил его имени так. И он был очарован тем, как она ахнула и схватила его, ее дыхание, казалось, замерло в ее легких. Она была на небесах, и он знал, что это он отправил ее туда, и это было, даже больше того, что чувствовало его тело, это было самой лучшей частью этого удивительного опыта.
Он не собирался останавливаться.
Когда он крутанул бедрами и шевельнулся у нее внутри, она снова произнесла его имя и положила руки ему на плечи, ее обнаженные клыки заставили его улыбнуться, потому что он хотел, чтобы она взяла его вену. Он хотел, чтобы она использовала его для собственного удовольствия всю оставшуюся жизнь, забирая все, что он мог дать, все, что он хотел дать.
Пока он продолжал толкаться, она продолжала испытывать оргазм. И он полностью сосредоточился на том, чтобы доставить ей больше удовольствия, заставить ее стонать снова. Он схватил ее за колено и подтянул ногу выше, чтобы проникнуть еще глубже. Он не знал, что навело его на эту мысль. Но это был гениальный ход судя по тому, как она отреагировала.
Дюран понял, когда она наконец закончила, потому что напряжение полностью покинуло ее, и ее руки соскользнули с его спины, упав на твердый пол.
Он остановился. И улыбнулся ее изнеможению, и любовался ее умиротворением.
Ровно до тех пор, пока она не сказала: «Как насчет тебя?»
Дюран нахмурился, когда она сфокусировала на нем свои остекленевшие глаза.
— Мы должны позаботиться о тебе, — настаивала она, хотя речь ее была немного невнятной.
Он продолжал молчать, и она протянула руку и погладила его по лицу, затем подняла голову и прижалась губами к его губам. Когда ее рот прильнул к его губам, а затем ее язык лизнул его, его собственные потребности возродились, и он понял, что она была права. Он не испытал оргазм. Он все еще был тверд как камень внутри нее.
— Кончи за мной, — сказала она ему в губы.
Затем она прижалась к нему, снова вызывая трение, которое были причиной всего этого. Закрыв глаза, он сосредоточился на том, как ощущался внутри нее, на всем, что было таким гладким и тугим, на ощущении жара против жара.
Быстрее. Жестче.
Быстрее. .
. . Жестче.
Разрядка, которой она достигла, не наступала, оргазм замедлился на своем пути к нему, ощущения достигли переломного момента… но дальше идти было некуда, словно баррикада. Или, скорее, контрольно-пропускной пункт с вооруженной охраной.
Он смахнул пот, выступивший у него на лбу. Сосредоточившись на том, где находится его возбуждение, что оно делает и с кем, он пытался снова уловить тот самый момент. Иначе, беспокоился он, она оскорбится, что он потерял контроль.
Он попробовал другую позу, другой ритм. Крепко зажмурился. Широко распахнул глаза и уставился на нее.
В конце концов, он остановился, упираясь рукой, откинулся от нее. Он задыхался от напряжения, а не от страсти, пытаясь отдышаться.
— Все в порядке, — сказала она, поглаживая рукой его горячую спину. — Просто отпусти себя.
Закрыв глаза, он сделал еще одну попытку, уверенный, что на этот раз все будет по-другому. Что на этот раз он будет нормальным и сделает все как надо, а потом они обнимутся и, возможно, предпримут еще два или три захода, прежде чем сядет солнце, и они вернутся к реальности. Стиснув зубы, покачивая бедрами, он вдавливал нижнюю часть тела, как будто это могло решить проблему. Как будто он мог заставить себя испытать оргазм.
Все эти попытки, казалось, только отдаляли его от цели.
Нет. Продолжай.
Дюран распахнул глаза, готовый закричать от отчаяния. Он не мог продолжать в том же духе вечно, если только он не собирается причинить ей боль или вывихнуть нижнюю часть позвоночника.
Может ему просто притворится? Но она узнает, и все окажется только хуже…
Решение возникло само собой, когда его взгляд остановился на предмете, выпавшем из ее штанов.
Как потянулся за пультом от своего ошейника и схватил его, как палочку-выручалочку.
— Помоги мне, — сказал он. Хотя это больше было похоже на мольбу.
Амари смутилась… и ужаснулась, когда он вложил черную коробочку ей в ладонь.
— Что? Нет, я не собираюсь…
Прежде чем она успела возразить, он сам нажал кнопку…
Электрический разряд, который прошел через него, был настолько силен и внезапен, что он прикусил щеку изнутри, чувствуя вкус крови, когда его тело напряглось от шока. Но, черт побери, ослепительная боль, пронзившая его до самых кончиков пальцев, открыла дверь для его освобождения. Как толпа, несущаяся по полю, его оргазм вырвался из него, его эрекция ударила внутри Амари.
Потерявшись в ощущениях удовольствия и боли, он взорвался на части, даже когда оставался целым, его мозг не мог обработать ничего, кроме того, что он вытолкнул из себя.
Когда он, наконец, замер, опустив голову ей на плечо, его дыхание вырывалось из открытого, кровоточащего рта, он знал, без сомнения… что он допустил ошибку.
Амари в ужасе застыла под ним.
Средства не оправдали цель, и каким бы сильным ни был оргазм, и он почувствовал, как она отдалилась от него, даже когда лежала под его усталым, дергающимся телом.
И он не винил ее за это.