Деревянные панели двери превращаются в сплошное пятно, пока я застываю на месте, собираясь с мыслями.
Что я собираюсь сказать? И почему, черт возьми, я должен что-то говорить? Потому что он твой племянник, а ты — самый большой придурок, раз причинил боль своей семье.
Я решаю не звонить заранее на случай, если он не захочет со мной разговаривать. На его месте, я бы и сам не хотел с собой разговаривать. Мой палец осторожно нажимает на кнопку звонка, и на заднем плане раздаются звуки «La Cucaracha».
Только у Эрика может быть такой дверной звонок.
Когда Эрик открывает дверь, меня охватывает облегчение. Однако я не ценю его сочувственный взгляд. Конечно, я выгляжу как убитое на дорогое животное, и есть вероятность, что от меня пахнет точно так же. Но если кто и будет высказывать мне претензии по поводу моего внешнего вида, то это будет Эрик.
— Привет, Бэтмен, — приветствует Эрик с небольшой улыбкой, — Я только захвачу его.
Эрик уходит, а я неловко стою в гостиной и рассматриваю окружающую обстановку. Эрик, будучи Эриком, определенно знает, что такое стиль. Его квартира оформлена как фотосессия из книги Марты Стюарт. Я действительно вижу фотографию Марты Стюарт в рамке на задней стене. Я хочу рассмеяться, но улыбка не отражается на моем лице.
Там стоит белый кожаный диван, обложенный миллионом идеально расположенных подушек — разных цветов, фактур и восточных узоров. Оглядевшись вокруг, я замечаю еще больше восточных предметов. Он верен своему наследию, даже Будда сидит на плавающей полке. Вокруг него другие орнаменты, а между подставками сидит ряд книг. При ближайшем рассмотрении, на подставках изображены две мужские статуи, занимающиеся сексом по-собачьи. Где он только находит это дерьмо?
В комнате раздается скрип. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть Тристана, который избегает смотреть мне в глаза. Я не могу себя чувствовать ужаснее, чем сейчас. Что я за гребаный пример для подражания?
— Привет, приятель, — господи, нервы дают о себе знать.
Он молчит, потом прочищает горло: — Провоцируешь своего внутреннего австралийца?
— Я пытаюсь. Слушай, я понятия не имел. Я бы никогда не стала намеренно спать с твоей девушкой, — признаюсь я.
— Я не злюсь. Ну, я был зол. Ты можешь забрать ее.
— Тристан, это было на один раз. Мне не нужны серьезные отношения. У меня есть много вещей, которые мне нужно проработать.
Его глаза встречаются с моими, и, как и в глазах Эрика, я вижу жалость: — Я знаю, и одновременно не знаю, что сказать. Мне тоже жаль. Может быть, я мог бы чем-то помочь тебе.
— Ну, я рад, что ты этого не сделал. Чарли не было бы в живых, если бы ты остановил меня.
— Ты действительно любил ее, не так ли? — спрашивает он.
Я колеблюсь: — Любил. Люблю. Просто не так, как она заслуживает, — это была чистая правда, — Итак, когда ты возвращаешься домой?
Он засунул руки в карманы и покачивается взад-вперед: — Я вроде как надеюсь, что смогу бездельничать здесь, пока Эрик не выгонит меня.
Это небольшой пинок под зад, но вполне заслуженный. Я вроде как привык, что он рядом, несмотря на мои постоянные жалобы.
— Конечно, только не будь чужим, ладно? Я буду скучать по твоей чертовой PlayStation, — я хихикаю.
— Да, может быть… Я, наверное, скоро вернусь. Она еще не распакована. Эрик сказал, что часть соглашения с соседями по комнате — никаких электрических приборов, которые не предназначены для того, чтобы тебя от них избавить, — Тристан закатывает глаза.
Эрик кричит с балкона: — Я слышал это закатывание глаз!
— Я лучше пойду, — мое лицо смягчается, когда я пытаюсь уйти.
Внезапно Тристан обнимает меня. Это именно то, что мне нужно, маленькое напоминание о том, что, возможно, есть люди, которым я не безразличен. Может быть, мне нужно перестать быть самовлюбленным засранцем и открыть глаза, чтобы увидеть, что окружающие нуждаются во внимании. Мир не вращается вокруг тебя, Джулиан Бейкер, и чем быстрее ты это поймешь, тем быстрее сможешь жить своей жизнью.
Похлопав его по спине в знак благодарности за добрый жест, я отстраняюсь и направляюсь к двери, но не раньше, чем Эрик снова крикнет: — Кстати, ты выглядишь как дерьмо. И тебе не мешало бы принять душ. Вот черт!
Когда Тристана нет, я могу взять отпуск на работе и зарыться в свою рукопись. Две недели я живу на дешевой лапше и кофе. О душе не слышно, даже после язвительного выпада Эрика, и у меня выросла борода. Сначала она меня раздражала, но вскоре я с ней смирился, и теперь, клянусь, там могут гнездиться пчелы.
Поскольку деньги на исходе, или, лучше сказать, их нет, я отменил абонемент в спортзал и вернулся к бегу по окрестностям каждое утро и вечер, чтобы сжечь разочарование, которое испытываю. Я игнорирую посещение любых мест, где есть вероятность столкнуться с Чарли. С другой стороны, я встречаю новых людей, например, старушку, которая предлагает мне стакан домашнего лимонада каждый раз, когда я пробегаю мимо. Не желая быть невежливым, а также испытывая сильную жажду, я принимаю ее предложение, и домашний лимонад вскоре превращается в печеные лепешки, а затем в куриный пирог. Нет нужды говорить, что я хорошо наелся, и лапша вскоре стала далеким воспоминанием.
Однажды поздно утром я нажимаю кнопку «Отправить», и письмо официально попадает в почтовый ящик мистера Гриммера. Прислонившись спиной к стулу, я по очереди хрустнул костяшками пальцев, пытаясь снять напряжение. Тридцать часов подряд без сна, так что сказать, что я измотан, значит ничего не сказать. Хуже всего то, что где-то за последние двадцать часов я понял, что не трахался, казалось, целую вечность и даже не думал о том, чтобы подрочить, до сих пор.
Чистый лист. Только чистый необработанный секс, без имен и личностей. Схватив телефон, я набираю URL-адрес, пока страница не заполняется всеми возможными фантазиями. Нажав на порно с девушками, я смотрю несколько минут, пытаясь погладить себя, но без облегчения.
Час спустя мне кажется, что миссия невыполнима, пока я не натыкаюсь на бразильскую групповуху, и боже, как она была в восторге от десяти парней, нависших над ней.
Ровно одна минута и десять секунд — вот и все.
Теперь я вымотан.
Я начинаю дремать, пока раздражающий звук не выводит меня из дремоты. У меня возникает соблазн проигнорировать его, но, подумав, что это может быть мистер Гриммер, я тянусь к полу, где в последний раз оставил свой ноутбук, и подношу его к лицу, чтобы прочитать.
Чарли: Привет, Джулиан, надеюсь, у тебя все хорошо. Я бы хотела встретиться с тобой, чтобы сказать спасибо за все, что ты для меня сделал, если ты не против. Ты не мог бы встретиться с нами в парке сегодня днем? Чарли хх
Это последний человек, от которого я ожидал получить сообщение, и оно испытывает меня на прочность. Я наконец-то двигаюсь дальше, не говоря уже о том, что она использовала слово «мы». Лекс не позволит ей увидеться со мной, а если бы позволил, то навис бы над нами, как стервятник, готовый полакомиться тушей. Какая-то часть меня, какой бы маленькой она ни была, чувствует, что я должен ей это. Будь то завершение, благодарность, как бы вы это ни называли, и с этим чувством я пишу ответное сообщение, соглашаясь встретиться. Спустя несколько секунд она отвечает, называя время и место.
И вот, два часа спустя, я сижу на скамейке в парке, приняв душ и побрившись. Борода напугала бы детей, и это не похоже на то, что я пытаюсь произвести впечатление на Чарли. В ожидании у меня начинают липнуть руки, солнце не помогает.
Дети снуют туда-сюда по игровой площадке, не обращая внимания на происходящее вокруг. Это заставляет меня задуматься о детях, о семье, обо всей этой херне с браком. Мне тридцать, мать их, тридцать три, и времени на создание семьи уже нет. Не говоря уже о том, чтобы встретить женщину, с которой я хочу разделить свою жизнь. Я уже не уверен, что хочу такой жизни, но она мелькает перед глазами — что я могу упустить? Реальность настигает меня несколько мгновений спустя, когда я получаю удар по голове какой-то фигуркой, которую ребенок подбрасывает в воздух.
Возможно, этому надоедливому маленькому засранцу стоит поучиться, как вести себя на людях.
Да, возможно, я ничего не теряю.
Сначала я слышу голоса, заставляя себя посмотреть в том направлении. Чарли стоит всего в нескольких футах от меня, толкая одну из этих колясок, похожую на судно на воздушной подушке. Как я и предполагала, она не одна. Лекс стоит позади нее, наблюдая за мной неизведанным взглядом. Он наклоняется, чтобы поцеловать Чарли в щеку, и уходит, следуя за своей дочерью, которая убежала на качели.
Чарли приветствует меня теплой улыбкой, садясь рядом со мной на скамейку в парке. На ней шорты и футболка с героями DC. У Тристана и Чарли было бы много общего. Она продолжает улыбаться, и невозможно не заметить сияние, озаряющее ее прекрасную кожу. Я не могу выразить благодарность Господу. Она выглядит здоровой. Живой.
Помни, именно этого ты и хотел — уйти с Чарли живой и счастливой.
— Привет, — она улыбается.
Чарли, похоже, нервничает, возится с обтрепанным подолом своих шорт. Это длится всего несколько мгновений, прежде чем ребенок издает вопль, отвлекая Чарли от нашего неловкого молчания. С легкостью она бережно берет ребенка из коляски и достает его на руки. Плач становится мягче, и без излишнего вмешательства девочка успокаивается и затихает.
Мне удается вымолвить все, что я могу. Взгляд Лекса останавливает меня от дальнейших действий.
— Так это она? — я сдерживаю свое выражение лица, не более чем слабая улыбка.
Чарли сияет, рассказывая о своей дочери: — Это Эва Лили Эдвардс.
— Она так выросла, прекрасная девочка. Я очень рада за вас.
— Это много значит для меня, Джулиан, — она делает паузу, словно тщательно подбирая слова. Я хорошо знаю Чарли, она откровенна, и временами они с Эриком похожи как две капли воды. Она известна своей прямотой, но при этом знает, что такое такт и манеры, в отличие от Эрика, который родился с геном словесной диареи.
— Я позвонила тебе потому, что и Лекс, и я хотим поблагодарить тебя…, — ее глаза обращены к нему, когда она произносит его имя, и связь между ними неоспорима. Это почти как будто можно увидеть магнитную силу, притягивающую их друг к другу. Я не полностью защищен от ревности, но я знаю, где я нахожусь с Чарли, и я не рядом с ней, не как ее муж и отец ее детей. Какого черта я здесь делаю, втирая бутылку соли в рану? И я имею в виду, гигантских размеров. Они счастливая семья, я понимаю. А я — никто.
Она продолжает говорить: — Я знаю, Лекс может не показывать этого, но он так же, как и я, благодарен тебе за то, что ты спас нас. Мне все равно, что ты делал, Джулиан. Меня волнует только то, что эта маленькая девочка выжила, и без тебя… этого бы не случилось.
Скручивающая боль в животе возвращается вместе с тем чувством, которого я не знаю: раскаиваться ли мне в своих поступках или быть благодарным за свои ошибки.
Лекс стоит у качелей, подталкивая свою дочь. Его глаза смотрят на меня, в них смешанное выражение недоумения и разочарования, прежде чем он отворачивается и продолжает толкать свою дочь. Он не выглядит так, будто хочет меня убить, но и улыбки на его лице нет.
— Джулиан, я знаю, что поступила неправильно. Я не должна была относиться к тебе так, как относилась. Все должно было закончиться с тобой до того, как я связалась с Лексом. Я не жалею о результате… Я просто хочу, чтобы люди не попали под перекрестный огонь в процессе.
— Чарли, все кончено. Мы движемся дальше, — простые слова. В конце концов, я мужчина. Женщинам, однако, нужно подробно описывать свои чувства, как будто они пишут роман или что-то в этом роде.
— Я знаю, Джулиан, но несмотря на все это… Я думаю, тебе нужна помощь.
Я слышу искренность в ее голосе. Она явно думала о том, чтобы обратиться ко мне. Я знаю на собственном опыте, что это нелегко — проводить интервенцию, не говоря уже о том, чтобы быть на ее стороне. Конечно, мне нужна помощь. Я просто не знаю, как ее получить.
Позволив себе впитать ее слова, я продолжаю наблюдать за играющими вокруг меня детьми. Ее дочь, Амелия, уже покинула качели и подружилась с мальчиком, сидящим в песочнице. Все идет хорошо, пока другой мальчик не входит туда и не привлекает ее внимание. Она забывает о мальчике номер один, поворачивается к нему спиной и начинает строить замки из песка с новым мальчиком.
Какая мать, такая и дочь.
— Я говорю это как человек, который любит тебя. Может быть, не так, как ты хочешь, чтобы тебя любили, но я искренне люблю тебя за все, что ты для меня сделал. Мне больно видеть, как ты страдаешь. Я хочу, чтобы ты жил своей жизнью и была счастлив. Ты заслуживаешь самого лучшего.
Услышав от Чарли, что она любит меня, я понял, что эта часть моей жизни уже позади. Я могу сидеть и жить — скорее, сидеть и сопеть — или двигаться дальше и строить новую жизнь вдали от Чарли и соблазнов, которые таятся вокруг меня.
Разговор затихает, когда к нам подбегает Амелия. Она одета в футболку Бэтмена с накидкой и маленькие черные ботиночки на резинке и вся в песке. Кажется, ей все равно, хотя. Что это с детьми и песочницами?
— Мамочка! Можно я покатаю малышку Эву на качелях?
Чарли касается ее щеки, материнский жест, который не остается незамеченным: — Багги, она слишком маленькая. Почему бы тебе не позвать папу?
Отлично. Разборки.
— Я больше не Багги. Я Бэтмен! Смотри, посмотри на мой плащ.
Ирония. Если бы не ее изумрудно-зеленые глаза и все в ее лице, повторяющее лицо Лекса, можно было бы серьезно усомниться в ее отцовстве.
Чарли слегка хихикнула: — Да, я знаю, о чем ты думаешь.
Ее смех заразителен, и я не могу не смеяться вместе с ней: — Значит, ей нравится Бэтмен?
— Ага, она одержима им с тех пор, как увидела его на дне рождения своего кузена в прошлом году. Она сумасшедшая. Она держит божьих коровок в качестве домашних животных. В ее комнате их было около двадцати, поэтому она получила имя «Багги». Мы думали, что рождение дочери означает чайные вечеринки и обилие розового цвета, но позвольте мне сказать вам, что это было совсем не так, — улыбка Чарли остается неподвижной. Несмотря на то, что ее дочь может быть сорванцом, вы можете увидеть гордое выражение на ее лице, — Эрик даже купил ей на день рождения шикарный детский чайный сервиз из Лондона. Она открыла подарок и побежала искать Рокки, потому что его подарком ей был баскетбольный мяч. Она любит смотреть, как играют «Лейкерс».
— Я могу только представить, что Эрик был потрясен, — спокойно отвечаю я.
— Огорчен — это еще не все. Я думаю, он обронил «F-bomb», и позвольте мне сказать вам, что Амелия повторяет то, что вы говорите, так что Эрик получил от нас по ушам в тот вечер.
Мы смеемся еще некоторое время, пока Лекс не подходит к нам. Он стоит рядом с Чарли, берет у нее малышку Аву и прижимается губами к ее лбу. Я вижу, что Чарли смотрит на него с благоговением, но ее глаза делают такую штуку, как будто она пытается заставить его что-то сказать.
Мы все молчим, слышны только крики детей и случайный шелест деревьев от легкого ветерка. Облака сформировались в скопление, оттенки серого предупреждают нас о том, что нас ждет. Вдалеке раздается раскат грома, от которого дети пугаются, а родители пытаются собрать свою семью и вещи перед дождем.
Для меня же назревает буря иного рода, и она вот-вот разразится.
Лекс прочищает горло: — Ты спас мою жену и ребенка.
Это не благодарность, скорее утверждение.
Я не говорю ни слова.
Чарли кладет свою руку на мою, и от этого прикосновения мне становится больно: — Спасибо, Джулиан. Поблагодари себя. Несмотря на все твои намерения, ты спас нас.
Я смотрю прямо ей в глаза, наблюдая, как она смотрит на меня. Она встает и наклоняется, чтобы обнять меня.
Моя сила, мои слабости, все возможные эмоции бурлят в моей голове, и, не желая задерживаться в этот момент, я отстраняюсь и дарю ей улыбку, которую она заслуживает.
Лекс продолжает стоять рядом с ней, пристально наблюдая за нами.
— Спасибо, — бормочет он.
Это ясно как день.
Я даю им всем последнюю улыбку, прежде чем уйти навсегда.
Еще одна глава в моей жизни закрыта.
Но эта часть книги закончилась счастливо для них, а не для меня. Мне еще предстоит многое понять.
У меня больше нет Челси, у меня больше нет Чарли, и я отказываюсь умирать в куче белой кислоты.
Но мне нужна помощь.
Кто теперь спасет меня?