В ад и обратно

ГЛАВА 15

ВИРДЖИЛИО

Я, вероятно, уже догадываюсь, о чём он хочет поговорить, и, честно говоря, не желаю это слышать.

Я следую за Чезаре по коридору, пока он напевает ту самую песню, которая была для него словно наваждением с тех пор, как он вышел из комы много лет назад. Это та же мелодия, что звучала на заднем плане перед тем, как он потерял сознание.

Он останавливается перед дверью, которая ведёт в комнату Зои, и на мгновение замирает, прежде чем подойти к другой повернуть ручку и распахнуть её. Он заходит внутрь, и я поступаю так же, оказываясь в своём домашнем кабинете.

Мне не нравится, что он, кажется, собирается вытянуть из меня ответы, которые я предпочёл бы не давать. Он задаёт слишком много вопросов. Обычно я не возражаю, но любой вопрос о Зои вызывает у меня раздражение.

У меня уже всё чешется от этих мыслей.

Он держал её за руку. Он, чёрт возьми, прикасался к ней.

Я понимал, что сказал ей, что не хочу больше заниматься с ней сексом, но это было сказано, чтобы защитить её. Я хотел избежать осложнений. Не потому, что я не хочу её, и не потому, что мне легко воздерживаться от прикосновений к ней.

Это самое трудное решение, которое я когда-либо принимал.

Зная, что она живёт со мной под одной крышей, что она готова сделать для меня всё, что я захочу, что она так же хочет моих прикосновений, как и я... Мне очень трудно сохранять спокойствие.

Я должен думать о её будущем. О мечте, которую я у неё отнял. Мне не следовало просить её ехать в Милан одной.

Теперь, когда она рядом со мной, я стараюсь сделать всё возможное для нас обоих.

Чезаре кладёт свой пистолет на стол в углу, подходит к нему, бормоча что-то себе под нос, и раздвигает плотные шторы, чтобы впустить солнечный свет в комнату.

Не секрет, что я предпочитаю уединение. Слишком много солнечного или любого другого света кажется мне незваным гостем. Именно моя потребность в тишине и покое привела меня к покупке поместья, которое было построено таким образом, чтобы у моего брата и нашей матери были свои собственные дома, отделённые от моего. Однако расстояние между нами было достаточным для того, чтобы я мог легко добраться до них в случае необходимости, но и не настолько близким, чтобы они могли ворваться в мою жизнь без веской причины.

Я присаживаюсь на край стола и сжимаю его, ожидая, что он вот-вот сломается.

Мой брат продолжает смотреть в окно, кивая головой, сложив руки на талии и расправив плечи. Я понимаю, что ему нелегко воспринимать происходящее.

Он театрально поворачивается, подносит указательный палец к губам, кивает и делает затяжку.

Вот оно, началось…

— Ты что, с ума сошёл, Этторе? — Говорит он, подходя ближе. — Рабыня? — Он недоверчиво моргает. — О чем ты думал, покупая человека?

— Это не твоё дело, и я имел в виду, именно то, что ты никогда больше не прикоснёшься к ней, — с раздражением произношу я.

Он смотрит на меня с недоумением, как будто у меня выросли рога.

— Я пытался дать ей почувствовать себя в безопасности, или это не входит в твои правила обращения с ней? — Удивляется он.

— Ты обязан обращаться с ней хорошо, но не трогай её, — повторяю я.

— Ты должен вернуть её, — он искренне обеспокоен, и я понимаю его. Это не та мрачность, к которой он привык. Он связан с Каморрой так же сильно, как и я, но он не помнит нашего детства.

— Это как-то связано с Каморрой? — Он встаёт передо мной, наклоняя голову, чтобы поймать мой взгляд, как будто это заставит меня заговорить о вещах, которые я не хочу обсуждать.

— Нет, — отвечаю я.

— Брат, если это как-то связано с...

— Нет, Чезаре, — я стараюсь, чтобы мой тон не звучал резко, напоминая себе, что я бы забеспокоился, если бы он увидел Зои и не отнёсся так к ситуации.

Он кивает и проводит рукой по волосам.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздыхает он и отходит в сторону, чтобы растянуться на диване и закинуть ноги на центральный столик. — С другой стороны, я не могу уснуть, поэтому я пришёл повидаться с тобой, — он резко почёсывает затылок. — Я подумал, что мы могли бы, возможно, немного выпить и… Но у тебя такой вид, будто у тебя куча дел.

У меня действительно много работы, но никогда не бывает слишком много времени для семьи, особенно для него. Я встаю и направляюсь к бару в углу, чтобы взять графин с виски и два стакана.

— Расскажи мне об этом, — я сажусь рядом с ним, наливаю нам выпить и ставлю графин на стол. Я уже знаю, что его беспокоит.

— Мне все время снится один и тот же сон, — он отхлёбывает виски. — Как бы я ни старался, это не прекращается.

— Всегда одно и тоже? — Я взбалтываю виски в своём стакане.

— Да, — он садится. — На тебя надвигается что-то зловещее. — Он начинает описывать свой сон: — В воздухе так много насилия, что я едва могу пробиться сквозь него. Затем, когда я иду, чтобы защитить тебя, оно приближается, и когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, происходит полное затемнение.

— Хм, — я залпом выпиваю виски, потому что знаю, о чём этот сон.

Я был там. Это не просто сон. Это воспоминание. Не могу сказать, благословение это для него или проклятие, ведь оно дало ему новую жизнь, но также лишило его самых важных воспоминаний о прошлой.

— Что ты думаешь? — Он смотрит на меня, ожидая объяснений. — Тебе не кажется, что я становлюсь параноиком и слишком беспокоюсь о твоей безопасности? … Я провёл исследование, и некоторые толкователи снов говорят, что иногда это происходит из-за того, что мы слишком сильно переживаем о чём-то.

Мой бедный братишка.

— Я думаю... — Я прочищаю горло, на мгновение задумываясь, стоит ли мне просто сказать ему правду. Но я не хочу, чтобы он вспоминал. Я знаю, что отдал бы всё, чтобы забыть своё прошлое.

— Ты думаешь, что я параноик, давай, скажи это, — смеётся он. — По крайней мере, я веду себя как человек, — указывает он на меня. — Ты же ведёшь себя так, будто неуязвим, идя навстречу опасности.

— Чезаре, — перебиваю я. — Постарайся расслабиться, ладно? — Я отчасти согласен с его теорией о паранойе.

Он опрокидывает виски внутрь:

— Я могу напиться и просто завалиться здесь, — он похлопывает по дивану, и в этот момент раздаётся тихий стук в дверь.

Я бросаю взгляд на дверь, и мне не нужно спрашивать, кто это. Мягкость в том, как она стучит в дверь, выдаёт её с головой. Дверь медленно открывается, и она входит, просовывая голову вперёд, чтобы поискать нас.

Когда она видит меня, то вся напрягается. Её тело дрожит, но она крепко сжимает свой альбом для рисования, тетрадь и измерительную ленту, словно они могут защитить её.

— Мы продолжим наш разговор позже, — говорю я, вставая с места.

— Ты тоже не лучшая компания, — Чезаре тоже поднимается. — Думаю, алкоголь всегда обманывает меня, заставляя думать, что твоё общество успокаивает меня. — Он подходит к двери и переводит взгляд с Зои на меня. Его зелёные глаза напоминают мне о моих собственных, которые я скрываю под чёрными контактными линзами. Он ухмыляется, и я почти хочу показать ему средний палец, но он уходит. Я хочу что-то сказать на это, но Зои завладевает моим вниманием, и всё остальное исчезает.

— Я хочу снять с тебя мерки, если ты не возражаешь... — Она прочищает горло. — Это необходимо. — Она опускает глаза, и я хочу, чтобы она перестала так делать, когда говорит со мной. — Для костюма, — бормочет она.

Меня не волнует, как я выгляжу. Я могу легко купить любую одежду в магазине. Но я хотел, чтобы она перестала удивляться, зачем я её купил. Пусть думает, что я сделал это из-за её нарядов.

— Ладно, — говорю я, подходя к своему столу и ставя стакан с виски.

— О... Всё в порядке? — Её глаза наполняются удивлением. — Ты... Ты хочешь, чтобы я сделала это здесь?

Разумный вопрос.

Чезаре не единственный, кто может прийти сюда без предупреждения. Моя мама тоже может заявиться в любое время дня и ночи, и у меня нет сил разговаривать с ней. Я немного удивлён, что она не появлялась больше семидесяти двух часов.

— Нет, мы сделаем это в моей комнате, — отвечаю я.

И тут в моей голове словно срабатывает сигнал об опасности.