В постели дьяволом

35

— Я должен был… — Илья проводит ладонью по лицу и ерошит короткие волосы. — Я должен был иначе отнестись к твоим словам.

Я все еще не привыкла к его стрижке. Да и когда бы? После Москвы мы видимся всего второй раз. «Хвост» остался в прошлом, вместе с Ильей, а сейчас рядом со мной Ильяс, и я совсем не знаю этого мужчину.

— Не должен, — отзываюсь я. — Он твой отец. Ты поступил, как любящий сын.

— Тами, ты — жертва в этой истории, но жалеешь всех, кроме себя, — вздыхает Ильяс.

— Я живу с этим несколько лет, привыкла уже, но не хочу, чтобы страдали те, кто мне дорог. Жаль, что у меня не получилось уберечь тебя от этой боли. Благодаря тебе я перестала бояться близости с мужчиной, а за добро отплатила злом.

— Ты ни в чем не виновата. И я понимаю, как тебе тяжело…

Нет, Ильяс, ты не понимаешь. Я всего лишь хотела быть счастливой. А кто этого не хочет? Я поверила в любовь, поверила в искренние чувства, поверила, что нужна кому-то еще, кроме мамы. И осталась наедине с проблемой, без поддержки и сочувствия. Я не виню тебя, но ты не представляешь, как невыносимо больно от того, что во время тяжелого разговора с твоей матерью ты стоял за дверью, не вмешиваясь. Ты позволил ей унижать меня, тебя не возмутило то, что она меня ударила, потому что важнее была не я, а возможность узнать, что произошло много лет назад, не причиняя боли собственным родителям.

Ты получил подарок за то, чтобы жениться на той, кого выбрал отец. Ты тщательно продумал, что делать с ненужной женой. Почему бы не пожалеть ее, правда?

— Тебе тоже тяжело, — произношу я вслух. — Прошлое не изменить, надо жить настоящим. Кстати, зачем ты обрезал волосы?

Я сознательно меняю тему разговора. Что толку переливать из пустого в порожнее? Что делать дальше, мы решили еще в Москве. Ильяс принес извинения, больше обсуждать нечего.

— Волосы? — Он смотрит на меня недоуменно, но, быстро сообразив, чего я добиваюсь, облегченно смеется. — А, ты про стрижку. Уж и не помню, против чего я бунтовал в юности. Кажется, против всего, что мне навязывали. И как-то пообещал маме, что постригусь только к свадьбе.

— Да ты упрямец, — улыбаюсь я.

— Еще какой! — Внезапно Ильяс серьезнеет, и от его взгляда по спине бегут мурашки. — Тами, выходи за меня замуж.

Ошеломленная его предложением, я испуганно на него таращусь. О чем это он? Я и так выхожу за него замуж: на пальце кольцо, подаренное им на помолвке, в ЗАГСе — заявление на регистрацию брака.

Ильяс с досадой качает головой.

— Не так… Я хотел иначе… Тами! Нам же было хорошо вместе? Правда?

— Правда, — подтверждаю я.

Чего грешить против истины? Я чувствовала себя счастливой, когда мы были вдвоем.

— Здесь никого нет, — продолжает Ильяс. — Только ты и я. Давай устроим пикник? Ты правильно сказала, прошлое не изменить, но в настоящем нас двое. Мы же можем просто провести время вместе?

— Забыв о том, что вместе мы быть не можем? — уточняю я.

— Хотя бы ненадолго, Тами. Пожалуйста.

— Хорошо.

«Правда?» — спрашивает Ильяс взглядом. Тяжело поверить, что я так легко согласилась?

«Да», — киваю я.

Я не смогу забыть, но хочу притвориться. Ильяс — мой дьявол-искуситель, он умеет соблазнять. Я устала от боли, мне нужен отдых. Как бы ни обижалась, но я люблю Ильяса, и его предложение кажется мне прекрасным. Он и я, без родственников и проблем. Я украду еще немного счастья, только и всего.

Ильяс, и правда, привез меня в красивое и уединенное место. Я догадываюсь, кто рассказал ему о нем. Ахарат показывал мне этот луг: он недалеко от дороги, но только местные жители знают, что за кустами орешника есть удобный спуск, а тропа приведет на выступ, с которого открывается живописный вид. Внизу грохочет горная река, кажущаяся сверху блестящей лентой, а в голубом небе парят хищные птицы.

— Как красиво… — выдыхает Ильяс, остановившись на краю обрыва.

Я отворачиваюсь, потому что мне страшно на него смотреть. Это часть моей фобии: на открытом пространстве я не только боюсь высоты, но и переживаю, что кто-то другой может сорваться, оступившись.

Луг большой, вдали от края мне вполне комфортно, и я наклоняюсь к корзине, оставленной Ильясом. Ее, похоже, собирала мама. Неожиданно приятно, что они с отчимом так заботятся обо мне. Я замучила их своими болячками, вот они и подсказали Ильясу, как меня развлечь.

— Не надо, я сам, — говорит Ильяс, подходя ближе. Он расстилает на траве покрывало, кидает подушку. — Садись, отдыхай. Здесь хорошо, да? Далеко от края?

Он и об этом помнит? Кажется, я действительно смогу расслабиться. Забота подкупает, помогает почувствовать себя нужной и… любимой.

— Хорошо, да, — киваю я. — Мне здесь нравится.

Я опускаюсь на подушку, поджав ноги, и наблюдаю, как Ильяс неторопливо раскладывает на покрывале припасы: лепешки и овечий сыр, спелые помидоры и зелень, фрукты и сладости. Мне тоже хочется позаботиться о нем, поэтому отрываю кусок лепешки, заворачиваю в него кусок мяса, сыр и зелень.

— Попробуй, — предлагаю я. — Сыр мама делает сама, а Ахарат так жарит мясо, что оно тает во рту.

— То есть, ты знала? — улыбается Ильяс. — А, может, помогала собирать корзинку?

— Нет, не знала. — Я возвращаю ему улыбку. — Корзинка знакомая, салфетки и посуда — тоже.

Он тянется к лепешке и ест из моих рук, жмурясь от удовольствия, но потом вдруг замирает.

— Черт! Тами…

— Что? — пугаюсь я. — Невкусно?

Ильяс берет меня за руку и поворачивает кисть ладонью кверху.

— Тебе же больно, — упрекает он. — Почему молчишь?

— Ерунда. — Я прячу руки. — Всего лишь синяк.

— Погоди, у меня в аптечке есть мазь…

Он уходит к машине и возвращается с тюбиком.

— Не надо, — уговариваю я. — Ничего страшного.

Куда там! Ильяс не слушает возражений. Однако, когда он осторожными движениями втирает мазь в кожу, я чувствую, что ему это нужнее, чем мне. Ему это так же приятно, как мне — ощущать заботу любимого мужчины.

— Теперь я буду тебя кормить, — говорит он, закончив, и садится рядом.

И я ем с его рук все, что он предлагает, и не замечаю, что он все ближе и ближе.

— Сними платок, — просит Ильяс.

Я ощущаю на щеке его горячее дыхание и не могу сопротивляться. Нет, просто не хочу! Пальцы нащупывают булавку, платок соскальзывает с головы. Ильяс сам выдергивает из волос заколку, распуская пучок. Я, как завороженная, не могу отвести взгляд, пожирая глазами его лицо.

— Я не могу без тебя, Тами, — шепчет Ильяс, наклоняясь к шее.

Его губы касаются кожи, и я замираю, боясь спугнуть наваждение.

— Я одержим тобой, — продолжает он, перемежая слова поцелуями. — Ты нужна мне, малышка Тами. Я люблю тебя.

Он целует меня в губы, сладкие от виноградного сока, а я обнимаю его за шею, и мы вместе падаем в траву.

Руки Ильяса обжигают сквозь одежду, но ничего лишнего он себе не позволяет: только нежную ласку, только поцелуи, заставляющие забыть обо всем. Вино мы не пили, но я такая пьяная, что кружится голова.

— Тами, выходи за меня, — просит Ильяс, нависнув надо мной. — Выходи по-настоящему, не фиктивно. Между нами нет и не было ничего плохого. Мы не должны расплачиваться за ошибки родителей.

Я смотрю на него, щурясь от солнца, что висит над нами, и не знаю, что ответить. Однозначного «нет» уже не получится, но и «да» мне не выговорить.

— Тами? — Кажется, Ильяс понимает, что ничего вразумительного не дождется. — Пообещай, что подумаешь, пожалуйста.

— Я хочу тебя.

— Что? — переспрашивает он изумленно.

— Хочу тебя, — повторяю я. — Представь, что ты вытащил из коробочки бумажку, а там написано «Секс в необычном месте».

Чтобы он не сомневался, чего именно я хочу, накрываю ладонью его пах, ожидаемо нащупывая сквозь ткань брюк твердый бугор. Сжимаю пальцы, и Ильяс выдыхает:

— Та-а-ами…

