В ад и обратно

ГЛАВА 3

ЗОИ

Моя? Почему?

Я смотрю на спальню, которую мне выделили в поместье моего нового владельца, и тереблю в руках его рубашку, ту, которую он снял, чтобы отдать мне, когда заметил, что мне холодно в его машине.

Зачем он отдал мне свою рубашку?

Я также удивляюсь, почему он ничего не говорит и не просит меня что-то сделать, чтобы опробовать его покупку, размышляя о том, что никогда не принадлежала никому дольше, чем на несколько ночей, а теперь он каким-то образом купил меня для себя. Для жизни с ним… Навсегда.

Мой взгляд скользит от огромной кровати, застеленной чёрными простынями, и к окну за ней. За стеклянной стеной открывается вид на просторы Нью-Йорка, который мне никогда не удавалось увидеть раньше. За исключением золотисто-коричневых светильников, расположенных по всему полу и потолку, моя спальня выполнена полностью в чёрном цвете. Цветовая гамма соответствует дизайну всего поместья, выполненного в угольном оттенке, с большим количеством золотисто-коричневых светильников вдоль перил лестницы.

Он же не может отдать мне эту спальню? Я рабыня, и единственный раз, когда становлюсь привлекательной, это когда выхожу на сцену. Только тогда, я достойна чего-то яркого и неординарного, не обязательно дорогого, но привлекающего внимание, чтобы я могла увеличить доход своего бывшего владельца.

Это место не для меня.

Я качаю головой и отступаю на шаг, отказываясь принимать его как своё. Оно новое и чистое, но не для меня. Я непроизвольно съёживаюсь от такой аккуратности. Я могу спать в гараже, подвале или где-нибудь ещё… Если он предлагает мне это, что я должна сделать, чтобы заслужить такое?

Мой бывший хозяин заставлял меня работать и распоряжался моим телом, потому что это был способ заплатить за еду, воду, матрас и четыре стены, которые он мне предоставил. Однако я никогда не могла отплатить за его «доброту», и всегда была должна ещё больше.

Что я должна сделать, чтобы заслужить это?

Я ощущаю на себе его взгляд, когда снова отступаю назад. Его дыхание заставляет волоски на моей шее вставать дыбом, но я сглатываю нервный комок в горле и делаю шаг вперёд. Поворачиваюсь к нему, сцепив руки перед собой, но продолжаю чувствовать себя неловко, ведь я всё ещё в костюме, а это не сцена. Может быть, он хочет, чтобы я была именно такой? Стриптизёршей. Я могу быть такой. Меня учили этому, и многим другим вещам, чтобы угодить своему хозяину.

Я осторожно приближаюсь к нему, прислушиваясь к биению своего бешеного сердца. Он ничего не сказал мне. Он молчал, а я не люблю тишину. Она заставляет меня думать. Вспоминать. Принимать реальность.

Я останавливаюсь перед ним, не зная, что делать с собой или что сделать для него. Я действительно хочу, чтобы он что-нибудь сказал. Я хочу, чтобы он дал мне хоть что-нибудь для работы. Сказал, что делать. Отдал приказ. Изложил правила. Предусмотрел наказания… Сказал мне, сколько раз в неделю мне можно есть и сколько раз мыться тёплой водой?

Я просто хочу, чтобы он хоть что-нибудь сказал мне.

Я поднимаю глаза от его чёрных модельных туфель, пробегаю взглядом по шву его чёрных брюк, по петле его чёрного кожаного ремня, запонкам с чёрными камнями, которые застёгиваются на рукаве его чёрной рубашки, по кольцам на его пальцах, по следам татуировок, исчезающим в рукавах, возвращаюсь к пуговицам с чёрными камнями и останавливаюсь, когда добираюсь до маленького выреза на его шее.

Не то чтобы я находила его шрамы пугающими, но мне интересно, хочет ли он, чтобы я на них смотрела.

Мне хочется снова опустить голову и уставиться в пол, боясь, что меня за это накажут, но опять же, я должна увидеть его лицо, пусть даже в последний раз. Я вдыхаю воздух, наполненный остротой его запаха — сильный, чёрный, волнующий, вызывающий, провоцирующий, такой же, как и он сам.

Я поднимаю взгляд от следов ожогов на одной стороне его шеи и смотрю на линию его полных, дерзких, пастельно-розовых губ. Одна сторона его губ сморщена из-за шрамов, которые растягиваются в глянцевом разрезе.

Я продолжаю изучать следы ожогов, пока не встречаю его глаза — тёмные, такие же чёрные, как цвет его волос и ауры. В них есть что-то знакомое, как будто я уже видела эти глаза раньше. Я бы запомнила его, если бы где-то его видела. Было бы трудно не вспомнить человека с такой аурой и метками, которые делают его таким необычным и отталкивающим, но таким божественно-привлекательным для меня.

На его лице словно затмение. В его глазах словно война. Он носит свои шрамы так, что мне не стыдно иметь свои. Он носит их красиво. И он прекрасен.

Я опускаю глаза, затем хлопаю ресницами, чтобы отправить мысль туда, откуда она пришла.

Снова тишина. Оглушительная. Сотрясающая мозг. Сводящая с ума.

Мы оба продолжаем дышать, и с каждым моим вдохом мне хочется расцарапать себе кожу от того, как тишина накрывает меня.

— Еду скоро принесут, — его голос такой же, как и всё в нём, — чёрный. Только на этот раз он кажется мне расплавленным, всё ещё сохраняющим тепло, но уже замутнённым из-за отсутствия огня.

Это заставляет меня дрожать. Он заставляет меня дрожать.

— Поешь и ложись спать, это была долгая ночь, — он поворачивается, чтобы уйти, но я быстро его догоняю.

— Пожалуйста, музыку, — я съёживаюсь, ощущая на себе его взгляд, и не жду, пока он спросит «почему». — Я не могу спать спокойно, — объясняю я. — Хозяин? — Спрашиваю я, потому что пока не знаю, как он хочет, чтобы я к нему обращалась.

— Алекса, — его голос дрожит, и тембр эхом отражается в моих костях, — поставь что-нибудь… классическое.

Из невидимых динамиков доносится громкий звук, и я вздрагиваю, оглядываясь в поисках его источника. Затем начинает звучать музыка. Моя любимая — классическая.

Слёзы подступают к моей груди и застилают глаза, когда песня наполняет комнату.

— Говори Алексе всё, что захочешь послушать, — он разворачивается и с важным видом выходит из спальни, которая должна быть моей.

Я сажусь на пол, подтягивая колени к груди, и мягкая гармония обволакивает моё исхудавшее тело. Я ощущаю себя материей, которую многократно перешивали и штопали, и кажется, что она вот-вот разорвётся от грубых прикосновений.

Я склоняю голову и обхватываю себя руками, словно заявляя свои права на это место, потому что я не намерена его покидать. Всё остальное кажется мне слишком прекрасным, чтобы быть правдой.

Он кажется слишком идеальным, чтобы быть реальным.

Удивительно, но он вызывает у меня ощущение чего-то знакомого. Словно это деталь, которой не хватает в общей картине, как будто я что-то упускаю, и мне кажется, что я по кому-то очень тоскую…

Он мог бы стать хорошим человеком для меня… первым за пятнадцать лет.

А возможно, он — худшее, что могло со мной случиться.