В поисках Авалона

Глава 14

….Да, я возьму тебя с собою

И вознесу тебя туда,

Где кажется земля звездою,

Землею кажется звезда.

И, онемев от удивленья,

Ты узришь новые миры -

Невероятные виденья,

Создания моей игры…

Блок (Демон)

— Могу я войти, Джон? Или ты занят чтением мемуаров Луизы?

— Ты уже вошла, Джейн.

— Я могу уйти, если ты не хочешь сейчас со мной разговаривать.

— Ты ничего не сможешь сделать против моего желания, Дженни. Если бы я не хотел, ты бы не вошла. Все гораздо проще, чем ты думаешь. Не нужно со мной притворяться и играть вежливые роли.

— Я ничего не играю, Джон. Я просто пришла….

— Почему? Почему ты пришла, Джейн? Что еще я не рассказал тебе?

— Не ты, а я. Я не рассказала…. Я люблю тебя, Джон. Ты знаешь об этом, но я должна была сказать…. Ты молчишь? Тебе нечего ответить? Можешь высмеять меня, если хочешь и снова привести свою теорию по поводу моих чувств. Джон. Джон! Прекрати читать, я с тобой разговариваю. Посмотри на меня!

Не дождавшись никакой реакции, Джейн подошла к Креймону, который сидел в своем кресле с невозмутимым отсутствующим выражением лица, разложив на коленях рукопись Луизы Браун, и с силой выхватила ее из его рук, с грохотом опустив на старинный расписной столик на гнутых резных ножках. Она ожидала вспышки гнева со стороны Джонатана Крейна, но он поднял голову и посмотрел на нее спокойным немного усталым взглядом. Потом он заговорил:

— "Я не строптивая гордячка, желающая набить себе цену, выделиться из толпы поклонниц, или поводить вас за нос старым, как мир способом, но осторожная, и воспитанная девушка, понимающая невозможность нашей связи, не желающая разменивать свою жизнь на кратковременные случайные романы. Не нужно быть сильно умной или прибегать к услугам гадалки, чтобы понять вашу неспособность любить и хранить верность одной женщине, а на меньшее я не согласна. Я никогда не буду с вами, Джон. Никогда. Я только друг, не более". Помнишь, Джейн? Это твои слова.

— Когда я произносила их, то еще не знала, кто ты.

— Ты и сейчас не знаешь. — Джон покачал головой, взяв ее за руку. — Джейн, ты зря не послушала меня. Сняв кольцо, ты лишила себя защиты. Сейчас ты безоружна.

— Я не собираюсь сражаться против тебя. И это тоже я пришла сказать. Если цель Дайаны — уничтожить тебя, я на твоей стороне.

— Не меня, Джейн. Она хочет сохранить заклятие. Но я не позволю ей снова одурачить меня. Я пойду на любые жертвы. Слышишь, Джейн? На любые.

— Ты говорил, что попытаешься найти способ спасти меня.

— Не надейся, что найду. Может быть, я лгу, чтобы переманить тебя на свою сторону.

— Тогда бы ты не сказал то, что сейчас сказал. И тебе не нужно лгать, я уже с тобой.

— А ты не боишься, что это магия? Что я околдовал тебя? Что твои чувства искусственные и навязанные моей волей?

— Нет. Я знаю, что чувствую.

Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, и ни один из них не хотел отвести взгляд первым.

— Когда я говорила, что никогда не стану тебе больше, чем другом, во мне говорила женская гордость и страх. — шепотом проговорила Джейн, мягко сжимая его ладонь. — Потом гордость испарилась, а страх вырос до неимоверных размеров. Я и сейчас боюсь тебя, как любой человек перед лицом неизведанного и могущественного. Я осознаю, что ты для меня представляешь смертельную опасность. Мои предки предупреждали, они говорили, что ты будешь лгать и соблазнять меня красивыми словами, лестью, хитростью, и магическими способностями. Они показали мне наш дом, Джон. На какие-то секунды я оказалась в Стране вечного лета. Они прекрасна и божественна, и я ощутила на своем лице дыхание другой более совершенной жизни. Там нет боли, злости, зависти и людского коварства, и время течет иначе, и мир такой яркий, гармоничный, воздушный. Я думала, что это сон, чудесный сон о рае на земле. А потом они сказали мне: Ищи способ, лги, притворствуй, лукавь, заставь его поверить, что ты на его стороне, а потом беги. Играй по его правилам, бери пример с него, забудь о совести и морали…. И я вспомнила слова, которые прочитала где-то в книжках очень давно. "Ангелы небес не покидают". И уж, тем более, не могут призывать к отказу от совести и морали. Если их правда состоит в том, чтобы сохранить чье-то господство или колдовство путем обмана и лицемерия, то они не лучше тебя. И мне не нужна такая правда. Ты говорил, что истина не однозначна. Она многогранна, да, это так. И нее много лиц, много имен. Но для одного конкретного человека есть единая истина, единая вера. Любовь не может быть лживой изначально. Это божественное чувство, которое не измерить никакими словами и понятиями, оно выше разума и интеллекта, выше материального понимания. Только любовь может приблизить нас к Богам, ибо с помощью любви, и правды создан наш мир. И он не идеален, и склонен к саморазрушению лишь по одной причине. Люди утратили любовь, совесть, честь и веру, которая базируется не меркантильных желаниях вышестоящих угнетателей человеческого разума, но на знании своей истинной природы, своего божественного предназначения, своей целостности с окружающим миром. И те, кто призвали меня бороться с тобой любыми способами, не говорили от имени Бога. А значит, я не должна им верить. Иллюзии — непозволительная роскошь, в этом ты тоже прав. Но мне ну нужны иллюзии, я отдаю отчет в том, как сильно рискую, принимая твою сторону. И когда разум молчит, то нужно довериться интуиции. Я люблю тебя, Джон. Я начала именно с этой фразы. Но в ней весь смысл вышесказанного. И, если я люблю тебя, то значит, ты, как никто другой, близок к Богам. И, если снятие заклятия, сделает тебя счастливым, то я помогу тебе в этом, даже ценой собственной жизни. Мое сердце говорит, что ты не используешь обретенную свободу и силу во зло другим.

— Ты ушла с кухни двадцать минут назад, Джейн. Что с тобой случилось? — Джон крепко стиснул пальцы девушки, пристально глядя ей в лицо.

— У меня открылись глаза. — она мягко улыбнулась и дотронулась до его лица. — Я не знала, зачем пришла в этом мир, но теперь моя цель бытия стала так прозрачна и ясна. Но и ты, Джон. Ты тоже должен понять, для чего ты живешь. Вернуться домой — это прекрасно, но нужно понять еще кое-что — зачем? Служить Богу и обрести Бога в собственном сердце, стать частью его — это разные понятия. Так чего хочешь ты? Если это возмездие, то тебя ждет поражение. Обижаться на Богов — все равно, что на самого себя. Ты должен простить и поверить в себя, Джон, и тогда никакое заклятие не остановит обретшего Бога в самом себе.

— Впервые за три тысячи лет я не знаю, что сказать, Джейн Браун. Твоя чистота безгранична. Я никогда не был таким. Наверно, потому ОН отвернулся от меня, позволил мне усомниться в нем.

— Не он. А ты, Джон. Ты отвернулся и позволил посеять в твоей душе ростки сомнения. Но теперь все изменится. Я помогу тебе вернуться к тому, с чего ты начал. Ты был рожден не для служения Богам, а для познания их через самого себя. Ты должен был стать нитью между небом и землей. Между космическими силами и миром смертных, ты должен был научить нас слушать Вселенную и умению достичь гармонии с ней. Тебя сбили с пути, но даже, если один человек услышал, поверил и понял — значит, высшая цель достигнута. Я этот человек, Джон. Но, если ты убьешь меня, то уничтожишь единственно верный поступок в своей жизни.

— А, если у меня не будет другого выбора, Дженни? Что тогда? Может, мы все ошибаемся, и от нас ничего не зависит вовсе.

Джон отпустил руку девушки, и печально посмотрел на упавшие к ногам мемуары Луизы Браун. Джейн опустилась за разбросанными ветхими страницами, трепетно складывая их одна к другой.

— Мы должны бороться за то, во что верим. Если бы ты полюбил по-настоящему, то не сомневался бы в решении.

— Я давно забыл, что значит любовь. — горькая усмешка скривила красиво-слепленный рот. И Джейн тяжело вздохнула.

— Я понимаю. Вечность ожесточает. Боль, бесконечные смерти на твоем пути. Разочарования и предательства. Вся моя жизнь изменилась, с тех пор, как ты вошел в нее. Но ты должен знать, я не жалею ни об одной минуте. Я открыла для себя мир, о котором ни один человек на земле не имеет представления. Он жестокий, опасный, непредсказуемый, но не менее поразительный и прекрасный, чем тот, в котором я жила до тебя. Мне очень страшно покидать его, так и не открыв все грани и тайны. Но, если это сделает тебя счастливым, если, благодаря моей смерти, ты, наконец, обретешь то, о чем мечтал тысячи лет, я готова….

— Джейн… Джейн. Глупая, твоя смерть не освободит меня от боли и гнева, и уж тем более не сделает счастливым. Может, она станет последней жертвой, которую я должен принести Ему, чтобы доказать свою верность.

— Значит, я всего лишь жертва? — разочарование, отразившееся в глазах девушки, неожиданно больно отозвалось в его сердце. Он не мог ей сказать ей всей правды. Не мог объяснить, что никогда еще не стоял на пороге такого сложного выбора.

— Я никогда и никому не говорил того, что расскажу сейчас, Джейн. — в зеленых глазах Джонатана залегли тени, все мышцы лица напряглись и ожесточились. — Четыре тысячи лет назад я появился на свет, чтобы стать глазами и голосом Бога. Зарождалась новая цивилизация взамен почти вымершей предыдущей. Эти новые люди были другими. Постепенно они теряли связь со вселенной, и переставали слышать Богов. Но рождались особенные редкие люди, такие, как я, чтобы не дать порваться нити между мирами. Мы должны были сохранить веру и равновесие, и не дать высшим существам, создавшим нас, кануть в забвение. Друиды, шаманы, волхвы, пророки, посланцы Божии — у нас много имен и определений, но цель — одна. И я слепо верил в нее. Я был гласом божьим, исполнителем воли Богов на земле. Я учил людей почитать и чтить их, я давал им знания и чудеса, которых от меня ждали. Мой отец, отец моего отца — все мы являлись звеньями одной цепи, соединяющей земное с божественным. Я был обычным человеком, но обладал огромной властью, почтением и магическими силами. Только особенные возможности и познания отличали меня от остальных. Я имел жену, детей, у меня были друзья, враги, завистники, верные последователи, и я никогда не думал, что мое предназначение могло быть другим. Я не имел права роптать, и каждый день благодарил создателя за то, что он наградил меня больше, чем остальных. Власть над простыми людьми развила во мне предательское чувство гордыни, и я успел натворить немало ошибок. Однажды во время сеанса единения с потусторонним миром, Он явился ко мне, и сказал, что моя миссия для племен этого времени подошла к концу, что подобные мне вырождаются, и Он должен сохранить нас для тех, кто придет позже. Думаю, Он решил остановить меня, пока я не зашел слишком далеко в своей непомерной гордыне. В одной из глубоких и скрытых от людского глаза пещер я погрузился в глубокий сон, чтобы, пробудившись поведать человечеству о воле Богов. Мой бог сказал, что я рожден для великой миссии, но не в этом времени. Я посланник будущему поколению, совершенно новой цивилизации, которая забудет и заменит имена родных Богов совершенно иными, не существующими, придуманными для поддержания власти, выгодными узкому кругу властолюбцев. Он сказал, что люди станут слабыми, ограниченными, безвольными, потерявшими свой божественный статус, свою свободу и утратившими память о своих корнях и предназначении, и они начнут уничтожать то, что дарует им силу, и пойдут брат на брата с оружием в руках ради наживы. Я подчинился своему Создателю, покинув свое время, свою семью и тех, кто верил в меня, но сон оказался слишком долгим. Мой Бог забыл про меня.

— С чего ты взял? — оборвав повествование Креймона, воскликнула Джейн. Она все еще сжимала в руках дневник Луизы, стоя на коленях возле кресла Джона.

— Я не видел, как росли мои дети, меня не было рядом, когда умерла моя жена, я не смог помочь, когда мой народ медленно исчезал с лица земли, гонимый иноземцами. Я спал в полной темноте, и даже сновидений ОН мне не оставил. Это хуже, чем смерть. Пустота, холод и кромешная тьма. Каменный ледяной ад. И ни одного слова, никакого послания. Я стал изгоем, живым трупом, замороженном в пещере, которая стала для меня клеткой. А потом пришел другой. Он был таким же отверженным, как и я. О нем тоже забыли, и он разбудил меня.

— Эдред. — тихо прошептала Джейн с придыханием. Она наконец-то начала понимать Джона Креймона. Она думала, что слишком долгая жизнь сделала его сердце каменным. Она ошибалась, таким его сделал Бог.

— Эдред — низвергнутый Бог, и он обладал огромными силами, которые пробудили меня от затянувшегося сна. Эдред подделся со мной своими силами и знаниями. Выходя из пещеры, наполовину ослепший, почти глухой, истощенный, разучившийся говорить и слабый, словно новорожденный щенок, я, как губка, с каждым вздохом и новым шагом впитывал в себя силы Эдреда. И, когда впервые за три тысячи лет я увидел солнечный свет, мне было уже известно все, что изменилось на Земле за время моей спячки. История мира пестрыми картинками мелькала в моем мозгу, формируясь в целостную и яркую картину. Эдред сказал, что я последний из мне подобных, всех остальных мой Бог уже забрал в Страну Вечного Лета. От того мира, в котором я жил и людей, которых я знал, не осталось ничего. Сама планета изменилась до неузнаваемости.

— И ты стал последователем Эдреда? — предсказала Джейн.

— Не сразу. Я совершил ритуал, направив свое сознание к силам природы, распахнув свою душу вселенной. Целый год я провел в трансе, ожидая знака, слова, но Создатель так и не откликнулся. Я оказался прав — Мой Бог отвернулся и забыл про меня.

Креймон умолк, сцепив руки на коленях, и устремив на них горящий взгляд мятежных глаз. Джейн была готова поклясться, что слышит, как оглушительно бьется ее сердце. Оно словно рвалось из груди, пытаясь принять и понять услышанное.

— Джон… — прошептала она, накрыв ладонью его руки. — Ты хотел, чтобы он снова вспомнил о тебе? Или хотел отомстить? Эдред был злом. Неужели ты не видел этого?

— Нет абсолютного зла. И добра. Мой Бог не был добр ко мне. — ожесточенно ответил Креймон. — С Эдредом у меня появился шанс вернуться туда, откуда была изгнана моя душа, туда, где я обрету покой.

— Он бы превратил Страну Вечного лета в высохшую пустыню.

— Откуда тебе знать….

— Это не сложно предугадать. Методы, которыми он хотел поквитаться с более удачливым братом, говорят сами за себя. Его не просто так отвергли. Уверена, что теперь ты и сам это осознаешь. Но я не понимаю, как вы могли свергнуть Гвина? Неужели твой создатель так слаб?

— О, нет. Он силен. Эдред выбрал Сомерсет не просто так. Там находятся врата в Авалон. На вершине Гластонбери Тор. Эдред собирал войско. Превращая жителей Сомерсета в своих рабов, он тем самым лишал их души возможности вернуться в Страну Вечного Лета. Те, кто раньше принадлежали Гвину, теперь повиновались Эдреду. И после уничтожения Эдреда, его дар стал для украденных душ проклятием. Они обречены бродить между мирами, нелюди, не способные умереть.

— И поэтому они хотят его освободить. — завершила его мысль, Джейн. Но чего хочешь ты, Джон?

— Как и все, я хочу домой. — просто ответил Креймон, пристально взглянув в глаза Джейн. — И ты мой проводник.

— Боюсь, что у меня нет карты. — горько усмехнулась Дженни, поднимаясь на ноги. Она была печальна и задумчива. — Ты выпустишь его?

— Тебе не нужно этого знать. — холодно ответил Креймон. — Я прочитал рукопись Луизы. — он резко сменил тему.

Джейн напряглась, чувствуя надвигающуюся угрозу.

— Что ты думаешь о последних словах Элизабет? — хрипло спросила она.

— Она действительно меня любила. Но поняла это слишком поздно.

— И она еще кое-что поняла. Кое-что о тебе.

— И что же, Джейн? — взгляд Креймона стал пронизывающим. Он и сам не заметил, как начал забирать энергию у беззащитной девушки, стоявшей перед ним.

— Ты не собираешься освобождать Эдреда. Ты и, правда, хочешь вернуться домой, но еще ты жаждешь искупления и прощения.

— Смелое предположение. — Джон иронично улыбнулся, и потоки энергии потекли обратно. Джейн почувствовала себя лучше. — Ты так веришь в мои благие намерения.

— Может, мне хочется надеяться, если смерть неминуема, то, по крайней мере, она будет во благо.

— Ты неисправима, Дженни. Но именно это я ценю в тебе.

— И как ты собираешься провернуть свой хитроумный план по возвращению в Авалон? — Джейн задала самый животрепещущий для нее вопрос. Лицо Креймона сразу стало отстраненным и непроницаемым.

— Все очень сложно. Кольцо только первый шаг. Ты отдашь мне его, в чем я не сомневаюсь. Отдашь по своей воле и с чистым сердцем, но этого недостаточно, чтобы вернуться. Если у меня будет кольцо, я смогу войти во владения Сомерсета, но не смогу пройти врата в Авалон, они закрыты заклинанием, снять которое сможешь только ты.

— Но я не знаю слов. Нужен какой-то обряд или нет?

— Понятия не имею. — нахмурился Джон, лицо его потемнело. — Есть два способа. Первый — проникновение в твое сознание. Я пройдусь по всем твоим жизням, пока не найду необходимую, после чего ты вспомнишь и слова и ритуал, и переместившись в нужное место, ты прочтешь оберегающее врата заклятие, и в итоге я и все отверженные вернемся в Авалон, а ты умрешь, обессиленная моим вмешательством. Но смерть станет началом вечного ада для твоей души. Второй — найти Дайану и заставить ее говорить, но если верить дневнику Луизы, слов она не знает, потому что прочитать их способен только смертный. И может указать только место, где записано заклинание. Следовательно, второй вариант исключается за недейственностью.

— Значит, ты не собираешься освобождать Эдреда? — не смотря на такой расклад, Джейн казалась на удивление спокойной.

— Господи, тебя разве больше ничего не волнует? Например, собственная смерть.

— А ты ждешь, что я упаду на колени, и буду кричать, смилуйся, не убивай меня? Найди способ, позволяющий мне пойти с тобой. Мне ясно одно, что между нами, в сущности, не большая разница. Я, как и ты, рождена для особой цели. Сохранить кольцо повелителя Авалона. Отходя от цели, я обрекаю себя на существование, которое влачишь сейчас ты. Мы поменяемся местами, Джон. Только у меня не будет шанса вернуться.

— Есть еще одно различие. — жестко ответил Креймон. — У тебя нет сил, которыми владею я. И ты не рождена бессмертной, твое тело сгниет, а душа будет скитаться вечно, не зная покоя, изгнанная из обоих миров. Как тебе такая перспектива?

— О, боже. — расширившимися от ужаса глазами, Джейн уставилась в непроницаемое лицо Джонатана. Но он был беспощаден.

— Ты готова пройти ради меня все круги ада?

— И я буду помнить? Буду осознавать, кто я?

— Каждое мгновение вечности. Ты хотела правды. И я ее открыл.

Джейн нервно провела руками по белокурым волосам, закусив нижнюю губу, сделала несколько неровных шагов в сторону окна, выглянула на улицу. Небо начинало темнеть, разбрасывая невидимой рукой миллионы звезд. И Джейн подумала с горькой улыбкой, что весь день провела в разговорах. Но легче не стало.

— А что стало с душой Лиандры? Она тоже витает между мирами?

— Нет. С нее сняли мои чары, и Лили будет отвечать только за свои грехи. Она была смелой и отважной девушкой, и достаточно страдала, ее место в Стране Вечного Лета.

— А моя мать? Что стало с ее душой? — не поворачивая головы, спросила Джейн.

Креймон смотрел на ее прямую спину. Человеческие чувства были для него легко читаемы, а боль, которую испытывала девушка окрашивала в красный ее чистую ауру.

— Джейн, жизнь твоей матери не была безгрешной. Она оставила ребенка, свою старую мать, и часто меняла мужчин.

— Она не была шлюхой. Просто не всем дано встретить настоящую любовь в начале пути. — голос Джейн зазвенел от ярости, и она резко развернулась, впившись пылающим взглядом в лицо Джона. По щекам девушки текли слезы отчаянья и скорби. Креймон не забыл, что значит скорбь. Слишком часто приходилось хоронить тех, к кому он успевал привыкнуть. И Джон не забыл, что сделала с ним смерть Элизабет. И теперь боялся того, что сделает с ним возможная гибель Джейн. — Где она? — повторила свой вопрос дрожащая от горя и усталости девушка.

— Я не имею права лгать, Дженни. Она в Коэте — крепости из костей из слез, тюрьме для душ грешников, созданной Манавиданом фаб Лиром, еще одни богом потустроннего мира. Так же, как Гвин ап Нудд, он владеет своим кусочком мира сумеречным Элизиумом. Попасть туда можно только после смерти, а вернуться в мир смертных — невозможно. Коэт — вечная ссылка для грешников.

— Это ад?

— На вашем языке — да. Но там нет горящих котлов и чертей, бесконечно мучающих пленников смерти. Элис вновь и вновь переживает свою жизнь со всеми ее грехами, она заложница мгновения, обреченная каждый раз повторять одни и те же проступки, за которые будет расплачиваться вечно. Есть только один шанс покинуть клетку Манавидана — исправить то, что она совершила, но возвращаясь к самому началу, Элис не помнит, откуда пришла. Но, если ей удастся, Манавидан отпустит ее душу в Авалон.

— Ты пытаешься меня утешить? — Джейн удивленно посмотрела на Джона Креймона. Он действительно смотрел на нее с участием и сожалением. Ее удивление возросло еще больше, когда он встал с кресла и начал приближаться к ней. Она испуганно отшатнулась назад и уперлась спиной в подоконник. Джейн все еще боялась его, и это было нормальным явлением, после всего, что он ей открыл сегодня о себе и своих планах на ее счет. Джон заметил ее тревогу и страх в глазах, губы его замерли в легкой улыбке.

— Я хочу тебя утешить, но знаю только один способ, который может тебе понравится. — ласково проговорил он бархатистым голосом, в котором Джейн уловила уже знакомые ей интимные многообещающие нотки. Он уже стоял вплотную, и его пальцы, захватив ее подбородок, мягко принудили взглянуть в его темные зеленые озера глаз. Ее охватило волнение и трепет, но страх и боль все еще были сильны. Она не забыла его непростительную грубость утром.

— Решил не терять времени зря? Почему бы не воспользоваться мной, пока я жива. — вырвались у нее слова праведного гнева. Выражение лица Джона не изменилось. Чуть склонив голову, он прищурил глаза, скользя по ней затуманившимся взглядом. Отпустив ее подбородок, его пальцы ласково прошлись по бледной щеке девушки, по ее дрожащим губам.

— Я был зол на себя, Дженни, не на тебя. — прошептал он, наклоняя к ней свое лицо, заставляя ее погрузится в пучину своих жарких порочных глаз. — За то что почувствовал к тебе больше, чем хотел. Ты заставила меня вспомнить о том, что я еще жив. Но твой свет лишь подчеркнул черноту моей души.

До сих пор злодей тот неправедный,

Тот коварный змей пресмыкающийся,

Все бредет по тропе обрывистой

С видом кротости и смирения….

— Уильям Блейк. Как видишь, я не совсем безграмотна. — ответила ему Джейн, облизывая пересохшие губы.

— Я никогда не думал, что ты глупа, Джейн. — Креймон прикоснулся губами к ее устам. Ее руки сами собой обвились вокруг сильных мужских плеч, а слабое тело прильнуло к твердой мускулистой груди. Его поцелуй был жадным, властным, поглощающим все ее существо, вырывающим последние ростки сомнений и обид. Он покорял и лишал воли, но дарил неимоверное счастье, заставляя ее кровь забурлить жидким огнем сладострастия. Она сама не понимала, в какой момент, Джон превратил ее из скромной пуританки в страстную жаждущую его прикосновений женщину. Отсутствие опыта не имело никакого значения, сама природа говорила ей, что нужно делать, и она делала…. Ее жаркие губы и нетерпеливые руки призывали его дать ей все то, чего она жаждет. Она не осознавала, не чувствовала, как он разрывает ее одежду, все ее существо стремилось к нему, к его обнаженной горячей коже, к его губам. Ближе, еще ближе…. Так, чтобы никто не смог оторвать их друг от друга, и не мог понять, где начинается один, и заканчивается другой.

Они упали прямо на холодный пол, со свирепостью животных набрасываясь друг на друга. Они искали удовлетворения, освобождения от огня, охватившего их тела, затопившего души. Но освобождение не приходило. С каждым прикосновением, с каждым поцелуем, укусом, стоном и криком наивысшего наслаждения, жажда возвращалась с новой удвоенной силой. Это было похоже на иступленное желание забрать, погрузиться, раствориться, достичь самых глубин, возвысится до небес, и снова провалится в бездну всепоглощающей страсти. Он был сильным, порой грубым, испорченным и неутомимым, каким и должен быть тот, кем являлся Креймон. Он не щадил ее, заставляя следовать за собой по кругу в поисках все новых наслаждений. И Джейн старалась не отстать. Ей казалось, что сама душа покинула бьющееся в агонии тело. Она — огонь, страсть, она жажда и боль. Джон отпустил ее только, когда физические силы женщины оказались на исходе. Алая пелена сошла с его глаз, он увидел, что сделал с ней. Тело его любовницы было покрыто синяками, ссадинами, следами его зубов, отметина от слишком крепких поцелуев. Она следила за его потрясенным лицом сквозь прикрытые веки, слишком уставшая, чтобы прикрыться, не в силах даже говорить. Длинные густые ресницы Джейн затрепетали от его дыхания, когда Джон склонился над ней.

— Прости, я забыл, как ты хрупка. — тихо сказал он, нежно дотрагиваясь до синяков от его пальцев на скуле девушки, и поцеловал ее с нежностью, которой Джейн в нем не могла заподозрить. Он поднял ее с пола, легкую, почти невесомую, и, прикрыв остатками растерзанного костюма, отнес в спальню. Не свою, с огорчением заметила Джейн. Она так надеялась, что проведет всю ночь в его объятиях, и проснется на его плече, словно ничего их не разлучает.

С несвойственной ему осторожностью, Джон бережно положил девушку в постель и накрыл простыней. Он долго смотрел на нее, затерявшуюся среди подушек и шелковых одеял. А она не могла ничего прочитать в его глазах, полных неясных сумеречных теней. Кем бы ни был Джон Креймон, он — не демон, и не чудовище, собирающееся выпустить на свободу монстра. Он, уставший от бессмертия и одиночества, человек, жаждущий вернуться домой, и примирится со своим Богом. Она вдруг подумала, что не воспользовалась его откровенностью, и не успела спросить, любил ли он свою смертную жену и Элизабет, был ли, вообще, способен любить. Но теперь это вряд ли имеет какое-то значение.

— Ты можешь остаться со мной. — слабым голосом сказала она.

— Прости, я не могу. — он покачал головой. — Спи, завтра тебе пригодятся силы.

Она кивнула, закрывая глаза. Значит завтра. Завтра она умрет.

Джейн провалилась в сон, полный смутных тревожных образов. Ей снилась Мадлен. Ее лицо было печально, но теперь она выглядела так, как ее запомнила Джейн. "Что мне делать, — шептала она, — Что мне делать, Мадлен?" Но бабушка молчала, в глазах ее стоял немой укор. "Я не предавала тебя, — пыталась оправдаться Джейн, — Просто я верю ему. Я люблю его."

"Ты променяла рай и наше благословение на искусную ложь темного отступника Я больше ничем не могу тебе помочь. Только в твоих силах принять верное решение и отыграть все назад".

Лицо Мадлен исчезло из видений Джейн. Все отвернулись от нее. Она снова одна в логове врага, ни в чем не уверенная и слабая, как никогда. Врата рая захлопнулись для Джейн Браун.