В самом Сердце Стужи. Том III

Глава 16 Эрен

Которую ночь кряду я лежала и просто наблюдала за спящим Виктором. Его безумная задумка телеги для сева подошла к концу. То, что он называл практическими испытаниями, прошло успешно и как минимум половина нашего поля будет засеяна с помощью этой странной телеги с маленькими плужками, которая, по словам моего мужа, должна была серьезно повысить урожай.

Я просила своего супруга засеять как можно больше земли, чтобы хоть как-то подготовить надел к грядущим бедам, но этот мужчина все равно все решил сделать по-своему. Мысль о том, что в южных житных районах могут заинтересоваться его сеялкой, оказалась одновременно и удивительной, и совершенно банальной. Странно, что я сама не смогла додуматься до такого исхода и, вместо того, чтобы спокойно заниматься делами последнюю неделю, боролась со всё нарастающим внутренним раздражением на мужа.

Слова Виктора же в очередной раз перевернули мое представление о том, как стоит вести дела. Конечно же, в подходах моего супруга было мало чести, а узнай мой отец о том, как его зять управляется с делами, вовсе бы потребовал у короля Эдуарда вычеркнуть мое имя из родового древа, куда я была внесена по его же прихоти. Чтобы уважаемая семья Фиано не имела ничего общего с этими бесчестными дельцами Гроссами.

Но пока дела моего супруга не вышли за пределы надела, опасаться какого-либо скандала не стоило. Я и так тревожилась из-за множества вещей: из-за грядущего голода, посевной, уборочной, из-за погоды в этом году. Беспокоила меня и торговля пушниной, производство консервов и еще тысяча и одна мелочь, вплоть до того, достаточно ли чисто вымывают котлы на кухне, ведь Виктор крайне не любил грязь и все, что с ней связано.

Этот пучок дел и тревог висел над моим челом мрачной переливающейся тучей, заставлял вздрагивать и судорожно перебирать всевозможные варианты, держать в голове сотни и сотни дат и задач. Проверить, не пришли ли купцы за мехом, сходить на кухню проверить посуду, заняться шитьем, встретиться с матронами, проследить за тем, чтобы сходили на рынок за свежими яйцами для Виктора, снять пробу с блюд для дружины, продолжить шитье, поработать с Виктором в кабинете, а вечером позаниматься с прописями и попрактиковаться в Сорогском. А еще раз в несколько дней нужно было проверить, придет ли сегодня в замок Петер и не забыли ли послать за жрецом в храм, а если послали — приготовить угощения для этого любителя поесть, убедиться, что жрецу поставят хорошее пиво или вино и приготовят блюда так, как он любил. Ведь каждый раз, когда Петер появлялся в замке, для него накрывался отдельный стол — это делалось по моему настоянию, так как благословения, которые он накладывал на горшочки с тушеным мясом, стоили десятки серебряных монет.

И это не полный список дел, который наваливался на меня ежедневно. А ведь были задачи и еще более глобальные. Мне нужно было на правах хозяйки надела следить за подготовкой к важной свадьбе — Хильда и Ларс планировали пожениться уже через две-три недели, как раз к сроку, когда в город должен прибыть постоянный королевский стряпчий. Соответствующую весточку получили голубем в Атритале и передали нам с купцами, которые пришли с грузом муки в город в начале недели. На фоне всех этих забот и тревог я даже сбросила вес, хотя куда уж больше: в свои неполные двадцать я была стройна и миниатюрна, и если я и дальше продолжу игнорировать нормальные приемы пищи, то скоро у меня начнут проступать ребра, как у нищенки. А мужчинам такое было не по нраву, они, в основной своей массе, предпочитали женщин крепких, в теле, способных не только порадовать в постели своими формами, но и без проблем выносить ребенка. Как, например, та же Хильда, до которой мне было ой как далеко…

Я думала обо всем этом, пока смотрела на осунувшееся лицо Виктора. Он тоже похудел. Вроде бы еще полтора месяца назад барон жаловался, что набрал вес и отрастил брюхо — хотя, на мой взгляд, он особо не поменялся — из-за которого вот-вот придется расковывать нагрудник, а теперь даже его густая борода не скрывала впалые щеки, которые только подчеркивали темные круги под глазами. И пусть мой муж перестал устраивать вечерние провокации, демонстрируя мощную спину, крепкие ягодицы и подтянутые ноги, но и здесь он как будто бы сдал. Стал не рыхлым, нет, мышцы все еще бугрились под его кожей, но он определенно стал меньше. Будто бы тяготы управления наделом и трудности нашего брака вытягивали из него жизненные соки и пригибали к земле.

Меня все еще тревожил вопрос наследника, но теперь он отступил на второй план. Угроза голода и усилия, которые прилагал Виктор для заработка, были сейчас важнее и ценнее любой физической близости, любого подтверждения моего статуса его жены. Когда-нибудь, когда дел станет поменьше и мы сможем вдохнуть полной грудью, я подойду к нему, обниму за полные сил плечи и сама усядусь к нему на колени, без стеснения и страха, так, как мы это уже делали, когда он только собирался уехать на учения со своей дружиной.

— Миледи, вы вызывали? — голова Грегора просунулась в дверной проём.

Мужчинам воспрещалось входить в комнату для шитья без моего прямого разрешения, так что оруженосец и помощник моего мужа уточнил, правильно ли понял слова слуги, которого я отправила на его поиски.

— Зайди, — кивнула я Грегору, даже не отрываясь от своей работы.

До свадьбы осталось совсем ничего и я, как жена лорда, должна была подготовить подарок новобрачным. Гобелен, который станет семейной реликвией и который Морделы повесят на самом видном месте как доказательство расположения семьи Гроссов к купцам. Был в этом даре, конечно же, политический смысл — принять такой подарок на свадьбу являлось публичным доказательством вассалитета, и не формального, коим обладали все жители Херцкальта, потому что король Эдуард жаловал этот надел из коронных земель барону Гроссу, а реальный, прямой. Этим гобеленом я покажу всем в городе, кому на самом деле теперь служат Морделы и чьи они люди.

Это был ядовитый дар, который сразу же вскроет подлог, если таковой был задуман родителями Хильды. Я все еще не верила на слово купцам — вся суть торгашей в том, что они люди без чести и единственный бог и повелитель, перед которым они на самом деле склоняют голову, это бог злата и серебра.

— Как дела у барона? — спросила я оруженосца.

— Все хорошо, подготовка новых сеялок почти закончена и скоро этот вопрос более не будет требовать столько внимания милорда, — ответил мужчина.

Последнюю неделю я время от времени справлялась о делах Виктора через Грегора или Арчибальда, не желая слишком сильно докучать супругу. По вечерам, когда он возвращался в покои, я старалась быть для него просто хорошей и смиренной женой: вкусный ужин, подготовленный чайник или хорошее вино на выбор, горячая вода в ванне и чистое белье. Замковые прачки — две женщины средних лет — уже выбивались из сил, бесконечно перестирывая с виду чистые рубашки, штаны и белье моего мужа, но я прикладывала максимум усилий для того, чтобы сделать жизнь Виктора как можно проще в этот непростой для него период.

— Общинники более не доставляли проблем? — продолжила я расспросы.

— Несколько семей все же отказались использовать сеялки, но большинство приняли нововведение под давлением милорда и части старейшин, — ответил мужчина.

Несколько дней назад в общинных избах состоялись сходы, на которых селяне решали, что делать с новинками, которые предлагал использовать барон. Понятное дело, никто не собирался выдавать им новый инструмент бесплатно, но сам Виктор назвал систему, по которой селяне получат новые сеялки «рассрочкой». В отличие от ростовщического займа под процент, барон предлагал просто заплатить за инструмент по осени, или вовсе разделить платеж на несколько лет, а сеялки приобретать вскладчину. Я пыталась ему напомнить, что общинник существо недоверчивое и косное, и что это с мастеровыми он нашел общий язык, ведь любой мастер умен и талантлив в своем деле, и быстро может разглядеть выгоды, но Виктор меня не послушал. В итоге для того, чтобы без каких-то первых платежей просто раздать пяток готовых сеялок между крестьянами, последним потребовался целый сход, дабы решиться принять помощь от своего лорда.

Раньше я бы тоже заподозрила барона в том, что он пытается загнать людей в зависимость и кабалу, но теперь я иначе смотрела на Виктора. Он легко был готов делиться своими деньгами с теми, кто в ответ показывал рвение к работе. За свой счет мой муж поставил новые гончарные круги с передатком для мастеров, значительно ускорив изготовление горшочков для консервов, варка которых после прибытия Петера вышла на совершенно иной масштаб. Сейчас же он готовился еще и к строительству мельницы, хотя этот его проект выглядел спорно в свете грядущих неурожаев. Все будет зависеть от того, как пойдет торговля консервами в Патрино этим летом.

Но вот о том, как легко барон вкладывался в других людей, знала только я и еще несколько приближенных. Цеховики стали менее подозрительны, но это совершенно не касалось крестьянской общины. Тут у Виктора отношения с мужиками были сложными.

Заставить силой пользоваться сеялкой он не мог — даже на время барщины нужно следить за тем, какую работу ты даешь людям и не слишком ли нагружаешь повинностями крепостных. А когда речь заходит о вольных крестьянах, все становится куда сложнее.

— Это хорошие новости, — кивнула я. — Происходило что-то еще?

— Нет, миледи, — односложно ответил Грегор.

По лицу мужчины я видела, что ему со мной некомфортно, и пусть в углу тихо сидела и работала Лили, мы были как будто бы наедине.

Я все же оторвалась от шитья и посмотрела на оруженосца. Стоит ли задавать вопрос, который мучил меня все эти дни?

— Грегор, — начала я, убирая в сторону иглу. — Скажи, я слышала, что у барона была травма в последнем рейде…

— Откуда? — тут же спросил оруженосец.

— Ларс обмолвился, — я говорила так, словно речь шла о какой-то безделице. — Я заметила, что иногда барон тяжело спит. Это могло быть как-то связано? Как его здоровье после травмы? Что тогда вообще произошло?

Грегор крепко сжал челюсти, но длилось это всего мгновение, после чего лицо мужчины стало совершенно обыкновенным.

— Он схлестнулся сразу с несколькими варварами, — начал рассказ оруженосец. — Ударом дубины с него сорвали шлем, а потом огрели по затылку.

— Это же очень опасный удар? — невинно спросила я, хотя и так знала, что большинство ударов именно в затылок или висок могут быть смертельными.

— Опасный, — согласился Грегор. — Но наш милорд слеплен из другого теста, нежели обычные мужчины. За что его и отметил король Эдуард. Он провалялся несколько дней в бреду, а после восстановился, как удара и не было. Даже шрама под волосами не осталось от рассечения.

— Вот оно как… — пробормотала я. — И это событие никак… не сказалось на бароне?

На мгновение Грегор поднял глаза и наши взгляды пересеклись, после чего мужчина опять уставился на каменный пол. Он замялся, подбирая слова, но в итоге все же заговорил:

— Нет, миледи, ничего особенно. Удар никак на милорда не повлиял. Он пришел в себя и продолжил командовать, как ни в чем не бывало.

Я медленно кивнула, показывая, что удовлетворена рассказом Грегора, после чего отпустила оруженосца.

Ну что же, человек, который денно и нощно прислуживал моему супругу еще во времена, когда он был командиром отряда наемников, заявляет, что в ударе не было ничего примечательного кроме пары дней восстановления. Но тогда почему Ларс выделил это событие, словно тогда случилось что-то важное?

Я очень хотела верить своему мужу, нет, я ему уже полноценно доверяла, но вопрос, почему Виктор появился на пороге поместья моего отца именно в этой, десятой жизни, хотя в предыдущие девять перерождений я даже не слышала о бароне Гроссе, не давала мне покоя. Я долго размышляла об этом, но в итоге пришла к мнению, что так сложились обстоятельства. Может, предыдущие девять раз он погиб от того самого удара, а в этот раз — выжил? Но я точно знала, что если не вмешиваться в ход вещей, то все идет своим чередом без особых изменений.

Что же поменялось в этот раз?

Почему Виктор Гросс выжил во время рейда на северные земли и в итоге стал бароном, пусть я ничего и не делала? Ведь события всего остального мира, словно сюжет одной и той же вышивки на гобелене, повторялись снова и снова, раз за разом, и даже прилагая усилия к тому, чтобы повлиять на ход вещей, у меня ранее не всегда получалось что-то изменить. Были вещи неподвластные влиянию извне. Например, если смерть была предопределена ранее, избежать ее было никак нельзя. Тот же король Эдуард раз за разом умирал в один и тот же день, а на престол всходил его старший сын.

Так что же случилось на севере в мое десятое перерождение?

И связаны ли эти события с удивительными знаниями, которыми обладает Виктор?

Может быть, просто может быть, если на секунду представить, что мой муж угодил в такую же петлю и сейчас это его второе, третье или даже десятое перерождение…

Нет, это просто невозможно.

Я покачала головой и вернулась к вышивке.

Мой супруг точно проживает свою первую жизнь, ведь он знает слишком мало об окружающем мире. Иногда я поражалась, насколько беспомощным в ряде вопросов был Виктор Гросс, при всем его недюжем уме и мощном образовании. То густо, то пусто… Если бы это была его десятая жизнь, я бы сразу это поняла. Опыт прожитых лет тяжело спрятать, и пусть в некоторых вещах Виктор казался мне умудренным жизнью старцем и ученым мужем, в других — он был совершенно наивен и неопытен.

Интересно, как бы отреагировал мой муж, узнай он, что делит ложе не с молодой девушкой, а со столетней старухой? Я никогда не вела точный счет, бросила на пятой или шестой жизни, но мне определенно было уже около сотни лет. Что бы он сказал на это? Как бы посмотрел на меня?

На мгновение мне представился холодный взгляд черных глаз, пронзающий самую мою душу. И от этого стало одновременно и тепло, и больно. Когда я только увидела Виктора Гросса, то думала лишь о собственном выживании, о статусе, о наследнике, о власти, которую мне даст этот брак. Теперь же я сидела и вышивала полотно, которое уйдет к Морделам, и боялась того, что могу быть отвергнута этим мужчиной за свою тайну.

Но была ли я виновата в том, что состарилась задолго до того, как мы встретились? Это тело было юно и полно сил, а старость души… Иногда мне казалось, что Виктор видел меня настоящую — трясущуюся сломленную старуху, которая мечтает лишь о дне, когда она закроет глаза и навсегда отправится в объятия милостивого Отца всего сущего.

Я очень надеялась, что этот день никогда не настанет, что не настанет момент слабости, в который я поделюсь своими болями и горестями, не настанет миг, когда я откроюсь ему целиком, выложу всю суть своих бед, расскажу о прожитых во тьме годах.

Не потому что я боялась, что Виктор Гросс не поймет меня, нет, подобный страх преследовал меня долгие годы и сейчас, на свое десятое перерождение, я наконец-то встретила человека, чья гибкость ума способна вынести подобное откровение. Я боялась того, что после этой десятой жизни настанет одиннадцатая, и даже если в ней на пороге поместья графа Фиано опять появится статный воин в черной броне, это будет уже другой Виктор.

И от мысли, что так может случиться, у меня отнимались руки, а в груди будто бы появлялась глыба изо льда, становилось тяжело дышать и единственное, что помогало мне успокоиться — занимать себя делами.

Прямо как сейчас. Петля за петлей, стежок за стежком, будто бы пока я двигаюсь, пока я занята делами, пока я работаю, ход времени вокруг меня замедляется. И то тоскливое, то безрадостное будущее, тот момент, когда этот удивительный мужчина покинет меня, когда он останется по эту сторону реки времени, а я шагну в свою одиннадцатую жизнь, становится от меня немного дальше.